Где заразили детей вич

Члены этого небольшого сообщества пострадавших людей все еще пытаются как-то справиться с ее разрушительными последствиями и смириться с потерей детей

Всемирный день борьбы со СПИДом 2019 года. В 1988 году детская больница провинциального города Элисты стала эпицентром первого в истории Советского Союза кризиса ВИЧ. В общей сложности у 270 детей был обнаружен вирус иммунодефицита человека (ВИЧ), однако для их родителей это было только начало истории о жестокой несправедливости, подчеркивает автор статьи Оливер Кэрролл (Oliver Carroll).

Их жизни были короткими и несчастными. Эти дети умирали на руках своих родителей, а некоторым из них едва исполнился один год. Другие оказались всеми забытыми и лежали на своих больничных кроватях. Эти дети, которым сообщили об их болезни, мало что понимали в поставленном диагнозе. Однако инстинктивно они чувствовали, что это означает изгнание из общества, изоляцию и страх. Что касается их родителей, то для них это было только начало их мучений.

67-летняя Мария Шолдаева, сын которой Вадим заразился незадолго до своего первого дня рождения, говорит о том, что следующие три года она провела в постоянном страхе. В больнице она наблюдала за тем, как бронхит у ее ребенка превращается к нечто значительно более зловещее. Ничего, кроме рецептов для получения лекарств, у нее дома не было. Ее соседи в поселке даже угрожали сжечь ее семью заживо.

В те четыре года, которые прошли между диагнозом и мучительной смертью, Горобчеко, по его словам, делал все возможное для того, чтобы скрыть от сына факт заражения вирусом. Он придумывал все более сложные объяснения относительно регулярных поездок в Москву. Хотя Сергею было известно очень мало, он, тем не менее, скрывал, что он знал о своей инфекции. По словам Александра, Сергей не хотел, чтобы родители страдали от того, что ему все известно.

В течение 30 лет с того момента, как поступила информация об этом диагнозе — все они помнят телефонный звонок из Москвы, как если бы это было вчера, — выжившие пытались найти ответ или получить компенсацию. Они не получили ни того, ни другого. Официальная комиссия из Москвы достаточно часто приезжала в Элисту. Ее возглавлял молодой вирусолог Вадим Покровский, и врачи быстро поставили диагноз.

Эта комиссия обнаружила вторичную волну инфекции в других южных городах — в Ростове, Ставрополе, Волгограде и Астрахани. По мнению Покровского, это объясняется тем, что некоторые больные были переведены в более крупные больницы в региональных центрах. К середине 1989 года более 270 детей были идентифицированы как ВИЧ-инфицированные.

Однако фундаментальная наука говорит о том, что версия заражения через иммуноглобулин больше всего похожа на теорию заговора. По мнению Майкла Буша (Michael Busch), директора калифорнийского исследовательского института Vitalant Research Institute, одного из ведущих экспертов в этой области, пока не было установленных случаев передачи ВИЧ через внутривенное введение иммуноглобулина. Даже в 1980-е год сам процесс производства сделал бы любой вирус ВИЧ неактивным, подчеркнул он. Так было бы даже в том случае, если бы там присутствовали антитела к ВИЧ.

Спустя три десятилетия ощущение утраты, вины и стыда еще не потеряло своей силы. Так, например, некоторые родители отказались говорить с автором этих строк, опасаясь того, что это может повредить их друзьям и им самим на работе. Газета The Independent не смогла уговорить дать интервью кого-либо из ВИЧ-инфицированных детей, даже на условиях анонимности. Из 73 ВИЧ-инфицированных элистинских детей лишь 20 человек продолжали жить после того, как им исполнилось 30 лет.

Однако Вадим Покровский, возглавляющий сегодня Федеральную программу по борьбе со СПИДом, не перестает гордиться своим вмешательством в ситуацию в Элисте. Этот случай стал причиной революции в Советском Союзе в том, что касается отношения к этому заболеванию — появились центры анонимного тестирования, а одноразовые шприцы стали применяться во всей стране.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

ВИЧ-инфицированные дети ЮКО / иллюстрация informburo.kz

Многие из тех детей родились в 2004-2005 году и были заражены по вине группы врачей, которые зарабатывали на переливании крови. И вот дети подросли, и история та снова получила резонанс в СМИ. 11-12 лет – возрастной порог, который закреплён официально, а значит, сразу сотне шымкентских семей нужно найти мужество и признаться своим детям в самом страшном.

А вдруг и ты.

Страшная новость. Весь город пребывает в прострации. Общую атмосферу можно сравнить с затишьем перед бурей. Это когда сначала ты увидел молнию где-то высоко, а уже потом, с раскатами грома, которые становятся всё сильнее и громче, ты начинаешь осознавать всю опасность происходящего. Никто ничего толком не знает и объяснить тоже не может. Все чего-то ждут. Но слухи между тем уже медленно начинают заползать в дома горожан, наводя ужас.

ВИЧ/СПИД – об этом мы, конечно, уже знали, но не осознавали явственно. Ну, есть такая болезнь. Ну, убивает людей. Но нас-то она не коснётся! Она где-то там, далеко! Ан нет, коснулась! И не просто коснулась, а схватила самое дорогое – наших детей!

Я отчётливо помню состояние ужаса, которое охватило меня в те дни: "Куда бежать? Что делать? Я ведь тоже родила в 2004 году! А вдруг и у нас этот диагноз!" Эти мысли, как стрелы, больно впиваются в мозг, серое вещество начинает судорожно соображать, а рука автоматически набирает номер знакомого врача. На том конце провода мне быстро говорят: "Приходи с ребёнком. Проверим!"

Анализы ничего не выявили у моей крохи. Я с облегчением выдохнула, но боль не отпускала. Сколько детей пострадало! Сколько родителей сейчас плачет у колясок! За что? Через некоторое время произошел общий выдох с воем: "На-ка-зать!"

Спите спокойно.

Слухи уже роем кружат по городу: "Над нашими детьми ставят эксперименты! Их специально заражают!", "Во всём виноваты врачи, которые не соблюдают медицинские нормы!", "Продажность медиков всему виной!". И даже жриц любви не обошли стороной, пытаясь самостоятельно докопаться до истины: "Это всё они виноваты! Понаехали к нам из разных городов и распространяют эту заразу! А кто их проверяет?!".

Больше всех тогда досталось проституткам из соседнего Узбекистана. Почему, объясню позже.
Народ шалел от собственных домыслов. А вот со стороны официальных органов никакой ответной реакции не было. Чиновники стойко держали оборону: мол, спите спокойно, жители города, "в Багдаде всё спокойно"!

Правда стала известна только после приезда специальной комиссии из столицы летом 2006 года. Точнее – в июле. Анализы 10 грудничков до двух месяцев и также ещё шестерых деток до двух лет направили в республиканский СПИД-центр. И у двух детей страшный диагноз подтвердился.

И понеслось. Заражение детей берётся под особый контроль Министерством здравоохранения. Но болезнь уже начала своё страшное дело. Умирает три младенца. Причём анализы крови показали наличие вируса. Руководство облздрава продолжает играть в молчанку.

А в Шымкент нагрянула еще одна комиссия из министерства, и началась проверка всех больниц, по результатам которой становится ясно, что инфицированные дети в основном проходили лечение в трёх медучреждениях: областной детской и двух городских детских больницах – №1 и 2. Здесь выявились факты нарушения санитарно-эпидемиологических норм и правил.

Иголка в стоге сена

Министерская комиссия установила, что младенцам во всех больницах медсёстры переливали плазму, а также кровь одного и того же донора. В скандал с массовым заражением детей ВИЧ-инфекцией втягиваются всё новые и новые действующие лица. В область одна за другой приезжают министерские комиссии. Областная прокуратура возбуждает уголовное расследование.

Три главных врача уволены, несколько ответственных работников получили строгие выговоры. Однако ответа на главный вопрос: "Как произошло заражение?" – нет. Полиция ищет доноров. Устанавливается, что дети получали донорские препараты от девяноста одного донора. Восемьдесят восемь доноров признаются здоровыми. Остается найти троих. По сведениям прокуратуры, один "срочно" выезжает в Россию, второй исчезает в неизвестном направлении, пропал и третий.

В то же время в СМИ появляется информация о том, что в Центре переливания крови творились странные дела. Сотрудники центра, оказывается, делали деньги на донорской крови. Её за бесценок брали у бомжей, затем оформляли уже по госрассценкам и разницу складывали в свой кошелек. Кроме того, была налажена поставка донорской крови из Узбекистана (вот откуда взялись слухи о проститутках из соседней страны): там кровь дешевле, и опять – разницу в карман.

Тем временем ситуация начинает приобретать всё большие масштабы. Выявляются новые инфицированные и не только дети, но и мамы. И новые смерти. Всего в результате массового обследования было выявлено 147 детей с диагнозом ВИЧ. Восемь детей не смогли справиться с этим заболеванием.

Кто вернёт матери сына?

Последним этот мир покинул маленький Алик (имена ВИЧ-инфицированного ребёнка и его мамы изменены автором). Малышу не было ещё и двух лет. Его мама до сих пор пребывает в страшном отчаянии. Женщина не только лишилась ребёнка, но и сама теперь вынуждена поддерживать своё здоровье дорогостоящими препаратами до конца своих дней.

"О том, что у моего малыша ВИЧ, я узнала во время очередной госпитализации сына. Врач сказала, что у всех детей, попадающих в больницу, берут анализы. Понять в тот момент моё состояние сможет лишь тот, кто это пережил. Его заразили не только ВИЧ. Ещё и гепатитом С. Представьте, что вам говорят: ваш ребёнок болен. Неизлечимо болен. И никаких положительных прогнозов нет. Никто не может сказать, как долго он проживёт. А потом стали появляться статьи, что помимо детей ВИЧ заразили и матерей. Многие женщины тогда остались со своей проблемой один на один: мужья, посчитав их "грязными", поступили подло – ушли. Я даже не знала тогда, что сама тоже ВИЧ-инфицирована. Мне повезло: супруг меня не бросил. Хотя тогда врачи даже не могли толком ответить, как произошло заражение матерей, ведь им не делали уколы, не ставили капельницы. А версия о том, что матери заразились во время кормления грудью от своих детей периодически опровергалась. У меня тот же диагноз, что и у моего мальчика: ВИЧ и гепатит С. Это произошло зимой. Моему сыну внезапно стало плохо. Мы вызвали "скорую". Ездили от больницы к больнице, но нас не хотели нигде принимать. Об этом никто не говорит, но думаю, многие, как и я, столкнулись с этой проблемой. Детей с диагнозом ВИЧ отказывались принимать в больницах города. Тогда через свою знакомую мы вышли на главврача инфекционной больницы Маймакова. В больнице мой сын прожил три дня. В день похорон сына я навсегда поняла одну вещь: бога нет. Если бы он был, он не допустил бы такого. Я, человек далекий от религии, когда узнала о диагнозе сына, стала молиться. Я истово читала намаз и верила, по-настоящему верила в силу Всевышнего, но всё тщетно. Это мой личный конфликт, и если кто-то говорит мне о том, что меня ждёт после смерти – мне не страшно: весь свой ад я уже пережила здесь, а для любой матери нет ничего страшнее, чем потерять своего ребёнка. Я всё время вспоминаю о своём ушедшем мальчике, и в такие минуты мне совсем не хочется жить дальше", – вспоминает события тех дней сама Диляра – мама Алика.

Катастрофа на уровне государства

Пока шли судебные разбирательства и искали виновных, необходимо было приводить в чувство родителей ВИЧ-инфицированных детей. Нура Эсенниязова, президент общественного фонда "Оркен", была в числе первых, кто оказывал психологическую поддержку людям, оказавшимся в таком положении.

"Честно признаться, мы не знали, как нам быть. Опыта ведь не было. Перечитала много литературы, связывалась со специалистами из разных стран, консультировалась. Надо было вытаскивать родителей из состоянии шока. Вы бы видели их глаза. В них была такая безысходность! Что там говорить, тогда мы все были в растерянности. Своей основной задачей я считала донести до родителей, что это не конец жизни. Жизнь-то продолжается. И что впереди будет ещё много хорошего и радостного. Работали долго и много. Постепенно вера начала к ним возвращаться. Я не перестаю с того самого момента, как случилась эта трагедия, повторять, что с детьми и родителями надо постоянно, на протяжении всего времени работать. Многие впадают в депрессию, не знают, как объяснить детям, и боятся, что детей общество не примет. Необходимо создать организацию, которая будет оказывать постоянную психологическую поддержку родителям. Я лично открывала детям, когда подходило время, их статус. Лично беседовала, находила слова. Эти дети должны понимать, что жизнь продолжается. Что у них есть равные шансы и возможности. Любой человек, больной ли здоровый, – это прежде всего личность. Некоторые родители неправильно воспитывают своих детей, внушая, что им все всё должны. Спекулируют на болезни. И дети растут с потребительским чувством. Это неправильно. Поэтому я настаиваю на том, что в нашей стране необходима организация, которая бы работала прежде всего с родителями!" – рассказывает Нура Эсенниязова.

Тем временем родители погибших детей обращаются в различные инстанции с одной целью: найти и наказать виновных. Здесь стоит отметить, что руководитель областного департамента здравоохранения Нурсулу Тасмагамбетова практически до последнего упорствовала и не хотела признавать, что трагедия произошла по вине её сотрудников.

Верхом цинизма же является то, что первые звоночки о надвигающейся трагедии стали поступать еще в апреле 2006 года. Однако руководство города и области отчего-то закрывало на это глаза. Может, думали, что ВИЧ сам собой рассосётся? Сегодня можно представить масштабы, которые тогда могла принять эта ситуация, если бы не вмешались из министерства.

На заседании Комитета по борьбе с экономическими и коррупционными преступлениями Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев выслушал отчёт министра здравоохранения Ерболата Досаева и акима Южно-Казахстанской области Болата Жылкышиева. Однако внятного объяснения случившегося так и не получил.

Президент подверг жёсткой критике бездействие обоих руководителей и освободил от занимаемых должностей.
Нурсултан Назарбаев тогда сказал: "То, что произошло в Южном Казахстане, иначе как катастрофой не назовёшь. Это сравнимо с террористическими актами".

Так кто же всё-таки виноват?

Дела судебные

Разъярённые родители требовали принять к виновным жёсткие меры наказания. Начинается судебный процесс. Весь город с замиранием следит за событиями на суде. А там разгораются страсти.

"Присутствовать на процессе даже в качестве журналистов было нелегко. Нетрудно было понять родителей, которые плакали на процессе. Нелегко было смотреть и на врачей, оказавшихся на скамье подсудимых. Многих из них знали жители города как очень грамотных специалистов. Помню, когда в разговоре со знакомыми называла некоторые имена (это не было тайной, потому что каждый день выдавалось в новостях), они были в шоке", - рассказала журналист Саида Турсуметова.

Что больше всего запомнилось на процессе? Работа прокуроров. Они задавали настолько нелепые вопросы, что иной раз трудно было удержаться от улыбки. Помню, после очередного такого вопроса от прокуроров, когда журналисты слишком громко и, возможно, некорректно отреагировали, одна из врачей повернулась к нам и сказала: "Вы смеётесь, а ведь сейчас здесь решается судьба очень многих людей".

По тому, как шёл процесс, по грамотно выстроенной работе защитников и слишком слабо выглядящей на их фоне работе прокуроров было ощущение, что врачи выйдут из зала свободными. Но когда зачитывался приговор. Меня тогда мучила только одна мысль: почему руководитель управления здравоохранения отделалась "лёгким испугом".

Многие родители, и тут я с ними солидарна, требовали самого сурового наказания для Нурсулу Тасмагамбетовой. На процессе некоторые мамы рассказывали, как обращались к ней за помощью, ждали хотя бы извинений с её стороны, но ни первого, ни второго так и не дождались.

На чём основывался приговор, не поняли многие из присутствовавших. Потому что к моменту, когда была поставлена точка в этом деле, так и не был обнаружен источник заражения. То есть врачей осудили, основываясь на предположениях. Фактически за заражение детей никого не осудили.

Врачей приговорили за халатное выполнение своих обязанностей, взятки и растраты. Причём главным доказательством по взяткам были слова потерпевших. Те, кто присутствовал в зале в момент оглашения приговора, сочувствовали и заражённым детям и их родителям, и осуждённым врачам. Они плакали, сопереживая и тем и другим, понимая, что это – всего лишь показательный процесс, который так ничего и не доказал.

Жизнь – борьба

Прошло десять лет. За это время в Шымкенте появился новый центр крови и центр "Мать и дитя". Сегодня мамы-папы получают денежную помощь от государства, а дети – бесплатное лечение дорогостоящими препаратами. Но время от времени родители ВИЧ-инфицированных детей выражают недовольство той помощью, которую им оказывают, полагая, что на здоровье их детей некоторые чиновники просто-напросто наживаются.

Канат Алсеитов, отец инфицированного ребенка и председатель НПО "Балакай Шымкент", в 2015 году заявил, что дистрибьюторская наценка казахстанских фармкомпаний, занимающихся поставками медикаментов, необходимых для антиретровирусной терапии, превышает себестоимость этих лекарств у фирм-производителей. В результате больные дети не только лишены современных брендовых препаратов, но даже устаревшие медикаменты получают не в полном объёме и по цене, почти вдвое превышающей цены производителей.

В этом году мужчина также собрал пресс-конференцию, где требовал внедрения в Южно-Казахстанском областном центре СПИД более высоких стандартов в диагностировании вирусной нагрузки иммунодефицита. В противном случае, по мнению Каната Алсеитова, у инфицированных детей повышается риск развития мутации, снижается эффективность лечения.

Благодаря собственному упорству Канат Алсеитов добился, чтобы его ребёнка диагностировали в Алматы. Сейчас он уверен, что действительно сделал всё, чтобы защитить своего ребенка от СПИДа. Специалисты же считают, что диагностика в нашем центре вполне на уровне, но никто не будет возражать против нового оборудования. Всё дело за финансированием.

Резать к чёртовой матери или подождём?

10 лет назад на скамье подсудимых находился 21 человек, 18 из которых – медработники. Срок в том числе получили высококлассные специалисты, профессионалы. Сегодня некоторые из них уже на свободе, работают в частных клиниках и помогают людям.

Из всей этой истории с судебным процессом так и остался невыясненным вопрос: кто виноват? Эта трагедия в Шымкенте острым скальпелем прошлась по нашей медицине, вскрыв нарыв и вытащив наружу опухоль. Вот только причину этой самой опухоли так и не установили. Положили обратно, заштопали уголовными делами как смогли, и. забыли.

Судя по тому, что коррупция в наших медицинских учреждениях продолжает процветать, – выводы никто не сделал. Подождём следующего грома.

Следите за самыми актуальными новостями в нашем Telegram-канале и на странице в Facebook

Присоединяйтесь к нашему сообществу в Instagram

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter

Одиночные пикеты в Элисте провели четверо жителей Калмыкии, чьи дети были заражены ВИЧ в 1988 году и впоследствии умерли от СПИДа. Они потребовали от властей Калмыкии принести им официальные извинения и назначить ежемесячные выплаты.

Как писал "Кавказский узел", в июле 2012 года президиум Верховного суда Калмыкии обязал республиканскую детскую больницу выплатить родителям детей, которые были в 1988 году заражены ВИЧ-инфекцией, по 300 тысяч рублей в качестве компенсации за моральный ущерб.

Семьи детей, зараженных ВИЧ-инфекцией, почти четверть века безрезультатно требовали от государства компенсации за моральный ущерб, и в июне 2011 года они подали иск в Элистинский городской суд. В сентябре 2011 года было отменено постановление о прекращении уголовного дела по факту заражения детей СПИДом, а 9 ноября 2011 года Элистинский городской суд вынес решение о взыскании с республиканской детской больницы в Калмыкии средств на выплату компенсаций морального вреда в размере 100 тысяч рублей каждому из семерых истцов. При этом пострадавшие требовали в качестве компенсации морального вреда по пять миллионов рублей. Всего следствием признаны потерпевшими 74 человека.

Родители детей, умерших от СПИДа, провели серию одиночных пикетов у Дома правительства 31 января. Примерно с 13.00 до 13.30 мск они стояли с плакатом, на которой было написано требование официально извиниться "за убийство" детей, сообщил 1 февраля корреспонденту "Кавказского узла" один из участников пикета, 63-летний Очир Шовгуров, чей сын умер в 1998 году.

"Требования адресованы властям республики. Пусть сначала хотя бы от лица главы Калмыкии прозвучат официальные извинения. А потом уже – от президента и премьер-министра России. Перед нами ведь до сих пор никто не извинился", - пояснил Шовгуров.

По его словам, родители умерших детей также требуют обеспечить их санаторно-курортным лечением, ежемесячными пособиями или надбавками к пенсии.

"Кроме того, мы требуем назначить нам достойную единовременную выплату, сопоставимую с выплатами пострадавшим в результате катастроф. В таких случаях государство выплачивает по 10-15 миллионов, а та сумма, которую мы выбили в судах за смерть наших детей - просто насмешка. Как и прошлогодние сто тысяч от правительства Калмыкии", - добавил участник пикета.

Шовгуров отметил, что свои требования неформальная инициативная группа родителей изложила в заявлении, направленном главе Калмыкии Бату Хасикову в августе прошлого года.

"Реакции до сих пор нет. Единственное, (руководитель администрации главы Калмыкии Чингис) Бериков на встрече с женщинами - матерями умерших детей - сказал, что законных оснований для выполнения наших требований нет. Хотя мы знаем, что федеральный центр передал все полномочия по этому вопросу нашему хуралу", - рассказал он.

73-летняя Людмила Черноусова, которая также приняла участие пикете, заявила корреспонденту "Кавказского узла", что государство должно выплачивать им пособия, потому что виновно в смерти детей.

По ее словам, многие родители ВИЧ-инфицированных детей все еще боятся говорить о своих проблемах. "Гонения были такие, что они до сих пор опасаются проблем на работе, в своем окружении. А мы на пенсии, нам боятся нечего. Мы уже свое отбоялись", - добавила она.

Все, у кого дети были заражены ВИЧ, получают маленькие пенсии, потому что в свое время лишились работы и теперь не имеют непрерывного стажа, сообщил корреспонденту "Кавказского узла" Александр Горобченко, потерявший 16-летнего сына в 1993 году.

"Когда наши дети умирали, мы даже не могли указать настоящую причину смерти, потому что боялись, что нам не дадут их похоронить на кладбище. Представьте, какое отношение было. Работу все потеряли. Стаж, естественно, не заработали. Мне скоро 64 года. Живу от пенсии к пенсии. На Черное море не могу съездить, здоровье поправить, хотя вроде недалеко ехать", - рассказал Горобченко.

Еще одна участница пикета, 67-летняя Мария Шолдаева, заявила, что ей уже неважно, найдут ли истинных виновных в смерти ее сына.

"Сына заразили, когда ему было девять месяцев. Он прожил четыре года, умер в 1992 году. Мы жили в поселке в Яшкульском районе. Нас грозились сжечь. Даже родственники от нас шарахались. Понятно, они за своих детей боялись. 1988 год – мы сами не знали, что такое ВИЧ, СПИД. Столько всего натерпелись. Нам теперь скоро умирать, а у нас до сих пор натянутые отношения с родственниками. Детей похоронили. Какая уже разница, кто виновен во всем этом. Пусть нам ежемесячные выплаты назначат, чтобы мы могли свое здоровье поддерживать, выезжать на отдых", - сказала Шолдаева.

Ранее "Кавказский узел" писал, что в 2018 году трое детей и двое взрослых заразились ВИЧ в инфекционной больнице Буденновска из-за того, что старшая медсестра не проконтролировала работу с мединструментами. Суд назначил компенсацию лишь одному из пострадавших. Сотрудники больницы в Буденновске, причастные к заражению ВИЧ пациентов, уволены или привлечены к ответственности, сообщил 21 ноября губернатор Владимир Владимиров.

Впрочем, элистинская трагедия могла бы обернуться куда большими жертвами, если бы не история, случившаяся годом ранее. И именно поэтому рассказ стоит начать с нее.

В 1987 году, в то время как правительство официально провозглашает политику гласности (это слово появляется именно тогда), а партия — Перестройку, молодой врач-инфекционист, сын главного эпидемиолога СССР Валентина Покровского Вадим, сталкивается с первым советским человеком, у которого оказалась выявлена ВИЧ-инфекция.

Мужчина, в 1981 году работавший переводчиком в Африке, где имел сексуальные контакты с местным населением, попал к Покровскому уже со СПИДом, то есть на последней стадии течения заболевания. Если ранее вирус обнаруживали в Советском Союзе лишь у иностранцев — выходцев из Африки, как правило, студентов Российского университета дружбы народов и Высшей школы профсоюзного движения, то тут инфицированным оказался обычный советский гражданин.

Чтобы проследить, как он получил вирус и куда от него могла пойти инфекция, пациента пришлось расспросить о всех половых связях. Тогда и выяснилось, что после возвращения из Африки тот имел контакты с 25 солдатами срочной службы СССР, которые после демобилизации разъехались по всей стране.

Вадим Покровский, современное фото

Найти каждого из них, чтобы уговорить сделать тест, оказалось совсем непросто. Прийти к незнакомому человеку и предложить пройти тестирование на самое постыдное заболевание в стране — не самая тривиальная задача. Более того, мужчина не помнил точные данные своих партнеров, хотя и смог назвать имена ребят и города, откуда они прибыли в часть.

В итоге все 25 найденные им сослуживца согласились сдать анализ на ВИЧ-инфекцию. Пять из них оказались инфицированы. И теперь уже у каждого из них нужно было выяснить, кому они могли передать вирус и при каких условиях. Тут-то и всплыл первый случай больничного заражения. Случай, который уже через год подтолкнет молодого специалиста к разгадке одной из самых страшных трагедий за всю историю советской медицины.

Кровь одного из солдат, жившего в Смоленске и не брезговавшего донорством, перелили пятерым пациентам. Тогда в СССР еще не проверяли доноров на ВИЧ поголовно. Кроме того, во время секса инфицировалась жена солдата, а их ребенок родился с вирусом.

— До этого никто не верил, что в нашей стране тоже может быть ВИЧ. Главный санитарный врач даже заявил, что в СССР не может быть СПИДа, потому что у нас гомосексуализм запрещен по закону, — вспоминает теперь Покровский.

И тем не менее определенные меры были приняты: Покровский передал всю собранную информацию в Министерство здравоохранения СССР. Доноров начали тестировать, а каждую новую информацию о появлении очередных случаев передачи вируса — переправлять в московскую инфекционную больницу на Соколиной горе. Собственно — к юному специалисту, работавшему со всеми первыми пациентами, Вадиму.

Оптимизация шприцев

Возможных причин инфицирования могло быть много: сперва нужно было проверить всех половых партнеров женщины и партнеров матери второго ребенка. Но ее муж оказался здоров, равно как и мать другого ребенка тоже была не инфицирована.

Кровь переливали младенцу от нескольких доноров, но и они все были здоровы. Никакой связи между пациентами: кроме той, что в Элисте они лежали в одной палате, не было. Именно в этот момент у Покровского родилась версия, впоследствии подтвержденная расследованием: внутрибольничное заражение.

Первым делом Покровский запросил в элистинской больнице материалы всех, кто лечился в отделении вместе с обоими пациентами. А когда кровь пришла в Москву, вирус оказался обнаружен еще у троих детей. Отрицать внутрибольничный очаг стало невозможно. И пусть сперва в Министерстве здравоохранения скептически отнеслись к этой версии молодого инфекциониста, Покровскому все-таки предложили поехать в составе комиссии в столицу Калмыкии и проверить все на месте.

Советские многоразовые стеклянные шприцы

Центр автономной республики в составе РСФСР, совсем небольшой город с 80-тысячным населением, Элиста по тем временам считалась глухой провинцией. Железнодорожную станцию тут построили только в 1969, асфальтированную дорогу до Астрахани и Волгограда проложили еще позже — только в 70-е.

Столичную делегацию Покровского местные чиновники не заметили лишь потому, что в нее не вошел ни один крупный начальник. А стало быть, поднимать переполох и заметать следы оказалось некому. Местная же санэпидемстанция накануне приезда его группы самостоятельно выявила ряд нарушений в больнице, поэтому была заинтересована в расследовании и даже вызвалась помочь москвичам, разместив их на собственной территории и обеспечив беспрепятственный доступ к врачебной документации.

— Еще когда я проходил практику в институте, я видел, что сестры у нас меняли только иглы, а сам шприц для того же лекарства использовали один. Причина — экономия времени. Я подумал: если в Москве так делали, можно было подозревать, что практика распространена и в провинции, — вспоминает врач.

Надписи на шприцах могли означать только одно — они использовались для того, чтобы вводить один препарат нескольким пациентам.

Столица Калмыкии город Элиста, центр, середина 1980-х

По правилам, после каждой инъекции шприц должен был отправляться на Центральную дезинфекционную станцию. Но если бы это действительно было так, то в надписях на шприцах не было бы никакого смысла.

То, что для разных детей медсестры использовали один шприц, подтвердили и пациенты, с которыми Покровскому удалось пообщаться. Осталось только найти документальные подтверждения, что медсестры не отправляли шприцы на дезинфекцию. И такие документы нашлись.

Группа Покровского решила изучить карты пациентов и посчитать, сколько всего в отделении было сделано инъекций, а потом сравнить получившееся число с записями медсестер о количестве шприцев, сданных на дезинфекцию.

— Они не догадались все это выбросить. Когда в будущем начались расследования вспышек в других городах, работать стало уже сложнее, потому что документацию научились уничтожать. А здесь все сохранилось, — вспоминает теперь врач.

— Так как дети маленькие, и им нужно было вводить достаточно маленький объем лекарства, то одного шприца хватало на все отделение. Медсестры просто набирали в шприц пенициллин и делали всем уколы, — говорит Покровский. — Подготовка медицинского персонала была очень плохая. Они просто не понимали, что нарушают что-то. Вслед за ВИЧ по стране прокатилась эпидемия гепатита, и технология ее распространения была та же: оказалось, что шприцы для советских больниц — это была системная проблема.

Африканский сувенир

Изучение детских медицинских карт выявило еще одну подробность: как только малышам становилось хуже, детей направляли в больницы других городов, подальше от Элисты, в надежде, что там врачи лучше. В Ростов, Волгоград и Ставрополь. Но так как ситуация со шприцами повторялась и там, вскоре во всех этих областях случились, хоть и меньшие по масштабу, но сопоставимые по характеру вспышки ВИЧ.

Когда исследователи привезли предварительные результаты в Москву и доложили начальству, руководство забило тревогу.

— Министр здравоохранения СССР Евгений Чазов мыслил крупными категориями. Он сразу понял, что стране грозит катастрофа. И даже не спрашивая нас, издал приказ, согласно которому по всему СССР были созданы центры по борьбе со СПИДом. Эти центры действуют до сих пор.

А Покровский продолжил расследование: началась проверка всех детей, которые когда-либо лежали в больнице с первой группой, а потом всех, кто лежал со второй группой, и так далее. Схему того, кто с кем лежал, а стало быть, как мог распространяться вирус, приходилось рисовать на миллиметровой бумаге для чертежей. А с ростом количества инфицированных приклеивать к и без того крупному полотну дополнительные листы. Всего было выявлено 75 детей, получивших вирус, и четыре женщины.

— Калмыкия не граничит с другими государствами, за границу жители Калмыкии выезжали редко и то только на танке. Как это может быть, чтобы в центре Евразии, далеко от всех портов и других стран, вдруг произошла вспышка инфекции?

Когда исследователи начали разматывать этот клубок, они увидели, что ни один инфицированный ребенок не лежал в больнице раньше мая 1988 года. То есть все, кто лежали раньше, были здоровы. Что произошло в этом месяце?

Оказалось, что в мае 1988 года в больнице умер ребенок с симптомами, похожими на симптомы СПИДа, более того, у обоих его родителей впоследствии нашли ВИЧ.

Второй корпус инфекционной больницы на Соколиной горе. Пациенты с ВИЧ, конец 80-х, Москва

В отличие от упомянутого переводчика, мужчина оказался гетеросексуалом, в 1982 году он проходил срочную службу на флоте. Корабль, на котором служил молодой человек, встал в порту в Конго. Так что у всех солдат оказалась возможность воспользоваться услугами местных проституток.

Одна из пациенток, инфицировавшихся в больнице, из-за травли, с которой столкнулась, в итоге дважды пыталась покончить с собой.

После демобилизации моряк вернулся домой в Элисту, женился, завел двоих детей. Первый ребенок у пары родился здоровым, а второй — уже с вирусом.

— Этот мужчина умер через 3—4 года от СПИДа, лекарств от ВИЧ не было, кроме того, вся эта ситуация повлияла еще и на его психическое здоровье, — говорит Покровский.

Проблема гласности

Версия врача о внутрибольничном заражении тем временем устроила далеко не всех, и очень скоро в этой истории появились новые игроки. Неожиданно для инфекциониста Министерство здравоохранения РСФСР заняло противоположную позицию по элистинской трагедии. Там решили все отрицать.

Минздрав РСФСР подчинялся Минздраву СССР, но, так как инфицирование произошло на территории России, ситуация касалась их ведомства и многим чиновникам хотелось доказать, что на вверенной им территории проблем нет.

Сотрудница одной из столичных лабораторий, делавших в конце 80-х тесты крови на ВИЧ

Например, что в трагедии виновата некая местная болезнь овец. Или иммуноглобулин, который вводили детям.

По словам Покровского, если бы история случилась не в разгар Перестройки, а на пару лет раньше, ее могли бы просто засекретить, а народу представить только одну официальную версию, в которой выпитый спирт и иммуноглобулин с высокой долей вероятности заняли бы место системной врачебной халатности и разгильдяйства.