Совершенно секретно о вич
Все новости
Они живут с вирусом и помогают другим сохранить здоровье и вести полноценную жизнь, несмотря на болезнь
Равные консультанты начали регулярно консультировать в СПИД-центре Новосибирска меньше года назад
Фото: предоставлено Дмитрием Народневым и Таисией Ланюговой
Каждый сотый житель Новосибирской области инфицирован ВИЧ. В последние годы о болезни стали говорить чаще, терапия стала доступнее, но узнать о своём положительном статусе страшно до сих пор. Информации, как дальше жить и как лечиться, мало, а найти что-то полезное сложно. Меньше года назад в Новосибирске начали работать равные консультанты — люди с диагнозом ВИЧ, которые научились жить с заболеванием и сейчас помогают другим. Во Всемирный день борьбы со СПИДом обозреватель НГС Дарья Януш поговорила с двумя равными консультантами о том, как они сами столкнулись с ВИЧ, и в чём нуждаются те, кто только что узнал о своём положительном статусе.
Заразилась в 18 лет от парня
Подозрений у меня никаких не было, в 2004 году я училась на первом курсе. Всё было хорошо. Я сдала кровь как донор, кровь проверили, и ко мне пришла участковая медсестра. Она вручила справку с печатью СПИД-центра, я даже не поняла, что это такое. Медсестра так засмущалась, ей хотелось скорее сбежать, поэтому она невнятно наговорила, что у меня есть подозрения на гепатиты и прочее, что нужно к врачу, и я только пятки на лестничной клетке видела.
Тогда о ВИЧ я знала только из телевизора — кто-то умер от СПИДа, картинки страшно худых умирающих людей, что он распространён среди геев. Думала, что это что-то далёкое от меня. Знаю, что заразилась от бывшего парня, в прошлом он употреблял наркотики. Когда я узнала о диагнозе, мы уже не были вместе. Я позвонила сестре посоветоваться, она убедила, что нужно сходить к врачу.
Таисия принимает терапию — благодаря лекарствам она родила здорового сына
Фото: Таисия Ланюгова
Я пересдала кровь, ждала неделю и надеялась, что это ошибка. В то время на учёте стояло очень мало ВИЧ-инфицированных — я была в первой тысяче выявленных в Новосибирске. Очевидно, что их хуже выявляли, и люди были просто не в курсе. Когда диагноз поставили окончательно, думала — вот и всё, зачем дальше жить. Думала, что жить мне осталось 5 лет.
Только спустя год я вновь пришла к врачу с вопросом, а есть ли жизнь дальше. Тогда сложно было кому-то рассказать, дискриминации было больше, чем сейчас. Я сразу выпала из учёбы — зачем учиться, если я умру? Год я была в депрессивном состоянии, выпала из жизни. Сейчас вижу, что клиническая картина инфекции другая, у многих нет этого времени на депрессию и раздумья.
9 лет я не принимала лекарства, такая политика была в стране. Только последние два года в нашем регионе принята стратегия, что человека сразу же надо начинать лечить. До сих пор в стране есть рекомендация Минздрава, которая звучит так: человеку назначают терапию, когда его иммунный статус снижается до критического уровня, когда начинается иммунодефицит, а вируса в крови слишком много. Это достаточно заразный человек, у него СПИД. Когда иммунная система начинает сыпаться, проявляются сопутствующие заболевания, они переходят в хронику. Это отвратительная, ужасная политика.
Когда ВОЗ ввёл стратегию 90–90–90 (90% населения протестировано на ВИЧ, далее 90% состоит на диспансерном учёте и 90% охваченных терапией добились неопределяемой вирусной нагрузки, при реализации стратегии роста новых случаев заражения не будет. — Прим. ред.), страна подписала стратегию, и мы видим за последние годы изменения. К сожалению, у нас есть достаточно много выявленных пациентов, которые ни разу не приходили в СПИД-центр. Они могут и не знать — сдали анализ у венеролога или гинеколога, им могли и не сообщить о результатах, а данные передали в СПИД-центр.
Сейчас в Новосибирской области 43 тысячи выявленных. 8 тысяч из них уже умерли, живых почти 36 тысяч, наблюдаются около 26 тысяч человек. 9 тысяч инфицированных просто не доходят до СПИД-центра. Кто-то не знает, кто-то раздумывает, пока здоровье позволяет, а есть ещё областники, которым сложно приехать. Есть уязвимые группы. Понятно, что среди них есть активные потребители, им не до этого. Протрезвеет, жить захочет — придёт. Я вижу таких каждый день. Все, кто трезвеет, жить хотят. Кто не хочет, они дальше торчат и умирают от передоза.
Зато бывшие наркоманы самые дисциплинированные. Они соблюдают приём таблеток, вовремя приезжают к врачу. Хуже соблюдают режим социально благополучные, которые думали, что это их не касается, которые сейчас себя нормально чувствуют. Если человек начал лечиться в тяжёлом состоянии, он более дисциплинированный. Если человек принимает лекарства и соблюдает режим, то с помощью антиретровирусной терапии он может добиться неопределяемой вирусной нагрузки — не сможет передавать вирус другим.
Выйти из депрессии мне помогла группа поддержки, я долго на неё собиралась. До сих пор этот сервис — основной источник информации для ВИЧ-положительных людей о том, как жить дальше. Врач физически не может с каждым поговорить. Он принимает 40–50 человек за смену, а на один такой разговор нужен час. Врач не может в день сидеть по 50 часов и разговаривать.
Равный консультант — такой же человек с ВИЧ, который прошёл путь принятия диагноза. Он не оценивает и не осуждает, а помогает найти нужную информацию — как работает терапия, почему её нельзя пропускать, почему один партнёр положительный, а другой отрицательный, можно ли родить здорового ребёнка. Женщина с ВИЧ может родить ребёнка и не передать ему вирус — у меня есть сын, он здоров.
Будем честными: адекватной информации о жизни с ВИЧ нет, а всё, что тратится на профилактику, — это страшилки или мотивации сдать тест, а не о том, как жить дальше. Плюс консультанта в СПИД-центре в том, что я могу человеку прямо сейчас адресно помочь: нужно к врачу — записываем на приём, нужен психолог — идём к специалисту, нужна социальная помощь — передаём соцработнику.
Диагноз Дмитрию поставили 12 лет назад. Сейчас он помогает тем, кто только узнал о болезни
Фото: предоставлено Дмитрием Народневым
Узнал случайно 13 лет назад
Долго не придавал значения диагнозу, продолжал жить обычной жизнью, ведь никаких проявлений болезни не было. В 2014-м я решил прекратить употреблять вещества, поехал в реабилитационный центр. Мне хотелось жить, я понял, что от наркотиков умру. Я прошёл реабилитацию, стал работать консультантом по химической зависимости. Постепенно я начал принимать медикаменты, стал внимательнее относиться к здоровью.
За 12 лет сильно изменилось отношение к людям с ВИЧ, появилась достоверная информация. Люди с ВИЧ не одиноки, есть группы взаимопомощи. Если человек сегодня ищет поддержку, то он её найдёт. Если бы я сегодня узнал о диагнозе, то сразу бы начал принимать терапию. Тогда же никому не хотелось об этом говорить. Было стыдно и страшно. Мне никто не объяснил, что с этим можно жить полноценной жизнью. Сегодня такая жизнь доступна всем.
За неделю я консультирую больше 200 человек. На моём счету не один человек, которого я буквально за руку привёл в СПИД-центр, и сегодня все они принимают медикаменты.
Равные консультанты — это звено стратегии 90–90–90, лишь вместе мы сможем победить. Мы не убеждаем людей принимать лекарства. Задача равного консультанта дать информацию, а человек сам выбирает, что делать со своим здоровьем. Я не придаю значимости, что это моё достижение, но мне нравится понимать, что мир благодаря консультантам становится чуточку добрее.
Вы живете с ВИЧ? И готовы рассказать свою историю другим (возможно, анонимно)? Свяжитесь с редакцией НГС по WhatsApp, Viber, Telegram, привязанным к номеру . Ваша история может спасти кому-то жизнь.
Сколько живут с ВИЧ и почему грудное молоко опаснее шприца? Почитайте 8 фактов о вирусе, которые обязательно надо знать.
Эпидемия страха
По словам его авторов, идея будущего фильма родилась в мае 2005 года, когда один из журналистов телекомпании случайно познакомился с Антоном Блиновым — ВИЧ-инфицированным из Казани. Видавшего виды телевизионщика история молодого парня потрясла до глубины души. А осенью сотрудников телекомпании пригласили на форум, посвящённый проблеме ВИЧ-инфекции. Инициатива исходила от активистов PSI — международной неправительственной некоммерческой организации (её представительства работают более чем в 70 странах на пяти континентах земного шара, а штаб-квартира находится в Вашингтоне), деятельность которой направлена на реализацию социальных программ по продвижению здорового образа жизни в разных уголках мира.
— На форуме мы познакомились со многими интересными людьми, настоящими энтузиастами, которые стояли у истоков этой проблемы, когда на борьбу с начавшейся в России эпидемией у врачей не было ни сил, ни средств, — рассказывает редактор Галия Сафронова. — Сегодня ситуация изменилась. После доклада учёных, обеспокоенных развитием болезни в стране, премьер-министр Михаил Фрадков подписал постановление, согласно которому зарегистрированные в СПИД-центрах пациенты будут получать бесплатные препараты. Но отношение общества к этим людям по-прежнему не меняется. В России они всё ещё изгои, лишённые возможности нормально жить.
Доказательство тому — судьбы героев фильма, который журналисты снимали в разных уголках России. Потерявшая работу медсестра из Казани, случайно заразившаяся от любимого человека. Родившийся в одном из притонов Красноярска у ВИЧ-инфицированной матери малыш. Молодая девушка, вынужденная скрывать страшный диагноз от родителей, родственников и друзей. Не попадись на их пути добрые, понимающие люди, жизнь каждого из них могла бы сложиться трагически.
— Долгие годы у нас в стране считалось, что ВИЧ-инфекция прежде всего затрагивает так называемые группы риска: проституток, наркоманов, гомосексуалистов. На самом деле беда может случиться с обычным, благополучным во всех отношениях человеком, — говорит один из авторов фильма Максим Пастухов. — Рассказывая о буднях ВИЧ-инфицированных и их близких, проведя с ними бок о бок не один день, мы в первую очередь хотели развеять чудовищные слухи, которые окружают этих людей.
И отравляют им жизнь. Боясь агрессии и непонимания окружающих, подавляющее большинство героев фильма не рискнули открыть перед телекамерой свои лица. Хотя исключения всё же будут: ВИЧ-инфицированный парень из Красноярска — счастливый семьянин и отец двоих детей, организатор акций в поддержку больных СПИДом; прошедший все круги ада молодой сотрудник Казанского реабилитационного центра, помогающий таким, как он. Работа и желание приносить пользу полностью изменили их жизнь.
Которая по большому счёту ничем не отличается от той, что живём и мы с вами: при регулярной и своевременной лекарственной терапии ВИЧ может и не проявить себя. Лекарственные препараты, блокирующие вирус, снижают вероятность его развития на 80%. Согласно данным, приведённым в фильме, в мире сегодня насчитывается около 17 млн. тех, кто живёт и здравствует со смертельным диагнозом 10—15 лет.
И. рожает здоровых детей. Эффективные методики снижения риска заражения новорождённого — одно из главных достижений профилактики ВИЧ-инфекции за последние 10 лет.
Авторы фильма, а также разделяющие их точку зрения звёзды, среди которых зрители увидят известных телеведущих Владимира Познера и Оксану Пушкину, убеждены: до тех пор, пока наше общество не избавится от невежества, пока на СПИД у нас будут смотреть только как на болезнь узкой группы риска, а на ВИЧ-инфицированных — как на источник опасности, как на людей второго сорта, проблема с мёртвой точки не сдвинется. А врачи будут подсчитывать новые жертвы чумы ХХI века.
По мнению СПИД-диссидентов, в случае ВИЧ-положительного диагноза человек неизбежно испытывает сильный стресс от осознания некоей неизбежности преждевременной смерти, что само по себе подавляет иммунитет. Однако заболевают и умирают такие люди не от виртуального вируса, а от последующей лекарственной терапии с использованием высокотоксичного препарата АЗТ и его аналогов, уничтожающих все делящиеся клетки, в том числе – иммунной системы, оставляя организм беззащитным против любой инфекции.
Одним из главных факторов риска заболеть СПИДом является также употребление наркотиков, безжалостно разрушающих иммунитет.
Неподтвержденная гипотеза вирусного СПИДа, родившаяся в недрах американского Центра контроля над заболеваниями, финансирование которого зависит в первую очередь от борьбы с эпидемиями, нашла горячую поддержку и в нашей стране. В 1986 году в СССР было создано первое специализированное отделение для оказания медицинской помощи ВИЧ-положительным иностранцам, после чего они в обязательном порядке депортировались. Новую структуру возглавил В.В. Покровский. В том же году удалось добиться выделения болезни в самостоятельную тему, что позволило увеличить объемы финансирования и приступить к созданию специализированных СПИД-центров в регионах. Сейчас на территории России с ВИЧ/СПИДом борются около восьмидесяти таких учреждений. Каким образом?
При выезде за границу необходим сертификат на отсутствие этого вируса. У кого есть деньги, кровь не сдают, покупают документ в том же центре. Все девочки из фирм, занимающихся секс-услугами, обслуживаются врачами с выездом на место за немалое вознаграждение.
Пишу вам, плачу и думаю, что все бессмысленно: у меня СПИД, а у мужа ВИЧ-инфекция. Я не виновата, что болею, а должна умирать за то, что муж мне изменил с проституткой, у которой ВИЧ+. Они оба будут жить, а меня скоро не будет, разве это справедливо?
Я отдала бы все, лишь бы избавиться от этих постоянных, мучительных, изнурительных болей, вызванных воспалениями, не затихающими ни на минуту. И ни одна таблетка не помогает. Я терпеливый человек, но этот ужас (другого слова не нахожу) можно сравнить с пыткой, которая тянется два с лишним года.
В каждом письме – драма и крик о помощи. Разные адреса, разные судьбы, но общий приговор, вынесенный врачами. Приговор, который обжалованию не подлежит. А так ли это на самом деле?
Рассказывает Ирина Михайловна Сазонова – врач с 25-летним стажем, в том числе в области иммунологии, много лет пропагандирующая идеи, отличающиеся от официальной точки зрения на СПИД:
Мои попытки убедить этих людей в том, что объективной диагностики на ВИЧ-инфекцию не существует, не дали результатов.
Сами врачи, занимающиеся ВИЧ-диагностикой, как правило, не разъясняют пациенту, что означают эти тесты, и принцип их действия. Хотя во вкладыше к тест-системам фирма-производитель предупреждает, что положительная реакция еще не является доказательством ВИЧ-инфекции.
В чем именно заключается заведомая порочность ВИЧ-диагностики?
Поясняет видный австралийский СПИД-диссидент доктор В. Тюрнер:
Тестирование на ВИЧ-антитела, так называемый серологический диагноз, – общепринятая лабораторная методика для визуальной оценки происходящей реакции. Для этого берется немного крови пациента и удаляются эритроциты. К оставшейся сыворотке, в которой растворены антитела, добавляются некие белки, которые, по утверждениям приверженцев гипотезы ВИЧ/СПИДа, являются уникальными компонентами ВИЧ.
СПИД-ученые до внедрения тестов были обязаны выделить и изучить сам гипотетический ВИЧ, а также его белки и другие компоненты (ДНК, РНК), установить способность этого вируса проникать в клетку, размножаться в ней, вызывать точно такое же заболевание при инфицировании другого организма и т.д.
«Как врач-биолог, работавшая в Институте вирусологии, я вижу, что до сих пор не разработано ни достоверной ВИЧ/СПИД-диагностики, ни эффективного лечения. О других многочисленных несуразностях этой гипотезы, на мой взгляд, убедительно говорят профессор Дюсберг и его единомышленники.
Заведующий кафедрой патологической анатомии Иркутского государственного медицинского университета кандидат медицинских наук Владимир Агеев считает, что иммунодефицит, который в свое время стал называться СПИДом, разумеется, существует. Врожденные и приобретенные иммунодефицитные состояния давно известны науке, как и причины их появления – воздействие радиации, лекарственных препаратов, наркотиков, последствия различных заболеваний и многие другие. Но при чем тут ВИЧ?
«Как морфолог, – говорит он, – я могу утверждать следующее: мы верим только тому, что сами видим. Если не видим – не верим. Я еще не встречал специалиста, который бы видел вирус иммунодефицита человека. Любой вирус, например гриппа, оставляет в организме след. Так, можно взять мазочек и обнаружить в клетках колонии вируса и продукты его жизнедеятельности. Вирус СПИДа, по известным мне описаниям, никаких следов почему-то не оставляет. Я могу это утверждать, потому что мне приходилось как патологоанатому неоднократно проводить вскрытия наркоманов, скончавшихся якобы от ВИЧ/СПИДа. Все эти вскрытия показали, что причиной их смерти являлись конкретные заболевания, известные до открытия вируса.
А пока по-прежнему процветает высокодоходная система СПИД-индустрии – многочисленные фармацевтические и другие причастные к проблеме фирмы, ученые, практикующие врачи, общественные СПИД-организации. Борьба со СПИДом стала для многих замечательной кормушкой, тем более что за последствия своей неутомимой деятельности они ответственности не несут.
В 2001 году на борьбу с гипотетическим вирусом было выделено пять миллионов долларов. Однако, по подсчетам СПИД-ученых, этого хватает всего на триста больных. На 250 тысяч пациентов потребуются миллиарды долларов, а с учетом прогнозируемого миллиона ВИЧ-положительных может не хватить госбюджета РФ. СПИД-ортодоксы, и российские в том числе, утверждают, что ВИЧ-положительные пациенты не могут жить более десяти лет. Потом – СПИД и смерть.
Клинические исследования показали также, что эти пациенты не только отказались от приема антивирусных препаратов, но не употребляли наркотики или своевременно избавились от наркозависимости.
Подавляющее большинство таких ВИЧ-положительных людей живут в течение десяти и более лет. Только у нас этот диагноз считается первым гвоздем в крышке гроба.
В редакцию Kaktus.media попала уникальная запись: ВИЧ-позитивный мужчина по имени Сергей незадолго до смерти дал откровенное интервью о жизни с диагнозом и проблемах, с которыми сталкиваются ВИЧ-инфицированные в Кыргызстане.
Про диагноз
Я узнал о своем статусе в 26 лет, когда находился в местах лишения свободы. Не поверил сначала. Незадолго до этого отказался от наркотиков, начал заниматься физкультурой. У меня шла прибавка в весе. Поэтому подумал, что напутали что-то. Когда вышел на свободу, то лишь через несколько месяцев вспомнил, что мне ставили положительный диагноз, так-то жил, как будто его нет. Потом что-то вдруг пошел пересдавать. Причем сделал это не анонимно. Рассказал про полученный положительный результат на зоне.
Не было никакой дотестовой консультации. Когда пришел за результатом, то попросили еще раз пересдать, потом мой позитивный статус подтвердили. В тот момент, когда мне оглашали результат, то один врач заходил, то другой, четыре или пять человек, вместо одного. Хотя лишь один должен был знать о диагнозе, а остальные — только с моего согласия должны были знать об этом.
Про возвращение к жизни
Про стигму
Жизнь налаживается тогда, когда перестаешь употреблять наркотики и переходишь на опиоидную заместительную терапию. Ты перестаешь искать деньги, и освобождается время, можно работать, появляется желание жить и чтобы нормальная семья была.
Честно сказать: у нас сообщество не сильно развито. К примеру, в плане создания семьи ВИЧ-позитивному человеку. Если люди были знакомы до того, как узнали о своих статусах, а это может быть дискордантная пара (в которой один из партнеров ВИЧ-положительный, а другой — ВИЧ-отрицательный), могут быть оба ВИЧ-позитивные, то они так и живут. Но если одинокий человек узнал о своем статусе, то потом ему сложно найти вторую половинку. По крайней мере я с этой проблемой столкнулся. Очень тяжело. У нас не такое большое количество ВИЧ-позитивных, как в той же Украине или России. Да и каждому раскрывать свой статус не будешь.
Нормального человека это, естественно, напугает. Хотя и говорят, что ничего такого страшного. Но психологический барьер существует. К тому же я осознаю ответственность. Тем, кто ее не понимает, может быть, и проще. Может, кто-то и не говорит, а потом скажет, и будет уже поздно: половой партнер заражен. Я слышал о таких случаях.
Хоть и говорят, что стигма уменьшилась, но все равно людей это очень пугает. ВИЧ, СПИД. Хотя ВИЧ погибает очень быстро и вне жидкости не живет, а тот же гепатит С живет годами вне организма человека. В Европе это более серьезная проблема, чем ВИЧ.
Про личную жизнь
Я приехал из командировки, познакомился в кафе с девушкой, мы выпили, попали к ней домой, там еще выпили, и так получилось, что был незащищенный секс. Больше по ее инициативе. В пьяном состоянии. Я на следующий день поехал и взял постконтакную профилактику. Привез. Пришлось все рассказать. Она была в шоке.
После этого мы с ней жили. Она даже постконтактную профилактику до конца принимать не стала, когда поняла, что я ее не брошу. Но потом так получилось, что мы разошлись… Когда мы с ней познакомились, она мне сказала, что она бывшая потребительница инъекционных наркотиков и что бросила, в ремиссии пять лет. Я на тот момент три года находился в ремиссии. Попав к ней домой, я увидел, что все чисто, все хорошо. Но она работала в частной гостинице, туда работницы коммерческого секса нередко приносили героин. Ей самой в том числе. И я ее за этим поймал. Мы поскандалили, и я ушел. Потом подумал, что раз она меня с диагнозом приняла, то я должен ее из этой ямы вытащить. Вернулся. Но не получилось.
Сейчас она является участницей заместительной терапии, но опустилась вообще: потеряла работу, все потеряла. Слава богу, я ее не инфицировал.
Про проблемы ВИЧ-позитивных
Первая – это проблема с медициной. Не буду ничего придумывать, но был случай у нас в НПО: у девушки были атрофические язвы на ногах, хирурги поставили диагноз, что ее нужно госпитализировать, я ее сопровождал как соцработник в больницу на Фучика. Когда я приехал с ее документами, где было написано, что девушка ВИЧ-позитивная и врачи увидели это, то категорически отказались ее принимать.
Заведующий сказал, что никаких показаний к госпитализации нет. Скоро процесс пойдет на заживление, затронута только верхняя часть. А она семь лет уже не могла никак болячки вылечить. Там язвы уже размером 10-15 сантиметров. Она экс-потребитель инъекционных наркотиков, когда перешла на заместительную терапию, смешивала димедрол с метадоном. Потом она димедрол долгое время не употребляла. Но язвы все равно не заживали. Так ей помощь и не оказали. Хирург купил ей на свои деньги какие-то антибиотики, бинты. Я стал просить письменную гарантию, что у нее абсцесс не начнется или еще что. Но и в этом отказали.
ВИЧ-позитивные обращаются к врачам, только когда такие проблемы: или какой-то кризис со здоровьем, или слишком поздно лечить заболевание. Чаще всего они изначально подверглись какой-то стигме или дискриминации, внутри себя чувствуют неловко, неудобно, и поэтому я повторюсь, что даже дотестовое консультирование – это очень важно. Пусть результат окажется отрицательным, но человек будет знать какие-то аспекты о ВИЧ. Если статус будет положительным, то человек будет себя по-другому вести.
Приезжали как-то специалисты ВОЗ, в числе которых фтизиатры, специалисты по ВИЧ из разных регионов. И когда я этот вопрос поднял, то большинство согласились, что дотестовая консультация до сих пор является проблемой и делается формально. А из этой проблемы все и вытекает. Человек закрывается от медиков полностью. И пока ему сильно плохо не станет, он к медикам не пойдет. Он боится. Потому что не проконсультировали, не объяснили… Я знаю парня, который, узнав о своем статусе, повесился.
В нашей стране более 12 тыс. ВИЧ-положительных детей. Многие из них живут в семьях, в том числе приемных. Но если из факта усыновления сейчас всё чаще не делают тайну, то диагноз родители стараются сообщить ребенку как можно позже, хотя ВОЗ рекомендует это делать в период от 6 до 12 лет. Усыновители боятся, что маленький ребенок расскажет кому-нибудь о своей болезни, и тогда с непониманием, осуждением и необоснованными страхами может столкнуться вся его семья. Современный уровень медицины позволяет ВИЧ-положительным детям прожить долгую и счастливую жизнь, но общество пока не готово их принять. Поэтому большинство таких семей предпочитает молчать о вирусе и надеется, что разоблачения удастся избежать.
Дискриминация с детского сада
Люди с ВИЧ часто скрывают свой диагноз, боясь изоляции, презрения и осуждения. Немногие открываются и держат удар, пытаются повлиять на общественное мнение.
В лаборатории центра по профилактике и борьбе со СПИДом и инфекционными заболеваниями
— Путь заражения ВИЧ — это кровь-кровь. То есть при инъекции и половом контакте, который тоже связан с кровью из-за микротрещин. Другие биологические жидкости содержат мало вируса, его недостаточно для заражения, — пояснил Евгений Смирнов. — Наши дети идут в обычные садики, и не стоит бояться, если ребенок кого-то поцарапал или укусил. Кровь из любой раны выходит под давлением, она выталкивает микробы и другую заразу. Мы не знаем ни одного случая бытового заражения от ребенка в России.
Запрет на дружбу
История Надежды Ивановны У. из Набережных Челнов:
Не то чтобы мы панически боимся разглашения, но всё же не афишируем. Я, конечно, предупреждала ее, что об этом никому не надо говорить, потому что люди еще не совсем готовы к такому. Но она болтушка и не смогла не поделиться с самой близкой подругой. Девочки очень крепко дружили, очень любили друг друга, и Катя доверилась. А Соня рассказала маме. Она объяснила, что ничего от мамы не скрывает. Последствия были очень тяжелые: Сонина мама позвонила мне в тот же вечер и сказала, что запрещает своей дочери эту дружбу. Больше девочки никогда не общались. Я сначала думала зайти к Сониной маме и поговорить с ней по душам. Но мы с Катей очень сильно заболели из-за этой истории: у внучки резко поднялась температура, а у меня давление. А когда пришли в себя, решили, что ничего не надо делать.
Сейчас внучка повзрослела, у нее появился парень, и она не стала скрывать от него свой диагноз. Но мальчика он не испугал. Он даже ездит с ней в СПИД-центр и следит, чтобы она регулярно принимала лекарство.
Времена меняются. И всё же если внучка решит открыться, я буду советовать ей этого не делать. Ну зачем? Не вижу смысла. Но решать, конечно, ей.
История жительницы Подмосковья Светланы М.:
О Машиной болезни даже брат и сестра не знают — мы решили, что это не наша тайна. Сама расскажет, если когда-нибудь захочет. А остальных это вообще не касается, и мы никому не скажем.
Мой самый большой страх, что Маша поделится с кем-то из друзей. У наших знакомых ВИЧ-положительная девочка рассказала о диагнозе близкой подруге, и та стала ее шантажировать, что всем расскажет. Но пока нас эта проблема не коснулась.
История Натальи З. из Москвы:
Мать после этого полтора года со мной не разговаривала, хотя я ее подготавливала к появлению приемного внука. Она всем на даче рассказала, что я взяла не просто детдомовца, а ВИЧ-инфицированного. Потом сильно полюбила внука, спохватилась, стала говорить соседям, что перепутала диагноз, но люди всё поняли.
Когда сын повзрослел, влюбился в девочку. Она всем рассказала в школе про своего ВИЧ-инфицированного парня, так ее стали называть спидоноской.
Для своего окружения я особо тайны из детских диагнозов не делала, но потом заметила, что меня стали реже приглашать в гости и заранее предупреждали, чтобы приходила без детей. Недавно подруга отказалась стричь моих ребят в своем салоне. Я не стала на этом акцентировать внимание — так можно всех друзей порастерять. Некоторые со временем привыкли.
История Карины Л. из Москвы:
Мне трудно будет объяснить еще маленькому ребенку, почему я не могу исполнить его мечту. Мы бы хотели отдать его в кадетскую школу, но туда детей с ВИЧ не берут. Мне это непонятно. Противопоказаний по здоровью нет. Родов войск много, далеко не все военные работают на линии огня. В чем проблема? На этот вопрос у меня ответа нет.
Читайте также: