Отчим заразил мальчика вич
Поделиться сообщением в
Внешние ссылки откроются в отдельном окне
Внешние ссылки откроются в отдельном окне
Вводя в организм своего 11-месячного ребенка кровь, зараженную ВИЧ, отец Бррайана Джексона рассчитывал, что не увидит его взрослым. Никто не мог представить, что спустя 24 года его молодой и крепкий сын будет давать против отца показания в суде.
В помещении тюремного управления штата Миссури - время обеда. Взволнованного Бррайана Джексона из зала ожидания проводят в судебное помещение с белыми стенами.
На другом конце зала его ожидает мужчина в белой тюремной форме. Хотя они не виделись с раннего детства Бррайана, он знает, что этот человек - Брайан Стюарт - его отец.
Джексон намерен дать показания, которые, как он надеется, поспособствуют тому, чтобы его отец оставался за решеткой как можно дольше.
Мало кто думал, что у Джексона будет возможность зачитать их, - в 1992 году ему поставили диагноз "СПИД с развернутой клинической картиной" и отправили домой умирать.
Сжимая в руке лист бумаги, Джексон спокойно занимает свое место рядом с матерью, от отца его отделяет пять кресел.
"Я старался смотреть вперед, я не хотел встречаться с ним взглядом", - рассказывает он.
Но уголком глаза он все же видит отца, и в какой-то момент обращает к нему взгляд. "Я узнал его по фотографии, но никаких чувств это не вызвало, - говорит Джексон. - Я бы и не подумал, что это мой отец".
Комиссия по условно-досрочному освобождению просит его зачитать свои показания. Джексон медлит.
"В тот момент я задумался, правильно ли поступаю. Но моя мать всегда учила меня быть храбрым, - рассказывает он. - Я напомнил себе о том, что со мной Бог. Каким бы ни был результат слушаний, Бог всегда выше меня, выше моего отца, выше, чем этот суд или даже министерство юстиции".
Он делает глубокий вдох, обращает взор на членов комиссии и начинает свой рассказ.
Его родители познакомились в центре военной подготовки в Миссури, где они учились на врачей. Они стали жить вместе, и спустя пять месяцев, в середине 1991 года, его мать забеременела.
Моя мать позвонила отцу на работу, чтобы сказать, что его сын заболел. Но его коллега, который поднял трубку, заявил ей - у Брайана Стюарта нет детей
"Когда я родился, мой отец радовался этому, но все изменилось после того, как он отправился на Ближний Восток для участия в операции "Буря в пустыне". Он вернулся из Саудовской Аравии с совершенно иным отношением ко мне", - говорит Джексон.
Стюарт стал отрицать, что Джексон - его ребенок, требовать ДНК-тестирования для доказательства отцовства и применять физическое насилие в отношении матери Джексона.
Когда она в конце концов ушла от него, Стюарт категорически отказывался платить алименты. Между ними возникали постоянные ссоры, в ходе которых Стюарт угрожал ей, говорит Джексон. "Он говорил вещи наподобие "Твой ребенок не доживет до шести лет" или "Когда я уйду от тебя, я порву все связи".
Как позже установило следствие, Стюарт, тогда работавший в медицинской лаборатории, начал тайно приносить домой образцы зараженной крови.
"Он шутил с коллегами: "Если я захочу заразить кого-нибудь одним из этих вирусов, они никогда даже не узнают, что с ними случилось", - рассказывает Джексон.
К тому времени как Джексону исполнилось 11 месяцев, его родители расстались и почти не общались между собой. Но когда Джексон попал в больницу с приступом астмы, его мать решилась на звонок его отцу.
"Моя мать позвонила ему на работу, чтобы сказать, что его сын заболел. Но его коллега, который поднял трубку, заявил ей - у Брайана Стюарта нет детей", - рассказывает Джексон.
В день, когда Джексона должны были выписать, Стюарт неожиданно появился в больнице.
Когда пришли результаты, у меня диагностировали СПИД с развернутой клинической картиной и три сопутствующиее инфекции
"Он отправил мою маму в кафетерий, чтобы остаться со мной наедине", - говорит Джексон.
Когда мать ушла, Стюарт достал пробирку с зараженной ВИЧ кровью и вколол ее своему сыну.
"Он надеялся, что я умру и ему не придется платить алименты", - говорит Джексон.
Когда его мать вернулась в палату, она обнаружила кричащего ребенка на руках отца. "Все показатели жизненно важных функций у меня зашкаливали, потому что он не просто ввел мне зараженную кровь - эта кровь была несовместима с моей", - говорит Джексон.
Врачи были в недоумении. Не подозревая о смертельном вирусе в организме ребенка, они привели его сердцебиение, температуру и дыхание в норму и отправили домой.
Но вскоре мать Джексона стала замечать, что здоровье сына ухудшается на глазах.
В отчаянных попытках узнать диагноз четыре года она водила ребенка к бесчисленным врачам, умоляя их разобраться, почему он умирает, говорит Джексон. Но никакие анализы не давали ответа.
Даже маленьким ребенком Джексон понимал, что происходит. "Я помню, как проснулся посреди ночи и закричал: "Мама, пожалуйста, не дай мне умереть!".
Однажды, после того как ему были проделаны все возможные анализы, его лечащий врач проснулся ночью от кошмара и позвонил в больницу с просьбой проверить кровь на ВИЧ.
"Когда пришли результаты, у меня диагностировали СПИД с развернутой клинической картиной и три сопутствующиее инфекции", - говорит Джексон. Врачи пришли к выводу, что надежды на его спасение нет.
"Они хотели, чтобы я жил по возможности нормальной жизнью, - рассказывает он. - Они сказали, что у меня осталось пять месяцев, и выписали из больницы".
При этом Джексона продолжали лечить амбулаторно всем доступными тогда препаратами.
По его словам, все детство он провел на грани жизни и смерти. "Бывали дни, когда я выглядел нормально, но уже через час меня везли в больницу с новой инфекцией", - вспоминает он.
От приема лекарств у него стал ухудшаться слух. Однако, хотя многие дети, с которыми Джексон лежал в больнице, умерли, к удивлению врачей он пошел на поправку.
В итоге он смог пойти в школу и стал посещать занятия - с рюкзаком полным лекарств, которые нужно было вводить через капельницу.
Я привык видеть в кино отцов, которые радовались своим детям. Я не мог представить себе, как мог мой отец так поступить со мной
Он был дружелюбным мальчиком и не подозревал, каким клеймом в обществе сопровождается его болезнь.
"Трагедия моего детства была в том, что в школе меня не хотели видеть. Они боялись, - говорит Джексон. - В 90-е годы люди думали, что СПИДом можно заболеть, заразившись от сиденья в туалете. Я читал в одном учебнике, что заразиться можно даже от визуального контакта с инфицированным человеком".
На самом деле Джексона боялись не дети, а их родители. Его никогда не приглашали на дни рождения. Не приглашали никуда даже его сводную сестру. Со временем и дети стали смотреть на Джексона с предубеждением.
"Они меня называли "мальчиком со СПИДом" или "мальчиком-геем". Я стал чувствовать себя одиноким. Мне казалось, что в мире для меня места нет", - вспоминает он.
В возрасте 10 лет он начал понимать, что сделал с ним его отец, но только еще через несколько лет он стал осознавать масштабы его преступления.
"Сначала я чувствовал обиду и гнев. Я привык видеть в кино отцов, которые радовались своим сыновьям. Я не мог представить себе, как мог мой отец так поступить со мной", - говорит Джексон.
"Он не просто пытался меня убить, он навеки изменил мою жизнь. Он несет ответственность за травлю в школе, за все эти годы в больницах. Из-за него мне нужно постоянно помнить о своем здоровье и внимательно следить за тем, что я делаю", - продолжает он.
Когда ему было 13 лет и он открыл для себя Библию, Джексон обрел веру, и это позволило ему простить отца.
"Прощение дается нелегко, - говорит Джексон, - но я не хочу опускаться до его уровня".
Хотя при рождении его назвали Брайаном Стюартом-младшим, он добавил вторую букву "р" к своему имени и взял фамилию матери - Джексон.
"Перемена имени дала мне возможность отказаться от всякой связи с Брайаном Стюартом. Я жертва его преступления", - говорит Джексон.
"Во время заседания он все время называл меня своим сыном. Я пытался поднять руку и потребовать, чтобы он называл меня своей жертвой. Я думал - когда вообще я был его сыном? Был ли я его сыном в тот момент, когда он заразил меня ВИЧ?" - рассуждает он.
Но даже в самые тяжелые моменты Джексон продолжал смеяться, с больничной койки веселив медсестер своими пародиями на Форреста Гампа.
"Я всегда шутил, - говорит он. - Мне нравится шутить на тему ВИЧ, на тему проблем со слухом, на тему того, как жить без отца. Думаю, что если бы я не занимался мотивационными выступлениями, я был бы стендап-комиком".
"Многие люди не понимают. Они думают, что мое чувство юмора - это защитный механизм, но, по-моему, если вы можете смеяться над трагедией и плохими вещами, которые с вами случаются, вы не защищаетесь. у вас есть сила".
В июле Джексон получил письмо от тюремного управления Миссури, в котором говорилось, что решением комиссии его отцу отказано в помиловании на следующие пять лет.
"Во время слушаний я мог только зачитать свое заявление и надеяться на правосудие. Но этот вердикт придал мне сил", - говорит Джексон.
"Иногда я просыпаюсь от кошмара и боюсь, что отец придет и завершит начатое, - рассказывает Джексон. - Я простил его, но, как мне кажется, за свои действия все равно нужно нести ответственность".
Хотя его отец заявляет в свою защиту, что страдал от синдрома посттравматического стресса после службы в Саудовской Аравии, Джексон в это не верит. Он говорит, что его отец служил в морском резерве и не участвовал в боях.
Тем временем Джексон продолжает удивлять врачей.
"Я здоров как лошадь! Даже здоровее, чем лошадь! Я набрал вес, но все равно считаю себя хорошим спортсменом", - говорит он.
"Сейчас число моих Т-лимфоцитов превышает норму. Это значит, что я никак не могу никого заразить вирусом. Я снизил дозу принимаемых лекарств с 23 таблеток в день до одной. Сейчас ВИЧ в моем организме не обнаруживается анализами", - рассказывает Джексон.
"Но СПИД у меня по-прежнему есть, - весело добавляет он. - Однажды больной ВИЧ, всегда больной ВИЧ".
Хотя он вплотную занимается своими выступлениями и своей благотворительной организацией Hope Is Vital, Джексон все равно мечтает стать отцом - хорошим отцом для своего ребенка.
"Я бы очень хотел стать папой, - говорит он. - Я бы хотел воспитывать в своих детях надежду. Я хочу, чтобы они знали, что живут в мире и что я всегда буду рядом, чтобы защитить их. Несчатья порой открывают путь к прекрасным вещам".
После этого памятного мартовского вечера мне приходилось плакать еще много раз. Когда я просыпаюсь утром, тяжелым грузом на меня опускается ужасное знание: мой замечательный, остроумный и красивый сын, признавшийся нам три года назад в том, что он гей, заражен ВИЧ
“Едва услышав по телефону голос сына, я инстинктивно поняла, что случилось что-то ужасное. Бен, 18 лет, оставался в нашем семи комнатном доме в Шропшире. Мой муж Джон и я поехали в Лондон, где у нас есть маленькая квартирка. Мы собирались на полковой ужин. Вечер обещал быть удачным. Бен только успел поздороваться со мной, как я сразу же прервала его:
– Что случилось, что такое?
– Ты знаешь, эти анализы, которые я сдавал…
Я поняла немедленно.
– У тебя положительная реакция на ВИЧ, да? – спросила я.
– Да, мам, – ответил он, – Но ты не волнуйся, хорошего тебе вечера.
Мне показалось, что разорвалась бомба и, пока я сидела, разговаривая с Беном, ее осколки медленно падали на меня, на всех нас. Я держалась – до тех пор, пока Бен не положил трубку. А потом зарыдала. Где-то в области солнечного сплетения появилась страшная боль. Я никогда и представить себе не могла, что душевное страдание может быть настолько болезненным физически.
Я не могла идти на ужин, но настояла, чтобы туда пошел Джон. Перед тем как попрощаться с ним, я попросила его купить виски. А потом сидела одна в квартире и плакала, выпила пару стаканов виски. Я чувствовала себя опустошенной, будто Бен уже умер. У меня была с собой его фотография, но я была не в состоянии взглянуть на нее.
После этого памятного мартовского вечера мне приходилось плакать еще много раз. Когда я просыпаюсь утром, тяжелым грузом на меня опускается ужасное знание: мой замечательный, остроумный и красивый сын, признавшийся нам три года назад в том, что он гей, заражен ВИЧ.
Нести этот груз так тяжело еще и потому, что ВИЧ – это клеймо, позор, который невозможно доверить друзьям. Если бы у Бена был рак или любая другая болезнь, я могла бы рассказать об этом окружающим, и их симпатия и понимание были бы безграничны. Но у Бена ВИЧ, а большинство от страха и невежества избегает этой темы.
У нас типичная семья среднего класса. Мы живем в красивом, довольно обеспеченном маленьком городке, регулярно ходим в церковь, у нас широкий круг общения. Мой муж Джон недавно вышел в отставку со званием подполковника, поэтому мои друзья, в основном, военные и их жены.
Я перестала рассказывать людям о нашей беде, но не потому, что мне стыдно за Бена. Почему мне должно быть стыдно за него? Нет, у меня просто нет сил бороться с их предрассудками.
Один старый друг сразу же поведал мне, что мы будем в большей безопасности, если я заведу для Бена отдельную посуду. Другой настаивал на том, что я могу заразиться вирусом – при соприкосновении со слезами сына.
Распространено мнение, что “хорошие” мальчики из семей среднего класса не могут заразиться ВИЧ, а если это и случается, то только по причине их необыкновенной беспорядочности в сексуальных связях и редкой нечистоплотности. Увы, я узнала, что ВИЧ не делает скидок ни на социальную принадлежность человека, ни на его прошлое, ни даже на его сексуальную ориентацию. К тому же у Бена никогда не было беспорядочных связей.
Бен до сих пор отказывается говорить о том, как он заразился ВИЧ, но, то немногое, что я знаю, заставило меня предположить, что это случилось прошлой осенью в Италии, где он пережил короткую и страстную влюбленность.
Ужасная ирония заключается в том, что пока мои друзья беспокоились о своих детях-подростках, которые после получения диплома занимались пешим туризмом в Южной Америке, я радовалась тому, что Бен решил потратить год перед поступлением в университет на изучение итальянского языка в Риме.
Однажды Бен слишком увлекся, и мне так жаль его. Кто из нас может честно сказать, что не делал ошибок в юности, не делал глупостей вечером и не просыпался на следующее утро полный сожаления о том, что произошло? Большинству из нас это сходит с рук, но Бену не повезло. У меня разрывается сердце, когда я представляю себе, как он страдает. Я люблю Бена, так же как и его старшую сестру Ливию. Люблю их и всегда буду рядом с ними – как тогда, когда Бен сказал мне, что он гей. Он сначала признался у себя в интернате – что было невероятно смело – а потом сообщил семье и друзьям. Новость не встревожила меня ничуть. Я уже некоторое время подозревала это.
У Бена было мало партнеров. У него была короткая связь до Италии, и, я знала, что они занимались защищенным сексом. Мы были абсолютно открыты относительно его сексуальной ориентации, иногда шутили на этот счет.
По возвращении из Италии, Бен познакомился со своим нынешним бой-френдом, Джеком, 19-летним студентом, изучающим зоологию. В знак зрелости их отношений и обязательств, которые они несут друг перед другом, оба решили пройти медицинское обследование. Хотя Бен упомянул, что там будут и анализы на ВИЧ, никто из нас не обратил на это внимание.
Его телефонный звонок поменял нашу жизнь навсегда. Мой муж не представлял себе, что делать. Ливия обезумела от горя. Бен пытался казаться смелым, но, явно был потрясен и, хотя старался скрыть это от меня, испытывал чувство гнева. Джек тоже был потрясен, но после того, как Бен сообщил новость, он позвонил, чтобы узнать в порядке ли я, что показалось мне очень трогательным.
В дни, последовавшие за ошеломляющей новостью Бена, Джон и я попытались примириться с тем, что означает ВИЧ положительная реакция для дальнейшей жизни Бена. Я порылась в Интернете и связалась с организацией Terrence Higgins Trust, которая занимается профилактикой СПИДа. Их сайт оказался просто великолепным: информативным, полным понимания, участия и поддержки. Я связывалась с ними уже много раз и вступила в эту организацию.
Попытки оценить состояние Бена стали для нас интенсивным курсом по медицинской терминологии. Честно говоря, я старалась избегать информации, которая могла бы огорчить меня – например, о том, что наличие вируса иммунодефицита делает Бена намного более восприимчивым к раку и другим болезням, связанным с состоянием иммунной системы.
Вместо этого я сосредоточилась на числе лимфоцитов CD4+ и на поквартальной вирусной нагрузке Бена. Фактор CD4+ позволяет прогнозировать развитие ВИЧ инфекции на основе данных по количеству клеток белых кровяных телец, которые называются CD4 T-клетки – чем ниже число клеток CD4, тем скорее проявятся признаки болезни. Бен регулярно сдает кровь на анализы, и сейчас его число Т лимфоцитов CD4 растет, а его вирусная нагрузка снижается.
Мы не знаем, как будет развиваться его недуг. Бен убежден, что пройдет еще пять лет, прежде чем ему понадобится принимать антиретровирусные препараты, но может оказаться, что они потребуются ему уже в следующем году – или даже в этом.
Я делала то единственное, что может сделать мать в такой ситуации – пыталась укрепить его иммунную систему с помощью черники и пищевых добавок, давала ему таблетки лактоферрина, которые имеют антивирусные и антибактериальные свойства.
Но Бен все еще подросток и я могу говорить ему все, что угодно, а он все равно будет выпивать, курить и поглощать высококалорийную, вредную еду. Что же, пускай. Было бы ужасно, если бы ВИЧ лишил моего сына тех вещей, которые другие молодые люди принимают как должное.
В сентябре Бен поступил в университет. Он изучает технику киносъемки, хотел бы работать в кино или на телевидении. Отпустить сына из дома мне было очень трудно, но ему нужно прожить свою жизнь, и я знаю, что на самом деле, он достаточно разумный молодой человек. Джек учится в том же университете, и оба так влюблены друг в друга, что я уверена, он присмотрит за Беном.
Когда мой сын узнал, что у него ВИЧ, его первой реакцией было разделить свое знание с миром. Я убедила его остановиться и подумать хорошенько, кому и что говорить. Это слишком большое горе, чтобы делить его с кем-то и нельзя отменить однажды сказанные слова.
Я надеюсь, что вера в Бога поможет мне пережить этот кошмар. Когда мы узнали, что Бен заражен ВИЧ, мы собрались и помолились вместе. У меня нет чувства, что Бог оставил меня, я чувствую, что нуждаюсь в Нем больше, чем когда-либо.
Разумеется, в конце концов, все мои друзья узнают о том, что случилось с Беном. Я бы очень хотела, чтобы они приняли эту новость с достоинством и смирением.
Все имена и фамилии были изменены.
Источник: The Daily Telegraph, UK, перевод gayclub.ru
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
Играть в лотерею с ВИЧ намного менее — и в то же время более — рискованно, чем вам может показаться.
Можно ли заразиться ВИЧ при оральном сексе? Это, пожалуй, один из самых частых вопросов, которые задают поставщикам услуг по борьбе со СПИДом и врачам. Люди хотят знать степень риска заражения ВИЧ при фелляции — причем даже больше, чем во время анального полового акта. Конечно, ответ на этот вопрос можно поискать в Интернете, но результаты могут только еще больше запутать и напугать вас.
Вам стало легче? Вряд ли. Вот поэтому многие из нас, говоря о риске, хотят знать точные проценты и соотношения. Цифры кажутся менее абстрактными и более конкретными, чем просто слова. Но позволяют ли они нам лучше понять риск передачи ВИЧ и проблемы сексуального здоровья? Давайте посчитаем.
Вероятность передачи ВИЧ при контакте с источником вируса обычно выражается в процентах, дробях или долях. Например, в среднем, риск передачи ВИЧ при однократном совместном использовании иглы с ВИЧ-положительным потребителем наркотиков составляет 0,67%, что также можно представить как 1 случай из 149 или, используя соотношение, которое предпочитает CDC, 67 случаев на 10 000 контактов. Если делать минет ВИЧ-положительному мужчине, который не принимает лекарства против ВИЧ, максимальный риск заражения составляет 1 к 2500 (или 0,04% на акт). Для женщины вероятность заражения ВИЧ во время вагинального полового акта составляет 1 на 1250 контактов (или 0,08%); для мужчины в этой же ситуации она составляет 1 на 2500 контактов (0,04%, то есть такая же, как у принимающего партнера при фелляции).
Что касается анального полового акта — самого небезопасного полового акта с точки зрения передачи ВИЧ, — если ВИЧ-отрицательный актив и ВИЧ-положительный пассив занимаются незащищенным сексом, вероятность заражения для активного партнера при однократном половом акте составляет 1 к 909 (или 0,11%), если он обрезан, и 1 к 161 (или 0,62%), если он не обрезан. Если пассив ВИЧ-отрицателен, а актив ВИЧ-положителен и не использует презерватив, то вероятность передачи ВИЧ составляет, в среднем, менее 2%. Точнее говоря, 1,43% или 1 к 70. А если парень вынимает до, то риск и того меньше — всего 1 к 154.
Что, правда? Действительно ли стать ВИЧ-позитивным не так просто, особенно в свете тревожной статистики, которой нас атакуют со всех сторон? Хотя, по оценкам CDC, с ВИЧ живут около 1,1 млн американцев и количество новых случаев заражения остается постоянным, составляя примерно 50 000 человек в год, в период между 2008 и 2010 годами среди мужчин, имеющих секс с мужчинами (МСМ), наблюдался 12%-ный рост случаев заражения — в частности, среди молодых МСМ в возрасте от 13 до 24 лет этот скачок составил 22%.
В отчете Института исследования СПИДа среди чернокожего населения говорится, что у афроамериканцев из числа гомосексуалов риск заражения ВИЧ к 25 годам составляет 25% (то есть 1 к 4), а к 40 годам этот риск возрастает до 60%. Другие исследователи прогнозируют, что в Америке половина нынешних 22-летних геев станут носителями ВИЧ к тому времени, как им стукнет 50.
Каким же образом вероятность передачи ВИЧ при самом небезопасном половом акте, составляющая всего 1 к 70, превращается в вероятность того, что КАЖДЫЙ ВТОРОЙ молодой гомосексуал в США к 50-ти годам заразится ВИЧ? (И чтобы сразу развеять все ваши сомнения: нет, причина вовсе не в том, что все, кто заражен ВИЧ, — бессовестные потаскушки, которые в жизни не слышали про безопасный секс).
Иллюстратор Лиз Дефрейн
Во-первых, нужно понять, что приведенные вероятности передачи ВИЧ при однократном контакте представляют собой усредненные значения. Это приблизительные общие цифры, которые не отражают многочисленные факторы, влияющие на рост и снижение риска.
Наличие другого заболевания, передающегося половым путем (ЗППП), даже если оно протекает бессимптомно, например гонорея в горле или прямой кишке, повышает риск заражения ВИЧ в 8 раз, отчасти потому, что ЗППП вызывают воспаление, из-за чего в крови повышается количество белых кровяных клеток, которые атакует ВИЧ. На уровень риска также влияют заболевания и общее состояние влагалища, такие как бактериальный вагиноз, сухость и менструация.
Далее, существует концепция совокупного риска. Показатели риска передачи ВИЧ обычно приводятся в отношении однократного контакта. Но это число не является постоянным. Риск накапливается в ходе повторных контактов, хотя для вычисления общего риска нельзя просто сложить вероятности заражения при каждом контакте. Специалисты по статистике, если вам интересно, используют специальную формулу для расчета совокупного риска: 1 — ((1 — x) ^ y), где x — это риск при однократном контакте (в виде десятичной дроби), а y — количество контактов.
Но давайте посмотрим правде в глаза: многие из нас не могут посчитать, какие чаевые нужно оставить в ресторане, так что вряд ли кому-то вдруг удастся решить этот непростой пример в том момент, когда голова занята гораздо более интересными вещами, весьма далекими от математики. При всем при этом, даже самый удачливый прогнозист в мире не сможет оценить риск заражения ВИЧ на основании данных статистики. Это настоящая рулетка. Можно неправильно подсчитать цифры и неверно истолковать вероятности.
Наглядный пример: если вероятность передачи ВИЧ составляет 1 к 70, то это совершенно не означает, что изменение серологического статуса человека происходит после 70-ти контактов. Это просто означает, что из 70 контактов, в среднем, один ведет к заражению. Если не повезет, то заразиться можно и при самом первом контакте.
Когда вы не располагаете информацией или неправильно понимаете факты, вам сложно осознать реальный риск заражения ВИЧ. Если вы недооцениваете распространенность ВИЧ в своем сообществе, вы недооцениваете риск. Исследования показывают, что в больших городах ВИЧ заражен более чем каждый пятый мужчина-гомосексуал, причем вирус более распространен среди мужчин практикующих секс с мужчинами (МСМ) из числа представителей неевропеоидной расы и определенных сообществ. У членов этих сообществ более высока вероятность встретиться с вирусом, даже при наличии меньшего количества партнеров и более частом использовании презервативов. Другими словами, у всех людей разный риск заражения ВИЧ.
Пожалуй, самым большим просчетом является ошибочное предположение, что вы или ваш партнер не заражены ВИЧ. Вот почему такие стратегии риска, как, например, серосортинг (занятие сексом без презервативов только с людьми того же ВИЧ-статуса), имеют большую погрешность.
Черт бы побрал эти данные. Вся статистика в мире не изменит того факта, что люди не способны адекватно оценить свой риск заражения ВИЧ. И на то есть причина. Если вам негде жить, нет работы и нечего есть, проблема заражения ВИЧ явно не будет в списке ваших основных приоритетов, даже если ваше более рискованное поведение в повседневной жизни повышает риск инфицирования. Если вы влюбляетесь в человека или встречаетесь с ним, вы явно не рассматриваете его как угрозу заражения ВИЧ, несмотря на то, что, по статистике, в двух из трех случаев заражение происходит именно в рамках личных отношений.
Даже при случайных связях люди не склонны просчитывать риск заражения ВИЧ. В ходе одного исследования молодых МСМ, которые искали сексуальных партнеров в Интернете, попросили перечислить свои основные опасения. Каковы же были ответы? Они боялись не понравиться новому знакомому. Они боялись, что их отвергнут, обворуют, побьют или изнасилуют. ВИЧ отнюдь не входил в список главных страхов и опасений.
Коллега Уилтона по CATIE Лен Тули, который также проводит тестирование на ВИЧ, согласен с Пиккетом. Рекомендации в области сексуального здоровья чаще всего преподносятся с позиции рисков, а не вознаграждения. С такой точки зрения ВИЧ и люди, живущие с ним, предстают в качестве наихудшего возможного исхода, отмечает Тули, что ведет не только к стигматизации, но и зачастую к искаженному и неверному представлению о положении дел, поскольку многие ВИЧ-положительные люди, на самом деле, прекрасно себя чувствуют.
ПРИМЕЧАНИЕ: В настоящее время авторы материала работают над обновлением этой статьи. Хотя основные идеи не потеряли свою актуальность, с 2014 года было проведено и опубликовано немало исследований ВИЧ, в частности о незначительном риске передачи вируса при неопределяемой вирусной нагрузке у ВИЧ-положительных людей.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
Сказал, что хочет семью и детей от меня
За год до знакомства с Алексеем у меня было очень болезненное расставание с парнем, с которым были серьезные отношения в течение семи лет. Мы разошлись из-за того, что я хотела семью, завести детей, а он готов не был.
Думаю, поэтому меня так подкупили слова Алексея о том, что он очень хочет создать семью, завести еще детей – у него есть сын от первого брака. Когда мы еще только встречались, Алексей просил меня присмотреть за маленьким сыном – такое доверие, признаюсь, меня тоже сильно расположило. Перед первой близостью Леша со смехом спросил: зачем, мол, предохраняться, как ты собралась тогда забеременеть?
Я уже долгое время мечтала о материнстве, и надо признаться, окружающие тоже давили: не только мама, другие родственники, коллеги и даже уборщица из компании, где я работала. Всем интересно, отчего к 30 годам женщина не родила ребенка.
Что привело к иллюзии давнего знакомства
Он мне стал прямо душу изливать, рассказывать о том, как сильно переживает недавнее расставание с девушкой. На одном из присланных фото он был в белой каске строителя. Меня это заинтересовало, так как я работала в близкой сфере. Неглупый, юридическое образование, за границей много где побывал. На тот момент он был руководителем двух фирм, третью мы с ним вместе открыли. Он мне как-то признался, что планирует открывать еще одно дело, предложил помочь, а я, мол, так в этом соображаю!
После личного знакомства с Алексеем мы продолжили обсуждать его рабочие дела, в какой-то момент помогла ему найти и арендовать помещение. В общем, за несколько недель возникла иллюзия давнего знакомства.
Когда на работе у меня возник конфликт с одним из коллег, посоветовал увольняться. Сказал, мол, прокормит меня. В общем, с виду идеал надежного мужчины, с которым как за каменной стеной. Я, в конце концов, уволилась, решила отдохнуть от тяжелой работы. До этого я активно занималась карьерой, заработала сама на комнату в общежитии. И очень устала всего добиваться сама.
Почему именно на четвертый день
При первой близости я настаивала на предохранении, он соглашался. Но в последний момент он заявил, что презервативов нет, да и как детей заводить. И слова его вроде бы так логично звучали и очень отвечали моему внутреннему желанию иметь детей. Я в итоге согласилась, подумала, что если откажу, он подумает, что я ханжа. Но я через себя все-таки переступила, уговорила себя.
Что-то ненормальное. Я поставила себя на его место – если бы мне человек, с которым я только что жила, сообщил о таком, я бы примчалась, несмотря ни на что. А он, наоборот, скрывается.
Писала и звонила я не слишком часто, потому что пришлось постоянно ходить по врачам, чувствовала я себя все хуже и хуже. О том, что у меня вирус иммунодефицита, я узнала уже в инфекционной больнице, куда меня госпитализировали через месяц после нашего с Алексеем расставания. Сказать, что эта новость была для меня шоком – ничего не сказать. На меня обрушилось страшное чувство полного одиночества, похожего я никогда раньше не испытывала. Понимаете, этот диагноз меня сразу отделил от всех людей. Я ведь даже маме рассказать об этом не могу, боюсь, она не переживет.
Первое время корила себя, думала и о том, как это несправедливо, задавалась вопросом, почему такое случилось со мной. Чтобы отогнать эти мысли, я даже пошла на исповедь в церковь. В храм я и раньше заходила, но просто не случалось со мной такого, что мне понадобилось бы поговорить со священником, исповедаться.
Ответ профессионалов: унижение, отвращение, суеверие
У меня, конечно, истерика там случилась от такого отношения, таких слов. Я выскочила из кабинета, написала главврачу жалобу.
До сих пор я не получила ни одного ответа на мое заявление от руководства поликлиники. Мне звонила замглавврача, предлагала разрешить вопрос без письменного ответа.
Я поняла, что он стоит на учете
Я уже знала, что способов заразиться всего несколько – инъекционный, половой, во время операции и передача от матери ребенку. Понимала, что у меня второй вариант, поскольку операций у меня не было и наркотики я не употребляю. Остался только вопрос – кто из них двоих.
В центре ко мне по-человечески отнеслись, много полезного сказали, предложили консультацию психолога. Сказали, что именно у меня остро инфекция проявилась, и скоро тяжелое состояние пройдет. А у большинства так не проявляется. То есть был риск того, что, если бы у меня не случилось этого гриппозного состояния, не выявили бы ВИЧ-инфекцию. Была бы носителем, как и многие, а спустя 7-10 лет, как это обычно бывает, резко почувствовала бы себя плохо. Тогда бы и узнала.
Сейчас, поскольку я знаю о вирусе, каждые три месяца сдаю кровь, специалисты смотрят показатели – если уровень СD4+Т-клеток в периферической крови падает до определенной границы, назначается антиретровирусная терапия. Принимая ее, ты понижаешь уровень этих клеток до нуля, практически до того уровня, когда ВИЧ вообще не определяется в крови. Так ты становишься незаразным.
То есть если бы Леша принимал терапию, он был бы незаразным! А так у него из-за срока заболевания и отсутствия лечения уровень клеток, вероятно, просто зашкаливает. Поэтому я так быстро и заразилась. Тем более, у зараженных мужчин самая высокая концентрация вируса именно в сперме.
Конечно, организм еще должен принять эту терапию. Есть несколько схем, подбирается подходящая. А после очень важно соблюдать правила, о которых предупреждают врачи, потому что вирус может выработать устойчивость к лекарству. Если ты, допустим, делаешь самовольно перерыв в их приеме даже на несколько дней, вирус успевает адаптироваться, и эта схема больше не подходит твоему организму. Привязка к терапии – пожизненная, постоянный прием лекарств по часам.
Он тщательно заметал все следы нашего знакомства
Чтобы доказать, что я не только знакома с ним, но и жила у него дома, мне пришлось восстановить фото с телефона. Он их удалил сам буквально через несколько минут после съемки. Я тогда сделала пару селфи с Лешей на диване. Он взял мой телефон и удалил фотографии одну за другой. Сказал, не понравилось, как получилось. Тогда меня это не насторожило, это сейчас я понимаю, что он тщательно заметал все следы нашего знакомства, близких отношений. И семья тоже непростая, со связями в разных ведомствах. Меня регулярно предупреждали, что дело завести на него не удастся.
После первого отказа в возбуждении уголовного дела я стала вспоминать, какие доказательства у меня есть. Вспомнила про эти фото, мы там в домашней одежде – он в шортах, я в пижаме. Позвонила в фирму, которая восстанавливает удаленные фото, там потребовали 10 тысяч рублей без стопроцентной гарантии, плюс телефон надо было отдать на несколько дней. В итоге я погуглила, скачала одну программу, сама восстановила эти фото с телефона. Вот такими крохами, по кусочкам пришлось восстанавливать всю историю нашего знакомства и общения.
С друзьями и семьей он меня тоже не знакомил, кроме сына, который показания давать в силу возраста не может. С моей сестрой не познакомился, хотя та приезжала несколько раз к его дому – под разными предлогами отказался.
Однажды к нему друг с женой приехал из другого города, мы запланировали все вместе сходить в кино. В последний момент он передумал, отменил нашу встречу, и мое знакомство с другом и его женой не состоялось. И так во всем. Он просто прятал меня от своих знакомых, и сам прятался – от моих. Очень продуманно себя вел.
Кто ж его посадит, разве что пальчиком погрозят
С одной стороны, ощущаю такое бессилие – столько времени и сил ушло только на то, чтобы возбудить это дело. И не самое приятное занятие – регулярно вспоминать это все, пересказывать раз за разом. Но мне помогает осознание того, что его надо остановить, посадить, чтобы он перестал заражать других людей. Ведь я не первая его жертва и, возможно, не последняя. Потому что на ум приходит столько моментов, подтверждающих, что таких девочек у него много было.
Тогда я еще не знала, с какого года он стоит на учете в СПИД-центре. Уже потом дознаватель показал мне в материалах дела ответ из СПИД-центра о том, что он на учете с конца 90-х, терапию не принимает, периодически сдает кровь.
Что его мотивирует не принимать антиретровирусную терапию? Не знаю, может, это отрицание так у него проявляется. С виду он выглядит вполне здоровым человеком. Руки-ноги не отваливаются. Я ни разу не видела, чтобы он хоть одну таблетку принял.
Мне пожелали сдохнуть и обвинили, что я хочу денег
Есть у нас такие сайты знакомств, где можно указать свой ВИЧ-статус, найти себе друга. Я зарегистрировалась на некоторых из них, в группах в соцсетях. В одной из них, где зарегистрировано свыше 100 тысяч человек и самих ВИЧ-положительных, и их родных, медиков, я запостила сообщение с просьбой помочь опытом в моем уголовном деле. Спрашивала совета, как лучше поступить, искала схожие случаи.
Еще в сентябре я предлагала следователям пройти полиграф, подтвердить хотя бы три главных факта: что интимные отношения с ним у меня были, что мы жили вместе и что о своем ВИЧ-статусе он меня не предупреждал.
Я-то рада пройти полиграф, но известно, что многое зависит от того, как именно вопрос будет задан. Вот я и думаю, насколько объективно проведут этот допрос. С другой стороны, сделаю, что смогу, просто скажу правду.
За себя я сейчас не так уж и переживаю. В конце концов, все мы умрем когда-нибудь. Работаю сейчас на более спокойной работе. И планов на личную жизнь уже не строю.
Святослав Хроменков, правозащитник
Но дело в том, что нет других девушек, готовых поддержать это обвинение. Хотя все говорит о том, что опасности заражения этот мужчина подвергал многих. Он и Елене рассказывал о том, что активно встречался и имел близкие отношения на протяжении нескольких лет со многими девушками, и другие доказательства есть. Но нет признаний самих пострадавших.
Свою бывшую жену, судя по ее ответам, он тоже заразил. Но, видимо, ей не хочется сажать в тюрьму отца своего ребенка, который их содержит. Поэтому она написала, что вступала с Алексеем в интимную связь уже после того, как он ее предупредил о своем ВИЧ-статусе. В это мало верится: даже если рассудить логически, какая женщина добровольно согласится забеременеть от ВИЧ-инфицированного? Она же не только собой рискует, но и своим будущим ребенком. Кто на это способен?! Это чистый случай, что ребенок здоров. А для нее это заявление было единственным способом оставить на свободе своего кормильца.
Кстати, вдруг кто из девушек узнал в этой истории, деталях или описании своего бывшего или нынешнего парня – можете смело звонить мне, ваши показания могут стать решающими в этом деле. Анонимность, безусловно, гарантирована.
Все-таки общество у нас в массе своей относится к ВИЧ-положительным негативно. Причем сразу, автоматически. Не разбираясь в том, как человек заразился. До сих пор среди россиян бытуют средневековые стереотипы о том, что можно заразиться вирусом, к примеру, поев с зараженным человеком из одной посуды. Так что анонимность для ВИЧ-позитивных – пока оправданная предосторожность.
Как должников, к примеру. Отсутствие широкого резонанса, мне кажется, и приводит к тому, что большая часть таких преступников остается безнаказанными. Но спускать такое нельзя. По сути, умышленное заражение другого человека вирусом иммунодефицита я бы сравнил с тяжким вредом здоровью, если не больше. Ведь человеку жизнь перечеркнули. Скорее всего, семью он уже не заведет, детей не родит. А в нынешнем обществе станет изгоем. Это даже больше, чем тяжкий вред здоровью – это вся жизнь, которую у человека сознательно отняли.
Читайте также: