Как это вам удалось филипп филиппович подманить такого нервного пса

Цитаты из советского фильма Собачье сердце

- Как это вам, Филипп Филиппович, удалось подманить такого нервного пса?
- Лаской, лаской. Единственным способом, который возможен в обращении с живым существом.

- Террором ничего поделать нельзя. Это я утверждал, утверждаю и буду утверждать.
Они думают, что террор им поможет. Нет, нет, не поможет.
Какой бы он ни был - белый, красный, даже коричневый.

- Годы показаны неправильно. Вероятно, 54-55. Тоны сердца глуховаты.
- Прошу вас.
- Здравствуйте, профессор.
- Сколько вам лет, сударыня?
- О, профессор. Если бы вы знали, профессор, клянусь, какая у меня драма.
- Лет, я вам говорю, сколько?
- Честное слово. Ну, 45.
- Сударыня, меня ждут. Не задерживайте, пожалуйста, вы же не одна.
- Я вам как одному, как светиле науки.
- Сколько вам лет, сударыня?
- Это просто ужасно. 51.

- Похабная квартирка. Но до чего хорошо. А на какого чёрта я ему понадобился?
Неужели же жить оставит? Вот чудак. Да ведь ему только глазом мигнуть, он таким бы псом обзавёлся, что ахнуть.

- А сову эту мы разъясним.

- Мы к вам, профессор, и вот по какому делу.
- Вы напрасно, господа, ходите без калош. Во-первых, вы простудитесь.
А во-вторых, вы наследите мне на коврах. А все ковры у меня персидские.

- Во-первых, мы не господа.
- Во-первых, вы мужчина или женщина?
- Какая разница, товарищ?
- Я женщина.

- Мы - новое домоуправление нашего дома. Я - Швондер, она - Вяземская.
Товарищ Пеструхин и товарищ Жаровкин.
- Скажите, это вас вселили в квартиру Фёдора Павловича Саблина?
- Нас.
- Боже, пропал дом. Что будет с паровым отоплением?
- Вы издеваетесь, профессор?
- Да какое там из.

- Мы к вам, профессор, вот по какому делу. Мы, управление нашего дома, пришли к вам после общего собрания жильцов нашего дома, на котором стоял вопрос об уплотнении квартир дома.
- Кто на ком стоял? Потрудитесь излагать ваши мысли яснее.

- И где же я должен принимать пищу?
- В спальне.

- Это какой-то позор.

- Если бы сейчас была дискуссия, я доказала бы Петру Александровичу.
- Виноват, вы сию минуту хотите открыть дискуссию?

- . Предлагаю вам взять несколько журналов в пользу детей Германии.
- По полтиннику штука.
- Нет, не возьму.
- Но почему вы отказываетесь?
- Не хочу.
- Вы не сочувствуете детям Германии?
- Сочувствую.
- А, полтинника жалко?
- Нет.
- Так почему же?
- Не хочу.

- Знаете ли, профессор, если бы вы не были европейским светилом и за вас не заступились бы самым возмутительным образом вас следовало бы арестовать.
- За что?
- А вы не любите пролетариат.

- Не скажите, Филипп Филиппович все утверждают, что новая очень приличная, 30 градусов.
- А водка должна быть в 40 градусов, а не в 30, это во-первых.
- А во-вторых, Бог знает, чего они туда плеснули.
- Вы можете сказать, что им придёт в голову?
- Всё что угодно.

- Заметьте, Иван Арнольдович, холодными закусками и супом закусывают только недорезанные большевиками помещики.
Мало-мальски уважающий себя человек оперирует закусками горячими.

- Еда, Иван Арнольдович, штука хитрая. Есть надо уметь.
А представьте себе, что большинство людей есть вовсе не умеют.
Нужно не только знать, что есть, но и когда, как, и что при этом говорить.
А если вы заботитесь о своём пищеварении, мой добрый совет:
. не говорите за обедом о большевизме и о медицине.

- И, Боже вас сохрани, не читайте до обеда советских газет.
- Да ведь других нет.
- Вот никаких и не читайте. Я произвёл 30 наблюдений у себя в клинике.
И что же вы думаете?
Те мои пациенты, которых я заставлял читать "Правду" теряли в весе.
Мало этого, пониженные коленные рефлексы, скверный аппетит и угнетённое состояние духа. Да.

- Опять общее собрание сделали.
- Опять? Ну теперь, стало быть, пошло. Пропал дом. Всё будет как по маслу.
Вначале каждый вечер пение, затем в сортирах замёрзнут трубы, потом лопнет паровое отопление и так далее.

- А что означает эта ваша разруха? Старуха с клюкой?
Ведьма, которая вышибла все стёкла, потушила все лампы?
Да её вовсе не существует, доктор. Что вы подразумеваете под этим словом?
А это вот что. Когда я, вместо того, чтобы оперировать, каждый вечер
начну в квартире петь хором - у меня настанет разруха.

- Если я, входя в уборную, начну, извините за выражение, мочиться мимо унитаза
и то же самое будут делать Зина и Дарья Петровна - в уборной начнётся разруха. Следовательно, разруха не в клозетах, а в головах.

- Контрреволюционные вещи говорите, Филипп Филиппович.
- А, ничего опасного. Никакой контрреволюции.
Кстати, вот ещё слово, которое я совершенно не выношу.
Абсолютно неизвестно - что под ним скрывается? Чёрт знает что.

- Мерси. Я вам сегодня вечером не нужен, Филипп Филиппович?
- Нет, благодарю вас. Мы сегодня ничего делать не будем.
Во-первых, кролик издох. А, во-вторых, в Большом "Аида".
А я давно не слышал, помните дуэт? Ко второму акту поеду.

- Как это вы успеваете, Филипп Филиппович?
- Успевает всюду тот, кто никуда не торопится.
Я за разделение труда, доктор. В Большом пусть поют, я буду оперировать.
И очень хорошо. И никаких разрух.

- Я красавец. Быть может, неизвестный собачий принц. Инкогнито.
Очень возможно, что бабушка моя согрешила с водолазом.
То-то я смотрю, у меня на морде белое пятно. Откуда, спрашивается?

- Ошейник - всё равно что портфель. Я вытащил самый главный собачий билет.

- Профессия - игра на балалайке по трактирам.
Причина смерти - удар ножом в сердце в пивной "Стоп-сигнал".

- Значит, Тимофеевна, вы желаете озвездить свою двойню?
- Да мне бы имена им дать.
- Ну что ж, я предлагаю такие имена: . Баррикада, Бебелина, Пестелина.
- Нет, нет, нет. Нет. Лучше назовём их просто: Клара и Роза.
В честь Клары Цеткин и Розы Люксембург, товарищи.

- Профессор, на наших глазах происходит чудо.
- А вы знаете, что такое "абырвалг"? Это. ГЛАВРЫБА, коллега, только наоборот.
Это ГЛАВРЫБА.

- В очередь, сукины дети, в очередь!

- Примус. Признание Америки. МОСКВОШВЕЯ. Примус.
Пивная. Ещё парочку. Пивная. Ещё парочку.

- Дарья Петровна вам мерзость подарила, вроде этих ботинок. Что это за сияющая чепуха?
- Чего я, хуже людей? Пойдите на Кузнецкий - все в лаковых.

- А, уж конечно, как же, какие уж мы вам товарищи! Где уж. Мы понимаем-с!
Мы в университетах не обучались. В квартирах по 15-ти комнат с ванными не жили.
Только теперь пора бы это оставить. В настоящее время каждый имеет своё право.

- Пальцами блох ловить! Пальцами! Не понимаю: откуда вы их только берёте?
- Да что ж, развожу я их, что ли? Видно, блохи меня любят.

- ДокУмент, Филипп Филиппыч, мне надо.
- ДокУмент? Черт. А может. как нибудь.
- Это уж, извиняюсь. Сами знаете, человеку без документов строго воспрещается существовать. Во-первых, домком.
- Но при чём тут домком?
- Как это при чём? Встречают, спрашивают - когда же ты, говорят, многоуважаемый, пропишешься?

- Довольно обидные ваши слова.

- Ну и что же он говорит, этот ваш прелестный домком?
- Вы его напрасно прелестным ругаете. Он интересы защищает.
- Чьи интересы, позвольте осведомиться?
- Известно чьи. Трудового элемента.
- Вы что же, труженик?
- Да уж известно - не нэпман.

- Ну что же ему нужно в защиту ваших революционных интересов?
- Известно что - прописать меня.
Они говорят, где это видано, чтоб человек проживал непрописанный в Москве.

- Но позвольте узнать, как же я вас пропишу? У вас же нет ни имени, ни фамилии.
- Это вы несправедливо. Имя я себе совершенно спокойно могу избрать.
- Пропечатал в газете и шабаш.
- И как же вам угодно именоваться?
- Полиграф Полиграфович.

- А фамилию, позвольте узнать?
- Фамилию? Я согласен наследственную принять.
- А именно?
- Шариков.

- Бить будете, папаша?
- Идиот.

- Ты что это, леший, её по всей квартире гоняешь! Набирай вон в миску.
- Да что в миску, она в парадное вылезет.
- Ой, дурак. Дурак.

- До чего вредное животное.
- Это кого вы имеете в виду, позвольте вас спросить?
- Кота я имею в виду. Такая сволочь.

- Я водочки выпью.
- А не будет Вам?

- Вот всё у вас, как на параде. Салфетку - туда, галстук - сюда.
Да "извините", да "пожалуйста-мерси". А так, чтобы по-настоящему. - это нет.
Мучаете сами себя, как при царском режиме.
- А как это "по-настоящему", позвольте осведомиться?
- Желаю, чтобы все.

- Эту, как ее, переписку Энгельса с этим, как его, дьявол. с Каутским.
- Позвольте узнать, что вы можете сказать по поводу прочитанного?
- Да не согласен я.
- Что, с Энгельсом или с Каутским?
- С обоими.

- Да, и что Вы можете со своей стороны предложить?
- Да что тут предлагать? А то пишут, пишут. Конгресс, немцы какие-то.
Голова пухнет! Взять всё, да и поделить.

- Кто убил кошку мадам Поласухер, кто?
- Вы, Шариков, третьего дня укусили даму на лестнице.
- Да она меня по морде хлопнула! У меня не казённая морда!
- Потому что вы её за грудь ущипнули!

- Доктор, ради Бога, съездите с ним в цирк. Только посмотрите в программе - котов нету?
- И как такую сволочь в цирк допускают?

- Иван Арнольдович, покорнейше прошу, пива Шарикову не предлагать.

- Однако не следует думать, что здесь какое-то колдовство или чудо.
Ничего подобного! Ибо чудес не бывает. Как это доказал наш профессор Преображенский.
Всё построено на силах природы с разрешения месткома и культпросветкомиссии.

- Я не господин. Господа все в Париже.

- Тем более не пойду на это.
- Да почему?
- Но вы-то не величина мирового значения.
- Ну где уж.
- Ну так вот. А бросить коллегу в случае катастрофы,
а самому выехать на мировом значении, это извините.
Я московский студент, а не Шариков.

- Я 5 лет выковыривал придатки из мозгов.
Вы знаете, какую колоссальную работу проделал. Уму непостижимо!
И спрашивается, зачем? Чтобы в один прекрасный день милейшего пса превратить в такую мразь, что волосы становятся дыбом?
- Исключительное что-то.
- Совершенно с вами согласен.

- Учти, Егоровна, если будешь жечь паркет в печке, всех выселю. Всё.

- Тем более, что Шариков ваш - прохвост. Вчера он взял в домкоме 7 рублей на покупку учебников. Собака!

- Позвольте вас спросить: почему от вас так отвратительно пахнет?
- Ну что ж, пахнет. Известно, по специальности.
Вчера котов душили-душили, душили-душили, душили-душили.

- Но позвольте, как же он служил в очистке?
- Я его туда не назначал. Ему господин Швондер дал рекомендацию.
Если я не ошибаюсь.

- Атавизм.
- Атавизм? А.
- Неприличными словами не выражаться!

- Так свезло мне, так свезло - просто неописуемо свезло. Утвердился я в этой квартире. Окончательно уверен я, что в моём происхождении нечисто.
Тут не без водолаза. Потаскуха была моя бабушка, царство ей небесное, старушке.

Перечитывая в очередной раз Михаила Афанасьевича Булгакова и его сатиру "Собачье сердце" не перестаю удивляться гению автора…

Но самое интересное, во всей этой истории, что знаменитая сатира, если верить словам проф. Эллендеа Проффера — аллегория и весьма щекотливая.

"Так, в образе блестящего хирурга Филиппа Филипповича Преображенского, предпринимающего рискованную операцию и недолюбливающего пролетариат, легко узнать Ленина, который в своих произведениях последних лет писал, что пролетариат не оправдал надежд партии и партия будет вести страну самостоятельно. И трудно усомниться, что Шарик, этот обаятельный пес, представляет собой определенный тип недалекого русского крестьянина, которого большевистская революция превратила в гнусного Шарикова и породившая тем самым новый класс — помесь беспородного пса с ловким преступником…"

И правда все может быть … ведь знаменитая сатира была написана Булгаковым в 1925 году, а опубликована была только после 1960 года (первое официальное издание в СССР 1987 год).

Ну и по традиции цитаты из самого произведения:

– Как это вам удалось, Филипп Филиппович, подманить такого нервного пса? …
– Лаской-с. Единственным способом, который возможен в обращении с живым существом. Террором ничего поделать нельзя с животным, на какой бы ступени развития оно ни стояло. Это я утверждал, утверждаю и буду утверждать. Они напрасно думают, что террор им поможет. Нет-с, нет-с, не поможет, какой бы он ни был: белый, красный и даже коричневый! Террор совершенно парализует нервную систему.

– Знаете ли, профессор, если бы вы не были европейским светилом, и за вас не заступались бы самым возмутительным образом вас следовало бы арестовать.
– А за что? – с любопытством спросил Филипп Филиппович.
– Вы ненавистник пролетариата! – гордо сказала женщина.
– Да, я не люблю пролетариата, – печально согласился Филипп Филиппович и нажал кнопку.

— Если я что-нибудь говорю, значит, в основе лежит некий факт, из которого я делаю вывод.

— Пусть: раз социальная революция – не нужно топить. Но я спрашиваю: почему, когда началась вся эта история, все стали ходить в грязных калошах и валенках по мраморной лестнице? Почему пролетарий не может оставить свои калоши внизу, а пачкает мрамор?
На какого чёрта убрали цветы с площадок? Почему электричество, которое, дай бог памяти, тухло в течение 20-ти лет два раза, в теперешнее время аккуратно гаснет раз в месяц? Доктор Борменталь, статистика – ужасная вещь.

— Контрреволюционные вещи вы говорите, Филипп Филиппович. – Ничего опасного, – с жаром возразил Филипп Филиппович. – Никакой контрреволюции. В них здравый смысл и жизненная опытность.

– Как это вы успеваете, Филипп Филиппович? – с уважением спросил врач.
– Успевает всюду тот, кто никуда не торопится, – назидательно объяснил хозяин. – Конечно, если бы я начал прыгать по заседаниям, и распевать целый день, как соловей, вместо того, чтобы заниматься прямым своим делом, я бы никуда не поспел.

— Сами знаете, человеку без документов строго воспрещается существовать. Во-первых, домком…

– Совершенно с вами согласен. Вот, доктор, что получается, когда исследователь вместо того, чтобы идти параллельно и ощупью с природой, форсирует вопрос и приподнимает завесу: на, получай Шарикова и ешь его с кашей.

— Человечество само заботится об этом и в эволюционном порядке каждый год упорно, выделяя из массы всякой мрази, создает десятками выдающихся гениев, украшающих земной шар.

— Мне 60 лет, я вам могу давать советы. На преступление не идите никогда, против кого бы оно ни было направлено. Доживите до старости с чистыми руками.

— Однако не следует думать, что здесь какое-то колдовство или чудо.
Ничего подобного! Ибо чудес не бывает. Как это доказал наш профессор Преображенский. Всё построено на силах природы с разрешения месткома и культпросветкомиссии.

За розовым стеклом вспыхнул неожиданный и радостный свет, еще более оттенив черную карточку. Дверь совершенно бесшумно распахнулась, и молодая красивая женщина в белом фартучке и кружевной наколочке предстала перед псом и господином. Первого из них обдало божественным теплом, и юбка женщины запахла, как ландыш.

– Пожалуйте, господин Шарик, – иронически пригласил господин, и Шарик благоговейно пожаловал, вертя хвостом.

Великое множество предметов загромождало богатую переднюю. Тут же запомнилось зеркало до самого полу, немедленно отразившее второго истасканного и рваного Шарика, страшные оленьи рога в высоте, бесчисленные шубы и калоши и опаловый тюльпан с электричеством под потолком.

– Где же вы такого взяли, Филипп Филиппович? – улыбаясь, спрашивала женщина и помогала снимать тяжелую шубу на черно-бурой лисе с синеватой искрой. – Батюшки, до чего паршивый!

– Вздор говоришь. Где же он паршивый? – строго и отрывисто спрашивал господин.

По снятии шубы он оказался в черном костюме английского сукна, и на животе у него радостно и неярко засверкала золотая цепь.

– Погоди-ка, не вертись, фить. да не вертись, дурачок. Гм. Это не парши. да стой ты, черт. Гм. А-а! Это ожог. Какой же негодяй тебя обварил? А? Да стой ты смирно!

– Зина, – скомандовал господин, – в смотровую его сейчас же и мне халат!

Женщина посвистала, пощелкала пальцами, и пес, немного поколебавшись, последовал за ней. Они вдвоем попали в узкий, тускло освещенный коридор, одну лакированную дверь миновали, пришли в конец, а затем попали налево и оказались в темной комнате, которая мгновенно не понравилась псу своим зловещим запахом. Тьма щелкнула и превратилась в ослепительный день, причем со всех сторон засверкало, засияло и забелело.

– Э, нет! Куда?! – закричала та, которую называли Зиной.

Пес извернулся, спружинился и вдруг ударил в дверь здоровым правым боком так, что хрястнуло по всей квартире. Потом, отлетев назад, закрутился на месте, как кубарь под кнутом, причем вывернул на пол белое ведро, из которого разлетелись комья ваты. Во время верчения кругом него порхали стены, уставленные шкафами с блестящими инструментами, запрыгал белый передник и искаженное женское лицо.

– Куда ты, черт лохматый?! – кричала отчаянно Зина. – Вот окаянный!

– Стой! С-скотина! – кричал господин, прыгая в халате, надетом в один рукав, и хватая пса за ноги, – Зина, держи его за шиворот, мерзавца!

– Ба. Батюшки. Вот так пес!

Еще шире распахнулась дверь, и ворвалась еще одна личность мужского пола в халате. Давя битые стекла, она кинулась не ко псу, а к шкафу, раскрыла его, и всю комнату наполнило сладким и тошным запахом. Затем личность навалилась на пса сверху животом, причем пес с увлечением тяпнул ее повыше шнурков на ботинке. Личность охнула, но не потерялась. Тошнотворная мерзость неожиданно перехватила дыхание пса, и в голове у него завертелось, потом ноги отвалились и он поехал куда-то криво и вбок.

И тут он окончательно завалился на бок и издох.

Пес удивился, совсем открыл оба глаза и в двух шагах увидал мужскую ногу на белом табурете. Штанина и кальсоны на ней были подвернуты, и голая желтая голень вымазана засохшей кровью и йодом.

– У-у-у-у, – жалобно заскулил пес.

– Ну, ладно. Опомнился – и лежи, болван.

– Как это вам удалось, Филипп Филиппович, подманить такого нервного пса? – спросил приятный мужской голос, и триковые кальсоны откатились книзу. Запахло табаком, и в шкафу зазвенели склянки.

– Лаской-с. Единственным способом, который возможен в обращении с живым существом. Террором ничего поделать нельзя с животным, на какой бы ступени развития оно ни стояло. Это я утверждал, утверждаю и буду утверждать. Они напрасно думают, что террор им поможет. Нет-с, нет-с, не поможет, какой бы он ни был: белый, красный или даже коричневый! Террор совершенно парализует нервную систему. Зина! Я купил этому прохвосту краковской колбасы на один рубль сорок копеек. Потрудись накормить его, когда его перестанет тошнить.

Захрустели выметаемые стекла, и женский голос кокетливо заметил:

– Краковской! Господи, да ему обрезков нужно было купить на двугривенный в мясной. Краковскую колбасу я сама лучше съем.

Мягкие дробные звоночки сыпались в это время по всей квартире, а в отдалении из передней то и дело слышались голоса. Звенел телефон. Зина исчезла.

Филипп Филиппович бросил окурок папиросы в ведро, застегнул халат, перед зеркальцем на стене расправил пушистые усы и окликнул пса:

– Фить, фить. ну, нечего, нечего! Идем принимать.

Пес поднялся на нетвердые ноги, покачался и подрожал, но быстро оправился и пошел следом за развевающейся полой Филиппа Филипповича. Опять пес пересек узкий коридор, но теперь увидал, что он ярко освещен сверху розеткой. Когда же открылась лакированная дверь, он вошел с Филиппом Филипповичем в кабинет, и тот ослепил пса своим убранством. Прежде всего, он весь полыхал светом: горело под лепным потолком, горело на столе, горело на стене, в стеклах шкафов. Свет заливал целую бездну предметов, из которых самым занятным оказалась громаднейшая сова, сидящая на стене на суку.

– Ложись, – приказал Филипп Филиппович.

Противоположная резная дверь открылась, вошел тот тяпнутый, оказавшийся теперь, в ярком свете, очень красивым, молодым, с черной острой бородкой, подал лист, молвив:

– Прежний. – тотчас бесшумно исчез, а Филипп Филиппович, распростерши полы халата, сел за громадный письменный стол и сразу сделался необыкновенно важным и представительным.

Дверь мягко открылась, и вошел некто настолько поразивший пса, что он тявкнул, но очень робко.

– Молчать! Ба-ба-ба! Да вас узнать нельзя, голубчик!

Все цитаты и крылатые фразы из фильма "Собачье сердце"

― Боже, пропал дом. Что будет с паровым отоплением?

― А что означает эта ваша разруха? Старуха с клюкой?

― ДокУмент, Филипп Филиппыч, мне надо.

Полный текст фильма. (Не читайте советских газет. )

Тексты песен (Суровые годы уходят в борьбе за свободу страны. )

В двух словах

Эксперимент по превращению пса в человека прошел удачно. Шарик превратился в Полиграф Полиграфыча. А потом, конечно, началось самое интересное. Потому что оно всегда начинается, когда никто и не ждет. Товарищ Шариков покажет вам новую личность - пугающую в своей откровенности.

- чтобы лишний раз вздохнуть про паровое отопление;
- вспомнить, кто закусывает холодными закусками и супом;
- и решить, стоит ли домком прелестным обзывать.

А теперь - цитаты

/* Филипп Филиппыч привел Шарика домой */

― Как это вам, Филипп Филиппович, удалось подманить такого нервного пса?
― Лаской, лаской. Единственным способом, который возможен в обращении с живым существом. Террором ничего поделать нельзя. Это я утверждал, утверждаю и буду утверждать. Они думают, что террор им поможет. Нет, нет, не поможет. Какой бы он ни был - белый, красный, даже коричневый.

/* Прием у профессора Преображенского. Женщины - такие женщины. */

― Годы показаны неправильно. Вероятно, 54-55. Тоны сердца глуховаты.
― Прошу вас.
― Здравствуйте, профессор.
― Сколько вам лет, сударыня?
― О, профессор. Если бы вы знали, профессор, клянусь, какая у меня драма.
― Лет, я вам говорю, сколько?
― Честное слово. Ну, 45.
― Сударыня, меня ждут. Не задерживайте, пожалуйста, вы же не одна.
― Я вам как одному, как светиле науки.
― Сколько вам лет, сударыня?
― Это просто ужасно. 51.

― Похабная квартирка. Но до чего хорошо. А на какого чёрта я ему понадобился? Неужели же жить оставит? Вот чудак. Да ведь ему только глазом мигнуть, он таким бы псом обзавёлся, что ахнуть.

― А сову эту мы разъясним.

― Мы к вам, профессор, и вот по какому делу.
― Вы напрасно, господа, ходите без калош. Во-первых, вы простудитесь. А во-вторых, вы наследите мне на коврах. А все ковры у меня персидские.

― Во-первых, мы не господа.
― Во-первых, вы мужчина или женщина?
― Какая разница, товарищ?
― Я женщина.

― Мы - новое домоуправление нашего дома. Я - Швондер, она - Вяземская. Товарищ Пеструхин и товарищ Жаровкин.
― Скажите, это вас вселили в квартиру Фёдора Павловича Саблина?
― Нас.
― Боже, пропал дом. Что будет с паровым отоплением?
― Вы издеваетесь, профессор?
― Да какое там из.

― Мы к вам, профессор, вот по какому делу. Мы, управление нашего дома, пришли к вам после общего собрания жильцов нашего дома, на котором стоял вопрос об уплотнении квартир дома.
― Кто на ком стоял? Потрудитесь излагать ваши мысли яснее.

― И где же я должен принимать пищу?
― В спальне.

― Это какой-то позор.

― Если бы сейчас была дискуссия, я доказала бы Петру Александровичу.
― Виноват, вы сию минуту хотите открыть дискуссию?

― . Предлагаю вам взять несколько журналов в пользу детей Германии. По полтиннику штука.
― Нет, не возьму.
― Но почему вы отказываетесь?
― Не хочу.
― Вы не сочувствуете детям Германии?
― Сочувствую.
― А, полтинника жалко?
― Нет.
― Так почему же?
― Не хочу.

― Знаете ли, профессор, если бы вы не были европейским светилом и за вас не заступились бы самым возмутительным образом вас следовало бы арестовать.
― За что?
― А вы не любите пролетариат.

― Не скажите, Филипп Филиппович все утверждают, что новая очень приличная, 30 градусов.
― А водка должна быть в 40 градусов, а не в 30, это во-первых. А во-вторых, Бог знает, чего они туда плеснули. Вы можете сказать, что им придёт в голову?
― Всё что угодно.

― Заметьте, Иван Арнольдович, холодными закусками и супом закусывают только недорезанные большевиками помещики. Мало-мальски уважающий себя человек оперирует закусками горячими.

― Еда, Иван Арнольдович, штука хитрая. Есть надо уметь. А представьте себе, что большинство людей есть вовсе не умеют. Нужно не только знать, что есть, но и когда, как, и что при этом говорить. А если вы заботитесь о своём пищеварении, мой добрый совет: . не говорите за обедом о большевизме и о медицине.

― И, Боже вас сохрани, не читайте до обеда советских газет.
― Да ведь других нет.
― Вот никаких и не читайте. Я произвёл 30 наблюдений у себя в клинике. И что же вы думаете? Те мои пациенты, которых я заставлял читать "Правду" теряли в весе. Мало этого, пониженные коленные рефлексы, скверный аппетит и угнетённое состояние духа. Да.

― Опять общее собрание сделали.
― Опять? Ну теперь, стало быть, пошло. Пропал дом. Всё будет как по маслу. Вначале каждый вечер пение, затем в сортирах замёрзнут трубы, потом лопнет паровое отопление и так далее.

― А что означает эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая вышибла все стёкла, потушила все лампы? Да её вовсе не существует, доктор. Что вы подразумеваете под этим словом? А это вот что. Когда я, вместо того, чтобы оперировать, каждый вечер начну в квартире петь хором - у меня настанет разруха.

― Если я, входя в уборную, начну, извините за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать Зина и Дарья Петровна - в уборной начнётся разруха. Следовательно, разруха не в клозетах, а в головах.

― Контрреволюционные вещи говорите, Филипп Филиппович.
― А, ничего опасного. Никакой контрреволюции. Кстати, вот ещё слово, которое я совершенно не выношу. Абсолютно неизвестно - что под ним скрывается? Чёрт знает что.

― Мерси. Я вам сегодня вечером не нужен, Филипп Филиппович?
― Нет, благодарю вас. Мы сегодня ничего делать не будем. Во-первых, кролик издох. А, во-вторых, в Большом "Аида". А я давно не слышал, помните дуэт? Ко второму акту поеду.

― Как это вы успеваете, Филипп Филиппович?
― Успевает всюду тот, кто никуда не торопится. Я за разделение труда, доктор. В Большом пусть поют, я буду оперировать. И очень хорошо. И никаких разрух.

― Я красавец. Быть может, неизвестный собачий принц. Инкогнито. Очень возможно, что бабушка моя согрешила с водолазом. То-то я смотрю, у меня на морде белое пятно. Откуда, спрашивается?

― Ошейник - всё равно что портфель. Я вытащил самый главный собачий билет.

/* Пришло время превратить пса в человека

― Профессия - игра на балалайке по трактирам. Причина смерти - удар ножом в сердце в пивной "Стоп-сигнал".

― Жаль пса, хороший был, ласковый. Хотя и хитрый.

― Значит, Тимофеевна, вы желаете озвездить свою двойню?
― Да мне бы имена им дать.
― Ну что ж, я предлагаю такие имена: . Баррикада, Бебелина, Пестелина.
― Нет, нет, нет. Нет. Лучше назовём их просто: Клара и Роза. В честь Клары Цеткин и Розы Люксембург, товарищи.

― Профессор, на наших глазах происходит чудо.
― А вы знаете, что такое "абырвалг"? Это. ГЛАВРЫБА, коллега, только наоборот. Это ГЛАВРЫБА.

― В очередь, сукины дети, в очередь!

― Примус. Признание Америки. МОСКВОШВЕЯ. Примус. Пивная. Ещё парочку. Пивная. Ещё парочку.

― Дарья Петровна вам мерзость подарила, вроде этих ботинок. Что это за сияющая чепуха?
― Чего я, хуже людей? Пойдите на Кузнецкий - все в лаковых.

― А, уж конечно, как же, какие уж мы вам товарищи! Где уж. Мы понимаем-с! Мы в университетах не обучались. В квартирах по 15-ти комнат с ванными не жили. Только теперь пора бы это оставить. В настоящее время каждый имеет своё право.

― Пальцами блох ловить! Пальцами! Не понимаю: откуда вы их только берёте?
― Да что ж, развожу я их, что ли? Видно, блохи меня любят.

― ДокУмент, Филипп Филиппыч, мне надо.
― ДокУмент? Черт. А может. как нибудь.
― Это уж, извиняюсь. Сами знаете, человеку без документов строго воспрещается существовать. Во-первых, домком.
― Но при чём тут домком?
― Как это при чём? Встречают, спрашивают - когда же ты, говорят, многоуважаемый, пропишешься?

― Довольно обидные ваши слова.

― Ну и что же он говорит, этот ваш прелестный домком?
― Вы его напрасно прелестным ругаете. Он интересы защищает.
― Чьи интересы, позвольте осведомиться?
― Известно чьи. Трудового элемента.
― Вы что же, труженик?
― Да уж известно - не нэпман.

― Ну что же ему нужно в защиту ваших революционных интересов?
― Известно что - прописать меня. Они говорят, где это видано, чтоб человек проживал непрописанный в Москве.

― Но позвольте узнать, как же я вас пропишу? У вас же нет ни имени, ни фамилии.
― Это вы несправедливо. Имя я себе совершенно спокойно могу избрать. Пропечатал в газете и шабаш.
― И как же вам угодно именоваться?
― Полиграф Полиграфович.

― А фамилию, позвольте узнать?
― Фамилию? Я согласен наследственную принять.
― А именно?
― Шариков.

― Бить будете, папаша?
― Идиот.

― Ты что это, леший, её по всей квартире гоняешь! Набирай вон в миску.
― Да что в миску, она в парадное вылезет.
― Ой, дурак. Дурак.

― До чего вредное животное.
― Это кого вы имеете в виду, позвольте вас спросить?
― Кота я имею в виду. Такая сволочь.

― Я водочки выпью.
― А не будет Вам?

― Вот всё у вас, как на параде. Салфетку - туда, галстук - сюда. Да "извините", да "пожалуйста-мерси". А так, чтобы по-настоящему. - это нет. Мучаете сами себя, как при царском режиме.
― А как это "по-настоящему", позвольте осведомиться?
― Желаю, чтобы все.

― Эту, как ее, переписку Энгельса с этим, как его, дьявол. с Каутским.
― Позвольте узнать, что вы можете сказать по поводу прочитанного?
― Да не согласен я.
― Что, с Энгельсом или с Каутским?
― С обоими.

― Да, и что Вы можете со своей стороны предложить?
― Да что тут предлагать? А то пишут, пишут. Конгресс, немцы какие-то. Голова пухнет! Взять всё, да и поделить.

― Кто убил кошку мадам Поласухер, кто?
― Вы, Шариков, третьего дня укусили даму на лестнице.
― Да она меня по морде хлопнула! У меня не казённая морда!
― Потому что вы её за грудь ущипнули!

― Доктор, ради Бога, съездите с ним в цирк. Только посмотрите в программе - котов нету?
― И как такую сволочь в цирк допускают?

― Иван Арнольдович, покорнейше прошу, пива Шарикову не предлагать.

― Однако не следует думать, что здесь какое-то колдовство или чудо. Ничего подобного! Ибо чудес не бывает. Как это доказал наш профессор Преображенский. Всё построено на силах природы с разрешения месткома и культпросветкомиссии.

― Я не господин. Господа все в Париже.

― Тем более не пойду на это.
― Да почему?
― Но вы-то не величина мирового значения.
― Ну где уж.
― Ну так вот. А бросить коллегу в случае катастрофы, а самому выехать на мировом значении, это извините. Я московский студент, а не Шариков.

― Я 5 лет выковыривал придатки из мозгов. Вы знаете, какую колоссальную работу проделал. Уму непостижимо! И спрашивается, зачем? Чтобы в один прекрасный день милейшего пса превратить в такую мразь, что волосы становятся дыбом?
― Исключительное что-то.
― Совершенно с вами согласен.

― Учти, Егоровна, если будешь жечь паркет в печке, всех выселю. Всё.

― Тем более, что Шариков ваш - прохвост. Вчера он взял в домкоме 7 рублей на покупку учебников. Собака!

― Позвольте вас спросить: почему от вас так отвратительно пахнет?
― Ну что ж, пахнет. Известно, по специальности. Вчера котов душили-душили, душили-душили, душили-душили.

― Но позвольте, как же он служил в очистке?
― Я его туда не назначал. Ему господин Швондер дал рекомендацию. Если я не ошибаюсь.

― Атавизм.
― Атавизм? А.
― Неприличными словами не выражаться!

― Так свезло мне, так свезло - просто неописуемо свезло. Утвердился я в этой квартире. Окончательно уверен я, что в моём происхождении нечисто. Тут не без водолаза. Потаскуха была моя бабушка, царство ей небесное, старушке.

И ведь что интересно.

Фильм, конечно, получился прекрасный

Получил кучу всяких наград.
Его образы профессора Преображенского и Шарикова стали классическими, запали в народную память.

И удивительны человеческие метаморфозы режисера фильма, Владимира Бортко.

То, что он был членом КПСС с 1983 по 1991 год - это понятно. Карьера, и все такое.

Но вот как человек, снявший "Собачье сердце", в 2007 году вступает в Коммунистическую партию Российской Федерации - уже понять сложнее. Такая вот драматическая загадка. Шекспир и племянники.

А был ли у профессора Преобаженского прототип?

Оказывается, был. Прототипом Преображенского был хирург Сергей Воронов.

Русский по происхождению, в 1907 году переехал во Францию, и получил гражданство. Чтобы вернуть пациентам молодость, пересаживал половые железы от обезьян-приматов (вернее, тонкий срез железы) к человеческим яичкам. Предполагалось, что они там приживутся и начнут вырабатывать новые гормоны, которые омолодят весь организм.

Сначала результаты были отличные. Пациенты омоложались, восстанавливалась половая активность и сексуальное влечение, вроде даже улучшалась память и зрение. Но спустя несколько лет после удачных операций пациенты начали умирать (естественно, они все были довольно пожилого возраста). Возможно, результаты были следствием эффекта "плацебо".

В-общем, стали называть его шарлатаном, и даже договорились до того, что именно его опыты над обезьянками стали причиной возникновения СПИДа.

Но в последнее время мнение опять переменилось. Его работа и исследования снова реабилитированы. Ну а то, что он был великий хирург, никто никогда и не спорил.

Подробнее можно почитать здесь и здесь.

Сергей Воронов был блестящий хирург и мыслитель. Просто слегка опередил свое время. И дело его живет. Сейчас на благо омоложения работают гормоны, "виагра", косметическая хирургия и т.п. То ли еще будет.

Водка непременно должна быть в 40 градусов, а не в 30.

Это доказал наш профессор Дмитрий Иванович Менделеев. И здесь нет никакого чуда. Всё построено на силах природы с разрешения месткома и культпросветкомиссии.

А холодными закусками и супом закусывают только недорезанные большевиками помещики. Мало-мальски уважающий себя человек оперирует закусками горячими.

Присоединяйтесь, барон. Присоединяйтесь!

Понравился пост? Любите хорошие цитаты?
Тогда давайте не будем терять друг друга!
Оставайтесь на связи:

А еще можно подписаться на выпуски нашей рассылки. И получить подарок - книгу "365 цитат о любви". Самые трогательные, неожиданные и смешные.

Полный текст фильма. (Много букв. Не читайте советских газет. )

Тексты песен (Суровые годы уходят в борьбе за свободу страны. )

Ссылки по теме

Присмотреть на Озоне:

Все произведения Михаила Афанасьевича Булгакова и по мотивам. Которые продают.

DVD Собачье сердце: коллекционное и обычное издание. - Бить будете, папаша? - Идиот.

Книга + аудиокнига MP3. Собачье сердце. Повести и рассказы. Текст читает Борис Плотников.

Что-нибудь еще? Да, их есть у меня.

Убить дракона (Всех учили, но почему ты оказался первым учеником?)

Кин-Дза-Дза! (Дядя Вова, цапу надо крутить, цапу!)

Гараж (Не трогайте макака суматранского!)

Тот самый Мюнхгаузен (Присоединяйтесь, барон. Присоединяйтесь!)

Кавказская пленница (Простите, часовню тоже я развалил?)

В.Войнович - Москва 2042 (Вам тоже следует перезвездиться)

А на посошок.

- Главное правило проекта "Разгром" - не задавать вопросов.

- Так вот вы где, Вас мне и надо. Вы съесть изволили Мою морковь!