Наука в россии вич

О состоянии биологии в СССР

Биология в те времена была ужасна: она так и не оправилась от лысенковских завихрений – в отличие от теоретической физики и математики, которые были на мировом уровне. Но были некоторые оазисы: наша лаборатория Юрия Марковича Васильева, Израиля Моисеевича Гельфанда – они ориентировалась на мировую науку.

Тогда мы изучали движение нормальных опухолевых клеток: нам было интересно, чем раковая клетка отличается от нормальной. Это была такая тема: борьба против рака.

Мировая наука требует встреч с мировыми учеными, поездок на конференции. Если вы не ездите на конференции, вы отстаете на год примерно. Уж не говоря о том, что некоторые журналы, Nature, например, где было что-то "несоветское", просто не приходили в библиотеку, они отправлялись прямо в спецхран. Это какая-то была чудовищная система. Сейчас, когда вспоминаешь, самому нельзя поверить, не то что объяснить кому-либо.

Но, тем не менее, мы публиковали работы за границей: в докладах американской академии, в журналах Nature, Cell. И к нам приезжали иностранные ученые: посмотреть, поделиться, обсудить.

О начале работы с темой ВИЧ в начале 80-х

Какая-то странная болезнь, которая поразила несколько человек. Несколько очень прозорливых людей понимали, что это опасно. Но о том, что возникнет мировая эпидемия, я думаю, никто не знал.

Когда она немножко разрослась, большой ученый в этой области, Энтони Фаучи, весь свой большой институт переориентировал на изучение вируса иммунодефицита, что казалось тогда абсолютным сумасшествием: мало ли, какие вирусы возникают?

Открыли вирус в 83-м году. Тогда начали понимать, что это эпидемия новой болезни, она опасна для всего человечества.

О разных теориях возникновения ВИЧ и ВИЧ-отрицании

Это обычная история в науке, когда сначала ничего непонятно. Предположения были разные. Когда открыли вирус, стало понятно, что это вирусное заболевание.

Но теории продолжаются. Одна из них – что это не вирусное заболевание, а вызванное бедностью и голодом. То есть абсолютное мракобесие и ахинея. Это привело к гибели огромного количества людей. До сих пор существуют все эти легенды.

О противостоянии вирусу при помощи "духовных скреп"

Воздержание, отсутствие половых связей до брака, верность партнерам – всё, что религия пропагандирует, – это правда и правильно. Но, конечно, бороться этим нельзя. Если повесить на всех фонарях заповедь "Не укради" – коррупция не исчезнет, нужны другие меры.

О стигме

Люди все неизвестное, чуждое отрицают: это относится к другой расе, к другой сексуальной ориентации, к другой болезни. Мы знаем, что лепрозории были Европе, куда ссылали людей заболевших. Нужно бороться [со стигмой], как и с любой ненавистью: расизмом, гомофобией.

Люди по-прежнему не понимают, что ВИЧ-позитивного ребёнка нужно пожалеть, а не отвергать, ваш ребенок никак не может от него получить ВИЧ, сидя с ним в одном классе, плавая с ним в одном бассейне. Вирус так не передается.

Адекватно нужно понимать, что это одна из болезней, одна из эпидемий, не последняя в истории человечества. Мировые эпидемии были и будут, к ним надо относиться как к естественному прогрессу человечества. И медицина будет с ними бороться.

Наука о ВИЧ за рубежом и в России: принципиальные различия

Наука о ВИЧ очень слаба, к сожалению. Об этом можно судить по публикациям.

Фундаментальная наука в наше время требует больших денег. Скажем, Национальный институт здоровья (NIH), в котором я работаю. Годовой бюджет – около 30 миллиардов долларов. Они распределяют это по всей Америке, по другим институтам. Часть берут себе. Насколько я знаю, бюджет Российской академии наук – порядка 1 миллиарда долларов с небольшим на всю академическую науку. Вот, собственно, и ответ.

На зарплатах можно сэкономить (российские ученые получают значительно меньше американских), но дальше речь идет про оборудование, реактивы. Тут никакого импортозамещения нет и быть не может. Если денег нет — нет науки.

Я могу привести такой пример. Нужно реактив заказать, некое химическое вещество, которое нужно в эксперименте. А идея пришла вчера, на основе предыдущего эксперимента. В NIH, хотя я распоряжаюсь бюджетом, никто не может наложить вето на мое решение. Я могу получить этот реактив за три дня. В России на это требуется полгода – это чудовищная цифра. Нельзя в современном мире конкурировать, если что-то приходит через полгода.

О том, как ВИЧ повлиял на мировую политику, экономику и науку

Поскольку ВИЧ, мы знаем, передается в основном половым путем, то все сексуальные проблемы вышли из тени, перестали быть табу. Они могут обсуждаться на лекциях, они могут обсуждаться за обеденным столом – что хорошо, что позволяет решить различные проблемы, связанные с сексом, а не закапывать их куда-то, где человек сам с ним борется.

На экономику, науку это повлияло так, что были выделены огромные деньги на изучение ВИЧ. В результате, если вначале ВИЧ сравнивался с другими вирусами, то уже давно про ВИЧ знаем больше, чем про любой другой вирус. Трагедия для отдельных людей позволила сделать гигантский рывок для вирусологии.

Как это повлияло на правительство – сложно сказать, поскольку правительства в смысле ВИЧ отстают: говорят, что ВИЧ – это нечто связанное с наркопотреблением, с гомосексуальностью.

Все страны очень поздно стали реагировать на инфекцию, когда она перекинулась на гетеросексуальных людей. Россия, к сожалению, не исключение, хотя могла бы быть им, ведь в России эпидемия наступила позже.

Об эпидемии

Вообще, эпидемия ВИЧ абсолютно катастрофическая. Умерло 42 миллиона человек, инфицировано огромное количество человек. Недооценивать эпидемию никак не стоит.

О том, на каком этапе борьбы с ВИЧ мы находимся

Сейчас мы на очень дальних подступах. Вакцины нет и в ближайшее время не будет. Понимание, как вирус передается на уровне клеток, очень ограничено, абсолютно недостаточно. Никаких предохранительных мер, кроме презервативов, почти не изобретено или очень мало.

Есть успех в двух направлениях. Лекарства: если человек получил ВИЧ, то его можно лечить и поддерживать его жизнь. Сейчас есть шанс прожить столь же долго, как если бы у вас инфекции не было. Второй успех – это передача от матери ребенку. Есть способы не допустить этого с вероятностью 95%. Это колоссальный успех медицины.

Лекарства и терапия развиваются. Диабет мы не вылечили за сто лет, но диабетики колют инсулин и нормально живут. Люди с ВИЧ тоже смогут так жизнь – вот на это я надеюсь.

Сегодня только в России зарегистрированных заражённых вирусом иммунодефицита человека (ВИЧ) – 1 миллион 114 тысяч человек. При этом каждые пять минут и без того пугающее число увеличивается ещё на одного человека. Согласно данным Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), около трети инфицированных даже не подозревают о своём статусе. Россия также является одной из немногих крупных стран, которые до сих пор не могут побороть это заболевание или хотя бы взять его под контроль.
Совсем скоро 1 декабря — Всемирный день борьбы со СПИДом. Этот день был учреждён с важнейшей целью: повысить осведомлённость граждан об эпидемии СПИДа, вызванной распространением ВИЧ-инфекции. Акцию особенно поддерживают медики, не устающие повторять: ранняя диагностика – первый шаг, позволяющий ослабить позиции вируса в организме, а значит, спасти и значительно продлить себе жизнь.
Проект "Вести.Наука" (nauka.vesti.ru), поддерживая акцию и желая развеять существующие мифы (а их не мало), касающиеся этой темы, поговорил с руководителем научной группы разработки новых методов диагностики ВИЧ-инфекции Центрального НИИ эпидемиологии Роспотребнадзора (ЦНИИЭ) Дмитрием Киреевым.
Статистика и тенденции
С момента первых публикаций о ВИЧ прошло уже более 35 лет. Несомненно, у многих возникает вопрос: насколько проблема актуальна в наши дни?
Отвечая на этот вопрос, Киреев (для наглядности) озвучивает простые цифры. Согласно отчёту Объединённой программы организации объединённых наций по ВИЧ/СПИД (ЮНЭЙДС) в 2016 году на планете проживало 36,7 миллиона человек, инфицированных ВИЧ; 1,8 миллиона человек заразились ВИЧ; 1 миллион человек умерли от СПИДа. С начала же самой эпидемии 35 миллионов человек умерли от сопутствующих СПИДу болезней.
Напомним, что сам вирус, в отличие от вируса Эбола, например, не является причиной смерти людей, он лишь ослабляет их защиту перед другими заболеваниями. Отсюда и названия: вирус иммунодефицита человека (ВИЧ) и синдром приобретённого иммунодефицита (СПИД). В большинстве случаев через 8-12 лет после инфицирования ВИЧ человек переходит в стадию СПИДа.
При этом благодаря усилиям по профилактике и расширению доступа к антиретровирусной терапии (подавляющей размножение вируса в организме) общемировая статистика имеет положительную тенденцию.
Так, в прошлом году показатель новых случаев заражения ВИЧ-инфекцией среди взрослых снизился на 11% относительно 2010 года. И показатель смертности из-за СПИДа снижается (в 2005 года от сопутствующих СПИДу болезней умерли 1,9 миллиона человек, в 2016 году – один миллион человек).
Однако российская статистика не столь благоприятна: в 2006 году количество новых случаев ВИЧ-инфекции составляло приблизительно 40 тысяч, в 2016-м – уже более 100 тысяч. За десять лет количество людей, живущих с ВИЧ, увеличилось почти в 2,5 раза и по официальным данным на 2017 год составило почти миллион человек.
Киреев отмечает, что сегодня ВИЧ-инфекция считается пожизненным хроническим заболеванием, которое при своевременном лечении антиретровирусными препаратами позволяет пациентам жить так же долго, как и неинфицированным людям.
Если же терапию не начать вовремя, то у человека начинают активно развиваться различные инфекционные и неинфекционные заболевания. В связи с этим важность ранней диагностики сложно переоценить.

Диагностика
Существует стандартный алгоритм диагностики ВИЧ-инфекции. Он заключается в последовательном проведении исследования крови при помощи ИФА (иммуноферментного анализа) и иммуноблота.

"В некоторых случаях, например, при подозрении на недавнюю инфекцию, можно рекомендовать проведение исследования молекулярными методами", — отмечает учёный.

В марте 2017 года авторы "Вести.Наука" рассказывали о новом тесте, помогающем обнаружить даже "скрытый" ВИЧ. Более того, провериться на ВИЧ можно и с помощью USB-флэшки. Новая технология выдаст результат за 30 минут.
Благодаря прорывам в области генетики у многих людей возник вопрос: можно ли диагностировать генетическую предрасположенность к ВИЧ?

"Существует ряд генетических особенностей, снижающих вероятность заражения ВИЧ-инфекцией, а в случае инфицирования они могут приводить к замедленному течению болезни", — отвечает Киреев.

Наиболее известной является делеция 32 нуклеотида в гене CCR5 (CCR5delta32). Если она присутствует в обоих генах (напомним, в каждой клетке организма геном представлен двумя копиями), человек практически невосприимчив к заражению ВИЧ.

"К сожалению, у русских и европейцев частота встречаемости таких людей не превышает 2%", — добавляет учёный.

Примечательно, что значимых генетических предрасположенностей к заражению ВИЧ-инфекцией выявлено не было. Хотя существует ряд генетических маркеров, которые в некоторых случаях обнаруживаются у пациентов с быстрым развитием заболевания.

"Пожилой возраст является причиной более быстрого развития болезни. С другой стороны, у маленьких детей с незрелой иммунной системой болезнь также может протекать более стремительно", — говорит Киреев.

По словам эксперта, развитие болезни также могут ускорить стресс, неправильное питание и употребление наркотиков.
Реальные способы заражения
Наиболее распространенные способы передачи ВИЧ — половой контакт, парентеральное употребление наркотиков (при помощи шприца, например) и вертикальная передача от матери ребенку.

"Нельзя заразиться ВИЧ при рукопожатиях, поцелуях, совместном использовании полотенца, посуды и столовых приборов", — говорит Киреев.

Кроме того, в очередной раз развенчаем и другой миф: заразиться ВИЧ при случайном уколе иглой в общественном месте нельзя.
Многие люди, узнав о своём ВИЧ-статусе, задаются вопросом: могут ли они родить здорового ребёнка? "Безусловно, — отвечает Киреев. — К счастью, ВИЧ далеко не всегда передаётся плоду во время беременности".
В случае проведения всех необходимых профилактических мероприятий риск передачи ВИЧ ребёнку и вовсе снижается до 1-2%. Отметим, что под профилактикой подразумевается приём во время беременности антиретровирусных препаратов, кесарево сечение и замена грудного вскармливания искусственными смесями.
Лечение
Сразу оговоримся, что пока в мире нет лекарства, избавляющего человека от ВИЧ полностью (хотя исследования ведутся). Тем не менее пациенты с "чумой XX века" благодаря достижениям современной медицины могут вести нормальный образ жизни.
Существует два типа вируса: ВИЧ-1 и ВИЧ-2. Именно ВИЧ-1 является причиной пандемии ВИЧ-инфекции. Лечение этого заболевания универсально и не зависит от генетических особенностей. В ряде случаев вирус может иметь устойчивость к некоторым антиретровирусным препаратам. Тогда врач производит их замену на более эффективные.
Киреев отмечает: инфицированный пациент должен ежедневно (иногда и чаще) принимать несколько антиретровирусных препаратов. На сегодня наиболее прогрессивная терапия — приём одной таблетки один раз в день.
Благодаря ряду клинических испытаний можно надеяться на усовершенствование системы. Возможно, в скором будущем антиретровирусные препараты станут доступны в форме инъекций, которые необходимо будет выполнять всего один раз в 1-2 месяца, добавляет Киреев.
Профилактика и защитные меры
По словам Киреева, наиболее простым и надёжным методом защиты на сегодня является презерватив. Антиретровирусная терапия для инфицированных ВИЧ также считается важным инструментом профилактики.

"В случае если ВИЧ-инфицированный получает лечение, концентрация вируса в его крови, сперме и других биологических жидкостях минимальна, и поэтому вероятность передачи вируса от него другому человеку значительно снижается", — отмечает Киреев.

Существуют также доконтактная и постконтактная профилактики: их суть заключается в том, что человек, находящийся в группе риска (половой партнёр ВИЧ-инфицированного, например), либо человек, который недавно подвергся риску инфицирования, принимает антиретровирусные препараты.
По мнению учёного, людям в возрасте от 15 до 50 лет желательно проходить ежегодное тестирование на ВИЧ.
ВИЧ-диссидентство
Нельзя обойти стороной и такую острую тему, как ВИЧ-диссиденты (люди, отрицающие существование ВИЧ). По словам Киреева, современная наука отрицательно относится к таким людям. Причина в том, что они своими действиями способствуют распространению болезни, увеличению количества смертей, вызванных СПИДом.

"Однако подвергать их уголовной или административной ответственности, на мой взгляд, неэффективно. Борьбу с ними следует вести путём повышения информированности населения, улучшения качества оказания медицинской помощи и психологической поддержки ВИЧ-инфицированным", — говорит он.

Возможно, это интервью наряду с Всемирным днём борьбы со СПИДОМ послужит благой цели.
В заключение скажем: в России с 27 ноября по 3 декабря пройдёт четвёртая Всероссийская акция СТОП ВИЧ/СПИД.
В эти дни будут работать горячие линии, на которых специалисты Роспотребнадзора и региональных Центров гигиены и эпидемиологии будут консультировать всех желающих по вопросам профилактики ВИЧ.
Более того, с 1 по 3 декабря каждый желающий сможет узнать свой ВИЧ-статус, бесплатно сдав анализ в любом медицинском офисе Центра молекулярной диагностики (CMD) Центрального НИИ эпидемиологии Роспотребнадзора по всей России, используя промокод #СТОПВИЧСПИД.
Авторы проекта "Вести.Наука" постоянно рассказывают о самых важных научных прорывах, связанных с ВИЧ и СПИД. В частности, недавно мы писали, почему мужчины находятся в зоне риска: учёными была открыта связь между микробиомом пениса и заражением ВИЧ.

Б. ДЕНИСОВ, канд. экон. наук. Беседу записал Д. Ивенский.

— Борис Петрович, позвольте первый вопрос задать вам всё-таки медицинский: человек, заразившийся ВИЧ, сегодня по-прежнему обречён?

— Без лечения промежуток времени от заражения ВИЧ до развития СПИДа составляет в среднем 9—10 лет, а время доживания в случае этой болезни — год и менее.

— Как развивалась эпидемия в России?

— Россия какое-то время оставалась в стороне от разраставшейся эпидемии. Первый случай ВИЧ был зарегистрирован лишь 21 год назад. Дальнейшее развитие эпидемии можно разделить на четыре этапа. Сравнительно медленное начало сменилось короткой, но бурной вспышкой со второй половины 1990-х годов и до 2002 года. Число вновь заражённых пошло на спад только с 2002 года. Однако в 2006—2008 годах эпидемия СПИДа начала вновь ускоряться.

— Эксперты ООН утверждают, что Россия сегодня среди мировых лидеров по скорости развития эпидемии. Это правда?

— Трудно сказать. Во-первых, на старте скорость в таких случаях всегда велика. Во-вторых, даже наиболее поражённые эпидемией развитые страны мира не располагают системами наблюдения за ней. Поэтому лишь немногие государства способны точно измерить её скорость. А Россия как раз и принадлежит к небольшому числу стран, где это возможно.

У нас существует единая государственная, основанная на федеральном законе система регистрации всех случаев СПИДа, ВИЧ-инфекции и обследований на ВИЧ. По каждому случаю обязательно ведётся эпидемиологическое расследование. Федеральный научно-методический центр по профилактике и борьбе со СПИДом (ФНМЦ СПИД) поддерживает базу данных. Сведения в неё поступают из региональных СПИД-центров, сеть которых покрывает всю страну. Система надзора за эпидемией включает 20—25 миллионов ежегодных тестов. Количество, согласитесь, огромное. Россия — уникальная страна, где ежегодно тестируются на ВИЧ 15—17% населения. Обязательному медицинскому освидетельствованию подлежат: доноры; работники многих профессий; поступающие на военную службу по контракту; лица, получающие российское гражданство; заключённые и так далее. Тестируются наркоманы и пациенты с рядом клинических показаний, указывающих на возможное наличие ВИЧ. На практике законодательство нарушается даже в сторону расширения контингентов тестируемых. Зачастую обследование на ВИЧ является обязательным условием для госпитализации. Кровь на ВИЧ берётся практически у всех беременных женщин.

В большинстве же других стран статистика ВИЧ строится на принципах дозорного эпиднадзора, то есть представляет собой оценки, полученные на основе точечных наблюдений, проведённых в отдельных больницах. Предполагается, что и Россия должна перейти на такую систему. На мой взгляд, это может стать необратимой деградацией.

— И всё-таки что можно сказать о скорости распространения инфекции?

Вот некоторые цифры. В 1998 году обнаружены около четырёх тысяч новых носителей ВИЧ. В 1999, 2000, 2001, 2002 годах соответственно 20, 59, 88 и 50 тысяч. Лишь с 2002 года эпидемия пошла на спад. За последние годы прибавлялось по 35—40 тысяч ВИЧ-носителей. Например, на 1 января 2007 года — 39,6 тысячи, но по состоянию на начало 2008 года — уже 42,8 тысячи.И ещё одно удручающее сравнение. Всего, по данным Минздравсоцразвития, на 1 января 2006 года в России было около 350 тысяч носителей вируса, а в тот же день 2008 года — уже более 416 тысяч, или 0,3% населения страны.

С начала эпидемии умерли от СПИДа 22 с небольшим тысячи россиян.

— Но многие специалисты убеждены, что действительное число наших сограждан, живущих с ВИЧ/СПИДом, гораздо выше: от 0,8 (по оценкам ФНМЦ — Федерального научного медицинского центра СПИД) до 1,0 миллиона человек (по оценкам Всемирной организации здравоохранения). Это составляет более 1% взрослого населения РФ. Кому же верить?

— Действительно, руководитель ФНМЦ академик В. В. Покровский полагает, что на самом деле скорость развития эпидемии не уменьшалась никогда. Он считает, что якобы установленный спад числа зарегистрированных случаев обусловлен изменением структуры тестируемых.

Заметьте, что если в конце 2007 года 82% от всех российских пациентов с известными причинами заражения за всё время эпидемии были инфицированы ВИЧ при инъекционном употреблении наркотиков, то среди новых случаев, выявленных только за 2007 год, эта цифра составила 64%.

— Верно, что количество умерших от СПИДа в Европе несравненно выше, чем в России?

— А вдруг нам повезёт и зрелость нашей эпидемии в отличие от европейских стран придётся на тот период, когда действенность антиретровирусной терапии будет уже столь высока, что подавляющее большинство наших больных удастся спасти, и мы избежим высокой смертности?

— Сомневаюсь. В странах, где есть доступ к антиретровирусной терапии, и смертность и заболеваемость удалось снизить, хотя при этом выросло число её побочных эффектов и устойчивость к ней вируса.

В нашей стране опыт широкого применения высокоактивной антиретровирусной терапии только начинает накапливаться. Считается, что сейчас в ней нуждаются около 18 тысяч пациентов. Но, увы, пока число людей, получающих её, на порядок меньше. Кроме того, такая терапия требует высокой степени сознательности и дисциплины пациента. Нарушение режима приёма лекарств сводит лечение на нет. Мы — народ, не склонный к соблюдению дисциплины. А принимая во внимание, что бóльшая часть ВИЧ-инфицированных — это наркоманы, не стоит ожидать чуда от внедрения высокоактивной антиретровирусной терапии в нашей стране.

— Каково сегодня демографическое лицо эпидемии ВИЧ в России?

— Среди ВИЧ-инфицированных 80% составляют лица в возрасте от 15 до 30 лет. Я полагаю, что средний возраст ВИЧ-инфицированного мужчины около 28 лет, женщины — года на два меньше. Мужчин среди носителей вируса примерно в два раза больше, чем женщин. Но доля последних растёт. Это связано с увеличением риска гетеросексуальной передачи вируса.

И в самом деле, среди новых случаев ВИЧ-инфекции, выявленных в 2007 году, доля инфицированных при гетеросексуальных контактах составила 34% против 18% в 2002 году.

— Пожалуй, да. Среди новых случаев инфекции доля женщин постоянно повышается. Вирус приходит к ним, как правило, половым путём (63% от всех случаев в 2007 году), тогда как у мужчин доминирующим способом передачи ВИЧ все ещё остаются наркотики, хотя я думаю, что эта тенденция сохранится недолго.

Итак, эпидемия, которая до этого развивалась внутри так называемых групп риска — наркоманов, гомосексуалистов, проституток, выходит в популяцию обывателей. С одной стороны, скорость развития падает, поскольку вероятность передачи вируса в половом контакте на порядки меньше, чем при пользовании грязными шприцами или раствором наркотика, откуда вся компания черпает, как из одного котла. С другой стороны, всё население становится уязвимым и должно корректировать своё поведение в соответствии с новыми рисками.

Разрастание этой новой смертельной болезни в российском обществе, и без того поражённом многими социальными недугами, чревато ещё неизвестными эффектами.

Известный медик, биолог, член президиума Уральского отделения РАН Валерий Черешнев рассказал об общественном диалоге как механизме определения содержания образования, проблемах в организации российской науки и их возможных решениях.

— В науку люди попадают через школу. Какое научное знание и как должно транслироваться в школу, чтобы затем потребности науки удовлетворялись бывшими школьниками? Фундаментальное ядро образования должно меняться или его, единожды сформированного, хватит на 150 лет?

— Не хватит. Но на этот вопрос практически невозможно ответить в одиночку, нужна постоянная общественно-профессиональная дискуссия, в которой наука должна предлагать что-то новое, а общество — оценивать свою готовность это новое воспринять. Разумеется, в любом случае на уровне школы должна быть обеспечена широта восприятия окружающей действительности, что предполагает изучение базисных предметов — гуманитарных, естественнонаучных, математики. Что же касается нового знания, то здесь все сложнее, поэтому и нужен общественный договор. Во-первых, работает фактор вечного дефицита времени: уроки не могут добавляться до бесконечности, и нужно выбирать, на что их потратить — на историю, литературу, биологию, теологию или что-то другое. Во-вторых, нужно договариваться о критериях этого выбора.

Если представить факторы продолжительности жизни в виде круга, то его половина, 50% — это образ жизни, при отсутствии рано проявляющихся генетических аномалий; 10–15% — здравоохранение, как правило, высокотехнологичная помощь старшим поколениям или исправление дефектов у молодых. Еще 10–15% — отсроченная генетика. А оставшиеся 15–25% — экология. Все. Вопрос самовоспитания, саморазвития в нормальных человеческих условиях и каждого человека, и каждой страны, и планеты в целом. Об этом нужно рассказывать в школе уже сейчас.

— То есть общественный диалог является механизмом принятия решений, какие сложные вещи и как преподавать на уровне школы. Но кто должен инициировать такой диалог? Есть ученые, есть чиновники, которые часто играют в свою игру…

— Сейчас в мире резко активизировалось биоэтическое направление. Проводятся международные научные конференции, одна из которых состоится у нас на Урале, в Перми 5–9 ноября. Идет очень интенсивный научный обмен. Поэтому поднимать такие вопросы, конечно, должны ученые. Государству скорее подходит функция модератора общественного обсуждения на национальном уровне.

– У него не всегда хорошо получается. Например, с непростой, но жизненно важной темой полового воспитания оно у нас не справилось…

– У меня к этому отношение иммунолога. Еще недавно, три-четыре года назад, ВИЧ-инфицированных у нас в стране было 700–800 тысяч. Сейчас больше миллиона, по темпам роста мы опередили весь мир. И проблема не только в отсутствии, по сути, просвещения в этой области и даже, из-за имеющихся предрассудков и незнания, определенной стигматизации зараженных. Проблема во многом и в недостаточности выделяемых средств.

Но в целом речь идет о симптоматическом лечении, концепция которого за последнее время сильно изменилась. У больных поражаются так называемые CD4 лимфоциты — хелперы. Нормой является уровень CD4 от 1200 до 500 клеток в одном кубическом миллиметре крови. Ниже — уже критично: подсоединяется терапия, надо стимулировать иммунитет. Так вот, была установка: если до 600–700 снижается — это приемлемо, пусть организм борется сам. А сейчас поменялась концепция — лечить сразу. Это позволяет добиваться удивительных результатов: если даже оба родителя заражены, то при своевременном приеме препаратов 97% детей у таких родителей рождаются без вируса. Но для препаратов нужны деньги, а у нас в год на это выделялось 20 млрд руб., что позволяет пролечить примерно 250–300 тысяч. В прошлом году добавили 10 млрд — еще на 100–150 тысяч. Итого 350–450 тысяч из миллиона двухсот зараженных. А учитывая то, что у нас диагностика носит анонимный характер, эту цифру можно смело увеличить на 30–50%.

Какая-то государственная программа лечения все-таки есть, а вот интегральной научно-исследовательской программы по ВИЧ на государственном уровне нет. Есть отдельные институты в Москве, Петербурге, Новосибирске, Перми, которые стараются этим заниматься. Однако, например, конкурса программ по исследованию ВИЧ-СПИД уже нет, хотя раньше такой конкурс был: есть идеи — участвуй, собирай коллектив.

— Уже больше десяти лет прошло с момента вручения Нобелевской премии за открытие вируса, а вакцины до сих пор нет…

— На стыке онкологии и иммунологии вообще много интересного происходит…

Фото: Эмин Джафаров, Коммерсантъ

Оказывается, рак разный, в каждом случае необходимо свое лечение, универсальной терапии не будет — это уже поняли, исходя из этих молекулярных механизмов.

— Если сравнить самый передовой мировой уровень в биологии и медицине с нашим, где мы находимся?

— У нас сейчас, за малым исключением, практически нет своей исследовательской аппаратуры, не производим. В наших научных лабораториях пользуются оборудованием США, Швеции, Японии, Германии. Так если нет своего оборудования, о чем можно говорить? Все покупаем оттуда. Они нам продают это, а сами пользуются оборудованием уже другого уровня, потому что все время идут дальше.

Если говорить о медицине, то, например, в травматологии компрессионный метод Илизарова до сих пор лучший в мире. Он работает, тиражируется, совершенствуется — японцы облегченные спицы придумали. По глазным хрусталикам — до сих пор Святослав Федоров. И академик Михаил Островский, под руководством которого созданы новейшие искусственные хрусталики. Это наше. И пожалуйста — все иностранцы тут! А все большинство методик лечения лейкозов — это зарубежные методики. А мы внедряем, лечим.

— А в вузовской науке: нынешние студенты как-то отличаются от студентов, например, 20–30-летней давности?

— Всегда есть какое-то количество толковых ребят, любознательных, стремящихся. Вот я сейчас закончил читать курс лекций на втором курсе магистратуры, у меня там пять студентов, в июне будут защищаться. Все владеют английским, чего раньше не было, общаются с зарубежными коллегами, ездят по конференциям. Великолепно работают с компьютерной техникой, используют все возможности интернета. Доклады научные делают: как будто ты в Париже сидишь на международном конгрессе и слушаешь — материалом владеют на самом современном уровне. А вот работать на этом же уровне у нас уже не получается: одного нет, другое мешает.

Организуем им работу в рамках совместных грантовых программ за рубежом, так там они за три месяца делают все как за два-три года у нас. Съездил три-четыре раза — кандидатская диссертация. Работают и в субботу, и в воскресенье — наши это отлично умеют. Заказал реактив — завтра он у тебя на столе. А у нас для того, чтобы этот реактив получить, нужно целую конкурсную процедуру организовать, да еще и доказать, что тебе нужно именно это. Несколько месяцев из двух лет магистратуры или трех лет аспирантуры уходят на такие вещи.

— Можете назвать несколько самых вопиющих бестолковостей, убрав которые, можно существенно улучшить условия научно-учебной деятельности у нас?

— Во-первых, нужно немедленно вернуть аспирантуру в научное русло. У нас раньше аспирантура была первой ступенью научного обучения, за которой следовали кандидат, доктор, профессор. А законом об образовании 2014 года из нее сделали некую третью ступень образования — средняя школа, высшая школа, и теперь это. И если раньше в аспирантуре кандидатские диссертации защищали от 30% до 50% аспирантов, то сейчас в лучшем случае 10–15%. Полнейшей глупостью резко снизили мотивацию. Теперь с дипломом об окончании аспирантуры можно быть доцентом — без научной степени. Зачем им это: в зарплате разница копеечная. Да и времени нет, потому что в программе возник дикий перекос в сторону общих дисциплин, например, философии, специальных дисциплин. Ты только что закончил вуз — какая философия? Для этого семинары есть: пожалуйста, приходи раз в месяц.

Во-вторых, нужно преодолеть последствия бездумного сокращения научных кадров и ставок ради того, чтобы повысить среднюю зарплату. С 2010-го по 2015–2016 годы до 20% сократили. Зачем? У нас и так в 1991 году было полтора миллиона научных работников, а сейчас осталось 700 тысяч. Полная несуразность: человек заканчивает аспирантуру, а места для него в институте больше нет, все сократили. Была же до 2013 года хорошая программа входа в докторскую диссертацию: кандидатскую защитил, и продолжаешь еще три года работать уже на докторскую. Да, за рубежом одна степень — PhD, но нас-то на это зачем переводить, если сформировалась работоспособная ступенчатая система повышения квалификации? Сейчас открыли ряд лабораторий для молодых ученых, может, что-то сдвинется.

В-третьих, это закон по Академии наук 2013 года. Было огромное достояние, созданное еще Петром I, в течение 300 лет шедшее к своему совершенству. Академия самостоятельно управляла институтами, сама определяла проблематику исследований и так далее.

Фото: Эмин Джафаров, Коммерсантъ

Так получилось, что на Западе вся наука вышла из университетов. Когда Михаил Ломоносов поехал в Европу в 1736–1742 годах, он обнаружил там университеты с уже двухсотлетней историей в каждом городе. Приезжает в Марбург — университету 200 лет, приезжает во Фрайбург — университету 250 лет. Елки-палки! Приезжает в Базель — ой, а там 350 лет. А у нас ничего, не считая немецкого университета, приобретенного вместе с Дерптом. Две первые высшие религиозные школы — Спасские школы в Москве и Могилянская гимназия в Киеве, все.

Поэтому Петру I пришлось создавать академию, университет и гимназию сразу. В крепостной стране. У Ломоносова вначале на 17 академиков были три студента, потому что остальных знать отправляла учиться за рубеж — во Францию, Германию, Шотландию. Сложилась наша специфика: Академия и вузы неразрывны, потому что все академики преподавали, и еще должны были подготовить не менее трех последователей каждый. Таковы наши традиции.

Сейчас нам говорят: научно-образовательные центры. Но у нас давно формировалась эта система. У нас не кафедры и не лаборатории при западных университетах, а целые университеты при Академии наук готовили специалистов: Физтех, МИФИ и так далее. Лучших ребят всегда собирали. И это было правильно. Нет, мы сейчас ломаем академию, создаем университеты: федеральные, исследовательские и так далее. Разумеется, они должны развиваться — и федеральные, и исследовательские — должны, но рядом с мощной академией, которая позволяет объединять усилия для решения конкретных задач. Вспомните: у Сергея Королева был огромный прикладной отраслевой научно-производственный комплекс, у Мстислава Келдыша — академический Институт прикладной математики, плюс Академия наук и огромная масса предприятий средмаша — вот вам инновационный контур. И что, оттого что не было формально научно-образовательного центра у Королева, не решалась проблема? Решалась. И не нужно было объединять институты Келдыша и Королева, да еще и добавлять к ним несколько вузов.

– Но два этих трека, научный и экспертный, могут же жить совместно?

— Да конечно, могут! Академия всегда была экспертным сообществом. У нас в академии был целый Институт экспертизы. Но посмотрите, как было раньше. В академию приходит заявка на серьезный анализ крупного проекта, например, газопровод в Китай. Академия — как единое целое — его проводит, все факторы учитывает и выдает мнение: так вести нельзя, Байкал близко, если будет разрыв, может возникнуть загрязнение, нужно отодвинуть на 40 километров и провести по такому-то маршруту. А сейчас? Сейчас вся академия — это четыре президиума: Центральный, Уральский, Сибирский и Дальневосточный. И чтобы выдать необходимую экспертизу, нужно разговаривать с каждым отдельно: институтом нефти и газа, институтом транспорта, институтом экономики и так далее. Обращаемся в институт нефти и газа, а они говорят: извините, у нас задание, субсидии на выполнение, весь институт занят, мы можем с вами, но только на основе договора. И договора нужно заключать с каждым. А если данных у них нет, еще и экспедицию за ними нужно организовывать.

— То есть эксперимент с реформой РАН в 2013 году оказался неудачным? И что теперь делать — вернуть все назад?

— В вузы приходят из школы, а в школьном образовании сейчас много проблем, к наиболее горячим из которых относятся качество педагогических кадров и качество экспертизы учебников. Могут ли в школе преподавать люди без педагогического образования, и как можно обеспечить качественную экспертизу учебной литературы?

А в экспертизе учебников обязательно должны принимать участие не только педагоги, но и ученые, потому что только таким образом можно обеспечить научную преемственность — обновление того фундаментального ядра, о котором мы говорили в начале. РАН как институт много лет проводит такую экспертизу, и это полностью себя оправдало.