Девушка заразила своего парня вич
– Общаетесь с ВИЧ-инфицированными?
– Моя бывшая – это единственный человек с ВИЧ, с которым я общаюсь. С остальными в больнице даже подружиться не удается. Мы общаемся, пока там лежим, а после – уже нет. Все боятся. Мне разные истории рассказывали. Например, у одного мужчины двое детей и жена, в браке уже лет 10. И семья не знает, что у него ВИЧ. Он ходит в больницу, получает лечение и пьет таблетки. Как мы с ним после больницы сможем общаться?
– Как реагируют окружающие, когда узнают, что у вас ВИЧ?
– Вы знали что-либо о ВИЧ, когда заразились?
– Практически ничего не знал. Не различал ВИЧ и СПИД. Думал, что это где-то там, далеко, что это болезнь наркоманов. А я же не наркоман, меня это не должно коснуться, и с ними не общаюсь.
Я познакомился с девушкой, назовем ее Инна, и мы стали жить вместе. О том, что я – носитель ВИЧ, узнал только 4 года спустя, когда заболел пневмонией. Еще проживая с ней, я стал замечать, что со мной что-то не то происходит. Внезапная температура, жар, на теле – грибки. Стало физически тяжело. Я работал в промышленном альпинизме, где нужно много сил. Мы с напарником всегда работали на равных, а тут я вижу, что он норму делает быстрее меня, а я не могу. И я не понимал, почему так? Вроде все хорошо. К врачам я не ходил, потому что, как правило, раньше все само проходило. Это настораживало, но не более.
– Вы простили ее безответственность?
– Я понял причины, почему она так поступила. Общество боится таких людей, и они в ответ также боятся сказать о себе. Их много. Если смотреть статистику, в Новокузнецке около 2% заразившихся. К примеру, если в ТЦ, где мы сейчас сидим, находится 1 000 человек, то 20 из них – носители ВИЧ. Я общался с такими людьми, через общих знакомых знал, что они заражены, но они боялись даже мне сказать об этом. Просто потому, что запуганы и боятся осуждения. Я думаю, Инна боялась, что я ее отвергну, и поэтому так поступила. И она действует так до сих пор! Даже отец ее ребенка не знал о ее ВИЧ-статусе. Но не заразился, слава Богу.
– Чего больше боятся носители ВИЧ: самой болезни или того, что их будут считать маргиналами?
– Родственники и друзья как отнеслись к вашему ВИЧ-статусу?
– Никто не отвернулся. Все поддерживали: мол, борись. Начали искать информацию, читать. Никто же ничего про ВИЧ не знал. Мама переживала. Она не стала меня ругать, что я сам виноват. Наоборот, поддержала. Было много советов, что только не предлагали!
– Да, и такое было! Прополис есть, мед, чтобы повысить иммунитет. А у меня аллергия на все это возникла. Некоторые травы, зверобой, например, конфликтуют с терапией – они подавляют друг друга и взаимно нейтрализуют действие. Голодание предлагали. Но голодать и пить таблетки – это перебор.
– Когда вы узнали о ВИЧ-статусе, вы были женаты. Вам пришлось расстаться?
– Получилось так, что я очень сильно болел. Жена стала сильно грустить рядом со мной, и я понимал, что в таком состоянии мне придется быть до конца жизни и будущего у нас нет. У нас разница была 12 лет, она молодая совсем. Я предложил расстаться, и жена с легкостью на это согласилась. Расстались по-хорошему, общаемся до сих пор. Ей повезло, у нее ВИЧ не подтвердился.
– Когда вы узнали о диагнозе, не было желания не ходить к врачам, а ярко и радостно дожить остаток жизни?
– Был период, когда я стал принимать много таблеток. До этого я в принципе никогда их не пил, да и к врачам редко обращался. А тут их стало неимоверное количество, и я буквально давился ими. В какой-то момент я забросил их на целый месяц. Настроение заметно улучшилось: таблетки не пью – и как будто здоровый! Но здоровье стало хуже. На момент, когда я бросил пить таблетки, у меня было 136 иммунных клеток, а когда вышел из больницы, всего 26! В итоге получилась регрессия, когда вирус приспосабливается, и пришлось даже менять терапию.
Когда уже от меня ушла жена, у меня не было денег платить за съемную квартиру, не было работы, и я переехать жить со съемной квартиры к бабушке. Помню, я тогда размышлял, что же делать дальше. По сути, моя жизнь закончилась. Я думал: как же так? У меня раньше были цели в жизни, какие-то планы, и вдруг все это оказалось перечеркнуто. Я ведь раньше занимался роупджампингом (прыжки на альпинистских веревках с различных высоких объектов – прим. ред.) , в каких только передрягах не был. Неужели такая ерунда меня сломает? Я так и задал себе этот вопрос. И сам себе ответил: даже если мне осталось жить лет 10, проживу в удовольствие. Несмотря ни на что. Начал понемногу приводить в порядок мозг, возвращаться к привычной жизни. Стал расширять круг общения, возобновил старые контакты, и они, сами того не подозревая, стали выводить меня из этого состояния.
– Получается, человеку нужен человек?
– Да, в одиночестве все это сложно пережить. С людьми проще воплощать мечты.
– Какие мечты у вас?
– Я хочу уехать из Новокузнецка. Очень грязный город, он меня очень сильно угнетает. Хочется туда, где больше солнца, тепла. Хочу иметь больший доход, чем сейчас. Много путешествовать.
– Как вам помог роупджампинг?
Было страшно, как будто в первый раз. В какой-то момент я понял, что страхи отступают. Сейчас мое психологическое состояние вернулось к тому, каким было до заражения. Я и раньше очень сильно ломал свою психику. Занимался экстремальной йогой – лежал на гвоздях, стеклах, ходил по углям. Мне было просто интересно, смогу ли я. И в этой истории с ВИЧ я понял, что вирусу никак не выгодно, если я занимаюсь чем-то экстремальным.
После прыжков у меня стали резко повышаться иммунные клетки, я стал лучше себя чувствовать. Стала падать вирусная нагрузка (количество вирусных клеток в крови). Сейчас она нулевая. Возможно, она бы со временем снизилась из-за приема таблеток, но и от прыжков хуже не стало. Мне сейчас хочется жить дальше, что-то делать. Я хочу еще дальше менять свое мышление, жизнь, развиваться в других направлениях. Возможно, есть действительно взаимосвязь между выработкой адреналина и снижением ВИЧ, но таких исследований нигде не проводили.
– Сейчас, пережив внутреннее падение и опустошение, вы боитесь смерти?
– Я и тогда не боялся, экстремальная жизнь привела к этому. Я много раз был на грани жизни и смерти и считаю, моя жизнь прожита не зря. Я занимаюсь прыжками 12 лет, создал команду, это движение живет в нескольких городах. Люди благодарны, что они через прыжки изменились и стали другими. Детей у меня нет, и, учитывая мой диагноз, уже не будет. Мое главное детище – это роупджампинг, которым я очень горжусь.
19 апреля 2018 8:06
Ольга, 32 года
Мне хотелось умереть. Я думала, что жизнь кончена, что меня такую никто не возьмет замуж, и детей у меня никогда не будет. Ощущение такое, что ты грязь, зараза и всех вокруг заражаешь через ложку, тарелку. Хотя знаешь, что ВИЧ не передается в быту. Я съехала от родителей и стала жить одна. Даже сейчас, спустя почти 12 лет, я не могу рассказать им о ВИЧ. О моем статусе знают только самые близкие друзья. Они воспринимают меня абсолютно нормально, не делая акцент на заболевании.
В какой-то момент пришло осознание, что жалеть себя и даже умереть — проще простого, что надо брать себя в руки и жить.
Я периодически встречаю людей, которые не могут самостоятельно передвигаться и сами себя обслуживать, и убеждаюсь, что ВИЧ — не приговор
С будущим мужем я познакомилась спустя три года. Очень боялась ему сказать о ВИЧ, но сказала сразу. Он был в шоке. Я думала, что мы больше не увидимся, но он остался. У нас долго не было интимных отношений. Он не любил заниматься сексом с презервативом, а в моем случае без него никак. В конце концов он принял эту ситуацию, мы поженились, и у нас родился здоровый сын. Ребенка зачали обычным способом — это был мой единственный незащищенный половой акт с мужем. Врачи рассказали, что нужно делать, чтобы он не заразился. К сожалению, наш брак вскоре распался. Муж никогда не говорил об этом, но мне кажется, что это из-за ограничений в сексе. Без интимной жизни отношения расклеились.
Сейчас я знакомлюсь с молодыми людьми, хожу на свидания. Кто-то, узнав мой ВИЧ-статус, сразу исчезает, а кто-то продолжает общение. Конечно, всегда страшно рассказать о ВИЧ, потому что не знаешь, какая будет реакция. Но нужно научиться воспринимать это не как поражение, ведь отношения не складываются по многим причинам. Например, многие мужчины, не знающие моего статуса, не готовы принять меня вместе с ребенком. Мне что, отказаться от ребенка? Нет. Проблема не в ребенке, а в том, что именно этот мужчина не готов общаться с женщиной, у которой есть ребенок. Значит, этот мужчина не для меня. Так же и с ВИЧ.
Я периодически встречаю людей, которые не могут самостоятельно передвигаться и сами себя обслуживать, и убеждаюсь, что ВИЧ — не приговор. Мы живем нормальной полноценной жизнью: работаем, любим, рожаем здоровых детей — и это большое счастье.
Екатерина, 42 года
Незадолго до свадьбы мы с мужем сдали анализы, и оказалось, что у него ВИЧ. Он запаниковал и предложил расстаться, оставив последнее слово за мной. Я эту новость как-то спокойно восприняла, сказала только, что и с ВИЧ нормально живут — среди моих знакомых уже были дискордантные пары.
Оказалось, что женщины по несколько лет жили с ВИЧ-положительными мужчинами, занимались незащищенным сексом и не заражались. Потом я наткнулась на диссидентские форумы, а одна знакомая стала меня убеждать, что потеряла ребенка после терапии. В общем, на какое-то время я стала ВИЧ-диссиденткой. Муж по этому поводу ничего не говорил, но чувствовал себя прекрасно и терапию не принимал. Мы не предохранялись. Вскоре я забеременела и родила здорового ребенка. Врачам о статусе мужа не говорила. Сама тоже была здорова.
Санитарки в роддоме, зная о моем ВИЧ-статусе, боялись заходить в бокс, чтобы вымыть пол
Потом у меня была неудачная вторая беременность, а когда я забеременела в третий раз, анализы показали, что у меня ВИЧ. Это случилось на третий год нашей совместной жизни. Но даже после этого я не хотела принимать терапию, искала обходные пути. Вскоре мое состояние ухудшилось, и я решила пообщаться с диссидентками, которые уже родили. Писала им личные сообщения, спрашивала, как дела. В основном мне не отвечали, у тех, кто ответил, дела были не очень. Поэтому в середине беременности я решила, что надо пить лекарства. Ребенок родился здоровым. Помню, санитарки в роддоме, зная о моем ВИЧ-статусе, боялись заходить в бокс, чтобы вымыть пол.
Сейчас думаю, что лучше бы я предохранялась, потому что мужа, как мне кажется, гложет чувство вины. Еще я стала весьма агрессивной по отношению к диссидентам. Среди моих знакомых по-прежнему есть пары, которые так же халатно, как и мы когда-то, относятся к терапии. Я пытаюсь их переубедить.
Александра, 26 лет
Я узнала, что у меня ВИЧ, в 2009 году. Для меня это не было шоком: я много лет употребляла инъекционные наркотики и спала с ВИЧ-положительными. Пришла в СПИД-центр, скорее, подтвердить диагноз и встать на учет. На тот момент я уже отказалась от наркотиков.
Однажды в дверь моей квартиры позвонил оперуполномоченный, который опрашивал жильцов: одну из квартир в нашем подъезде обокрали. Так я и познакомилась со своим будущим гражданским мужем. Его коллеги давно работали в отделении и знали меня с другой стороны. Думаю, они его предупредили. Но и я еще на этапе ухаживаний сказала ему, что раньше употребляла наркотики, что у меня ВИЧ и гепатит С. Это его не испугало. Единственное, что он спросил, — могу ли я родить здоровых детей.
Мы прекрасно жили. Секс — только с презервативом. Когда решили завести ребенка, высчитывали овуляцию и шприцем вводили в меня сперму. Забеременела, мне назначили антиретровирусную терапию, вирусная нагрузка упала до нуля и мы перестали предохраняться. У нас родилась здоровая дочь, сейчас ей почти пять лет.
Через пару лет наши отношения себя изжили. Я думала, что никому такая холера, кроме мужа, не нужна. Но, когда мне понравился другой мужчина и я рассказала ему, кто я и что я, он не испугался, сказал, что все нормально. Тогда я поняла, что мои страхи — это просто предрассудки. И ушла от мужа. Правда, с новым другом мы прожили недолго: по сути я уходила не к нему, а от первого мужа.
Мы с мужем живем в одном доме с его братом и невесткой. Недавно по телевизору показывали передачу про ВИЧ — так они в один голос орали, что всех зараженных нужно в лес, за забор отправлять
Сейчас я уже три года живу с другим мужчиной. Я и его сразу предупредила, что у меня ВИЧ. Он тоже из бывших наркозависимых, но у него только гепатит. Я свой гепатит С вылечила, принимаю терапию, вирусная нагрузка нулевая — я не заразна. Больше боюсь от него гепатит С обратно получить — лечение было тяжелое.
Мы с мужем живем в одном доме с его братом и невесткой. Недавно по телевизору показывали передачу про ВИЧ — так они в один голос орали, что всех зараженных нужно в лес, за забор отправлять. Им лучше о моем диагнозе не знать.
Роксана, 33 года
Мы познакомились в группе анонимных созависимых. Виделись пару раз, он меня заинтересовал. Потом случайно встретились в метро: оказалось, живем в одном районе. Пока ехали, разговорились и с того дня стали общаться чаще. Ну и как-то завязались отношения. Он пригласил меня на свидание, а потом признался, что у него ВИЧ — заразился, когда употреблял наркотики. Я отреагировала на это спокойно, так как знала, что мне ничего не грозит, если контролировать вирус и соблюдать меры предосторожности. Через какое-то время мы решили пожениться. Мама узнала о ВИЧ-статусе моего будущего мужа и пыталась меня предостеречь, но я объяснила, что мне ничего не грозит. Я не боялась заразиться, но раз в полгода сдавала анализы. Был небольшой страх, что он может рано умереть, но я знала много случаев, когда люди с ВИЧ жили долго. Вера в лучшее рассеивала страхи.
Через полгода совместной жизни, когда вирусная нагрузка у мужа стабильно не определялась, мы стали практиковать незащищенный секс. Это был наш осознанный выбор. Правда, поначалу муж отговаривал меня, потому что боялся за мое здоровье. Потом мы решили завести ребенка. Беременность планировали заранее, сдали все анализы, консультировались с врачами. В итоге у нас родилась здоровая девочка. Маме пришлось соврать, что мы предохранялись, а ребенка зачали с помощью искусственной инсеминации, очистив сперму. Так ей было спокойнее.
Мы с мужем прожили вместе девять лет, потом развелись: чувства ушли. У него не было постоянной работы, а у меня, наоборот, был карьерный рост. Когда мы только начали жить вместе, записывали желания на каждый год: путешествия, важные покупки, личностные достижения. Ничего не сбылось. Все приходилось планировать самой. Мне не хватило в муже решительности и действий, но ВИЧ тут ни при чем, это вообще проблема российских мужчин.
Дело в том, что письмо я получила в таком виде. На этих словах оно обрывается. Надеюсь, что дело в несовершенстве электронной связи, а не в том, что в данную конкретную минуту случилось непоправимое и письмо оказалось недописанным. Мы же все, во-первых, такие впечатлительные (сознание мгновенно рисует самые худшие варианты), а, во-вторых, ничего не знаем про ВИЧ, про СПИД, про САМОЕ СТРАШНОЕ. какое оно. А вот в том-то и дело, что никакое. Человек словно не понимает, что он болеет, он продолжает жить. Продолжает жить, понимаете? На работу ходит и о личном счастье мечтает. О том, как все устроится и чем сердце успокоится. Они такие же, как и мы. Во всем. Только им осталось меньше, чем нам. Ужас. Каждый раз, когда я получаю такие письма, волосы на голове становятся дыбом. Сколько печальных и, порой, трагических историй рассказывают мне мои корреспонденты. Печалюсь вместе с ними, обсуждаю их, порой, вместе с вами. Многие пишут про проблемы, которые со стороны кажутся надуманными (оно и понятно – чужую беду руками разведу), многие жалуются на депрессии. Милые женщины! Когда вам плохо, вспоминайте о том, что есть люди, которым реально и непоправимо плохо. Я это поняла, когда прочитала книгу Рубена Гальего Гонсалеса "Черное на белом", в котором парень-инвалид спокойно и без истерик рассказывает о своей чудовищной жизни, в которой он не теряет достоинство и принимает испытания с гродо поднятой головой. Вот и девочка, написавшая мне письмо, не сдается, учится и работает, ищет личное счастье. Это очень сильный человек. И даже если у нее сейчас не складывается, то. хотела написать "потом сложится", но штука в том, что у инфицированных ВИЧ "потом" может и не быть. Нужно ли стараться отказываться от необходимого? Например, от мыслей о будущем? Хотя есть у меня знакомый парень, зараженный ВИЧ. Один из самых красивых мужчин, которых я видела. Сначала он ухаживал за мной, а потом раскололся. А мог бы и не расколоться. С другими девушками он не кололся. Предохранялся, ситуацию контролировал, но в известность не ставил. Судьба меня сберегла, а вот подружка его заразилась. Мы люди взрослые и ответственные. Перед собой и перед другими. Потому что я не знаю, кого тут винить (да и можно ли вообще употреблять такое слово - "вина"). Когда человек заболевает раком, то никто, вроде как, не виноват. Оно само "завелось". Ну да - экология, но экология одна на всех, общая. Ну да - наследственность, но рядом ведь существуют и здоровые родственники. #
Ваша Рита
Все новости
Они живут с вирусом и помогают другим сохранить здоровье и вести полноценную жизнь, несмотря на болезнь
Равные консультанты начали регулярно консультировать в СПИД-центре Новосибирска меньше года назад
Фото: предоставлено Дмитрием Народневым и Таисией Ланюговой
Каждый сотый житель Новосибирской области инфицирован ВИЧ. В последние годы о болезни стали говорить чаще, терапия стала доступнее, но узнать о своём положительном статусе страшно до сих пор. Информации, как дальше жить и как лечиться, мало, а найти что-то полезное сложно. Меньше года назад в Новосибирске начали работать равные консультанты — люди с диагнозом ВИЧ, которые научились жить с заболеванием и сейчас помогают другим. Во Всемирный день борьбы со СПИДом обозреватель НГС Дарья Януш поговорила с двумя равными консультантами о том, как они сами столкнулись с ВИЧ, и в чём нуждаются те, кто только что узнал о своём положительном статусе.
Заразилась в 18 лет от парня
Подозрений у меня никаких не было, в 2004 году я училась на первом курсе. Всё было хорошо. Я сдала кровь как донор, кровь проверили, и ко мне пришла участковая медсестра. Она вручила справку с печатью СПИД-центра, я даже не поняла, что это такое. Медсестра так засмущалась, ей хотелось скорее сбежать, поэтому она невнятно наговорила, что у меня есть подозрения на гепатиты и прочее, что нужно к врачу, и я только пятки на лестничной клетке видела.
Тогда о ВИЧ я знала только из телевизора — кто-то умер от СПИДа, картинки страшно худых умирающих людей, что он распространён среди геев. Думала, что это что-то далёкое от меня. Знаю, что заразилась от бывшего парня, в прошлом он употреблял наркотики. Когда я узнала о диагнозе, мы уже не были вместе. Я позвонила сестре посоветоваться, она убедила, что нужно сходить к врачу.
Таисия принимает терапию — благодаря лекарствам она родила здорового сына
Фото: Таисия Ланюгова
Я пересдала кровь, ждала неделю и надеялась, что это ошибка. В то время на учёте стояло очень мало ВИЧ-инфицированных — я была в первой тысяче выявленных в Новосибирске. Очевидно, что их хуже выявляли, и люди были просто не в курсе. Когда диагноз поставили окончательно, думала — вот и всё, зачем дальше жить. Думала, что жить мне осталось 5 лет.
Только спустя год я вновь пришла к врачу с вопросом, а есть ли жизнь дальше. Тогда сложно было кому-то рассказать, дискриминации было больше, чем сейчас. Я сразу выпала из учёбы — зачем учиться, если я умру? Год я была в депрессивном состоянии, выпала из жизни. Сейчас вижу, что клиническая картина инфекции другая, у многих нет этого времени на депрессию и раздумья.
9 лет я не принимала лекарства, такая политика была в стране. Только последние два года в нашем регионе принята стратегия, что человека сразу же надо начинать лечить. До сих пор в стране есть рекомендация Минздрава, которая звучит так: человеку назначают терапию, когда его иммунный статус снижается до критического уровня, когда начинается иммунодефицит, а вируса в крови слишком много. Это достаточно заразный человек, у него СПИД. Когда иммунная система начинает сыпаться, проявляются сопутствующие заболевания, они переходят в хронику. Это отвратительная, ужасная политика.
Когда ВОЗ ввёл стратегию 90–90–90 (90% населения протестировано на ВИЧ, далее 90% состоит на диспансерном учёте и 90% охваченных терапией добились неопределяемой вирусной нагрузки, при реализации стратегии роста новых случаев заражения не будет. — Прим. ред.), страна подписала стратегию, и мы видим за последние годы изменения. К сожалению, у нас есть достаточно много выявленных пациентов, которые ни разу не приходили в СПИД-центр. Они могут и не знать — сдали анализ у венеролога или гинеколога, им могли и не сообщить о результатах, а данные передали в СПИД-центр.
Сейчас в Новосибирской области 43 тысячи выявленных. 8 тысяч из них уже умерли, живых почти 36 тысяч, наблюдаются около 26 тысяч человек. 9 тысяч инфицированных просто не доходят до СПИД-центра. Кто-то не знает, кто-то раздумывает, пока здоровье позволяет, а есть ещё областники, которым сложно приехать. Есть уязвимые группы. Понятно, что среди них есть активные потребители, им не до этого. Протрезвеет, жить захочет — придёт. Я вижу таких каждый день. Все, кто трезвеет, жить хотят. Кто не хочет, они дальше торчат и умирают от передоза.
Зато бывшие наркоманы самые дисциплинированные. Они соблюдают приём таблеток, вовремя приезжают к врачу. Хуже соблюдают режим социально благополучные, которые думали, что это их не касается, которые сейчас себя нормально чувствуют. Если человек начал лечиться в тяжёлом состоянии, он более дисциплинированный. Если человек принимает лекарства и соблюдает режим, то с помощью антиретровирусной терапии он может добиться неопределяемой вирусной нагрузки — не сможет передавать вирус другим.
Выйти из депрессии мне помогла группа поддержки, я долго на неё собиралась. До сих пор этот сервис — основной источник информации для ВИЧ-положительных людей о том, как жить дальше. Врач физически не может с каждым поговорить. Он принимает 40–50 человек за смену, а на один такой разговор нужен час. Врач не может в день сидеть по 50 часов и разговаривать.
Равный консультант — такой же человек с ВИЧ, который прошёл путь принятия диагноза. Он не оценивает и не осуждает, а помогает найти нужную информацию — как работает терапия, почему её нельзя пропускать, почему один партнёр положительный, а другой отрицательный, можно ли родить здорового ребёнка. Женщина с ВИЧ может родить ребёнка и не передать ему вирус — у меня есть сын, он здоров.
Будем честными: адекватной информации о жизни с ВИЧ нет, а всё, что тратится на профилактику, — это страшилки или мотивации сдать тест, а не о том, как жить дальше. Плюс консультанта в СПИД-центре в том, что я могу человеку прямо сейчас адресно помочь: нужно к врачу — записываем на приём, нужен психолог — идём к специалисту, нужна социальная помощь — передаём соцработнику.
Диагноз Дмитрию поставили 12 лет назад. Сейчас он помогает тем, кто только узнал о болезни
Фото: предоставлено Дмитрием Народневым
Узнал случайно 13 лет назад
Долго не придавал значения диагнозу, продолжал жить обычной жизнью, ведь никаких проявлений болезни не было. В 2014-м я решил прекратить употреблять вещества, поехал в реабилитационный центр. Мне хотелось жить, я понял, что от наркотиков умру. Я прошёл реабилитацию, стал работать консультантом по химической зависимости. Постепенно я начал принимать медикаменты, стал внимательнее относиться к здоровью.
За 12 лет сильно изменилось отношение к людям с ВИЧ, появилась достоверная информация. Люди с ВИЧ не одиноки, есть группы взаимопомощи. Если человек сегодня ищет поддержку, то он её найдёт. Если бы я сегодня узнал о диагнозе, то сразу бы начал принимать терапию. Тогда же никому не хотелось об этом говорить. Было стыдно и страшно. Мне никто не объяснил, что с этим можно жить полноценной жизнью. Сегодня такая жизнь доступна всем.
За неделю я консультирую больше 200 человек. На моём счету не один человек, которого я буквально за руку привёл в СПИД-центр, и сегодня все они принимают медикаменты.
Равные консультанты — это звено стратегии 90–90–90, лишь вместе мы сможем победить. Мы не убеждаем людей принимать лекарства. Задача равного консультанта дать информацию, а человек сам выбирает, что делать со своим здоровьем. Я не придаю значимости, что это моё достижение, но мне нравится понимать, что мир благодаря консультантам становится чуточку добрее.
Вы живете с ВИЧ? И готовы рассказать свою историю другим (возможно, анонимно)? Свяжитесь с редакцией НГС по WhatsApp, Viber, Telegram, привязанным к номеру . Ваша история может спасти кому-то жизнь.
Сколько живут с ВИЧ и почему грудное молоко опаснее шприца? Почитайте 8 фактов о вирусе, которые обязательно надо знать.
Это необыкновенная история о необычной семье.
Динар специально заразил ВИЧ свою девушку Карину. Это произошло семь лет назад, и тогда она хотела умереть. Но потом жизнь повернулась на 180 градусов.
Свою откровенную историю пара рассказала корреспонденту портала UFA1.RU.
Знакомство со школьной скамьи
Карина глядела на Динара не один год, подойти же к нему долго не решалась. Но однажды ее осенило: у парня впереди выпускной, он уедет учиться в город, и прости-прощай любовь всей жизни. Школьница набралась смелости, подошла к кумиру в школьном коридоре и предложила прогуляться.
— Вот так просто. Я сначала опешил: видел, что на меня заглядывались девчонки, но никто специально не подходил. А она дрожала и смотрела на меня влюбленными глазами. Я хотел отказаться, но что-то внутри меня ёкнуло, и я согласился, — говорит Динар.
Через пару вечерних прогулок Динар потерял к ней интерес. А Карина ждала, обновляла страницу в надежде увидеть сообщение. Но его не было. Девушка страдала, сильно похудела, у нее стали выпадать волосы, а учеба скатилась ниже плинтуса. Год восьмиклассница закрыла с тройками.
Летом родители увезли Карину на море, потом к бабушке, а оттуда — к двоюродной сестре, и боль потихоньку притупилась.
А Динар уехал учиться в Уфу. И тут началось раздолье.
Клубы, бары и регулярный незащищенный секс
Своих сексуальных партнерш Динар менял как перчатки. Вскоре понял, что не помнит ни их лиц, ни имен. Вспомнить, с кем из них был защищенный акт, а с кем нет, было тоже невозможно. Венерических заболеваний и СПИДа парень не боялся — казалось, что это все где-то в другой вселенной.
— Я отмахивался от всего этого и думал, что меня-то уж точно эта эпопея с ВИЧ минует. Единственным моим страхом было, что мои новые друзья увидят меня в качестве курьера на отцовской машине. Это было реально страшно, остальное — ерунда, — говорит Динар.
Кто его заразил, Динар так и не понял. О том, что инфицирован, узнал случайно — беспокоила травмированная нога, и ему нужно было срочно лечь под нож. Сдал анализы… И жизнь замерла: результаты показали ВИЧ. От операции Динар отказался и просто закрылся в доме.
— Тогда я думал, что это конец. Я даже не пошел на прием к врачу: просто сидел с этими бумажками в руках, потом рыдал, а потом порвал их. Мне казалось, что именно они виноваты в этом, что они причина всех бед, — говорит Динар.
Но он взял себя в руки, встал на учет, стал принимать лекарства и думать, как ему дальше жить. Боль внутри не утихала.
Влюбленная девочка из прошлого
Свою боль Динару очень хотелось выплеснуть. И он вспомнил о Карине. Набрал ее номер, договорился о встрече и приехал в родной поселок.
— Он тогда много говорил о том, что все осознал, что любил только меня. Я слушала и верила. Он говорил, что хочет быть со мной. Что я одна такая, и я купилась, — говорит Карина.
Но на самом деле в душе Динара созрел коварный план. Он понимал, что не всякая женщина согласится жить с ним, а жить парню хотелось.
— Я тогда даже не думал, что есть форумы, где можно найти ВИЧ-положительную партнершу. Я просто вспомнил о влюбленной Карине и решил, что она будет жить со мной с любым, — говорит Динар. — Хотел ли я специально заразить ее? Нет, я не спал с ней с этой целью. Но я заразил ее, потому что мне хотелось быть нормальным. Мне хотелось заниматься сексом, как здоровому. Мне хотелось, чтобы все было, как раньше. Я просто не думал ни о чем, я просто был слишком эгоистичным и инфантильным.
Четыре месяца Карина была на седьмом небе от счастья. Все свое время Динар проводил с ней, они практически не расставались и уже обсуждали перебраться вместе в город. Но все рухнуло, когда Карина стала готовиться к поступлению в вуз и сдала анализы.
— Я сначала не поверила, думала какая-то ошибка. Снова поехала в город и пересдала анализы. Но и они подтвердились. Мне сказали приезжать и вставать на учет, — говорит Карина. — Я звонила Динару, истерила, каталась по полу. Да еще мама… Ей никогда не нравился Динар — она сидела, плакала на диване и обвиняла во всем его. Я не могла поверить, что он меня заразил, но других партнеров у меня никогда не было. Я решила, что всему виной стоматолог, но в глубине души я понимала, кто виноват. Правда, Динар тогда не признался, он молчал и гладил меня по голове. Я ему никогда не прощу, что он не сознался в тот момент, мне было бы легче.
Признаться Динар просто побоялся. Он испугался ненависти Карины, осуждения родственников и общественности, уголовного преследования. И только тогда он понял, что это были не игрушки, а смертельное заболевание.
Прощения ждал три месяца
Динар и Карина не общались полгода. Парень чувствовал себя виноватым, но сначала ушел в глухую оборону и всячески выгораживал себя. Но однажды все-таки решился пойти к психологу. И это, как он сам говорит, был единственный его мужской поступок за все это время.
Он понял, что оставить Карину не может. Но и давить на нее тоже не имеет права. Три месяца он оставлял игрушки у ее входной двери, писал записки и заботился о ней как мог.
— Если я не успевала на рейсовый автобус до поселка, он посылал своих друзей — забрать меня с остановки, где я ловила попутку. Он оплачивал мои обеды в университетской столовой, договаривался с кассирами. И постепенно я оттаяла, — признается Карина. — Я очень боялась снова обжечься, но в то же время видела, что он меняется. Он больше не встречался с друзьями — все лето он был дома, перестилал с отцом крышу. Однажды, когда он в очередной раз принес положить к моему дому игрушку, я вышла к нему. Мы долго все обсуждали, говорили и плакали. Оба. И тогда решили дать друг другу еще один шанс.
Треть зарплаты тратят на благотворительность
Молодые люди вместе лечились, вместе ходили к психологу, вместе устроились на работу. А два года назад поженились. Заводить своих детей они не хотят — покупают импортные лекарства и очень боятся болеть.
— Мы не знаем, сколько нам осталось — год, два, а может и десять, — говорят необычные супруги. — Просто для нас каждый месяц может стать последним. Любая инфекция делает нас ближе к смерти. Мы с этим смирились. И живем одним днем. Именно сегодня мы счастливы. Именно сегодня мы вместе.
Динар и Карина помогают детям и животным: 30% от заработанных денег они тратят на благотворительность.
— Мы давно друг друга простили, судьба отняла у нас здоровье, но дала возможность хорошо зарабатывать, — говорит Карина. — Нам хватает и на лекарства, и на обеспечение родителей, и на благотворительность.
Никто из близкого окружения ребят об их болезни не знает. Рассказать свою историю они решились, чтобы люди в очередной раз задумались: жизнь — это не просто качели, ее нужно ценить и беречь своих близких. И эти слова не просто пафосные высказывания, а истина.
Читайте также: