Роберт бернс о вшей

Роберт Бернс
К ПОЛЕВОЙ МЫШИ,
ЧЬЕ ГНЕЗДО Я РАЗОРИЛ СВОИМ ПЛУГОМ

Зверек малейший и трусливый,
Твое сердчишко бьется живо!
Но не спасайся торопливо,
Мышь-бедолага!
И впрямь: какая мне нажива
Травить беднягу!

Людей кичливое желанье –
Причина общего страданья,
Увы! Твое негодованье
Законно, право,
Хоть смертное и я созданье
Того ж состава.

Пускай, положим, ты воришка;
Так что ж? ведь надо жить плутишке!
И коль от моего излишка
Утянешь колос,
Неужто обеднею, слышь-ка?
Да ни на волос!

Но твой убогий дом разрушен!
Мой плуг прошелся, равнодушен,
Зеленый мох для стройки нужен,
А где возьмешь?
Декабрь суров, и зол, и вьюжен,
Бросает в дрожь!

Ты видел – подошла зима,
В пустых полях сгустилась тьма,
И чтобы пережить шторма,
Приют задумал,
Но плуг вломился в закрома
С ужасным шумом.

Вот кучка листьев и соломы,
Ты строил скромные хоромы;
Твой тяжкий труд, такой знакомый,
Погиб нелепо.
Где пережить дожди и громы,
Мороз свирепый?!

Ах, мышка, ты не одинока,
В приготовленьях нету прока:
Прекрасный план по воле рока
Не преуспеет,
А мыши, люди – всё до срока
Мечты лелеют.

Но мыслю: жизнь твоя счастлива!
Насущным занят хлопотливо;
А мне из прошлого глумливо
Звучат укоры,
И в тень грядущих бед пугливо
Вперяю взоры.

Только в силу некоторых внешних обстоятельств я взялась переводить стихотворение, столь широко известное в переводе Маршака (очень симпатичном, между прочим; особенно я люблю слова "и рушится сквозь потолок на нас нужда").
Но раз уж так сложилось, то мне хотелось отчасти передать особенности этого стихотворения: сентиментализм и риторику эпохи просвещения в комичном (по крайней мере на взгляд современного читателя) сочетании с мышью. Например, в оригинале говорится про ill opinion (дурное мнение) мыши о человеке; я сочла, что негодованье мыши будет производить примерно тот же эффект.
Кроме того, хотелось, чтобы в переводе хоть как-то фигурировали "Mice an' Men" - мыши и люди; это бернсовское выражение нашло широкий отклик в литературе.

Robert Burns
TO A MOUSE
ON TURNING UP HER NEST WITH THE PLOUGH

Wee, sleeket, cowran, tim'rous beastie,
O, what panic's in thy breastie!
Thou need na start awa sae hasty,
Wi' bickering brattle!
I wad be laith to rin an' chase thee,
Wi' murd'ring pattle!

I'm truly sorry Man's dominion
Has broken Nature's social union,
An' justifies that ill opinion,
Which makes thee startle,
At me, thy poor, earth-born companion,
An' fellow-mortal!

I doubt na, whyles, but thou may thieve;
What then? poor beastie, thou maun live!
A daimen-icker in a thrave
'S a sma' request:
I'll get a blessin wi' the lave,
An' never miss't!

Thy wee-bit housie, too, in ruin!
It's silly wa's the win's are strewin!
An' naething, now, to big a new ane,
O' foggage green!
An' bleak December's winds ensuin,
Baith snell an' keen!

Thou saw the fields laid bare an' wast,
An' weary Winter comin fast,
An' cozie here, beneath the blast,
Thou thought to dwell,
Till crash! the cruel coulter past
Out thro' thy cell.

That wee-bit heap o' leaves an' stibble,
Has cost thee monie a weary nibble!
Now thou's turn'd out, for a' thy trouble,
But house or hald.
To thole the Winter's sleety dribble,
An' cranreuch cauld!

But Mousie, thou are no thy-lane,
In proving foresight may be vain:
The best laid schemes o' Mice an' Men,
Gang aft agley,
An' lea'e us nought but grief an' pain,
For promis'd joy!

Still, thou art blest, compar'd wi' me!
The present only toucheth thee:
But Och! I backward cast my e'e,
On prospects drear!
An' forward, tho' I canna see,
I guess an' fear!

Р. Бернс о вшивости.

Вот что предлагает Е.Фельдман:

Куда ты, чёртова холера?
Какого, извиняюсь, хера?
Зачем возвышенная сфера
Ничтожной вошке?
Не лезь на леди и на сэра,
Там нет кормёжки!

Вот что пишет Бёрнс на самом деле, вполне литературным языком:

Куда ты, ползучее чудо?
Твоя наглость защищает тебя весьма.
Остается сказать, что ты
Нагла без меры
На этих кисее и кружевах.
Черт! Боюсь, ты не наешься вдоволь
В таком месте.

И А. Петрова переводит совершенно адекватно, и по лексике, и по форме, несколько огрубляя словарь, но переводчик имеет право в соответствии со своим темпераментом.

Эй, тварь ползучая! Куда
Ты нагло лезешь без стыда?
Да как попала ты сюда,
Дрянная вошь?
Здесь пропитанья никогда
Ты не найдешь.

Ты уродливое, ползучее, проклятое диво,
Ненавидимое, тебя избегает и святой, и грешник
Как смеешь ты ступать
По прекрасной даме?
Ступай куда еще и ищи пищи
На каком-нибудь бедняке.

И
Последний грешник и святой
Равно гнушаются тобой.
Как смеешь ты по кружевной
Ползти вуали!
Ищи приют презренный свой
У нищей швали.

Скорей! у нищего на лбу поселись
И там сиди, ползай, и возись,
Подобно всей твоей прыгающей родне
Стаями и нациями,
Откуда гребень не выгонит вас,
С ваших тучных пастбищ.

И
Где рвань - заплата на заплате,
Где в грязных космах рыщут рати
Твоих раскормленных собратий,
Где пыль и пот,
Где гребень костяной некстати
Вас не спугнет.

Вот ты здесь, и незаметна
В складках, укрываешься, в укромных местах.
Креста на тебе нет! И не успокоишься,
Пока не взберешься на самую верхушку башни
Шляпки госпожи.

А коль уж ты, дерзка и зла,
Сюда нахально приползла,
То хоть бы в складку залегла,
Поджавши лапки -
Так нет, на самый верх пошла
Девичьей шляпки!

Опять вполне адекватно, если не считать, что вши не ходят. Вероятно, вошь – это образ, лезущего на вершины власти проходимца, полагает переводчица. Или глагольные рифмы подсказали подобное прочтение.

Воистину! Ты нос высунула,
Пухлый и серый, как всякий бес,
Или иной подвижный кусок смолы
О, смертельный красный порошок,
О, я бы насыпал изрядную порцию
На твой зад, вошь.

Уйди, мерзавка, скройся с глаз!
Жаль, порошка я не припас.
Эй, сыпанул бы я сейчас
На шляпку эту!
Уж тут бы ты пустилась в пляс,
Не взвидев света.

Переводчица же продолжает гиперболизировать лексику, явно не достигая темперамента Фельдмана. Но лексическое единство не нарушает, что плюс.

Я б не удивился, обнаружить тебя
На фланели старушечьего чепца
Или на каком оборвыше,
На его рубашке,
Но на прекрасной шляпке дамы.
Как смеешь ты?

Уж ладно, села б, наконец,
Ты на старушечий чепец,
Иль приманил бы сорванец
Тебя безусый.
Но эта шляпка - образец
Красы и вкуса.

To же идеальная строфа. Правда, обычно сорванцы все безусые. И предполагается, что почтенные дамы носят чепцы безвкусные. Некоторое неуважение к старушкам со стороны Бёрнса. Что бы сказала королева английская? Чуть развязно. Зато рифмы заиграли.

О, Дженни, не вскидывай свою головку,
И забудь о своей красоте,
Что ты знаешь о том, какой успех
Производит маленький уродец-
Эти подмигивания и ноготки
Привлекают внимание.

Красотке ж гордой поскромней
Держаться надо бы, ей-ей!
Ей, Дженни! В тень уйди скорей,
Не то вниманье
К "лунарди" привлечешь своей
Всего собранья.

О, если б некая Сила одарила нас способностью
Смотреть на себя со стороны, как другие видят нас,
Это спасло бы нас от многих ошибок,
И вот дурацкая мысль-
Как одеваться или двигаться, чтобы на нас не обращали внимание,
Дабы уравнять наше отношение (привязанность, любовь) к другим.

Увы, мы дара лишены
Себя узреть со стороны,
Не то все стали бы скромны
И осторожны,
И милосердны и умны.
Весьма возможно!

О, как мы стали бы терпимы
И как скромны!

Это то, что называется дидактика и в художественных кругах ценится достаточно низко. Но в условно-литературном жанре перевода цены другие.
А вот Фельдман дидактики избежал, но написал бред полный.

Когда б мы были в состоянье
Со стороны, на расстоянье
Своё увидеть одеянье,
Свою походку,
Нам было б с ними расставанье
Всегда в охотку!

Интересно, как он со своей походкой расстанется и как голый ходить будет? И в какой книге это опубликовано? И не за это ли он получил Бунинскую премию в 2010 году вместе с Кружковым и Куприяновым? Поскольку за переводы из Киплинга он ее не заслужил, как нам кажется.

Роберт Бернс в Эдинбурге. 1787 г.

Часть тиража разошлась по подписке, другая – буквально разлетелась по рукам. Рассказывают, что последний экземпляр купил рабочий, собравший на книгу деньги вскладчину со своими друзьями. Книгу они аккуратно расшили, потом по очереди брали себе по листочку и вручную копировали, пока у каждого из них не собралась вся книжечка.

Ландсир "Две собаки"

В шотландском уголке одном,
Что бухтой Олдкинг мы зовем,
В безоблачный июньский день,
Когда уж удлинялась тень,
Два пса, не занятые дома,
Сошлись как добрых два знакомых.
Один - по кличке Цезарь; он
Беспечно жил при знатном лорде:
Судя по росту, шерсти, морде,
Был родом из чужих сторон,
Куда мы посылаем лодки
На лов трески или селедки.
………………………………..

Другим владел один крестьянин:
Рифмач, безумец, нравом странен,
Его в друзья себе избрав,
Он кличку дал ему "Люаф",
Псу из старинной песни в честь,
Сложенной кем, когда - бог весть.
Умней, верней - навряд ли колли
Еще скакал по лужам в поле:
Своей веселой мордой честной
Снискал друзей он повсеместно.
(Две собаки. Отрывок. Пер. Т.Щепкиной-Куперник)

Начинается другая жизнь, с фермерством покончено: права на ферму Моссгил он передает младшему брату, а сам перебирается в столицу Шотландии. В Эдинбурге его тепло принимают в аристократических салонах, ему поют дифирамбы, удивляются его образованности, начитанности, хорошим манерам и знанию французского. Светская знать меньше всего ожидала увидеть это в поэте-пахаре, как теперь его называют.

Тут же начинает готовиться второе, расширенное, издание знаменитого сборника, который выходит менее чем через год, в апреле 1787, уже в столичном издании. Расходится тираж также быстро, как и первый. Теперь Бернс, казалось бы, может не беспокоиться о своем будущем: живой классик, активный член масонской ложи и знаменитый поэт.

Но в Эдинбурге он не прижился, однако слава и деньги, хоть и небольшие, позволили ему через два года обвенчаться со своей возлюбленной, примирив отца Джин с ее избранником. Бернс покупает ферму Эллислэнд, но в 1791 году Бернс переезжает вместе с семьей в портовый город Дамфриз, где ему друзья выхлопотали должность сборщика акцизов, что давало неплохой, а главное – постоянный, доход. Так, по меткому слову Е.Витковского поэт-пахарь становится поэтом-мытарем.

В Эдинбурге Бернс знакомится с собирателем фольклора и совершенно бескорыстно начинает помогать ему, разъезжая по всей Шотландии и собирая народные песни. Часто на старые народные мелодии Бернс пишет свои стихи или переделывает старые.

Эль нам души согревает,
Догола нас раздевает.
Эх, снесу штаны в заклад -
Добрый эль нам друг и брат!
Прежде было, я на вспашке
Шесть волов гонял в упряжке.
Продал всех, остался плуг -
Добрый эль нам первый друг!
С добрым элем, славным элем,
Без штанов, зато под хмелем
Липнешь к девкам всем подряд -
И сам черт тебе не брат!
(Пер. М.Бородицкой)

Дом в Дамфризе, где жил в последние годы Роберт Бернс

Став известным человеком и относительно крупным чиновником, Бернс не оставил старых привычек: по-прежнему любит веселые компании и застолья, женщин и свободу, но и писать стихи - тоже не перестал. Это подтверждает старую истину: поэт не вмещается в расхожие представления о морали и, чтобы писать бессмертные стихи, быть добродетельным вовсе не обязательно.

Любитель веселых компаний и женщин, Бернс легко тратит все, что приходит и снова - долги и бедность. А между тем семья растет, Джин рожает одного ребенка за другим и финансовые проблемы тоже растут. В 1793 году выходит второй его эдинбургский сборник, уже в двух томах. В нем собраны и старые, и последние поэмы и стихотворения Роберта Бернса.

Я с женою, видит Бог,
Лет не замечаю.
И другим не ставлю рог,
И себе – не чаю.

Никого я не гноблю,
Сам не унижаюсь.
Попрошаек не люблю,
Сам не одолжаюсь.

Без нужды не лезу в бой,
Ближних не увечу.
Острый нож ношу с собой:
Надобно – отвечу.

Не судимый, не судья,
Завистью не сужен,
Никому не нужен я,
Мне – никто не нужен!
(Пер. Е.Фельдмана)

Памятник жене поэта Джин Армор, пережившей его почти на сорок лет

Поэт начинает неожиданно думать и писать о смерти, хотя ему всего тридцать три. Здоровье постепенно ухудшается и в июле 1796 Роберта Бернса не стало. Жена в это время рожала пятого ребенка и не смогла быть на его похоронах. К счастью, по подписке была собрана большая сумма денег, позволившая семье Роберта Бернса уже ни в чем не нуждаться, а потом ей была назначена королевская пенсия.

И в конце предлагаю небольшую подборку новых переводов Роберта Бернса, в которых он предстает живым, веселым, озорным и жизнерадостным с его темами любви, застолья, веселья и юмора.

Круговая ходит чаша.
Веселись, кабацкий люд!
Зачинайся, песня наша!
Пусть со мною все поют!

Хор
По законам мы не тужим.
Воля - вот что любо нам!
Суд одним лишь трусам нужен,
церкви милы лишь попам.

На кой ляд искать нам чина?
Не беда - свистать в кулак,
Коль живем мы без кручины,
все едино где и как.

Хор
По законам мы не тужим и т.д.

Днем в дороге озоруем,
колобродим без конца.
По ночам - зазноб милуем,
подстеливши им сенца.

Хор
По законам мы не тужим и т.д.

В колымагах нам негоже
по дороге разъезжать,
а на чинном брачном ложе
неприлично нам лежать.

Хор
По законам мы не тужим и т.д.

Жизнь - как том тяжеловесный,
толку в нем не перечесть.
Тот толкуй о жизни честной,
кто попал в чины и в честь.

Хор
По законам мы не тужим и т.д.

Р.Бернс с одной из своих возлюбленных

Хозяйка, счет скорей неси:
Взыграла зорька в небеси.
Всех мутит, Господи спаси,
Держусь один лишь я.

Эй, тутти-тайти,
Ай, тутти-тайти -
Кто нынче пьян, друзья?

И если все лежмя лежат,
И если все лежмя лежат,
Я за себя и за ребят
Спою - мне черт не брат!

Будь счастлив ты, и счастлив я,
И вся шотландская земля!
Храни нам, Боже, короля
И грешных нас храни!

Эй, тутти-тайти,
Ай, тутти-тайти -
Кто нынче пьян, друзья?
(Хозяйка, счет скорей неси. - Пер. Е.Фельдмана)
*****

Мавзолей Р.Бернса в Дамфризе

Вши, которую я увидел в церкви на шляпке одной леди

Куда ты, чертова холера?
Какого, извиняюсь, хера?
Зачем возвышенная сфера
Ничтожной вошке?
Не лезь на леди и на сэра, -
Там нет кормежки!
Какой пассаж! Невероятно!
Всё было б ясно и понятно,
Когда бы к голи перекатной
Ты лезла, вошь,
Но ты полезла к леди знатной…
Ну ты даешь!
Ты в космах нищей побирушки
Была бы с пищей на пирушке.
Твои друзья, твои подружки
Сползлись бы кодлой,
И не устроил бы прорушки
Вам гебень подлый.
Тебе бы лучше было, гадкой,
Лежать под лентой или складкой,
Но ты до славы стала падкой,
И кажешь дерзость,
И лезешь наглой супостаткой, -
Какая мерзость!
Черна, красна твоя одежа,
И серой ты бываешь тоже.
И на крыжовник ты похожа.
Ползи тишком,
Пока тебя не уничтожу
Я порошком!
Уж лучше б ты облюбовала
Старух чепцы и одеяла,
По мужикам покочевала
И вверх, и вниз ты,
Но нет, нахалка, увенчала
"Лунарди" мисс ты!
Напрасно в спеси и гордыне
Головкой ты поводишь, Джинни,
Не видя то, что, видя ныне
На модной тулье,
Гудит народ по сей причине,
Как пчелы в улье.
Когда б мы были в состоянье
Со стороны, на расстоянье
Свое увидеть одеянье,
Свою походку,
Нам было б с ними расставанье
Всегда в охотку!
(Пер. Е. Фельдмана)

Я стихоплет не для господ -
не ихнего я нрава!
Певец простой, но вслед за мной
бредет зевак орава.

Не туда, так сюда!
Не слева, так уж справа!
Не с одной, так с другой,
а будет мне забава!

Из лужи Муз я не напьюсь,
Кастальский ключ - отрава!
Мой Геликон - где ключ хмелен!
Так честь ему и слава!

На милых краль похвал не жаль,
хоть их мутит лукавый,
иметь их всех - не смертный грех,
когда посудишь здраво.

Теперь у нас утешный час -
со мной моя шалава!
А много ль дней любиться с ней -
на это нет устава.

Роберт Бернс - популярный шотландский поэт и фольклорист. За свою плодотворную карьеру написал множество поэм и стихотворений на английском и шотландских языках. Его день рождения - 25 января до сих пор отмечают как национальный праздник на территории всей Шотландии.

Национальный праздник

Роберт Бернс - поистине уникальный поэт. Мало в какой стране найдется литератор, день рождения которого вот уже на протяжении более чем двух веков отмечают по заранее заведенному порядку.

25 января - настоящий национальный праздник в Шотландии, о котором помнят все ее жители. В этот день принято накрывать богатый стол, составленный из блюд, которые в своих произведениях воспевал поэт. В первую очередь, это сытный пудинг, который называется хаггис. Его готовят из бараньих потрохов (печени, сердца и легких), перемешивают с салом, луком, солью и всевозможными приправами, а затем варят в бараньем желудке.

По древней традиции эти блюда принято заносить в комнату под шотландскую волынку, а прежде чем приступать к пиршеству, следует почитать стихи самого Бернса. Например, "Заздравный тост", известный в России в переводе Самуила Маршака, или "Оду шотландскому пудингу Хаггис". В этот день именины поэта отмечают почитатели его творчества по всему миру.

Детство и юность

Роберт Бернс родился в 1759 году. Он появился на свет в небольшом шотландском селе под названием Аллоуэй, которое расположено всего в трех километрах от города Эр в графстве Эйршир. Его отец был крестьянином, которого звали Уильям.

В 1760 году Уильям Бернс арендовал ферму, с раннего возраста приобщая самого Роберта и его брата к нелегкому физическому труду. Практически всю грязную и тяжелую работу они выполняли самостоятельно. В то время семья жила небогато, постоянно были проблемы с деньгами, временами даже было нечего есть. Из-за того, что Роберт Бернс часто голодал в детстве, в будущем это негативно отозвалось на его здоровье. Он постоянно испытывал проблемы с самочувствием.

В перерывах между работой Роберт Бернс читал буквально запоем все книги подряд. Буквально все, что попадалось ему под руку в его небольшой деревушке.

Как правило, это были недорогие брошюры с незамысловатым сюжетом и содержанием. Но именно благодаря им, а также знаниям, которые ему передавали мать и прислуга, герой нашей статьи познакомился с традиционным шотландским фольклором. В будущем он стал важной частью его жизни, находил отражение в большинстве книг Роберта Бернса. Свои первые стихи он написал в 1774 году.

Переезд

Важным новым этапом в биографии Роберта Бернса становится переезд на ферму под названием Лохли, который состоялся в 1777 году, когда ему было 18 лет.

Тут он нашел множество единомышленников, которые так же, как и сам Бернс, интересовались литературой, шотландской историей и фольклором. В результате он становится организатором "Клуба холостяков".

В 1781 году Роберт Бернс попадает под влияние масонов. Этот факт накладывает серьезное влияние на все его последующие произведения, да и на саму творческую манеру.

Жизнь в Эдинбурге

С 1787 году Бернс начинает постоянно жить в Эдинбурге. Тут он знакомится с поклонником национальной музыки Джеймсом Джонсоном. Они вместе начинают издавать сборник, которому дают название "Шотландский музыкальный музей". Герой нашей статьи практически до конца жизни остается его редактором.

Вместе с Джонсоном они занимаются популяризацией шотландского фольклора. В этом издании публикуется большое количество баллад в обработке самого Бернса, а также его собственных авторских произведений.

Тексты и мелодии они собирали любыми способами из всевозможных источников, а если какие-то строки оказывались безвозвратно утраченными или чересчур фривольными, Роберт Бернс, известный поэт своего времени, замещал их собственными. Причем делал это настолько искусно, что их просто невозможно было отличить от народных.

Также он уделял внимание выпуску сборника "Избранное собрание оригинальных шотландских мелодий".

Все эти книги приносили неплохой доход самому Бернсу и его компаньону Джонсону. Правда, как только у героя нашей статьи появился первый небольшой капитал, он весь его вложил в аренду фермы, но в результате полностью прогорел. В 1789 году он окончательно отказался от попыток наладить собственное предпринимательское дело.

В 1790 году, подключив собственные связи, которых к тому времени у него набралось немало, Бернс устроился на работу акцизным в сельском районе. Уже через несколько месяцев за прилежную службу был переведен в Дамфрис, а его жалование стало основным источником дохода поэта на ближайшие годы.

Из-за образовавшейся занятости он не мог уделять поэзии столько времени, сколько бы хотел. Стихотворения Роберта Бернса стали выходить значительно реже. К этому периоду можно отнести его поэмы "Честная бедность", "Тэм о´Шентер", а также "Ода, посвященная памяти миссис Освальд". В 1793 году Роберт Бернс лучшие произведения во второй раз издает в двух томах.

В 1789 году он пишет знаменитое стихотворение, посвященное Джону Андерсону. В нем автор, которому всего 30 лет, начинает размышлять о перспективе смерти, завершении жизненного пути, что удивляет его исследователей, с недоумением отнеслись к этому и современники.

Личная жизнь

Говоря о личной жизни героя нашей статьи, стоит отметить, что Бернс вел весьма свободный образ жизни. Он имел сразу трех незаконнорожденных дочерей, которые появились на свет в результате недолгих и случайных связей.

Жену Роберта Бернса звали Джин Армор. Она была его давней возлюбленной, он несколько лет добивался ее расположения. Всего у счастливых родителей родились пятеро детей.

Все это время Бернсу приходилось заниматься поэзией фактически в перерывах между своей основной работой, которая была ему жизненно необходима, чтобы содержать семью.

При этом у него были весьма неплохие перспективы для продвижения вверх по карьерной лестнице. Но добиться успеха на службе ему не позволило слабое здоровье.

В конце жизни

При этом последние годы своей жизни, даже несмотря на такое усердие, он провел в нищете и лишениях. Более того, за неделю до своей кончины едва не оказался в долговой тюрьме.

Поэт скончался в июле 1796 году в Дамфрисе, куда отправился по служебным делам на две недели. Известно, что на тот момент он уже был больным, чувствовал себя очень плохо, но все равно вынужден был поехать, чтобы уладить все дела. На тот момент ему было всего 37 лет.

Авторитетный биограф Бернса Джеймс Карри выдвигает предположение, что одной из причин его скоропостижной смерти стало злоупотребление алкогольными напитками. Но современные исследователи полагают, что сам Карри мог быть не до конца объективным, так как состоял в обществе трезвости, возможно, таким способом он хотел лишний раз убедить общественность во вреде употребления спиртных напитков.

Более убедительной выглядит версия, согласно которой Бернс скончался от целого комплекса проблем. Они были вызваны непосильным физическим трудом с самого детства, который фактически подорвал его здоровье. А также свою роль сыграл хронический ревмокардит, которым он страдал на протяжении многих лет, скорее всего, еще с детского возраста. В 1796 году его состояние значительно усугубилось после того, как он перенес дифтерию.

В день похорон шотландского поэта у его супруги Джин Армор родился пятый ребенок. Творчество Роберта Бернса получило самую высокую оценку не только у себя на родине, но и далеко за ее пределами. Его творчество отличала эмоциональная, живая и выразительная поэзия. Его произведения были переведены на десятки языков, в том числе и русский, а его баллады легли в основу большого количества песен.

"Честная бедность"

Классический пример произведения Роберта Бернса (краткое его содержание мы расскажем в этой статье) - это поэма "Честная бедность". Вот отрывок из нее в переводе Самуила Маршака, благодаря которому известно большинство произведений этого шотландского поэта рядовому российскому читателю.

Стыдится и все прочее,

Тот самый жалкий из людей,

Трусливый раб и прочее.

При всем при том,

Пускай бедны мы с вами,

Штамп на золотом,

Мы хлеб едим и воду пьем,

Мы укрываемся тряпьем

И все такое прочее,

А между тем дурак и плут

Одеты в шелк и вина пьют

И все такое прочее.

При всем при том

При всем при том,

Судите не по платью.

Кто честным кормится трудом, —

Краткое содержание стиха Роберта Бернса заключается в следующем. Автор этого произведения с максимальным презрением относится к богатству, которое отдельные люди умудряются нажить неправедным путем.

В глазах автора произведения честный человек, пусть даже он будет бедным, достоин большого уважения. Это главный мотив поэмы Роберта Бернса (краткое содержание ее - в статье). Истинное достоинство, за которое следует уважать человека, заключается в трудолюбии и уме.

Как утверждается поэт, шелковое платье не поможет укрыть глупость, а в дорогом вине никогда не удастся утопить нечестность. Решить эту проблему не под силу даже правителю. Он может назначить генералом своего лакея, но сделать честным человеком никого не в состоянии, если только сам человек этого не пожелает.

Завершается поэма предсказанием Бернса о том, что рано или поздно придет час, на первое место выйдут и будут по-настоящему цениться честь и ум, а не лесть и награды.

Стоит отметить, что поэма имеет задорный рефрен: "При всем при том, при всем при том". Это делает ее очень музыкальной, она хорошо ложиться на музыку, ее запросто можно переделать в веселую народную песенку со смыслом.

Много лет это произведение вдохновляло души бедных людей, вселяло в них уверенность в себе и в завтрашнем дне, пробуждало человеческое достоинство, сохранять которое важно всегда.

По отзывам о Роберте Бернсе, именно такими являются многие его произведения. Они обличают обман, тщеславие и глупость, отдавая должное честности, искренности и добросовестному труду. Этих принципов в своей жизни придерживался и сам Бернс.

Особенности языка

В рассказах о Роберте Бернсе всегда уделяется особенное внимание его уникальному языку, который сразу отличает его от большинства других поэтов. Стоит отметить, что базовое образование он получил в сельской школе, но при этом его преподавателем был Джон Мердок, человек с университетским дипломом.

В то время, на которое пришелся расцвет славы поэта, его родная Шотландия была на пике национального возрождения, считалась одним из самых культурных уголков Европы того времени. Например, на территории этого небольшого государства насчитывалось сразу пять университетов.

Мердок многое сделал для того, чтобы Бернс получил всестороннее образование, тот видел, что перед ним самый талантливый из его учеников. В частности, они уделяли большое внимание поэзии, особенно яркому представителю британского классицизма XVIII века Александру Поупу.

Сохранившиеся рукописи свидетельствуют о том, что Бернс безукоризненно владел литературным английским языком. В частности, на нем написаны "Сонет к дрозду", "Субботний вечер поселянина" и некоторые другие его произведения.

Во многих других своих текстах он активно использовал шотландский язык, который считался в то время одним из наречий английского. Это был его осознанный выбор, который декларирован еще в названии первого сборника - "Стихотворения преимущественно на шотландском диалекте".

Изначально многие его произведения специально создавались как песни. Это было несложно, так как тексты получались музыкальными и ритмичными. Созданием музыкальных произведений занимались и российские композиторы, в том числе Георгий Свиридов и Дмитрий Шостакович.

Часто песни Бернса используют в кинофильмах, в том числе и отечественных. Например, романс "Любовь и бедность" звучит в музыкальной комедии Виктора Титова "Здравствуйте, я ваша тетя!" в исполнении Александра Калягина, в лирической комедии Эльдара Рязанова "Служебный роман" песню "Моей душе покоя нет" исполняет Алиса Фрейндлих, а из уст Ольги Ярошевской мы слышим композицию "Любовь, как роза красная" в школьной мелодраме Павла Любимова "Школьный вальс".

Переводы на русский язык

Первый перевод стихотворного произведения Бернса на русский язык появился в 1800 года, уже через четыре года после смерти самого автора. Однако популярным в России он стал только в 1829 году, когда была издана брошюра под названием "Сельский субботний вечер в Шотландии. Вольное подражание Р. Борнсу И. Козлова".

Известно, что творчеством шотландского поэта увлекался Белинский, его двухтомник стоял в библиотеке Александра Пушкина. В 1831 году Василий Жуковский сделал вольное переложение одного из самых известных произведений героя нашей статьи - стихотворения "Джон Ячменное Зерно". У Жуковского оно называлось "Исповедь батистового платка". Известно, что в юности Бернса переводил Лермонтов.

Тарас Шевченко часто приводил в пример Бернса, когда отстаивал свое право творить на украинском, а не на русском языке.

В Советском Союзе его стихи получили широкую популярность благодаря переводам Самуила Маршака. Впервые этой работой он занялся в 1924 году. При этом первый полноценный сборник вышел только в 1947-м. Всего за свою жизнь он перевел на русский язык 215 произведений своего шотландского коллеги, что составляет примерно две пятых его творческого наследия.

Стоит отметить, что переводы Маршака часто довольно далеки от оригинала. Зато в них есть свойственная самому Бернсу легкость языка и максимальная простота, к которой он стремился. Приподнятая эмоциональная настроенность максимально близка настроению шотландского поэта. Высоко их оценивал Корней Чуковский, считавшийся специалистом по литературному переводу. В 1959 году Маршака даже избрали почетным председателем федерации Бернса, которая была основана в Шотландии.

В последние годы в большом количестве появляются переводы стихотворений Бернса в исполнении других авторов. А вот Маршака критикуют, порой, называя его тексты неадекватными.

Подводят итог, нужно отметить, что популярность этого шотландского поэта в нашей стране настолько велика, что уже переведено до 90% процентов его творческого наследия.

Читайте также: