Игорь зайцев автор вакцины спид вич
Ровно 30 лет назад советские власти официально признали СПИД: 25 августа 1987 года вышел указ о предотвращении распространения заболевания, которое до того в прессе именовали болезнью проституток, наркоманов и гомосексуалистов. Но пользы от признания было не много: уже через год началась эпидемия, которая, по сути, продолжается до сих пор.
Фото: Подэрни Роман/Фотохроника ТАСС
Не то чтобы в подобном благодушии пребывали все поголовно. В 1987-м тогда 37-летний Геннадий Онищенко (через девять лет он станет главным санитарным врачом России, а в то время работал начальником санитарно-эпидемиологической станции МПС СССР) знал — он сам рассказывал о том, что за ситуацией со СПИДом чиновники следили пристально, им было известно об учрежденной в том же 1987-м Глобальной программы ВОЗ по СПИДу, и уже два года на Соколиной горе в Москве действовала лаборатория, исследовавшая пациентов в том числе и на СПИД.
До поры до времени все было, по меркам чиновников, в порядке: СПИД находили только у иностранцев. Но тем же летом все изменилось: в СССР появился собственный нулевой пациент. Это был инженер, долгое время проработавший в Танзании, Владимир Красичков. Недавно ушедший от нас блогер Антон Носик в свое время утверждал, что был с Красичковым знаком, что тот был гомосексуалистом, ВИЧ привез в СССР десятью годами раньше, и к тому времени, когда болезнь развилась (Красичков умер от саркомы Капоши — онкологического заболевания кожи, встречающегося у ВИЧ-инфицированных), мог заразить несколько десятков людей.
Каратели с грязными шприцами
Фото: Кузьмина Татьяна,Христофоров Валерий/Фотохроника ТАСС
Но есть, что называется, разница. Мировая практика борьбы со СПИДом пошла по пути сексуального просвещения и профилактики, разработки лекарств и вакцин (первое одобренное лекарство — зидовудин, ретровир — появилось как раз в середине 1980-х). Советский же указ 1987 года сконцентрировался на карательных мерах: насильственная диагностика людей из групп риска, депортация носителей-иностранцев, уголовное преследование за распространение.
Последнее, справедливости ради, присутствует в законодательстве многих стран. Так, например, более чем в 35 штатах США приняты уголовные законы, которые наказывают ВИЧ-инфицированных за то, что те подвергли других риску заражения, даже если инфицированные принимают меры предосторожности, например пользуются презервативами. В последнее время это законодательство в Америке подвергается критике: в 2011 году Национальный альянс государственных и территориальных директоров по СПИДу опубликовал политическое заявление, в котором утверждается, что такие законы стигматизируют болезнь, и приводится положительный опыт европейских стран (Франция, Германия), не имеющих подобного законодательства.
У нас в то же время по 122-й статье УК (заведомое постановление другого лица в опасность заражения ВИЧ, до восьми лет лишения свободы) сажают не так часто — несколько десятков человек в год, поскольку трудно бывает эти преступления доказать. И в большинстве случаев такие приговоры совсем не кажутся несправедливостью. Для сравнения другой пример: в 2016 году Свердловский областной суд вынес постановление, согласно которому за заражение трех пациентов СПИДом клиника в Екатеринбурге должна будет заплатить потерпевшим 15 млн рублей.
Но вернемся к указу. Карательная его часть начала выполняться качественно и быстро. В группы риска попадали наркозависимые, работники сферы секс-услуг, беременные женщины, доноры крови, а также люди, выезжавшие за рубеж. Некоторых задерживали прямо на работе и увозили с милицией на Соколиную гору и в другие центры профилактики и борьбы со СПИДом, которые начали появляться после указа.
С профилактической работой было хуже. О том, что заражение происходит не только половым путем, но и через инъекции, уже было известно, однако толком ничего не предпринималось. Трагедия была неизбежна.
В 1988 году в республиканской детской больнице Элисты, столице Калмыцкой АССР, врачи столкнулись с массовыми пневмонией и бронхитом, не поддававшимися лечению. Несколько образцов крови врачи отправили на анализ в Москву, и на следующий день оттуда пришло неожиданное и страшное заключение: СПИД.
Фото: Тарусов Константин/Фотохроника ТАСС
Прибывшая практически вместе с результатами московская инспекция обнаружила полную антисанитарию: на стерилизацию попадало в два раза меньше шприцов, чем было сделано инъекций, зафиксированных в отчетах. У некоторых пациентов стояли многоразовые катетеры для переливания крови. О дезинфекции элистинские врачи имели смутные представления — достаточным, чтобы обезопасить пациентов, они полагали простое ополаскивание шприцов под краном…
Расследование показало, что изначально вирус был у одного младенца (отец ребенка служил в Конго матросом, вероятно, был инфицирован там и заразил жену). Потом через нестерильные инъекции вирус расползся по больнице.
По халатности врачей в элистинской больнице ВИЧ-статус получило 75 детей и четверо взрослых!
Вспышка ВИЧ-инфекции из Элисты быстро распространилась по городам Ставропольского края, Ростовской, Волгоградской областей. Позднее стало известно о ребенке из Элисты, который попал в Волгоград на лечение. Инфицирование других пациентов произошло по тем же причинам, что и в калмыцкой больнице,— из-за нехватки инструментов. Врачи, виновные в распространении вируса, получили выговор: Следственный комитет возобновил уголовное дело в 2011 году, но реального наказания никто из медперсонала не понес.
В поселке Усть-Ижора Ленинградской области на территории инфекционной больницы в 1991 году открылся центр по профилактике ВИЧ. Первыми пациентами стали дети и их родители, заразившиеся новой, практически не изученной болезнью в Элисте, Волгограде, Ростове-на-Дону. На тот момент вирус носило не меньше 270 человек — это были те, кто уже прошел обследование в московской лаборатории, подведомственной союзному Минздраву, и состоял на учете.
Фото: Владимир Гурин/ТАСС
Работники ближайшего завода организовали сбор подписей за срочное закрытие центра — из пяти тысяч рабочих половина подписала. Петицию отправили Ельцину, из администрации президента ее передали в СЭС Петербурга, которая срочно решила закрыть центр. Больница не работала только один день: после телефонного разговора сотрудников больницы с министром здравоохранения учреждение вновь открыли.
Такое отношение к неожиданно свалившейся беде было вполне понятным: только что болезнь связывали с худшими в советском восприятии пороками, и вот уже эпидемия — откуда взяться сочувствию?
Принцип сохранения врачебной тайны на больных СПИДом долгое время не распространялся — несчастные вынуждены были иметь дело с обществом, которое мечтало об их физическом истреблении или хотя бы изоляции.
Если у человека обнаруживали ВИЧ, врачи требовали предоставить для эпидрасследования контакты людей, с которыми он вступал в половую связь, все эти люди вызывались в центры обследования, и им сообщали, по чьей вине они здесь.
Фото: Владимир Саяпин/ТАСС
Знание своего диагноза не давало человеку, по сути, ничего — действенной терапии не существовало.
Нынешнее положение дел со СПИДом оценивается разными людьми, вовлеченными в тему, диаметрально противоположно. Госчиновники отчитываются о полном порядке — профилактика работает, лечение адекватное. Даже отношение в обществе — на уровне высших гуманистических образцов. Геннадий Онищенко сегодня участвует в марафонах против СПИДа бок о бок с носителями ВИЧ и рассказывает о гуманных способах донесения информации до вновь заболевших, когда о диагнозе рассказывает не врач, а другой носитель вируса.
Сдвиги в медицине за эти годы произошли действительно огромные: женщинам, инфицированным ВИЧ, при соблюдении терапии врачи гарантировали рождение здорового ребенка, возможность инфицирования человека во время переливания крови снизилась до нуля, и жизнь людей с ВИЧ кардинально изменилась — от смертного приговора до умеренно оптимистичного существования с диагнозом.
Россия по итогам 2015 года стала страной с крупнейшей эпидемией ВИЧ в мире. При этом лекарства на январь 2017 года доступны не более чем 35% пациентов.
Сейчас в Свердловской и Иркутской областях объявлена эпидемия, в зоне риска находится еще 11 регионов, и, по словам вирусолога Сергея Нетесова, почти 60% ВИЧ-инфицированных употребляли наркотики. У них нет доступа к чистым шприцам и иглам, к лекарствам, к заместительной терапии: в России не признается лечение метадоном, в отличие от Америки, Западной Европы и многих восточноевропейских стран.
Фото: Дмитрий Лебедев, Коммерсантъ
С.БУНТМАН: Да, еще раз здравствуйте. А я думал, вы уже с гостем сидите.
М.МАЙЕРС: А мы из большой студии будем.
С.БУНТМАН: Ну понятно, но я бы анонс сделал.
М.МАЙЕРС: А, понятно, то есть наоборот, я пойду к гостю.
С.БУНТМАН: Давай быстрее к гостю, он один бедный.
М.МАЙЕРС: Кстати, голосование продолжается, вы не забудьте напомнить.
С.БУНТМАН: Добрый день, Игорь Георгиевич, я сейчас устроил голосование среди оптимистов и пессимистов – я просил слушателей ответить, как им кажется все-таки, так всегда хочется во что-то верить в начале нового года, что мы сдвинемся с мертвой точки и сможем как-то найти действенные методы борьбы против СПИДа. Но может, это и не мертвая точка сейчас? Может, в этом я ошибаюсь? Кстати, у нас почти 65% надеются.
И.СИДОРОВИЧ: Ну вообще очень диалектический у вас подход, очень правильный, потому что что касается СПИДа, есть один несомненный колоссальный успех – это известно, что инфицированные СПИДом матери только в 30-40% случаев рождают зараженных СПИДом детей, если никак не вмешиваться.
С.БУНТМАН: Что значит вмешиваться?
И.СИДОРОВИЧ: Если не лечить специально. Но если мать получает специфическую антивирусную терапию, антиспидовскую, то этот процент удается снизить до менее чем 1%, то есть колоссальный результат.
М.МАЙЕРС: А это успехи последних лет, последнего времени?
И.СИДОРОВИЧ: Не сказал бы, последних лет – это то, что меньше 1%, а вообще такая ситуация уже несколько лет, то есть это явный успех. Но тут надо сказать, что я недавно был на конференции, там докладывали наши отечественные данные, вот там наши снижают этот процент до 8, вот это, конечно, уже безобразие, то есть когда в мире созданы препараты и схемы, по которым можно снижать этот процент до менее чем одного, иметь такой успех, как 8%, это, конечно, неправильно, надо работать.
И.СИДОРОВИЧ: В общем да. Это зависит от того, что нужно иметь грамотных врачей и всеохватывающую организационную систему, которая бы перекрывала все возможные подходы, причем я сказал об 1% — это во Франции, где врачи имеют дело не с какими-то там продвинутыми французами, а туда включены и иммигранты их Северной Африки.
С.БУНТМАН: Продвинутые — в смысле пациенты?
И.СИДОРОВИЧ: Да-да, что там хорошее обслуживание…
М.МАЙЕРС: Ну то есть это означает, что от пациентов это в меньшей степени зависит.
С.БУНТМАН: То есть не надо ссылаться на то, что у нас массы непонятного, неорганизованного, негигиеничного населения?
М.МАЙЕРС: Как правило, мы ссылаемся на другие вещи – на недофинансирование, на отсутствие денег и так далее.
И.СИДОРОВИЧ: В этом году мы имеем, я бы даже сказал, перефинансирование.
М.МАЙЕРС: Ну да, национальный проект.
И.СИДОРОВИЧ: Но перефинансирование тоже плохо. То есть, скажем, какому-то человеку предлагают угощение, наливают в тарелку что-нибудь вкусное, дают ложку и сажают за стол, то он насытится этой тарелкой супа, а если ему под ноги на пол выльют ведро похлебки, то он ничего с этого, как говорится, не съест.
С.БУНТМАН: Даже самой лучшей.
И.СИДОРОВИЧ: Так вот, с финансированием то же самое – нужно не просто выделять большие деньги, а нужно, чтобы еще какая-то разумная система, причем весьма затратная, следила за их правильным распределением.
С.БУНТМАН: Но это называется ставить полицейского у каждого кошелька, или как?
И.СИДОРОВИЧ: Ну почему, тут и сознательность есть, ведь люди же не нарочно делают плохо, просто они не умеют, не знают, не могут.
М.МАЙЕРС: Игорь Георгиевич, а у меня такой принципиальный вопрос, может, дилетантский отчасти – скажите, пожалуйста, все-таки сегодня СПИД относится к неизлечимым болезням?
М.МАЙЕРС: То есть речь не идет о том, что можно создать какую-то волшебную таблетку, и человека можно будет вылечить? Речь идет о минимизации потерь?
И.СИДОРОВИЧ: Как я вам сказал, ни одного случая излечения еще не отмечено достоверно. Вакцины делают, в нашей стране есть несколько групп, в частности в нашем институте считается самой продвинутой, но тут тоже есть странности финансирования – например, есть несколько групп, которые делают вакцину, и они получают финансирование, причем они так странно его получают, что те, кто не сделали вакцину, прошедшую испытание, получают большое финансирование для испытаний, то есть он не может еще начать испытывать, а те, кто уже может начать испытывать, те не получают финансирования. То есть общество должно регулировать этот процесс.
С.БУНТМАН: А как надо?
И.СИДОРОВИЧ: Я бы сказал так – нужно иметь какой-то комитет, группу, ответственное лицо, близкое к президенту, то есть на том уровне, что можно решать вопросы, которое бы чувствовало ответственность за процесс, а тут получается, что в общем у нас нет людей, которые бы чувствовали за это ответственность, а вроде бы все при этом деле как-то участвуют, говорят слова и даже руководят. И вот интересную цифру хотел бы я вам привести – я вам сказал про матерей – что в 88-м году мы работали в Уганде, проверяли там свою тест-систему, я эту цифру все время долблю и пытаюсь ее внести, в США тогда был примерно миллион инфицированных СПИДом, в самой Уганде было 25% населения инфицировано СПИДом, в России едва набиралось два десятка инфицированных, и уже в этом 88-м году было ясно, что такое СПИД, куда, как, что и чего. И вот с тех пор в США по-прежнему сейчас инфицированных СПИДом 1 миллион человек, как тогда, так и сейчас, — держат, короче говоря, в относительно дикой Уганде вместо 25% ВИЧ-инфицированных только 7%, а в России, как вы знаете, по официальным данным, 350 тысяч, а по неофициальным порядка полутора миллионов, то есть как бы увеличилось в тысячи раз.
М.МАЙЕРС: Подождите, а куда делись эти в Уганде?
И.СИДОРОВИЧ: Умерли, а новые не появились, то есть держат цифру.
С.БУНТМАН: Точно так же и в Америке – это не миллион тех же самых людей.
М.МАЙЕРС: Значит, речь не идет о создании чудо-таблетки, а о пропаганде?
И.СИДОРОВИЧ: То есть пока еще далеко не исчерпаны другие способы, и в частности я хотел сказать, что сейчас, на сегодня, журналисты, вот вы, можете сделать для предотвращения эпидемии больше, чем мы, врачи, то есть у вас более мощное оружие.
С.БУНТМАН: Ну а что мы можем сделать?
И.СИДОРОВИЧ: Правильно надо ориентировать народ.
С.БУНТМАН: А как правильно? Вот у меня будет еще один вопрос насчет 88-го и 2007-го года, но…
С.БУНТМАН: А какого рода она должна быть?
И.СИДОРОВИЧ: Вот донести до каждого, разными, самыми разными способами.
С.БУНТМАН: А что донести?
И.СИДОРОВИЧ: Плакаты на улицах, выступления по радио, выступления руководителей, подзаконные акты, то есть, короче говоря, жесткая пропаганда, как в той же Америке.
С.БУНТМАН: А пропаганда чего?
М.МАЙЕРС: Что там конкретно должно быть?
И.СИДОРОВИЧ: Правильного образа жизни, как уберечься.
М.МАЙЕРС: Каким должен быть текст?
И.СИДОРОВИЧ: Как уберечься.
М.МАЙЕРС: То есть используйте одноразовые шприцы, предохраняйтесь?
С.БУНТМАН: То есть это должен быть выбранный вами, ваш избранник, а не просто неизвестно кто.
И.СИДОРОВИЧ: Да-да, это вбивают в голову.
И.СИДОРОВИЧ: Нет, я бы даже в камлании поучаствовал, если речь идет о каких-нибудь детях в пятом классе.
М.МАЙЕРС: Но пропаганда-то воздействует на всех, если это плакаты на улицах.
И.СИДОРОВИЧ: Не скажите.
С.БУНТМАН: Забор видит и пятилетний ребенок.
И.СИДОРОВИЧ: Не скажите. Но в школе то же самое. Я не знаю, у всех у нас есть опыт общения с маленькими детьми – у детей есть врожденная детская стыдливость. Когда ребенок видит по телевизору что-то неприличное, он отворачивается, ему неудобно перед родителями, что он смотрит. Так вот, эту детскую стыдливость не надо проламывать методами пропаганды, но пропаганду надо вести, и очень активно.
С.БУНТМАН: Это очень важная вещь – не проламывать стыдливость, до поры до времени ее вообще не надо проламывать.
И.СИДОРОВИЧ: Конечно, поэтому моральное поведение…
С.БУНТМАН: Потому что там есть кому и где ломать, на самом деле.
И.СИДОРОВИЧ: Совершенно верно, мы должны стоять на страже морального здорового поведения, если хотите.
С.БУНТМАН: Ну то есть вот этот стык, когда становится подростком, когда становится отроком или отроковицей, вот здесь-то наоборот надо говорить, что половая жизнь, например, это часть полноты твоей нормальной хорошей жизни, а не что-то ужасное, что взрослые делают, и ты вдруг в это ужасное ввергаешься.
И.СИДОРОВИЧ: Конечно, тут вы правы.
С.БУНТМАН: Смотрите, еще вы знаете, вот в 88-м году у нас почти ничего не было, были такие вот…
С.БУНТМАН: Да, на уровне статистической ошибки.
И.СИДОРОВИЧ: Нет, ну мы из видели конкретно, этих людей, поскольку тогда было проведено несколько миллионов анализов в год, и сеть была достаточно густая.
М.МАЙЕРС: А сейчас этого не делается?
С.БУНТМАН: Ну вот смотрите, стандартный ответ такой – был великий Советский союз, изолированный достаточно от всяких влияний и нехорошего образа жизни, а вот потом все рухнуло, и что ж вы хотите?
И.СИДОРОВИЧ: Нет, ну во-первых, я отношусь к тем, кто понимает, что Советский союз рухнул вполне закономерно, но тем не менее он был великим и заслуживающим уважения, это моя точка зрения. Что касается СПИДа, то СПИД, между прочим, появился сравнительно недавно в массовом масштабе. Когда провели анализ образцов крови, выяснили, что СПИДа 20 лет назад только начинал распространяться. То есть наше поведение, человечества, таким образом драматически поменялось, что мы вытащили СПИД из дебрей Африки в цивилизованное общество и имеем его теперь в широком масштабе.
С.БУНТМАН: А там он был всегда?
И.СИДОРОВИЧ: Нет, он тоже, видимо, начал развиваться относительно недавно. То есть образ жизни человечества поменялся столь драматично, что СПИД от обезьян перепрыгнул на человека.
С.БУНТМАН: Скажите, где у нас в стране в какой момент вы можете зафиксировать, так скажем, начало беспечности?
И.СИДОРОВИЧ: Вы понимаете, получилось так, что это совпало, как это ни печально, с перестройкой. Еще до этого дела студенты из Африки, уже тогда было известно, что СПИД пошел такой волной опасной, поступившие студенты по всем нашим социалистическим каналам жестко тестировались на СПИД в Москве и те, кто был инфицирован, немедленно депортировались. Но это не было единственным механизмом, это просто говорит о том, что была настороженность такого государственного масштаба, то есть все об этом думали.
С.БУНТМАН: Вот скажите, пожалуйста, эта передача СПИДа от человека к человеку, так скажем, коли он появился хотя бы среди единиц, в тех же самых 80-х годах, во второй половине был страшенный скандал во Франции, вы помните, когда заразили детей?
И.СИДОРОВИЧ: Да, да и сейчас все время такие скандалы происходят.
С.БУНТМАН: Да, но это был один из первых и очень громкий. И тогда, может быть, надо было понимать, что не только от африканского студента или от человека, который съездил в командировку, все это может приехать к тебе, но и уже раз пошло, значит, уже надо вводить медицинское оборудование другое. Ведь какое-то время и при счастливой советской власти ведь не было одноразовых приборов, и стоматология была в архаичном виде.
И.СИДОРОВИЧ: Посмотрели бы вы сейчас на стоматологию.
М.МАЙЕРС: Ну как же, меняют там эти, сверла.
И.СИДОРОВИЧ: На наше счастье, СПИД крайне малозаразен. Вот насколько его трудно выкорчевать из человека, настолько он не очень хорошо внедряется. Известно статистически, что от одного на сто до одного на тысячу случаев полового контакта инфицированного и неинфицированным человеком приводит к заражению.
М.МАЙЕРС: Ну, может, отсюда беспечность?
И.СИДОРОВИЧ: Отсюда и беспечность, в надежде, что пронесет.
М.МАЙЕРС: Скажите, пожалуйста, Игорь Георгиевич, а вот что касается тех направлений, если это доступно, конечно, можно объяснить нашим слушателям и нам, в каком направлении сегодня идут медицинские исследования, если говорить о том, что СПИД на сегодня – это неизлечимая болезнь, а вот препараты, способные подавлять размножение ретро-вирусов, уже существуют.
И.СИДОРОВИЧ: Совершенно верно, такие препараты производятся, и в рамках тех денег, которые поступали на здравоохранение в этом году, эти препаратов будет закуплено довольно много, но тоже, как я вам уже указывал на странность распределения этих денег, только на закупку таблеток, а на разработку препаратов здесь у нас ни копейки, хотя наши специалисты даже некоторые приоритетные работы в этом направлении имеют. Так что тоже такая вот странная история.
М.МАЙЕРС: Но эти препараты помогают просто-напросто…
И.СИДОРОВИЧ: Как я вам сказал, эти препараты, если мать беременную, инфицированную, лечить такими препаратами, то у нее резко снижается вирусная нагрузка в крови, и она не передает эту инфекцию ребенку, почти на 100%. То же самое, если такого человека лечить, то он становится менее заразным для окружающих, то есть это не только лечение персональное, но это и лечение социальное, и тут достигнуты довольно большие успехи.
М.МАЙЕРС: А можно инфицированным людям чем-то помочь?
И.СИДОРОВИЧ: Я вот об этом и говорю, что инфицированных людей таким образом лечат. Они становятся, во-первых, менее заразными для окружающих, а во-вторых, их жизнь продлевается существенно.
С.БУНТМАН: Вот я сейчас читаю, потому что я должен объяснить нашим слушателям, мы с Машей рассуждали о печатной и электронной продукции в прошлой получасовке, и все кончилось тем, что в другой студии мы не можем получать сообщения на пейджер и смс на экране.
М.МАЙЕРС: Только пользуемся печатной продукцией.
С.БУНТМАН: Это месть газетная. Машенька, я сейчас просмотрю, что там будет. Задай следующий вопрос, а я пока посмотрю и тут же задам.
М.МАЙЕРС: А скажите, пожалуйста, вот при той динамике последних 15 лет, условно говоря, отрицательной, какие прогнозы на будущее? Какова динамика последнего года, условно говоря, и какие у вас ожидания?
И.СИДОРОВИЧ: Ну, вы знаете, как я вам сказал, с динамикой тоже довольно-таки сложно. У нас есть официальная цифра – там что-то 370 тысяч инфицированных, но неофициально те же официальные лица говорят, что это, в общем, полтора миллиона, как минимум. Имея такую шаткую статистическую основу, довольно трудно делать прогнозы.
М.МАЙЕРС: А почему она такая шаткая? Что, люди не обращаются за медицинской помощью? Они не регистрируются или что?
И.СИДОРОВИЧ: Вы знаете, потому что в разных странах, в разных местах есть разная система оценки.
М.МАЙЕРС: Как это у нас происходит?
И.СИДОРОВИЧ: У нас, вообще говоря, изначально было на основании анализов 100% точный результат. Но когда их начинают свозить из разных областей, городов и весей, тут происходит некая ошибка. А на Западе вообще есть такая система – они говорят так, что, условно говоря, если нашелся уже один больной с развернутой картиной СПИДа, то это значит, инфицированных есть 10. Диагностируют количество вот этих с выраженной клинической картиной, то есть со СПИДом, а потом говорят, что ВИЧ-инфицированных, значит, в 10 раз больше, то есть довольно приблизительный подсчет.
С.БУНТМАН: Но это верный подход?
И.СИДОРОВИЧ: Это, наверное, единственный реальный, поскольку уже столько народу, что просто не удается в существующей системе здравоохранения ни у нас, ни даже на Западе переварить это до состояния точных цифр.
М.МАЙЕРС: Ну а вот такая история, что человек, допустим, заражается СПИДом, сам он этого просто не понимает в меру своего незнания, и через месяц умирает от воспаления легких, например?
С.БУНТМАН: А вот скажите, пожалуйста, очень интересно, но есть до сих пор люди, которые вообще не верят в существование СПИДа.
И.СИДОРОВИЧ: Ну, дай бог здоровья, как говорится, не верят и хорошо, им легче жить.
М.МАЙЕРС: Вот у меня еще один вопрос, что касается тех препаратов, которые сегодня существуют, насколько они дорогостоящие, насколько они доступны? Они распространяются по программам каким-то определенным?
И.СИДОРОВИЧ: Да, вы знаете, теоретически и по закону есть в Минздраве такие структуры, которые закупают на Западе, как я сказал, эти препараты и в общем, каждый человек, кому положено, по идее должен иметь возможность получить эти препараты бесплатно. Но на самом деле это все не так просто организовать, тем более что только первый год это так активно закупают, а потом у нас большое количество заразившихся СПИДом еще на ранней стадии, когда, вообще говоря, это лечение не все считают, что необходимо. Некоторые считают, поскольку сам препарат довольно токсичный, что нужно лечить только уже на более поздних стадиях этими препаратами. Но в общем об этом думают, препараты закупают, тратят на это колоссальные деньги. Единственное, тут только такая история – как я вам сказал, таких препаратов в арсенале у врача должно быть порядка 20, они действуют на разные этапы развития вируса, а у нас их часто бывает меньше, и вот это меньшее количество препаратов затрудняет благоприятный исход терапии.
М.МАЙЕРС: Так подождите, одну секунду, какова сегодня судьба ВИЧ-инфицированного в России? Вот приходит человек, у него на ранней стадии диагностирован ВИЧ, что с ним происходит дальше?
С.БУНТМАН: На что он может рассчитывать?
И.СИДОРОВИЧ: Его начинают наблюдать, и он вправе рассчитывать, когда это будет по медицинским показаниям, на бесплатную специфическую терапию.
М.МАЙЕРС: И государство за это платит?
М.МАЙЕРС: И он сидит на этих препаратах все те годы, которые ему еще суждено прожить?
И.СИДОРОВИЧ: Совершенно верно.
М.МАЙЕРС: И более того, если болезнь прогрессирует, то эти препараты должны ему корректироваться?
И.СИДОРОВИЧ: Теоретически да. Но это, я ба сказал так, официальная и идеальная ситуация.
М.МАЙЕРС: А как на самом деле?
И.СИДОРОВИЧ: Я на самом деле я не могу сказать, поскольку я не отслеживаю эту вещь профессионально, но бывают исключения.
С.БУНТМАН: Скажите, пожалуйста, Игорь Георгиевич, вот СПИД за последние 30 с чем-то лет – это, наверное, самое страшное явление, о котором человечество не знало до этого. Это единственное, что остается из незнакомых вещей? Ну вот сравнимы ли со СПИДом такие новшества, которые мы узнаем? То у на птичий грипп появляется, то атипичная пневмония или что-нибудь еще. Или нас ждет такая эскалация?
И.СИДОРОВИЧ: Вы знаете, нас ждет…
С.БУНТМАН: И как мы к этому можем быть готовы?
И.СИДОРОВИЧ: Можно сказать, что это нас ждет. Почему? Потому что современное общество разрушает границы между индивидуумами, понимаете. Я бы скорее сравнил с ситуацией бешенства коров. Когда коров начинают кормить коровами, и они превращаются из индивидуумов, отдельных коровенок, в некий индивидуум-монстр, который есть сам себя, и поэтому тут нет никаких преград. И вирус этого бешенства распространяется в коровьей популяции бурно и неотвратимо, если человек сам специально не следит за этим.
С.БУНТМАН: То есть в этом основная проблема, да? что изменились отношения вообще?
И.СИДОРОВИЧ: Да-да. Нужно поддерживать какие-то барьеры между людьми.
С.БУНТМАН: К сожалению, пока это звучит общо, но мы запомнили здесь, потому что мы будем возвращаться к этим темам. Спасибо большое, Игорь Георгиевич.
С.БУНТМАН: И улучшения положения мы вам желаем и успехов.
Тема ВИЧ-диссидентов, которые призывают людей, зараженных вирусом, отказаться от лечения, снова в повестке. Совет при правительстве РФ 14 декабря предложил меры по борьбе с ВИЧ-диссидентами. Например, ввести ответственность за призывы к отказу от тестирования или лечения ВИЧ-инфекции и СПИД.
— ВИЧ-диссиденты, с которыми мне раньше доводилось общаться, показались мне, мягко говоря, очень странными людьми. А вы производите впечатление человека умного, вы — известный в городе психотерапевт. И при этом — ВИЧ-диссидент. Как так?
Но многие вещи, касающиеся ВИЧ-инфекции, мне всегда казались странными — например, серонегативные периоды, когда вируса не видно:
мне было удивительно, что он ведет себя не как вирус, а прямо как разумное существо. Но мы принимали на веру все, чему нас учили специалисты -
мы привыкли доверять нашему здравоохранению. Но когда я сам стал много общаться с ВИЧ-инфицированными, я увидел, что ни одно из тех клинических свойств вируса не подтверждается.
— Например?
— Ну, то, что ВИЧ вызывает СПИД — я этого не увидел. Я не увидел ни одной смерти от ВИЧ, зато я видел смерть от антиретровирусной терапии, когда человек начинал ее употреблять. А человек, который этого не делал, спокойно живет, у него рождаются здоровые дети. Вот, например, здесь 56 моих давнишних выпускников (показывает фото на стене), четверо из них — ВИЧ-инфицированы. А это — их семьи (у кого-то многодетные): дети здоровы, жены тоже. Так что передачу вируса половым путем я ни разу не видел среди моих пациентов.
А в 2008 году меня пригласили на международную конференцию о здоровье нации, которая проходила в Екатеринбурге. Приехали очень известные в мире люди, не мне чета — инфекционисты, эпидемиологи, вирусологи, а также священники, медийные личности. Я услышал от специалистов в этой области, что они думают о ВИЧ, и утвердился в своем представлении, что это искусственно созданная проблема.
— Или миф?
— Это одно и то же. Если поставить какие-то глобальные цели, например, придумать бизнес-проект по зарабатыванию денег в сфере медицины или заняться контролем численности человеческой популяции (чем осознанно занимаются с середины 80-х годов прошлого столетия), то тогда все становится логичным: из бюджетов почти всех государств выкачиваются огромные средства на борьбу с этой инфекцией, а результатов никаких. И их и не будет, потому что всем нужна эпидемия, чтобы зарабатывать как можно больше денег.
— В Екатеринбурге сейчас всех принуждают прививаться от кори. Вакцинация — это тоже заговор?
— В сфере вакцинаций — те же самые злоупотребления, как и во всей лекарственной терапии. Здесь тоже есть фармкорпорации, которые занимаются производством и реализацией вакцин и заинтересованы в максимальных прибылях. Это бизнес, и люди зарабатывают на этом очень большие деньги. Наша медицина стала заложницей рыночной экономики, а вместе с ней и все мы.
В самой по себе вакцинации ничего плохо нет, прививки спасли многих людей. Раньше в этом был заложен благородный принцип — избавление от особо опасных инфекций. Сегодня этот принцип оседлали и вакцинируют всех поголовно, есть эпидпоказания или нет, работают вакцины, которыми прививают, или нет. В лучшем случае от этого никакой пользы, в худшем мы видим осложнения после прививок: аллергизацию детей после непосильной для них вакцинной нагрузки, хронические воспалительные заболевания, поражения печени и других систем организма.
— Неправда. Это оплачивается из государственного бюджета, а значит, за наш с вами счет — через налоги. Это гениальная схема финансирования этой системы. Так что все платно. Я смотрю, как ведут себя, скажем, наши СПИД-центры — они все заточены на то, чтобы просить все больше денег на борьбу и профилактику. Когда [руководитель федерального центра по борьбе со СПИД Вадим] Покровский запросил очередные деньги из бюджета, Московская городская дума откровенно назвала его иностранным агентом. Посмотрите, сколько денег крутится в этой сфере!
— И все же это не аргумент для спора о существовании ВИЧ. Вот я верю врачам — перевербуйте меня!
— Нас всех ввели в заблуждение этими фотографиями, дескать, вот он, вирус. Раньше я тоже думал, что он есть. Но на той конференции, где я побывал, Питер Дюсберг и его последователи говорили, что этого вируса вообще никогда не выделяли в чистом виде. Нам показывали фотографии культур с подписями Галло и Монтенье, по которым они утверждали, что вот он, ВИЧ. Но там настолько грязная культура, что там ни один добросовестный ученый не смог бы назвать это вирусом.
— Но мы же с вами не инфекционисты — как мы поймем, что те, кто видит вирус на фото, правы, а те, кто не видит — не правы или наоборот? Это не стопроцентный аргумент.
— Мы пользуемся тест-системами, которые изготавливаются в двух странах — Голландии и Канаде (кстати, почему нет отечественных тестов?) На что заряжены эти системы — мы точно не знаем. Но мы знаем, что они сплошь и рядом реагируют на что-то у беременных женщин. Это не проститутки, не наркоманки — девушки, девственницами вышедшие замуж за ВИЧ-отрицательных мужиков, и они сплошь и рядом дают положительные реакции на ВИЧ. При этом дети у них рождаются ВИЧ-отрицательные. Почему у ребенка, который 9 месяцев имел общий кровоток с матерью, не задержался вирус? Почти все дети, рожденные от ВИЧ-положительных мам, ВИЧ-отрицательные!
— Минздрав объясняет это терапией.
— Но и без терапии у матерей+ рождаются дети с отрицательным статусом. Так что ВИЧ — это искусственно созданная религия. Я верю в Бога, а в ВИЧ — нет, и имею на это полное право.
— Вы упомянули пациента, погибшего от антиретровирусной терапии. Можете рассказать о нем?
— В течение нескольких лет я помогал одному человеку, страдающему наркотической зависимостью, и благодаря системе реабилитации, которую мы создали, он выздоравливал, но был ВИЧ-инфицирован. После реабилитации он закончил учебу, нашел работу, купил квартиру, собирался продолжить образование, создать семью. Но СПИД-центр уговаривает его начать принимать препараты, потому что у него очень низкий показатель иммунных клеток.
пациент принял в 10 утра первую из упаковки таблетку и поставил себе на мобильном телефоне на 16 часов будильник, чтобы принять следующую. А в 14 часов он покончил с собой.
— Шокирующая история. Но суицидальные мысли у него могли появиться задолго до этого…
— Нет, он был психически здоров. Да, он настрадался от наркотиков и там было, конечно, не без побочных процессов, но он верил в Бога, вел полноценную духовную жизнь, что позволяло ему справляться с психологическими проблемами.
— У меня есть убеждения. И я не только не боюсь уголовной ответственности — готов умереть за них. Но я не нарываюсь на скандал: никто не может предъявлять мне претензии, потому что я не запрещаю верить в ВИЧ.
— Тем, кто приходит к вам на реабилитацию, вы проводите диагностику?
— Они проходят ее независимо от нас. Мы принимаем всех: и проверенных на ВИЧ, и нет. Мы предупреждаем о заболевании, о путях передачи, я обязан это делать, как врач, который руководит структурой, имеющей государственную лицензию. Я могу высказать свое мнение по поводу ВИЧ, но ни на чем не настаиваю, и человек сам волен поступать, как он хочет.
— Свердловский центр по борьбе со СПИД сотрудничает со многими реабилитационными центрами для наркоманов, но как раз с вашим центром сотрудничество не складывается…
— Вы выражаете свою точку зрения, которая провокационна, но интересна…
— А что я имею, кроме неприятностей? Ничего.
они получают за каждый выявленный случай ВИЧ, за каждый назначенный препарат. Они заинтересованы материально, чтобы у нас было как можно больше случаев выявления ВИЧ-инфекции.
— Информация об эпидемии будоражит общество, тема очень небезопасная. Особенно при том, что есть ВИЧ-диссиденты. И сейчас на то, что они говорят, могут обратить внимание те, от кого зависит распределение денег.
— Поэтому вы согласились на интервью?
вы знаете, сколько потребляет СПИД-медицина? Если им сейчас дополнительно дают 13 миллиардов — из нашего обескровленного санкциями бюджета! И когда-нибудь встанет вопрос о том, есть ВИЧ или нет — но не в этом кабинете, а в Кремле.
— Это позиция любых правовых государств.
— Да, но сейчас кроме лидера нашего государства больше никто не противится политике США. Я недавно был на Ближнем Востоке — там портреты Путина и в Израиле, и в Палестине висят на каждом углу: и евреи, и арабы его очень уважают, любят за то, что он один противостоит гегемонии США. Мы же видим, что постепенно наша страна отходит от мощного давления США, и когда-нибудь дойдет дело и до теории ВИЧ-СПИД, которую они нам навязали, как и всему миру. Это вещь, инспирированная ими, созданная на деньги, которые шли на спецслужбы США. В их лабораториях ВИЧ был культивирован (в смысле, якобы научно обоснован).
— Ваш реабилитационный центр — православный, но в среде священников разное отношение к ВИЧ: с одной стороны, есть соглашения о сотрудничестве между РПЦ и СПИД-центрами, с другой — есть священники, которые дружны с вами.
— Но за эти годы стала настолько мощной!
— Да, но если она сейчас по какому-то вопросу встанет в оппозицию к государству (особенно по теме ВИЧ)… Ведь ВИЧ — это не просто отрасль медицины, это геополитика, и церковь прекрасно понимает, с чем имеет дело. Если бы это было просто мнение каких-то специалистов, то церковь могла бы высказываться. Скажем,
достоверность царских останков, которые захоронены в Петропавловской крепости, доказана на 99%, но Церковь их не признает. А ВИЧ, который абсолютно не доказан, церковь признала. Это говорит о политике двойных стандартов у церкви.
Но ничего не происходит без Воли Божьей, и теория ВИЧ-СПИДа — это тоже попущение Бога. Я вижу, что ВИЧ-положительные получают от этого большую пользу для себя. Человек пересматривает свои взгляды на жизнь, он перестает быть беспечным, быстро взрослеет. Перед ним вырисовывается его собственная смерть, как неизбежная реальность, в которую он до этого мог вообще и не верить. ВИЧ-инфицированные — это люди, которые начинают искать цели, достойные человеческого звания, зачастую приходят в Церковь. Если человека к Богу привел ВИЧ, то неважно, существует вирус или нет. Господь смиряет людей, в том числе через ВИЧ-инфекцию. А смирение — это самое лучшее, что может произойти с человеком на земле.
Читайте также: