Приходите в мой чум

Новый Чукча-москвич встречает родственников.
- Ну как ты, однако, живешь?
- Да вот, квартир трехкомнатный купил, однако.
- Зачем так много комнат тебе надо?
- Как, зачем? - В первой чум поставил, во второй тоже, и в третьей тоже.
- А туалет где?
- Как где, за чумом, однако. А еще красный пиджак купил. Еле на шубу налез.
Токмо один проблема есть однако. Лайки не хотят Мерседес таскать.

Приезжает чукча из Москвы, затаскивает в чум телевизор. Жене:
- Во какая я вещь купил!
- Так у нас же электричества нету.
- Однако я и розетку тоже купил!

Чукча ушел нерпу бить. Приходит в чум через полгода. Жена беременная. Побил ее
чукча и требует: от кого ребенок? Та вспоминает, кто и когда заходил к ней. По
всем срокам Вовка-геолог. Говорит мужу, что может быть, и он, но мы
предохранялись.
- Как?
- А он мне на морду подушку положил.

На киностудии "Чукотка-фильм" снимается фильм "Молодая гвардия". В тайге стоит
чум. В чум стучит человек.
- Кто тама?
- Гестапа! Партизана Олега Кошевой дома?
- Нет Олега Кошевой пошел в тайгу листовки клеить, мосты взрывать!
- Передайте, что приходила гестапа и очень-очень ругалась.

Чукча попал каким-то образом в Москву в 20-х годах, города не знает, вообще
ничего не понимает, забрел случайно на вокзал и стал на путях. Вдруг на него
зверя бежит однако очень большая, свистит, пыхтит, дым пускает, черная такая
зверя - однако чукчу сбило паровозом, он так и не понял, то с ним произошло.
Вылечили чукчу - уехал он к себе на Чукотку, заходит в чум - а там чайник на
костре со свистком - жена на фактории на шкурки обменяла. Чукча хватает топор -
хрясь по чайнику! - тот пополам.
- Ты чего, - жена спросила. - Однако новая вещь!
- Я понял - этих зверей нужно убивать пока они маленькие.

Купил чукча автомобиль. Поставил в чум. Все сели вокруг и рассматривают. Один
смотрел, смотрел и говорит:
- Красная. Все одобрительно закивали головами. Второй потрогал и говорит:
- Железная. Опять все кивают. Третий пощупал выхлопную трубу и говорит:
- Самец, однако.

Чукча получил новую квартиру и показывает гостям. Первая комната: "Здесь у меня
тундра." Вторая комната: "Здесь у меня тундра." Кухня: "Здесь у меня тундра."
Туалет: "Здесь мой чум." Его спрашивают: "А куда же ты в туалет ходишь?" - "В
тундру!"

Купил чукча автомобиль. Поставил в чум. Все сели вокруг и
рассматривают. Один смотрел, смотрел и говорит:
- Красная.
Все одобрительно закивали головами. Второй потрогал и говорит:
- Железная.
Опять все кивают. Третий пощупал выхлопную трубу и говорит:
- Самец, однако.

Новый чукча-москвич встречает родственников.
- Ну как ты, однако, живешь?
- Да вот, квартир трехкомнатный купил, однако.
- Зачем так много комнат тебе надо?
- Как, зачем? -- В первой чум поставил, во второй тоже, и в третьей тоже.
- А туалет где?
- Как где, за чумом, однако. А еще красный пиджак купил. Еле на шубу
налез. Токмо один проблема есть, однако. Лайки не хотят "Мерседес" таскать.

Чукча к другу в чум заходит, смотрит: тот перебинтованный весь, в гипсе
лежит.
- Что, однако, случилось? - спрашивает.
- Да вот, всю неделю готовился к олимпиаде, тренировался с
десятиметровой вышки в воду прыгать.
- А-а. Ты, наверное, забыл лунку во льду сделать!
- Да нет, чукча умный, чукча не забыл.
- Так в чем же дело?
- Лунку сверлишь, пока на вышку забираешься и с нее прыгаешь, вода
опять замерзает, однако.

Чукча получил новую квартиру и показывает гостям. Первая комната:
"Здесь у меня тундра." Вторая комната: "Здесь у меня тундра." Кухня: "Здесь у
меня тундра." Туалет: "Здесь мой чум." Его спрашивают: "А куда же ты в
туалет ходишь?" - "В тундру!"

Едет чукча домой, настроение хорошее! Песню поет:
- Неба чистая сицас, нету облачка нигде - Ууу-ааа!
- Быстра мой олень бежит, скоро буду я домой - Ааа-уу!
- Завтра я возьму ружье, на охоту я пойду! Хоросо!
- Медведя я подстрелю, буду мяса много есть! Хоросо!
- Вот и чум мой вдалеке, и жена моя стоит.
(Пауза)
- Аднаха, падла, какую песню испортила! А?

Чукча попал каким-то образом в Москву в 20-х годах, города не знает,
вообще ничего не понимает, забрел случайно на вокзал и стал на путях.
Вдруг на него зверя бежит однако очень большая, свистит, пыхтит, дым
пускает, черная такая зверя - однако чукчу сбило паровозом, он так и
не понял, что с ним произошло.
Вылечили чукчу - уехал он к себе на Чукотку, заходит в чум - а там
чайник на костре со свистком - жена на фактории на шкурки обменяла.
Чукча хватает топор - хрясь по чайнику! - тот пополам.
- Ты чего, - жена спросила. - Однако новая вещь!
- Я понял - этих зверей нужно убивать пока они маленькие.

Чукча получил новую квартиру и показывет гостям. Первая комна-
та: "Здесь у меня тундра." Вторая комната: "Здесь у меня тундра."
Кухня: "Здесь у меня тундра." Туалет: "Здесь мой чум." Его спраши-
вают: "А куда же ты в туалет ходишь?" - "В тундру!"

Захотел раз Чукча избавиться от своего больного и богатого
брата. Пригласил он Русского - каратеиста и сказал: "Переоденься
шаманом и убей моего брата." Русский переоделся, вошел в чум, от-
туда послышалась возня. Русский вышел: готово дело. Потом у Чукчи
умирал второй брат и он опять позвал Русского добить брата. А по-
том Чукча подумал: "Этот человек убил двух моих братье. Теперь на-
до убить его." И позвал Японца - каратеиста и сказал ему: "Притво-
рись моим умирающим братом, а когда под видом шамана войдет Русс-
кий - убей его." Русский, ничего не подозревая, вошел в чум; пос-
лышалась возня и хрип. Русский вышел и сказал: "Ну и братец был у
тебя! Ему бы еще жить да жить!"

Однажды сидит Чукча в чуме. Вдруг в чум влетает человечек, на-
чинает кружиться под потолком и приговаривает: "Я - Карлсон!" Чук-
ча спрашивает: "А где твой товарищ?" - "Какой товарищ?" - "Ну как
же - Фридрихсон. "

В мебельном магазине чукча просит показать ему такую кровать, которая
была бы и маленькая, и двухспальная. Продавец предлагает ему диван - и
места мало занимает, и вдвоем спать можно: там, где сиденье, мол, спит
один человек, а где сейчас спинка - другой. Чукча доволен, увозит
покупку в свой чум. Но через несколько дней возвращается в магазин с
диваном: "Заберите назад свою шайтан-кровать, однако. Одному на ней и
вправду спать хорошо, но вдвоем - беда. Жена ночью начинает ворочаться
и всякий раз на меня со спинки падает".
Август Брэдли.

Поставил чукча свои чум на Красной плошади. Сидит себе.
Подходит к нему милиционер:
- Ну что ты тут раскинул свой чум? Тут члены правительства
ходят, а ты со своим чумом .
Чукча отвечает:
- Э-э-э, чукча не дурак, чукча когда уходит, свои чум на
ключ запирает.

Абрам с Сарой женят сына на чукче, что поделаешь, любовь есть любовь.
На свадьбе встает брат невесты:
- По нашему чукотскому обычаю я должен подарить новобрачным три упряжки
собак, но зачем вам в Одессе собаки? Я их продал и дарю вам 600 Меседес.
Абрам с Сарой переглянулись.
Встает мать невесты и говорит:
- По нашему чукотскому обычаю я должна подарить моему зятю чум, но зачем
вам в Одессе чум? Я его продала и дарю трехэтажный особняк.
Абрам с Сарой опять переглянулись.
Встает отец невесты:
- По нашему чукотскому обычаю я должен подарить моему зятю стадо оленей,
но я их продал и дарю 100 000 долларов.
Абрам говорит:
- Сара, а тебе не кажется, что они как-то больше на ЯПОНЦЕВ похожи?!

Собирается чукча перегонять оленей на новое пастбище и наказывает
жене:
- Смотри, прилетят на вертолете геологи, будут водку пить, потом
спать позовут. ты под геолога не вздумай лечь, а то забеременеешь.
Уехал чукча, прилетели геологи. Посидели у костра, выпили, а потом
геолог жене чукчи предлагает:
- Пойдем в чум.
- Пойдем, только мне муж не разрешает под тебя ложиться.
- Тогда ты сверху ложись.
Короче говоря, переспали. Утром геолог улетает, жена чукчи машет
на прощанье рукой:
- Лети, лети, дурачок беременный!

При авиакатастрофе над тундрой в мягкий снег вместе со своими мандаринами
упал грузин. Его занесло и он замерзает. Едет мимо чукча и видит - новый сугроб!
Он достаёт посиневшего грузина, сажает в нарты и везёт в свой чум. Там наливает
стакан водки и говорит: "Ты грузина? Тогда говори тост!" Дрожащий грузин
со стаканом в руке: "Если мне дома в жаркий погода скажут - Гиви, дорогой,
давай випьем вина в тенёчке, где попрохладнее! - я его маму зарэжу. "

Пpиезжает Чукча (видимо, новый) из Москвы. Hу, и наpод давай
ломиться к нему в хату типа чум (яpанга? юpта?), типа, что, мол,
это за штука такая - Москва. Hу, Чукча уселся посpеди чума и
степенно так и говоpит:
- Москва, однако - бо-о-ольшой гоpод.
Молчание. Пpоходит минута, дpугая. Тут чукчи видят, что Чукча
не собиpается больше ничего pассказывать и давай опять к нему
подъезжать, дескать, это-то понятно, но что это за штука такая
конкpетно, какие там здания, какие люди, что носят, о чем говоpят
и т.д. Чукча, значит, опять:
- Говоpю, однако, бо-о-ольшой гоpод. Kак запомнишь? О-о-оч-ч-чень
большой гоpод (и пpо себя: "А голова у меня вон какой маленький").
С минуту чукчи смотpели на Чукчу с недоумением, а затем, подавленные
величием пpедставленной каpтины, выдохнули, пpотяжно так:
- А-а-а-а-а-а-а-а.
Hу стал наpод pасходиться, степенно так, по одному. И вдpуг, когда
последний чукча уже выходил из чума, Чукча как заоpет на всю тундpу
(тайгу?):
- Вспомнил. Пpо Москву вспомнил.
Hу, наpод опять повалил к нему на хату типа чум. Собpались все,
выжидательно смотpят. Чукча:
- Вспомнил пpо Москву!
Чукчи:
- Что. Что?
Чукча:
- Чукчей там нету!
- Kак так? Hе может быть! Hеужели? Возможно ли это? -
заволновались чукчи.
- Совсем нету, - отвечает Чукча.
И тут один (видимо, самый гpамотный) спpашивает:
- Hу, а Ельцин-то? Ельцин?!
Все с последней надеждой смотpят на Чукчу.
- Ельцин-то? - Чукча. - гоpдо заявил он.

Поехал геолог в тундру. Приехал к чукче в чум и говорит:
- Чукча, чукча, можно у тебя переночевать?
Чукча:
- Можно однако, только ты мою жену не трахай, однако, как в прошлый раз.
Геолог:
- Ладно, чукча, только ты в моей машине не верти руль и педали не
нажимай.
Утром жена говорит чукче:
- Геолог меня, однако, всю ночь трахал. Ты, однако, где был?
Чукча:
- Тише! Я за тебя, однако, отомстил - всю ночь, однако, педали нажимал
и руль вертел!

На Дальнем Севере жил чукча со своей женой. Они очень любили друг друга и каждый год у них рождался ребенок, а то и два. И вот однажды они поняли, что больше детей они прокормить не смогут. Решил чукча обратиться к доктору, чтобы решить эту проблему.
Доктор посмотрел на чукчу и сказал:
- Я знаю, как вам помочь! Зайди в магазин и купи петарду побольше, после чего езжай домой, в чум. Дома зажги петарду и считай до десяти.
- А что дальше?
- Ничего - это все. что нужно.
Послушался чукча, купил петарду, привез домой, зажег ее и стал считать, загибая пальцы левой руки:
- Раз, два, три, четыре, пять.
Затем зажал петарду между ног и продолжил считать, загибая пальцы правой руки:
- Шесть, семь, восемь, девять.

Мы убегаем от старых слез.
Мы убегаем от новых грез.
Мы пополняем запасы земли.
Мы задыхаемся в колкой пыли.

Если ты умный, берись за свой ум.
Если ты болен, лечись от чум.
Если ты добренький, мне тоже дай.
Если не нравится, сам продолжай.

Мы все играем в прятки.
Кто выходит последним? Кому водить?

Для молодых семей живущих на крайнем севере правительство разработало
программу "Доступный чум".

В детстве я смеялся над анекдотом про чукчу, который покупал в чум холодильник чтобы греться. Но надо было сегодня (-40 на улице, Иркутск) видеть наполненные такой бесконечной благодарностью глаза моего грузчика-таджика, когда я ему сказал "Так, погоди пока, не разгружай машину, иди в холодильник (-18) погрейся". И тот действительно довольный убежал туда греться. И согревшись таки, пошел дальше разгружать.

Приходит чукча с женой в больницу и просится на прием к врачу.
- Что случилось?
- Да вот жена, однако, совсем плахой, лечить надо, однако.
- На что жалуетесь?
- Однако умом тронулась. Прихожу вчера в чум, а она у Васьки-геолога член курит, а папиросы-то рядом лежат.

Моя хата с краю
В такой поговорке, не кажется ль вам,
ментальность людей виновата:
Не сакля, не юрта, не чум, не вигвам,
а с краю бывает лишь хата.

Дорогая, а где деньги, которые я отложил на отпуск?
- Ой, милый, я забыла тебе сказать, что купила на них шубку:
Муж звонит по телефону:
- Алло, это туристическое агентство? Пожалуйста, вместо двух путевок на Канарские острова - одну в Тундру, в двухзвездочный чум, с видом на дрейфующую станцию.

Еврей решил жениться на дочери чукчи. Родители его расстроились, но делать нечего поехали неве сту смотреть. Зашли в чум, увидели большую родню. Сара, мать жениха, тычет в бок его отца, Абрама: Ой, какие страшные Тут встает дядя невесты и говорит: Я в приданое племяннице даю стадо оленей. Отец невесты: Я даю звероферму. Дед: Я даю золотой прииск. Тут Сара снова тычет Абрама в бок: Абрам, смотри, а ведь она на японочку похожа!

Чумадан (кличка одного чувака) и туалет. (поэма)! (ахтунг! мат и прочее)

Однажды Чума пошел в туалет,
Ни разу не срал он за сто долгих лет.
С пузом неудобно в автобус садиться,
И он решил от дерьма разгрузиться.

Он мигом влетает в сартира кабинку,
Гавнищем засрал всю заднюю стенку.
Но всеж не дано ему спокойно посрать.
Гавно не идет - пришлось помогать.

Сзади рукою нащупал он ершик,
Сразу, не думав, засунул меж ножек.
Долго люд думал, кто там орал,
Ведь ершик в Чумкиной жопе застрял.

Чума по этому поводу долго злился,
Достал вазилин, потянул.. облегчился,
Но тут вдруг что-то произошло,
Гавно изо рта и из носа пошло.

Долго пытался заткнуть он свой рот,
"Вот бедолага!"-подумал народ.
Кто-то прохожий пытался помочь,
Потом отмывался он долго - всю ночь.

Идет Чумадан по дороге, страдает.
Жопу, рот, нос рукой затыкает.
Но всеж не дано ему до дома дойти.
Решил к нему мусор потом подойти.

Чума одним жестои решил объяснять,
Что ему срочно нужно посрать.
Мусор вдруг весь оказался в дерьмище,
И он сказал: "Ты дурак и му"ище!"

Теперь наш Чума обитает в СИЗО,
По полу с шумом льется дерьмо.
Но тут он решил вынуть палец из жопы..
Напорищем вмиг вынесло тысячу гопов!

Менты от такого вмиг ох""ли,
(Ремот был доделан на прошлой неделе)
Напором все двери и окна снесло..
Поверь мне.. такого не видел никто!

На улице праздник. день города всеже.
Не повезло мусорам и Сереже!
Гавнище текло по всем главным проспектам,
Оно дотекло до дворца президента.

Бахов застигнут гавном был в квартире,
Когда тихо срал он в любимом сартире.
Квартиру всю мигом залило дерьмом.
От массы дерьмища разрушился дом!

По всем новостям: "Чумадан обосрался.
В Москве катастрофа. Скорее спасайся!
Пол города сразу залило дерьмом.
Сколько ж терпел этот жирный гандон?!"

В центр Москвы все брошены силы,
Чтоб завалить тупого му""лу.
Ибо весь город заполнен дерьмом,
Вот будет счастлив старик-агроном!

В метрополитене случилась беда.
В тоннелях и холлах - тонны говна!
Всех бомжей вмиг посмывало.
Бабки кому-то били е"ало.

Вообщем,в стране начался беспредел..
Кто-то гандон на бошку одел..
Еще бы: среди всей этой дрищи
Воняет ужасно дерьмищем Чумищи!

Буш подавился.. валялся под стойкой..
Долго орал :"Как терпел же он столько?!".
В говнище утоп весь континент -
Вот до чего дошел инцидент!

Дерьмо вытесняет вмиг океан.
"Все. Нам пи""ец!" - Джордж прокричал.
В Москву даже брошены все силы НАТО..
Может все станет вновь зае""то?

Чума по дороге идет, веселиться..
В гавне утопает Росси столица!
Никто на пути у него ну встает.
Бесполезно - всеравно обосрет.

Заходит в автобус герой наш Чума,
Всех мигом выносит потоком дерьма!
Водителя тоже смывает из двери..
И контролеры вмиг оху""и.

Но что же случилось? Понос вдруг утих.
"Да что же ты делаеш, е"""аный псих?!"
Это толпа на Чуму наорала,
И надавала ногами в е""ало.

Но всеже, почему стих напор.
Му"""ще жопой уперся в забор.
И только он отошел, его мать,
Забор унесло километров за пять!

Из жопы и носа вновь захлестало,
Никто уж не лез ему чистить е""ло.
Он продолжает идти и дристать,
Все утопает - а ему пое"ать!

Идет по дороге, за ним льется гавно,
Но тихо уйти ему не дано.
Из-за угла отряды омона,
Чтоб завалить тупого гандона!

Но Чумадан решил:"Пое"ать!"
И начал он в жопу палки вставлять.
Напором гавна их выбивает,
И прямо в омоновцев все попадает!

Омоновцы всмиг все пере""ели,
От страха рыгали, блевали, пердели.
А Чумадан все шел и дристал -
Отряд омона его не пугал.

Москвы уже нет - дерьмище и грязь.
Когда же закончит дристать эта мразь.
Но вскоре утих гавнища поток,
Больше ниче он высрать не мог.

И тут Чумадан произвел изреченье:
"О! Благодать! Пи""ец облегченье. "
И тут он решил больше не срать
Не по сто лет. ну.. минимум пять.

Через два года - ура, красота!
Весь мир был очищен от литров дерьма!
Но знай,что может все повторится
Через сто лет Чума вновь облегчится.

Поэма закончена, но мой вам совет:
Не забывайте про туалет!

Жанры

Авторы

Книги

В продаже

Серии

Форум

Богданов Евгений Федорович

Книга "Черный соболь"

Читать

Помогите нам сделать Литлайф лучше

— Вот, брат, дал маху! — сокрушался он. — Надо было поболе таких посудин набрать!

— Ишь, разохотился! — шутливо заметил Герасим. — Эдак всех мангазейских соболей подметешь.

Остальные товары — бусы, наконечники стрел, цветное сукно — пришлось продать подешевле. Мангазейские кузнецы делали отменные наконечники для стрел, сукна на прилавках лежало много, бус и разных побрякушек на торге сколько угодно. И все-таки Аверьян изловчился променять все, что можно было: путь прошли не близкий, поход надо оправдать.

Потом поморы ходили в церковь ставить свечи перед образом Николы — своего мужицкого покровителя.

Вечером перед отплытием устроили себе прощальный ужин. Аверьян достал заветную баклажку, налил по чарке. Трое легли спать, караулить вызвался сам Аверьян. Помня предостережение дьяка, всю ночь не сомкнул глаз, держа на коленях заряженную пищаль.

Рано утром, когда развеяло тучи и низкое солнце заиграло на куполах церквей, Аверьян поднял артель. Наскоро освежились ледяной водой из реки, поели.

— Ну что, братцы, в путь? — спросил Бармин.

— Пора! — отозвались товарищи.

Хотели было уже отчаливать, но тут увидели, что к берегу мчится оленья упряжка. Холмогорцы уставились на нее, как на диво: ни пути, ни дороги, ни снега, ни льда, а сани летят по голой земле — только комки грязи брызжут из-под широких оленьих копыт. Нарты остановились, с них встал Тосана, помахал рукой:

— Эге-е-ей, Аверьян! — поднял с нарт большой мешок, взвалил его на плечо и пошел к судну. Следом за ненцем быстро шла, словно колобком катилась, Еване.

Поморы встретили гостей.

— Уходите? — спросил Тосана, сбросив мешок на землю. — Домой в Холмогоры? А попрощаться забыли?

Аверьян улыбнулся приветливо, похлопал ненца по плечу:

— Мы бы рады попрощаться, да как вас найти? Ехать не на чем, оленей нету…

— Давай, давай, ври! — добродушно отозвался Тосана. — Хороший друг пешком придет. Птицей прилетит! Ладно. Верю, что не могли в мой чум прийти. Нате вам на дорогу. — Он передал мешок Аверьяну. — Оленье мясо. Свежее! Сразу не съедите — засолите. Соль-то есть?

— Найдем. Спасибо тебе.

Аверьян пошептался с товарищами и достал из укладки мешочек с порохом и другой — с дробью. Оставив немного припасов на дорогу, он передал подарки Тосане. Ненец горячо поблагодарил, обрадовавшись.

— А теперь давай прощаться. — Он стал обнимать всех по очереди. — Русские разные бывают: и добрые, и злые. Вы — добрые.

Гурий подошел к Еване. Она с грустью посмотрела ему в глаза, и он почувствовал, как горькая тоска подобралась к самому сердцу.

— Остаться не можешь? — спросила Еване.

Гурий беспомощно развел руками.

— Отец не позволил.

— Понимаю… Отца слушать надо. Прощай… Помни меня. Будешь помнить?

— Буду, — прошептал Гурий.

— И я буду помнить, — отозвалась Еване и неуловимым движением, словно волшебница, вынула из рукава пушистую темно-коричневую шкурку. — Вот тебе на память… Черный соболь. Не тот, какого мы видели, другой. Мне дядя дал. Бери…

— Сберегу. Спасибо, Еване! — Гурий взял мягкую шкурку и приложил шелковистый мех к своей щеке. — Спасибо…

Еване поднялась на цыпочки и, быстро поцеловав Гурия в губы, убежала к нартам. Никто не заметил, как она это сделала.

— Гурий, пора! — услышал он негромкий голос отца. — Попрощался? Теперь пошли. Не горюй… Весла на воду! Отчаливай!

Герасим отвязал причальный конец, шестами оттолкнулись от берега, помахали ненцам и взялись за весла.

Маленькая фигурка девушки возле нарт все удалялась. Гурий смотрел на нее, пока Еване не села на нарты и дядя не погнал упряжку от берега прочь.

Провожали поморов не только ненцы. Издали, с крыльца избы за ними следил Лаврушка, который опасался, что холмогорцы выдадут его воеводе, и на торге незаметно отирался возле них. Когда коч отчалил, он облегченно вздохнул:

— Ушли, слава богу!

По берегу, провожая судно, с громким лаем бежал Пыжьян, который до этого пропадал неизвестно где. Временами лай переходил в жалобный визг, пес просил, чтобы его взяли с собой. Но взять Пыжьяна холмогорцы не могли: слишком далек и долог был путь.

Грести почти не пришлось. Быстрая вешняя вода подхватила коч и потащила его в низовья. Оставалось только следить за льдинами и отталкивать их шестами.

В последний раз холмогорцы посмотрели на Златокипящую. Отвесно и грозно нависли над водой высокие бревенчатые стены крепости. Они словно старались скрыть от людских глаз рубленые терема, купола церквей. Но спрятать все стенам не удавалось, и золоченые маковки с крестами и островерхие кровли выглядывали из-за стен, словно грибы из переполненного лукошка.

Коч стремительно резал носом серые волны Таза-реки и быстро шел вниз по течению. Город оставался позади, уменьшался и словно бы уходил в небыль.

— Прощай, Мангазея-я-я! — крикнул Гурий. Эхо хлестнуло по берегам и замерло вдали.

Златокипящая степенно и величественно скрылась за поворотом.

Спустя десять лет

Летом 1621 года из Холмогор в Пустозерский острог шла под парусами лодья Василия Гуменника, груженная зерном для пустозерских торговцев. В команде той лодьи были Гурий Бармин и Никифор Деев, крепко подружившиеся после похода в Мангазею, несмотря на разницу в возрасте. Гурию исполнилось двадцать семь лет, Никифору — сорок три.

За десять лет, минувших со времени плавания с Аверьяном Барминым за мангазейскими соболями, утекло много воды. Гурий женился на сероглазой девушке из Матигор, имел уже четырехлетнего сына, жил своим хозяйством, срубив избу и отделившись от братьев. В прошлом году он похоронил отца. После мангазейского похода Аверьян зимовал на Новой Земле, привез оттуда неизлечимую хворь, и не мог подняться с постели. Сыновья продолжали дело, начатое отцом, стали удачливыми промышленниками: ловили рыбу, били тюленей в Белом море. Опытным и расчетливым помором стал Гурий. Никифор, неразлучно разделявший с ним тяготы всех морских плаваний, также зажил крепким хозяйством. Кроме морских промыслов, он занимался еще и хлебопашеством и теперь вез в Пустозерск для продажи тридцать мешков ржи и ячменя.

Гурий взялся помогать ему. Но хлебная торговля была у них делом попутным. Они решили побывать на месте, где потерпели бедствие, возвращаясь из Мангазеи, где погиб Герасим Гостев, — близ Варандея, напротив Гуляевских кошек.

Придя в Пустозерск, продали зерно и стали искать на подержанье небольшое суденышко.

Искали долго: у пустозерцев, живущих речным промыслом, имелись только малые карбаса да лодки. Наконец у одного рыбака-ижемца сыскали морской карбас с мачтой для паруса и двумя парами весел и, не мешкая, пока хозяин лодьи Гуменник устраивал на Печоре свои дела, курсом на полуночьnote 43 пересекли Печорскую губу, миновали устье реки Черной, которую ненцы называли каменной из-за обилия порогов, и, пройдя от Пустозерска около ста тридцати верст, свернули к берегу.

Гурий издали заметил на косогоре в устье маленькой тундровой речушки покосившийся деревянный крест, а за ним — другой, поменьше. Тот, что поменьше, стоял прямо, непогоды и время его, казалось, не тронули.

— Наши кресты, — сказал Никифор. — Все еще стоят. И, верно, долго стоять будут…

Карбас вошел в устье речки и ткнулся носом в черный, осыпающийся грунт обрыва. Закрепив его на врытом в землю якоре, холмогорцы вышли на плоский берег, поросший мелкой тундровой травой и испещренный кочкарником.

— Кайнача, друг, здравствуй.

— Заходи, гостем будешь, — Кайнача отбросил полог. Василий привязал к сосне Малыша, поставил к дереву пальму′[4], повесил на сучок ружье, понягу и вошел в чум. Посредине дымил костер. Возле него лежала вышарканная оленья шкура. Она служила Кайначе и ковриком для сидения, и постелью. По другую сторону костра висели штаны из ро′вдуги[5] и такая же обувь. У входа стояли ружье и пальма.

— Худо живет пастух Мотыкана, — заметил Василий. Кайнача был только на год моложе Василия. Десятилетним пареньком остался он сиротой: отец погиб на охоте, мать умерла при родах. Тогда и взял его к себе Мотыкан. Вначале Кайнача прислуживал у него в чуме, а подрос — стал пастухом.

— Нету Мотыкана, — отозвался Кайнача, подбрасывая в костер мелко нарубленных сучков. — Духи к себе взяли. Зимой. В большие морозы.

— Молодцы. Все-таки догадались

— Пошто так говоришь, бойё, — на плоском лице Кайначи появился испуг.

— Он буржуй. А таким место теперь только на том свете. Кто же теперь ваш род возглавляет?

Василий с удивлением посмотрел на Кайначу.

— Она взаправду шаманка?

— Пошто не веришь? Кайнача никогда не врет.

— Черт с ней. Ты-то теперь что делаешь?

— Ятоке помогаю: чум ставлю, дрова рублю, оленей имаю — все делаю.

— Ятока не пустит. Кто ей помогать станет?

— Пусть чертей своих впрягает. Они от безделья, поди, зажирели.

— Не говори так, — испугался Кайнача. — Ятока все слышит.

— Совсем ты, паря, испортился. Стал как пустая баба. Надо мозги тебе ставить на место.

— Это потом будем. А сейчас давай чай пить.

Кайнача налил в деревянные чашки заварки из ча′ги[6], достал из мешка твердую, как камень, лепешку.

— Мяса нет, бойё, — извинился Кайнача. — Кочевали много. Некогда промышлять было.

— Взял бы у Ятоки оленя. Куда ей целое стадо?

— Разве я плохой охотник? — обиделся Кайнача. — Зачем просить у Ятоки буду мяса? Пойду в лес. Сам спромышляю зверя.

— Он не привязанный. Я сегодня весь день проходил, только одного глухаря и видел.

— На другой день пойдешь, на третий, все равно добудешь.

— Это так. Приходи к нам в гости. Мама рада будет.

— На охоту схожу, приду. Мяса нету, совсем худая жизнь. Лепешку ем, голодный хожу.

В открытый полог Василию была видна часть стойбища. Маленькие дети возле чумов играли с собаками, из палочек и веточек городили балага′ны[7], ребятишки побольше — бегали с луками, охотились на бурундуков. Женщины у костров готовили еду и выделывали шкуры.

На тропинке среди чумов появилась девушка в ярком цветном сарафане. Шла она быстро, легко. На смуглом с острым подбородком лице выделялись большие черные глаза. На груди, в такт шагам, покачивались две тонкие косы, и серебряные монеты в них позванивали. На ало′чах[8] переливались узоры из разноцветного бисера.

— Ковой-то ты там увидел? — спросил Кайнача.

— Девушку. Да ты только посмотри.

— Первый раз в жизни такую вижу.

— Это же Ятока. Шаманка.

Ятока, чуть склонившись, приостановилась у входа. Косы метнулись вперед, звякнули монеты.

— Проходи, — пригласил Кайнача.

Ятока вошла, поздоровалась с Василием и села рядом.

— Пошто в мой чум не пришел?

— У меня друг есть, к нему зашел.

Василий с любопытством смотрел на Ятоку. Русские считали шаманов шарлатанами, а поэтому не любили их и в то же время побаивались — кто знает, могут порчу напустить.

До Ятоки в роде был шаман Амуктан. Василий его знал хорошо. Тщеславный и злопамятный старик. Люди одного его взгляда боялись. А тут перед ним сидела совсем еще девчонка, и это никак не вязалось с представлением о шаманах.

— А ты настоящая красавица, — улыбнулся Василий.

— Ты тоже совсем мужик стал. — Ятока коснулась волос Василия. — Мягкие, как мех соболя. Такой ты ходил ко мне во сне.

Ятока на секунду задумалась.

— Много ласкал. Шибко любил во сне. К себе звал. Я пришла. Люби меня.

Широкие брови Василия, сросшиеся на переносице, поднялись.

— Ты это серьезно, Ятока?

— Пошто пустые слова говорить буду. Мне отец много оленей оставил. Пять тысяч. Всех бери.

— Оленей, говоришь. А на что они мне? Они с голоду передохнут в деревне, где держать их буду? — перевел разговор на шутку Василий.

— Пускай дохнут. Будем охотиться. Только люби меня.

— Какой я тебе жених, — миролюбиво проговорил Василий. — У меня только и богатства, что чуб густой. Тебе нужен жених с достатком, как Урукча, чтоб ровня был.

— Зачем мне нужен старый Урукча? Я тебя люблю.

Ища защиту, Василий посмотрел на Кайначу. Тот молча сидел по другую сторону очага и курил трубку.

— Ятока, а если у меня девушка есть, тогда как быть?

— Мой будешь. Я — шаманка.

— Пошто смеешься? — в упор посмотрела на него Ятока.

— Не сердись, Ятока, — Василий встал и сразу тесно стало в чуме. — Мне пора домой.

Он нагнулся и шагнул из чума. Следом за ним вышли Ятока и Кайнача.

Василий надел понягу, отвязал Малыша, Ятока сняла с сучка ружье и подала ему.

— Пусть хорошо стреляет, — с нежностью проговорила она.

— Приходи. Шибко ждать буду.

Путь Василию преградила река. На отмели, рядом с его лодкой, стояла еще чья-то. У омута, под развесистым кустом талины, сидел мальчишка. Василию была видна только его спина, на которую спадал накомарник. Почувствовав на себе взгляд, мальчик оглянулся. Василий узнал Ганю Воронова.

— Здорово, красный командир! — Звал он Ганю так потому, что тот мечтал стать красным командиром.

— Здорово, — не торопясь ответил Ганя.

— Штук двадцать ельцов да сига. Мама на пирог велела наловить.

Ганя отвечал, а сам косился на поплавок, который недвижимо лежал на синей глади воды.

— В такую жару, поди, вся рыба прокисла, — Василий кивнул на реку.

— Нет, мало-помалу клюет.

Ганя выдернул удочку, наживил червя, поплевал на него и снова закинул. Делал он все неторопливо, с достоинством.

— Ехать учиться в город не раздумал? — спросил Василий.

— На что ехать-то? Был бы отец, а мать, сам знаешь, где столько денег возьмет?

— Не печалься. Что-нибудь придумаем, — обнадежил Василий. — Мне бы тоже за парту. А то хожу, как слепой в лесу, то на одно, то на другое дерево натыкаюсь. Вот солнце в небе. А ты знаешь, как оно держится? То-то. Или почему рога у изюбря целебные, а у сохатого нет? Один корм едят, в одном лесу живут. Не знаешь? А я хочу все знать. Ну, ладно. Бывай здоров.

— Я с десяток еще поймаю да тоже домой. Надо на сенокос собираться.

— Мне тоже. Завтра выезжаем.

Василий сел в лодку, взмахнул веслом. Быстрые волны вынесли его за поворот реки. Впереди показалась Матвеевка. На самом берегу стоит их дом. Большие окна с резными наличниками весело смотрят на речку. Срублен дом из столетних лиственниц — Захар Данилович, отец Василия, строил на века, думал обзавестись большой семьей. Сам-то и он вырос в семье, где было сорок человек вместе с детьми братьев и сестер. И еще бы прибавилось, да сороковой родился с родимым пятном во всю щеку. Старухи решили, что богу неугодна такая семья, и расселились двенадцать братьев.

Читайте также: