Кругом холера всюду карантины
Литературно – музыкальная композиция
Везде холера, всюду карантины,
И отпущенья вскорости не жди,
А перед ним пространные картины
И в узких окнах долгие дожди.
Но почему – то сны его воздушны,
И словно в детстве – бормотанье, вздор,
И почему – то рифмы простодушны,
И мысль ему любая не в укор.
Какая мудрость в каждом сочлененье
Согласной с гласной.
Есть ли в том корысть!
И кто придумал это сочиненье!
Какая это радость – перья грызть!
Милый мой, расскажу тебе всё, что у меня на душе: грустно, тоска, тоска. Свадьба откладывается день на день… Осень подходит. Это любимое моё время – здоровье моё обыкновенно крепнет – пора моих литературных трудов настаёт, а я должен хлопотать о приданом и свадьбе, которую сыграём бог весть когда. Еду в деревню, бог весть, буду ли там иметь время заниматься и душевное спокойствие, без которого ничего не произведешь, кроме эпиграмм на Каченовского. Так – то душа моя. От добра добра не ищут. Чёрт меня догадал бредить о счастии, как будто я для него создан… Грустно, душа моя. Обнимаю тебя и целую наших.
Это письмо Пушкин написал другу Петру Александровичу Плетнёву 31 августа 1830 года. Пушкин собирался пробыть в Болдине недолго. Ехал, чтобы устроить после свадьбы свои имущественные дела. Впрочем, теперь, после ссоры с матерью невесты, он не был до конца уверен в том, что свадьба состоится.
В первых числах сентября Пушкин был уже в Болдине. Грустные размышления не покидали его. Кроме всего прочего, ещё по дороге, в Нижнем Новгороде, он узнал о страшной болезни, которая свирепствовала здесь, видел, как в ужасе разбежались купцы с Егорьевской ярмарки, как кругом устанавливали карантин.
Он ждал писем от невесты. А их не было. Всё это угнетало его, вселяло беспокойство, рождало нехорошие предчувствия, душевную усталость.
(Звучит, постепенно затихая, первая часть Четвёртой симфонии П.И.Чайковского.)
Однако холера мало тревожила Пушкина. Он верил, что Гончарова не осталась в холерной Москве и находится в безопасности в деревне. И вот, наконец, письмо.
Моя дорогая, моя милая Наталья Николаевна… Ваше письмо прелестно, оно вполне меня успокоило. Моё пребывание здесь может затянуться вследствие одного совершенно непредвиденного обстоятельства. Я думал, что земля, которую отец дал мне, составляет отдельное имение, но оказывается, это – часть деревни из 500 душ, и нужно будет произвести раздел. Я постараюсь это устроить возможно скорее. Еще более опасаюсь я карантинов, которые начинают здесь устанавливать. В окрестностях у нас холера – мордус, очень миленькая особа. И она может задержать меня ещё дней на двадцать… Простите меня и верьте, что я счастлив будучи только с вами вместе.
(Звучит конец первой части Шестой симфонии П.И.Чайковского
В Болдине он жил один в большом доме с дощатой крышей. За частоколом, окружавшим двор, нищая, унылая деревня с избами, крытыми соломой и тесом, никаких соседей – помещиков, полное одиночество.
(Звучит конец первой части Шестой симфонии П.И.Чайковского.)
Небольшой пруд, тронутый осенним золотом, рощицы на отлогих холмах, а кругом – волнами – увалами бесконечная черная земля. В письме к Плетнёву от 9 сентября 1830 года Пушкин писал…
Ах, мой милый! Что за прелесть здешняя деревня! Вообрази: степь да степь; соседей ни души; езди верхом сколько душе угодно, пиши дома, сколько вздумается, никто не помешает. Уж я тебе наготовлю всячины, и прозы и стихов.
( Звучит начало второй симфонии П.И.Чайковского.)
Соединение тишины и досуга, необходимых для раздумий, и тревожного и весёлого напряжения, связанного с ожиданием грядущих перемен в жизни, обернулось неслыханным даже для Пушкина, которому обычно было
Всё было мудро предназначено
Судьбой – и сказки и былины
Его сама Россия нянчила
Руками крепостной Арины,
В светёлке теплота перинная,
Свеча устало догорала,
И песня русская старинная
Его, младенца, пеленала…
Когда я в бронзе вижу Пушкина,
Стоящего в плаще крылатом,
Живое личико старушкино
Всегда мне видится с ним рядом.
Трудилась, господа не гневала,
Но без неё, быть может, не было б
У нас Людмилы и Руслана.
Хотя о нас она не грезила,
Когда с хитринкой, по – крестьянски,
То вдруг задумчиво, то весело
Ему рассказывала сказки…
Итак, она шла, задумавшись, по дороге, осененной с обеих сторон высокими деревьями, как вдруг прекрасная легавая собака залаяла на неё. Лиза испугалась и закричала. В то же время раздался голос…
( Отрывок из кинофильма по мотивам повести А.С.Пушкина « Барышня- – крестьянка .)
Помещик и помещица, дочь их, бедный помещик. Сватается – отказ. Увозит её. Метель, едет мимо, останавливается. Барышня больна. Он едет в отчаянии в армию. Убит. Мать и отец умирают. Она помещица.
Девятнадцатое октября. Лицейская годовщина. Одна из немногих за последнее десятилетие, проведенная поэтом в дали от друзей. В Петербурге собрались однокашники.
Дружба лицеистов первого выпуска была все так же нерушима и в 1830 году, как и в1811.
И вот пришло письмо от Кюхли, заточенного в Динабургскую крепость. Вильгельм вспоминал в нем и свою последнюю встречу с Пушкиным в октябре1827 года на станции Залазы, когда под охраной жандармов его везли по этаму.
( Звучит начало первой части Четвёртой симфонии П.И.Чайковского. Постепенно музыка затихает.)
Вчера был лицейский праздник: мы его праздновали не вместе, но одними воспоминаниями, одними чувствами. А сердце голодно: хотелось бы взглянуть на тебя! Помнишь ли наше свидание? – случайное свидание три года назад, 14 октября 1827 года, на станции Залазы под Боровичами.
Пребывание Пушкина в Болдине затягивалось. Вот что пишет Пушкин П.А.Плетнёву.
Я сунулся было в Москву, да узнав, туда никого не пускают, воротился в Болдино да жду погоды. Ну уж погода!
Разные эпохи, народы проходят перед ним. А рядом с собой он видит крестьян – горемычных и униженных.
Да, Россия – это не светская Москва с её балами. Это огромное село Горюхино, это и убогая болдинская деревушка, стынущая на промозглом дожде. Новые образы волнуют Пушкина.
(Отрывок из кинофильма)
До поздней ночи горела свеча в окне болдинского дома, легко и свободно ложились на бумагу строки. Волшебная сила прекрасного, сила чувства, заключенная в этих строках, волнует каждого, вдохновляет и художников и композиторов.
Слышу умолкнувший звук
Божественной эллинской речи:
Старца великого тень
Чую смущенной душою.
Болдинская осень подарила нам легкие, мажорные строки будущего романса, навеянные стихами английского поэта Барри Корнуолла.
Но порой поэта охватывала безысходная грусть о безвозвратно уходящем времени, томили неясные предчувствия притаившейся неподалёку смерти.
Всего три месяца прожил Пушкин в Болдине, но поныне миллионы людей читают и перечитывают болдинские творения.
(Звучит начало третьей части Первой симфонии П.И.Чайковского.)
Но вот уже зима, и он прорывается, наконец, через карантин, и сани несутся по заснеженным полям. Скрипят полозья, колокольчик звенит, а впереди Москва, новые заботы и тревоги, и недалёк трагический конец. Но сейчас сердце его ликует. Он пишет Плетнёву 9 декабря 1830 года…
Ещё не всё (весьма секретное) для тебя единого, написал я прозою 5 повестей, от которых Баратынский ржет и бьется…
( Фоном звучит конец первой части Первой симфонии Чайковского: сначало громко, затем тихо.)
Какая мудрость в каждом сочлененье
Согласной с гласной?!
Есть ли в том корысть!
И кто придумал это – сочиненье!
Какая это радость – перья грызть!
Быть, хоть ненадолго, с тобой в согласье
И поражаться своему уму!
Кому прочесть – Анисье иль Настасье?
Ей богу, Пушкин, всё равно кому!
И за полночь пиши,
И спи за полдень,
И будь счастлив, и бормочи во сне!
В России, в Болдине, в карантине…
( С середины стихотворения звучит тихо, как фон, а по окончании чтения – громко Первый концерт для фортепьяно с оркестром (начало) или Первая симфония (конец первой части) П.И.Чайковского.
Казалось бы, "обычные слова" в стихотворении 1964 года Давида Самойлова о памяти (см. подзаголовок очерка), а вот Микаэлу Таривердиеву они показались необычными, и он сочинил к ним в 1975 году мелодию. И какая песня получилась! "Память"!
Вечность - предположенье -
Есть набиранье сил
Для остановки движенья
В круговращенье светил.
Время - только отсрочка,
Пространство - только порог.
А цель Вселенной - точка.
И эта точка - Бог.
Давид Самойлов
Давид Самойлов пришёл к нам в дом с его и нашим любимым Пушкиным, а как иначе. Писала мама некоторое время назад работу "Путешествие в Страну поэзии о Пушкине". И вот в сборнике стихов Д. Самойлова (на фото ниже, под цифрой 2) открыла для себя две поэмы: "Пестель, поэт и Анна" и "Сон о Ганнибале"; и стихотворение "Болдинская осень".
Везде холера, всюду карантины,
И отпущенья вскорости не жди.
А перед ним пространные картины
И в скудных окнах долгие дожди.
Но почему-то сны его воздушны,
И словно в детстве - бормотанье, вздор.
И почему-то рифмы простодушны,
И мысль ему любая не в укор.
Какая мудрость в каждом сочлененье
Согласной с гласной! Есть ли в том корысть!
И кто придумал это сочиненье!
Какая это радость - перья грызть!
Быть, хоть ненадолго, с собой в согласье
И поражаться своему уму!
Кому б прочесть - Анисье иль Настасье?
Ей-богу, Пушкин, все равно кому!
И за полночь пиши, и спи за полдень,
И будь счастлив, и бормочи во сне!
Благодаренье богу - ты свободен -
В России, в Болдине, в карантине.
Это стихотворение с краткой биографической справкой об авторе и было включено в работу. А поподробнее познакомиться с биографией и общим объёмом творчества сего, как оказалось, необыкновенного человека, мы отложили на потом.
Сейчас уже, наверное, походящий момент закрыть этот пробел.
И вот с благословения Л.З. Лунгиной, в работе о которой фамилия Самойлова у меня была выделена жирным курсивом, начну. Благо в нашей домашней библиотеке есть уже достаточно материала, чтобы сформировать свой взгляд о ещё одной творческой личности века прошлого, века XX-го.
двойной клик - редактировать изображение
1 -- Тарусские страницы. Калужское книжное издательство. 1961г.
2 -- Давид Самойлов. Обычные слова. Москва. ЭКСМО-ПРЕСС. 2000г.
3 -- России первая любовь. Писатели о Пушкине. Поэты -- Пушкину. Москва. Советский писатель. 1989г.
4 -- Семён Лунгин. Виденное наяву. АСТ. 2017г.
5 -- Давид Самойлов. Жизнь сплетает свой сюжет. Серия Великие поэты. Комсомольская правда. НексМедиа. т.65. Москва. 2013г.
В фильме "Подстрочник" Лилианна Зиновьевна вспоминает "В восьмом классе (московской опытно-показательной школы) с нами стал учиться мальчик по имени Дезик Кауфман. Еще раньше нас познакомил с ним Жора Кострецов, наш староста, очень хороший и очень правильный мальчик. Собирались у меня, и он привел своего товарища по дому. Товарищ очень нам понравился, он был очень артистичен, очень интересно и забавно что-то рассказывал, у меня был сломанный стул - он с этим стулом показывал тысячу разных сценок: то это была гитара, то пулемет, то еще что-то. В дальнейшем мальчик стал известен на всю страну, это, я думаю, лучший поэт нашего поколения, Давид Самойлов".
Да, это -- Давид Самуилович Кауфман (1920-1990) -- советский поэт и переводчик.
И он с тонким юмором о себе поясняет: "С младенчества я был прозван Дезиком, а поскольку с таким именем не бывает генералов, президентов и великих путешественников, а бывают только скрипачи, вундеркинды и поэты, я избрал последнее, как не требующее труда и больших знаний".
Мне выпало счастье быть русским поэтом.
Мне выпала честь прикасаться к победам.
Мне выпало горе родиться в двадцатом.
После окончания школы ". мы с Дезиком (продолжает воспоминания одноклассница), взявшись за руки, пошли в ИФЛИ - в институт истории, философии и литературы, такой элитарный вуз типа пушкинского лицея, созданный советской властью в тот момент, когда стало ясно, что нужны высокообразованные люди, чтобы иметь сношения с иностранцами. В ИФЛИ была очень сильная группа молодых поэтов. Во главе ее стоял Павел Коган, две строчки которого выражают всю его сущность, а строчки такие:
Я с детства не любил овал,
Я с детства угол рисовал.
Первая поэтическая публикация Самойлова благодаря его педагогу Илье Сельвинскому появилась в журнале "Октябрь" в 1941 году. Стихотворение "Охота на мамонта" было опубликовано за подписью Давид Кауфман.
А после войны, в память об отце, он взял творческий псевдоним -- Давид Самойлов.
На канале Культура в 2011 году вышла авторская программа Вениамина Смехова "Я пришёл к вам со стихами", записанная в театральном зале Международного Дома музыки (8 вечеров - двойные портреты шестнадцати великих поэтов). "Смехов не просто читает стихи. Он проживает поэзию изнутри". Он знакомит слушателей не только с творчеством поэтов, но и с их личностями, выделяя тонкости их натуры.
Одним из героев 2-го из вечеров был Давид Самойлов.
От В. Смехова в передаче я впервые услышала, что "стихи спасает монотон". Нашла его полное высказывание:
Удивило существительное МОНОТОН. Как-то привычнее наречие и прилагательное -- монотонно и монотонный, то бишь -- в одной тональности. Если я правильно поняла, что это действительно правильно, то можно к примеру Смехова добавить ещё имена, которые на слуху: Пастернака, Бродского, Ахмадулиной и самой Ахматовой.
А как читал свои стихи Давид Самойлов? Смехов -- отвечает: великолепно и со своим монотоном. В чём можно убедиться, виртуально побывав на творческом вечере Давида Самойлова в Останкино. Запись 1977 года.
Есть одна байка в литературных кругах. Действительно, Давид Самуилович не только хорошо читал свои стихи, но и очень любил выступать перед публикой. И вот после одного выступления за ужином с близкими друзьями он посетовал, что плохо сегодня декламировал, мол, раньше в зале среди слушателей после каждого эпизода стоял гул (восторга, как мы понимаем), а сегодня стояла тишина. На что присутствующий за трапезой Зиновий Гердт с улыбкой ответил: "Гул затих".
Самойлов -- поэт "вопрекист"
Наверное, я не открою Америки, если напомню, что в советское время существовали два понятия по отношению писателей к реализму: "благодаристы" и "вопрекисты".
То есть, писатель может стать реалистом в двух случаях: благодаря своему мировоззрению и вопреки своему мировоззрению. В своей статье Олег Клинг, ссылаясь на мнения писателей того времени, ещё и усиливает второе понятие: ". что писатель может стать реалистом и народным писателем вопреки своим. идеологическим предрассудкам". (http://www.ng.ru/bios/2004-06-03/7_memoirs.html).
По мнению В. Смехова, Самойлов - поэт "вопрекист", а "вопрекистам" божий дар позволяет преодолевать катастрофы жизни через юмор, приводя в пример раннюю элегию Самойлова "Стучится в дверь насквозь".
А что, если вдруг постучат в мои двери
и скажут: - Прочтите.
Но только учтите,
Читайте не то, что давно нам известно,
А то, что не скучно и что интересно.
- А что вам известно?
- Что нивы красивы, что люди счастливы,
Любовь завершается браком,
И свет торжествует над мраком.
Наверное, назвать поэта Самойлова поэтом-песенником будет неправильно. Вот и на встрече в Останкино в 1977г., когда один из зрителей спросил автора многочисленных стихов пишет ли он песни, Давид Самуилович, несколько стушевавшись, ответил, что песен у него много, но специально он писал тексты песен только к спектаклям.
Подтверждением слов поэта будут каталоги его песен, написанных бардами: Виктором Столяровым (популярная "Гусарская песенка"), Виктором Мельниковым, Александром Ратниковым, Виктором Берковским, Дарьей Богатырёвой, Азисом Казиевым, Владимиром Назаровым и, конечно же, Сергеем Никитиным. .
Из профессиональных композиторов надо отметить уже названного в работе М. Таривердиева ("Память") и молодого ещё Дмитрия Маликова ("Ты меня никогда не полюбишь". 1980г.).
Из многих биографий известных поэтов мы знаем, как в трудные времена им приходилось зарабатывать себе на жизнь переводами иноязычной поэзии. К примеру: Пастернаку, Ахматовой, Ахмадулиной. Не избежал сего и Давид Самойлов, говоря о том, что "от переводов усыхают мозги" и что переводы требуют усилий, равных тем, что "двигать шкаф".
Однако, он переводил стихами много стихов больших поэтов -- Рембо, Аполинера, Лорку, Брехта, Незвала, Тувима, Галчинского, Бажана, Эминеску.
Перечень переводов его очень внушителен. (http://fantlab.ru/translator5802)
(Ответно и его стихи переводились и издавались во многих странах).
Как вспоминает друг поэта Александр Городницкий, "Главное ощущение, оставшееся у меня от спектакля, -- постоянное состояние совершенно, до неприличия, неудержимого смеха, овладевавшего мной на протяжении всего театрального действия. Смеялся я так, что на меня оборачивались соседи. После спектакля всех актеров и англичанина-режиссера (Питера Джеймса) много раз вызывали на сцену бурными аплодисментами. Наконец, вытащили туда и Самойлова и долго ему хлопали. Вернувшись оттуда, он сказал мне, тронутый успехом: "Ты понимаешь? Я же выходил за автора!".
Давид Самойлов — поэт фронтового поколения. Как и многие его сверстники, ушёл со студенческой скамьи на фронт. Был тяжело ранен. Имеет боевые награды: медали "За отвагу", "За боевые заслуги"; Орден Красной звезды.
Сороковые, роковые,
Военные и фронтовые,
Где извещенья похоронные
И перестуки эшелонные.
Гудят накатанные рельсы.
Просторно. Холодно. Высоко.
И погорельцы, погорельцы
Кочуют с запада к востоку…
А это я на полустанке
В своей замурзанной ушанке,
Где звездочка не уставная,
А вырезанная из банки.
. Как это было! Как совпало —
Война, беда, мечта и юность!
И это все в меня запало
И лишь потом во мне очнулось.
Сороковые, роковые,
Свинцовые, пороховые…
Война гуляет по России,
А мы такие молодые!
1961
Перебирая наши даты,
Я обращаюсь к тем ребятам,
Что в сорок первом шли в солдаты
И в гуманисты в сорок пятом.
А гуманизм не просто термин,
К тому же, говорят, абстрактный.
Я обращаюсь вновь к потерям,
Они трудны и невозвратны.
. Они шумели буйным лесом,
В них были вера и доверье.
А их повыбило железом,
И леса нет – одни деревья.
. А я все слышу, слышу, слышу,
Их голоса припоминая…
Я говорю про Павла, Мишу,
Илью, Бориса, Николая.
Замечательным надо отметить участие поэта с фронтовым прошлым в постановке 1965 года Юрием Любимовым в театре на Таганке спектакля "Павшие и живые". Этот спектакль не только о войне, а о трагических судьбах целого поколения.
Идею спектакля подсказал Константин Симонов, и он же пригласил в соавторы Давида Самойлова, Юрия Левитанского, Бориса Грибанова.
Актёры должны были выступать от имени целой плеяды поэтов военных лет, создавая собирательный образ поколения. В спектакле звучали стихи Асеева, Светлова, Твардовского, Симонова, Кульчицкого, Когана, Вс. Багрицкого, С. Гудзенко (помним у Лунгиной!), Самойлова, Слуцкого, Окуджавы, Левитанского. и др. Стихи читали Владимир Высоцкий, Леонид Филатов, Борис Хмельницкий, Валерий Золотухин, Вениамин Смехов, Зинаида Славина. и др.
Как вспоминает В. Смехов, Давид Самуилович Самойлов во время репетиций спектакля учил артистов правильному декламированию стихов.
Стихи о прозе жизни
Сорок лет. Жизнь пошла за второй перевал.
Я любил, размышлял, воевал.
Кое-где побывал, кое-что повидал,
Иногда и счастливым бывал.
Гнев меня обошел, миновала стрела,
А от пули – два малых следа.
И беда отлетала, как капля с крыла,
Как вода, расступалась беда.
Взял один перевал, одолею второй,
Хоть тяжел мой заплечный мешок.
Что же там – за горой? Что же там – под горой?
От высот побелел мой висок.
Сорок лет. Где-то будет последний привал?
Где прервется моя колея?
Сорок лет. Жизнь пошла за второй перевал.
И не допита чаша сия.
Я сделал свой выбор. Я выбрал залив,
Тревоги и беды от нас отдалив,
А воды и небо приблизив.
Я сделал свой выбор и вызов.
Туманного марта намечен конец,
И голос попробовал первый скворец.
И дальше я вижу и слышу,
Как мальчик, залезший на крышу.
И куплено всё дорогою ценой.
Но, кажется, что-то утрачено мной.
Утратами и обретеньем
Кончается зимняя темень.
А ты, мой дружок, мой весенний рожок —
Ты мной не напрасно ли душу ожёг? —
И может быть, зря я неволю
Тебя утолить мою долю?
А ты, мой сверчок, говорящий жучок,
Пора бы и мне от тебя наутёк.
Но я тебе душу вручаю.
И лучшего в мире не чаю.
Я сделал свой выбор. И стал я тяжёл.
И здесь я залёг, словно каменный мол.
И слушаю голос залива
В предчувствии дивного дива.
В цикле программ "Больше, чем любовь" на канале Культура в 2014 году вышла передача "В поисках героини романа. Дни и зимы Давида Самойлова".
"Еще в юности поэт Давид Самойлов задумал роман. Этот роман остался ненаписанным, но он существует: однажды став его героем, Самойлов его прожил. Ну и конечно, должна была быть женщина в этом романе. И нашел он ее не сразу".
Это был мужчина невысокого роста, симпатичный (см. фото на заставке), стройный, двигался плавной танцующей походкой. Своей внешностью привлекал внимание девушек.
Самойлов шутил: "Меня любили дочери трёх генералов, трёх маршалов и одного генералиссимуса". Как рассказывает Городницкий в выше названной передаче, роман со Светланой Аллилуевой у него действительно был.
В воспоминаниях поэт говорит о влюблённостях с 14 лет.
С первой женой искусствоведом Ольгой Лазаревной Фогельсон он прожил долгие 20 лет. В браке родился сын. Под творческим псевдонимом Александр Давыдов известен сейчас как писатель и переводчик. Есть в анналах интернета интервью с ним "Хрустальный дворец поэта" об отце, опубликованное в статье Игоря Шевелёва "Время памяти".
Но только в облике Галины Ивановны Медведевой явилась к нему Муза Любви и Поэзии, с которой прожил этот творческий человек непростые 24 года своей жизни. Она, по сути, глаза поэта, катастрофически теряющего с возрастом зрение. Это - корректор, редактор и секретарь. А после кончины Самойлова - настоящий архивариус. Всё, что вышло в печати после 1990 года -- подготовлено Галиной Ивановной.
Династию продолжают ещё два сына и дочь, рождённые во втором браке.
Много стихов написано поэтом о женщинах и о любви.
Она как скрипка на моём плече.
И я её, подобно скрипачу,
К себе рукою прижимаю.
И волосы струятся по плечу,
Как музыка немая.
Она как скрипка на моём плече.
Что знает скрипка о высоком пенье?
Что я о ней? Что пламя о свече?
И сам Господь – что знает о творенье?
Ведь высший дар себя не узнаёт.
А красота превыше дарований –
Она себя являет без стараний
И одарять собой не устаёт.
Тот запах вымытых волос,
Благоуханье свежей кожи!
И поцелуй в глаза, от слез
Соленые, и в губы тоже.
И кучевые облака,
Курчавящиеся над чащей.
И спящая твоя рука,
И спящий лоб, и локон спящий.
Повремени, певец разлук!
Мы скоро разойдемся сами.
Не разлучай уста с устами.
Не разнимай сплетенных рук.
Ведь кучевые облака
Весь день курчавятся над чащей.
И слышится издалека
Дневной кукушки счет горчащий.
Не лги, не лги, считая дни,
Кукушка, - мы живем часами.
Певец разлук, повремени!
Мы скоро разойдемся сами.
В 1991 году Сергей Никитин написал песню на эти стихи.:
. О, как я поздно понял,
Зачем я существую,
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую,
И что, порой, напрасно
Давал страстям улечься,
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься.
Хочется мирного мира
И счастливого счастья,
Чтобы ничто не томило,
Чтобы грустилось не часто.
Хочется синего неба
И зелёного леса,
Хочется белого снега,
Яркого жёлтого лета.
Хочется, чтоб отвечало
Всё своему назначенью:
Чтоб начиналось с начала,
Вовремя шло к завершенью.
Хочется шуток и смеха
Где-нибудь в шумном скопище.
Хочется и успеха,
Но на хорошем поприще.
1961
. Смерть - вы знаете, что это?
Не конец, не беда -
Остановка сюжета
Навсегда, навсегда.
"У Давида Самойлова была теория, что поэт уходит тогда, когда кончается его время и сюжет жизни исчерпан. Поэт всегда уходит вовремя".
Скончался поэт за кулисами после выступления на вечере памяти другого поэта -- Пастернака в Таллинне 23 февраля 1990г. Похоронен в Пярну.
О литературе и жизни - со вкусом
О литературе и жизни - со вкусом
вторник, 10 февраля 2015 г.
 |
| Русский гений |
В тоске земных столпотворений,
В фильме Динары Асановой "Ключ без права передачи" есть такой диалог молодой учительницы литературы с директором школы.
- Кирилл Алексеевич, вы свой урок мне не подарите?
- А у вас что произошло?
- Мне очень хочется сводить ребят на Мойку. Сегодня годовщина смерти Пушкина, а мои ребята ещё там не были.
- Пушкин в восьмом классе по программе.
- Но я поведу туда восьмой, и своих ребят захвачу. Можно?
- Пожалуйста.
- Спасибо!
- Пирожными кормите.
- Хлебом, Кирилл Алексеевич. Хлебом.
А потом - долго - мелкий снег, падающий с печального неба на воротники и шапки. Настоящие лица, настоящие стихи. Все стоят и никто не уходит. И пасмурно кругом, серо, сыро. Как тогда. И уже не за горами весна, которую нужно перетерпеть, как боль. Потому что не любил Александр Сергеевич это время года. Он и предположить не мог, как ещё ему придётся терпеть.
Какие же это пирожные? Это необходимый для жизни минимум. Это не по программе восьмого класса.
У меня есть три заветных стихотворения, которые я обязательно перечитываю каждый год 10 февраля. Далеко-далеко от Петербурга, от Мойки, от пушкинского кабинета, где почти два века назад было остановлено время в 2 часа 45 минут пополудни. Но день тот же, и за окном рано смеркается, и большая тоска лежит на сердце. Потому что не помогла морошка. И никто не помог. Но Булат Окуджава сказал про него: счастливчик. "Счастливчик Пушкин". И да будет так во веки веков!
Александру Сергеичу хорошо!
Ему прекрасно!
Гудит мельничное колесо,
боль угасла,
баба щурится из избы,
в небе – жаворонки,
только десять минут езды
до ближней ярмарки.
У него ремесло – первый сорт,
и перо остро.
Он губаст и учен, как черт,
и все ему просто:
жил в Одессе, бывал в Крыму,
ездил в карете,
деньги в долг давали ему
до самой смерти.
Очень вежливы и тихи,
делами замученные,
жандармы его стихи
на память заучивали!
Даже царь приглашал его в дом,
желая при этом
потрепаться о том о сем
с таким поэтом.
Он красивых женщин любил
любовью не чинной,
и даже убит он был
красивым мужчиной.
Он умел бумагу марать
под треск свечки!
Ему было за что умирать
у Черной речки.
 |
| По мотивам Кипренского |
Потом я открою прозрачнейший текст Давида Самойлова "Болдинская осень". Летучий, как письма Пушкина, адресованные жене: "Просыпаюсь в семь часов, пью кофей и лежу до трёх часов. Недавно расписался, и уже написал пропасть. В три часа сажусь верхом, в пять в ванну и потом обедаю картофелем, да грешневой кашей. До девяти часов - читаю. Вот тебе мой день, и все на одно лицо".
Везде холера, всюду карантины,
И отпущенья вскорости не жди.
А перед ним пространные картины
И в узких окнах долгие дожди.
Но почему-то сны его воздушны,
И словно в детстве – бормотанье, вздор.
И почему-то рифмы простодушны,
И мысль ему любая не в укор.
Какая мудрость в каждом сочлененье
Согласной с гласной! Есть ли в том корысть!
И кто придумал это сочиненье!
Какая это радость – перья грызть!
Быть, хоть ненадолго, с собой в согласье
И доверяться своему уму!
Кому б прочесть – Анисье иль Настасье?
Ей-богу, Пушкин, всё равно кому!
И за полночь пиши, и спи за полдень,
И будь счастлив, и бормочи во сне!
Благодаренье богу – ты свободен –
В России, в Болдине, в карантине.
 |
| Вышел Пушкин погулять |
А потом я перечитаю стихи Леонида Филатова. И буду вспоминать, как моя однокурсница Света пела когда-то среди притихших участников нашего литературного общества:
Тает желтый воск свечи,
Стынет крепкий чай в стакане,
Где-то там, в седой ночи,
Едут пьяные цыгане.
Полно, слышишь этот смех?
Полно, что ты, в самом деле?
Самый белый в мире снег
Выпал в день твоей дуэли.
Знаешь, где-то там вдали,
В светлом серпантинном зале
Молча встала Натали
С удивленными глазами.
В этой пляшущей толпе,
В центре праздничного зала,
Будто свечка по тебе,
Эта женщина стояла.
Встала и белым-бела
Разом руки уронила,
Значит, все-таки, была,
Значит, все-таки, любила!
Друг мой, вот вам старый плед!
Друг мой, вот вам чаша с пуншем!
Пушкин, Вам за тридцать лет,
Вы совсем мальчишка, Пушкин!
Тает желтый воск свечи,
Стынет крепкий чай в стакане,
Где-то там, в седой ночи,
Едут пьяные цыгане.
И хорошо будет так, будто бы дали прямо в замёрзшие руки чашку с чаем. Сижу и грею. И молчу.
Читайте также: