Толпа озвереет будет тереться ощетинит ножки стоглавая вошь
“Нате!” – интригующее название стихотворения В. В. Маяковского. Оно было написано поэтом в 1913 году. Это произведение изучается на уроке литературы в 11 классе. Вам предлагается его краткий разбор.
Краткий анализ
Перед прочтением данного анализа рекомендуем ознакомиться со стихотворением Нате!.
История создания – стихотворение было написано в 1913 году молодым Владимиром Маяковским, смелым и дерзким, смело обличавшим людей его века.
Тема – борьба поэта и толпы, которая не в силах понять высокое, разложение общества, резкое снижение культурного уровня.
Композиция – кольцевая, стихотворение состоит из четырех строф, первая и последняя завершаются одинаково.
Жанр – стихотворение, написанное под влиянием идей футуризма.
Стихотворный размер – акцентный стих, используются разные виды рифмы: точная и неточная, мужская и женская, способ рифмовки – перекрестный АВАВ.
Метафоры – “вытечет по человеку ваш обрюзгший жир”, “открыл столько стихов шкатулок”, “смотрите устрицей из раковин вещей”, “на бабочку поэтиного сердца взгромоздитесь”, “стоглавая вошь”.
История создания
Стихотворение было создано Владимиром Маяковским под впечатлением от окружающей его действительности: в разгаре Первая мировая война, люди страдают. живут в тяжелых условиях, но и есть и те, кто умело зарабатывает на чужом горе. Молодой поэт презирает эту толпу, которая неспособна оценить открытых для них “стихов шкатулок” .
Идея противостояния поэта и толпы не является новой для истории поэзии, многие поэты воплощали ее в своих стихах, но Маяковскому удалось по-особенному передать ее, со свойственной ему силой и колоритом.
Лирический герой – смелый и не подвластный никому, он готов противостоять толпе и смело заявляет: “если сегодня мне… кривляться перед вами не захочется – и вот я захохочу и… плюну в лицо вам” . Он называет себя “грубым гунном”, ассоциируя себя с кочевником, не ограниченным рамками, свободным.
Смысл его борьбы понятен – он, с одной стороны, выражает свое презрение , а с другой – пытается обратить на себя внимание, найти поддержку в лице таких же, как он.
Также в стихотворении поднимается тема снижения интеллектуального уровня людей. Стихи поэта воспринимаются с потребительской точки зрения, что его немало волнует.
Композиция
Стих состоит из четырех строф. Композицию стихотворения можно назвать кольцевой: поэт повторяет в начале и в конце одни и те же слова, говоря о себе: “я – бесценных слов мот и транжир” .
В первой части автор сожалеет, что “открыл столько стихов шкатулок” тем, кто не может их оценить по достоинству. Толпа для поэта – это мужчина, у которого “в усах капуста где-то недокушанных, недоеденных щей” , и женщина, у которой “белила густо” . Но они не так пугают его.
Во второй части лирический герой осознает, что эти люди опасны, когда они вместе – “Толпа озвереет, будет тереться, ощетинит ножки стоглавая вошь” . Здесь он кажется слабым и беззащитным, боясь, что эта грубая, грязная толпа убьет “бабочку поэтиного сердца” .
Но в третьей, заключительной части, перед нами снова предстает тот бесстрашный герой, что и был в начале, и если он захочет, то может захохотать и плюнуть в лицо этой толпе.
Стих был написан под влиянием футуристических идей, которыми Маяковский увлекался.
Он состоит из трех четверостиший и одного пятистишия. Имеет форму акцентного стиха (примерно одинаковое количество ударных звуков в строках). Используются разные виды рифмы: точная (щей – вещей, переулок – шкатулок), неточная (капуста – густо, сердца – тереться); мужская (жир – транжир), женскую (гунну – плюну).
Средства выразительности
Художественные средства, выбранные Маяковским, необычны, ярки и порой неожиданны. Он часто использует метафоры, к примеру: “вытечет по человеку ваш обрюзгший жир”, “открыл столько стихов шкатулок”, “смотрите устрицей из раковин вещей”, “на бабочку поэтиного сердца взгромоздитесь”, “стоглавая вошь”.
Нельзя не заметить несколько слов, которые являются авторскими: поэтиного, стоглавая вошь. Это отличает Маяковского от других поэтов. Его резкая, порой грубая речь, смелое обличение самых низких человеческих пороков, борьба – чувствуются в его произведениях, отражают его характер.
[youtube.player]Стихотворение "Нате!" (1913)
Одно из лучших ранних стихотворений Маяковского, которое он особенно любил, - "Нате!". Прочитанное автором 19 октября (в годовщину пушкинского Лицея!) 1913 г. на открытии московского литературного кабаре "Розовый фонарь", оно вызвало ярость публики и привело к вмешательству полиции. И это неудивительно: само название стихотворения носило вызывающий характер, ведь слово "нате" - просторечное, в повседневном употреблении имеет оттенок пренебрежения. Тема стихотворения традиционна: противостояние поэта и толпы. Однако этот конфликт разрешается автором-футуристом по-своему, глубоко оригинально. Если пушкинский Поэт из стихотворения "Поэт и толпа" предпочитал творческое уединение ("Подите прочь! какое дело / Поэту мирному до вас!"), то у Маяковского поэт, наоборот, бросает вызов толпе, издевается над ней, даже оскорбляет ее, подхватывая скорее традиции лермонтовских сочинений "Поэт" и "Как часто, пестрою толпою окружен. " Конечно, в готовности вступить в бой с толпой поэт не нов, но в другом он действительно новатор: мнимо культурной и приличной толпе его герой противопоставляет нарочитое, а по сути, столь же мнимое варварство и грубость. Обилие грубых или оскорбительных для адресата слов также создают в стихотворении атмосферу вызова. Для толпы поэзия - развлечение в промежутке между сдой и танцами ("Толпа озвереет, будет тереться, / ощетинит ножки стоглавая вошь").
Изображение толпы - антиэстетично, поэт использует прием метонимии: вместо выходящих "в чистый переулок" людей туда "вытекает по человеку" их "обрюзгший жир". Публика названа "стоглавой вошью": смысл этой метафоры также понятен, ведь вошь - ничтожное насекомое-паразит, к тому же слово "вошь" - распространенное оскорбление. Непривлекательны и образы отдельных посетителей кафе: подчеркивается их неопрятность ("в усах капуста", "белила густо", все они "грязные"), женщина в своих нарядах сравнивается с безглазой устрицей ("Вы смотрите устрицей из раковин вещей"). Тем самым "грязная" толпа противопоставлена "чистому переулку", ведь футуристы, вслед за символистами, ввели в свои стихи образ Города, однако этот образ наполнялся иным, не всегда негативным содержанием.
Грубость поэта - защитная реакция на потребительское отношение к его таланту и искусству в целом. В стихах толпа ищет лишь скандала, она готова залезть в душу к герою, сердце которого столь ранимо и беззащитно, что сравнивается с бабочкой. Он, "бесценных слов транжир и мот", бессмысленно растрачивает себя, "мечет бисер", его стихи подобны драгоценностям ("стихов шкатулки"), но они чужды толпе, видимо, искренне считающей себя покровительницей прекрасного.
Символично, что герой Маяковского именует себя "грубым гунном". На рубеже веков была характерна тенденция проводить параллели между современной цивилизацией, стоящей на пороге революционного кризиса, и Древнеримской империей, павшей под ударами кочевых племен. Так, поэт-символист В. Я. Брюсов в стихотворении "Грядущие гунны" (1904-1905) усматривает предназначение "новых варваров" в том, чтобы "Оживить одряхлевшее тело / Волной пылающей крови". Свою роль, как и роль иных "жрецов искусства", мэтр символизма видит в сохранении культурного наследия современной и предшествующих эпох: "А мы, мудрецы и поэты, / Хранители тайны и веры, / Унесем зажженные светы / В катакомбы, в пустыни, в пещеры". Однако Маяковский вступает в спор и с традицией в целом, и с Брюсовым, его постоянным противником, в частности. "Грубый гунн" в стихотворении Маяковского - это сам поэт, он несет новое искусство, не сменяющее, но заменяющее то, что создано другими. Даже форма его стиха вызывающе нарушает основные каноны стихотворчества, дает новое представление о том, каким может быть поэтическое произведение.
Стихотворение "Нате!" еще сохраняет традиционную форму деления на строфы - четверостишия с перекрестной рифмовкой (за исключением последней строфы, уже приобретающей форму "маяковской лесенки"). Однако стихотворный размер "Нате!" от этой традиции отступает. Первые две строчки написаны хореем, но в остальных строках силлабо-тонический размер начинает расшатываться, так что в третьей-четвертой строчках между двумя ударными слогами - иктами - может оказаться от 0 до 2 безударных, а во второй строфе число безударных слогов в такте достигает уже 4. Стихотворение от этого приобретает интонации, свойственные устной речи, лишается декламационной "напевности".
Той же цели служит и звучание стиха: он скрежещет и рычит ("Через час отсюда в чистый переулок / вытечет по человеку ваш обрюзгший жир"), представляя собой разительный контраст напевности символистских произведений. Провозглашенная теоретиками футуризма затрудненность формы, цель которой - сделать чувственно ощутимым художественную форму, обострить ее восприятие, находит свое выражение и в поэтическом синтаксисе. В стихотворении присутствует инверсия, нарушен привычный порядок слов: "а я вам открыл столько стихов шкатулок" (видимо, правильнее было бы сказать "а я столько открыл вам шкатулок стихов"). Используются эллипсы - пропуск знаменательных слов ("у вас в усах капуста", "на вас белила густо"). Встречаются и плеоназмы, построенные на повторении уже выраженного смысла ("транжир и мот", "недокушанных, недоеденных щей"). Таким образом, стихотворение "Пате!" - стихотворение-вызов. Сама его форма рассчитана на разрушение привычных представлений о "прекрасном" и "должном", на "оскорбление вкусов" считающей себя культурной публики. Однако это не простое хулиганство, а средство утверждения нового - через отрицание старого, провоцирование скандала.
[youtube.player]Прочитайте стихотворение и ответьте на вопросы после текста
Через час отсюда в чистый переулок
вытечет по человеку ваш обрюзгший жир,
а я вам открыл столько стихов шкатулок,
я - бесценных слов мот и транжир.
Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста
где-то недокушанных, недоеденных щей;
вот вы, женщина, на вас белила густо,
вы смотрите устрицей из раковин вещей.
Все вы на бабочку поэтиного сердца
взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош.
Толпа озвереет, будет тереться,
ощетинит ножки стоглавая вошь.
А если сегодня мне, грубому гунну,
кривляться перед вами не захочется - и вот
я захохочу и радостно плюну,
плюну в лицо вам
я - бесценных слов транжир и мот.
В. Маяковский, 1913
Черты какого поэтического направления начала 20 века можно найти в этом стихотворении?
Творчество поэта Владимира Маяковского относилось к литературному направлению — футуризм.
Футуризм-течение(!), а направление -модернизм.
Выпишите из последнего четверостишия два обособленных приложения, в которых лирический герой определяет самого себя. (Приложения поставьте в именительный падеж).
Обособленные приложение — это приложения в одних случаях имеют чисто атрибутивное значение, в других к нему присоединяются обстоятельственные оттенки значения, что связано со степенью распространенности обособленной конструкции, ее местом по отношению к определяемому слову, морфологической природой последнего.
Обособленные приложение — это интонационное и смысловое выделение какого-либо члена предложения (вместе с зависимыми от него словами), придающее ему некоторую синтаксическую самостоятельность. Обособленные члены предложения обычно выделяются запятыми или реже — тире.
Ответ: грубый гунн бесценных слов транжир и мот.
ВЫ БОЛЬШИНСТВО ЗАДАНИЙ СОСТАВЛЯЕТЕ НЕПРАВИЛЬНО И К ТОМУ ЖЕ НЕ СОИЗВОЛИТЕ ПРОЧИТАТЬ СООБЩЕНИЯ ОБ ОШИБКАХ!
ПОЧЕМУ, СКАЖИТЕ, В ОТВЕТЕ К В11 СТОИТ ЗАПЯТАЯ!? ОТКУДА ОНА ТАМ ВООБЩЕ МОГЛА ВЗЯТЬСЯ, ЕСЛИ ТЕСТ НАЧИНАЕТСЯ СО СЛОВ "ОТВЕТЫ ЗАПИСЫВАЙТЕ БЕЗ (. ) КАКИХ-ЛИБО ЗНАКОВ ПРЕПИНАНИЙ!
ИТАК, Я ЗАПИСАЛА ОТВЕТ ПРАВИЛЬНО, В ИМЕНИТЕЛЬНОМ ПАДЕЖЕ И БЕЗ ЗНАКОВ ПРЕПИНАНИЙ, ЧТО ПОЛНОСТЬЮ СООТВЕТСТВУЕТ УСЛОВИЮ ЕГЭ! ОБЪЯСНИТЕ, ПОЧЕМУ ЖЕ В ТАКОМ СЛУЧАЕ ОТВЕТ НЕ ЗАСЧИТАН!? ПОЧЕМУ ТАМ СТОИТ ЗАПЯТАЯ!?
ХВАТИТ ИГНОРИРОВАТЬ МОИ СООБЩЕНИЯ! ВЫ ЗАСТАВЛЯЕТЕ ВЫПУСКНИКОВ ГОТОВИТЬСЯ К ТОМУ, В ЧЕМ САМИ ДО СИХ ПОР НЕ МОЖЕТЕ ОПРЕДЕЛИТЬСЯ! ОТВЕТЫ НУЖНО ЗАПИСЫВАТЬ ТО ЦИФРАМИ, ТО БУКВАМИ, ТО ИЕРОГЛИФАМИ! РЕШИТЕ УЖЕ, НУЖНЫ ЛИ ЗНАКИ ПРЕПИНАНИЯ, А ТОЛЬКО ПОТОМ ГРАМОТНО РАЗРАБАТЫВАЙТЕ СВОЮ СИСТЕМУ ПОДГОТОВКИ!!
Какие проблемы? Воспользуйтесь другой системой, более совершенной.
Обычно в художественном приеме сравнения используется союз как. Но во втором четверостишии использована еще одна форма сравнения — без союза. Какой падеж существительного позволяет выразить это сравнение?
Из приведенного ниже перечня выберите три названия художественных средств, использованных поэтом в предпоследнем четверостишии. Ответ запишите в виде последовательности цифр (цифры укажите в порядке возрастания, без пробелов).
5. неологизмы, индивидуально-авторские слова
Метафора — слово или выражение, употребляемое в переносном значении, в основе которого лежит неназванное сравнение предмета с каким-либо другим на основании их общего признака.
Эпитет — определение при слове, влияющее на его выразительность. Выражается преимущественно именем прилагательным, но также наречием, именем существительным, числительным.
Неологизмы — это новые слова, которые возникают в языке, или созданные самим писателем. Это могут быть обычные новые слова, которые отражают возникновение новых предметов и явлений.
Все вы на бабочку поэтиного сердца
взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош.
Толпа озвереет, будет тереться,
ощетинит ножки стоглавая вошь.
Разве во второй строфе нет анафоры?
Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста
где-то недокушанных, недоеденных щей;
вот вы, женщина, на вас белила густо
"Вот вы" явно повторяется, разве это не анафора?
Сравнение в стихотворении также присутствует! ("смотрите устрицей")
Получается, что подходят все пять вариантов! Как такое может быть.
В задании сказано: в предпоследнем четверостишии, а вы ссылаетесь на вторую строфу.
Звукопись — применение разнообразных фонетических приёмов для усиления звуковой выразительности речи. В частности, средствами языка могут воспроизводиться изображаемые в тексте неречевые звуки, например, при описании природы.
Аллитерация — повторение в стихотворном отрывке одинаковых согласных звуков.
Ответ: звукопись или аллитерация.
Правильный ответ: звукозапись, но считает, что нет. У вас написано: "звукопись", а не звукозапись. Исправьте, пожалуйста. Спасибо.
Через час отсюда в чистый переулок
вытечет по человеку ваш обрюзгший жир,
а я вам открыл столько стихов шкатулок,
я – бесценных слов мот и транжир.
Еще стыдней в годину горя
Красу долин, небес и моря
И ласку милой воспевать. —
становятся поэтическим кредо Н. А. Некрасова.
Все три автора при всей их индивидуальности единодушны в одном: если тебе дано предназначение быть поэтом в России, то жизнь твоя должна быть подчинена этому предназначению.
[youtube.player]Через час отсюда в чистый переулок
вытечет по человеку ваш обрюзгший жир,
а я вам открыл столько стихов шкатулок,
я - бесценных слов мот и транжир.
Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста
где-то недокушанных, надоеденных щей;
вот вы, женщина, на вас белила густо,
вы смотрите устрицей из раковин вещей.
Все вы на бабочку поэтиного сердца
взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош.
Толпа озвереет, будет тереться,
ощетинит ножки стоглавая вошь.
А если сегодня мне, грубому гунну,
кривляться перед вами не захочется - и вот
я захохочу и радостно плюну,
плюну в лицо вам
я - бесценных слов транжир и мот.
Нате! Впервые - сб. "Рыкающий Парнас", Пг., 1914.
Это первое обличительно-публицистическое стихотворение, гневный вызов толпе "жирных". Поэтические образы ярки, метафоры и сравнения полны уничтожающего сарказма. Тема стихотворения - "Поэт и толпа", традиционная тема русской литературы от Пушкина ("Поэту", "Поэт", "Поэт и толпа") до Брюсова ("Довольным") и Блока ("Сытые"), от Лермонтова ("Как часто, пестрою толпою окружен. ") до Маяковского. По своему накалу стихотворение "Нате!" ближе к лермонтовским стихам:
О, как мне хочется смутить веселость их,
И дерзко бросить им в глаза железный стих,
Облитый горечью и злостью.
По-своему продолжая и развивая тему неприятия буржуазно-мещанской действительности, Маяковский в новых исторических условиях вскоре бросит в "обрюзгшее жиром" лицо озверелой толпы свой "железный стих":
Вашу мысль,
мечтающую на размягченном мозгу,
как выжиревший лакей на засаленной кушетке,
буду дразнить об окровавленный сердца лоскут,
досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.
("Облако в штанах")
"Окровавленный сердца лоскут" - здесь символ красного знамени.
Характерно, что еще Брюсов (1905), высказывая опасения за судьбы искусства в революции, спрашивал: "Где вы, грядущие гунны?" Маяковский, "принимая эстафету" от Брюсова, называет себя "грубым гунном". Брюсовское будущее ("Бесследно все сгибнет, быть может, что ведомо было одним нам, но вас, кто меня уничтожит, встречаю приветственным гимном") было неприемлемо для Маяковского, прошедшего школу практической революционной борьбы. Поэтому образ "грубого гунна", восходящий к Брюсову, несет в себе заряд полемической иронии. Маяковский уже в ранних стихах, вступая в бой с капиталистическим обществом, все теснее связывал задачи поэзии и революции.
Ирония в "Нате!" строится на противопоставлении "грубого гунна" (в первой публикации - "неотесанный гунн"), открывшего "столько стихов шкатулок" "утонченной" публике, смотрящей "устрицей из раковин вещей", ощетинившейся при виде "гунна", как "стоглавая вошь".
Буржуазная толпа не осталась глуха к выступлению Маяковского. "Московская газета" сообщала об ошеломляющем воздействии, которое произвело чтение "Нате!" поэтом: ". Публика пришла в ярость. Послышались оглушительные свистки, крики "долой", Маяковский был непоколебимым. Продолжал в том же стиле".
"Долой ваш строй" - становится главным лейтмотивом Маяковского и найдет свою программную законченность во всеобщей атаке на самодержавно-капиталистический строй в "Облаке в штанах".
Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста
где-то недокушанных, надоеденных щей;
вот вы, женщина, на вас белила густо,
вы смотрите устрицей из раковин вещей.
Все вы на бабочку поэтиного сердца
взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош.
Толпа озвереет, будет тереться,
ощетинит ножки стоглавая вошь.
А если сегодня мне, грубому гунну,
кривляться перед вами не захочется - и вот
я захохочу и радостно плюну,
плюну в лицо вам
я - бесценных слов транжир и мот.
Нате! Впервые - сб. "Рыкающий Парнас", Пг., 1914.
Это первое обличительно-публицистическое стихотворение, гневный вызов толпе "жирных". Поэтические образы ярки, метафоры и сравнения полны уничтожающего сарказма. Тема стихотворения - "Поэт и толпа", традиционная тема русской литературы от Пушкина ("Поэту", "Поэт", "Поэт и толпа") до Брюсова ("Довольным") и Блока ("Сытые"), от Лермонтова ("Как часто, пестрою толпою окружен. ") до Маяковского. По своему накалу стихотворение "Нате!" ближе к лермонтовским стихам:
О, как мне хочется смутить веселость их,
И дерзко бросить им в глаза железный стих,
Облитый горечью и злостью.
По-своему продолжая и развивая тему неприятия буржуазно-мещанской действительности, Маяковский в новых исторических условиях вскоре бросит в "обрюзгшее жиром" лицо озверелой толпы свой "железный стих":
Вашу мысль,
мечтающую на размягченном мозгу,
как выжиревший лакей на засаленной кушетке,
буду дразнить об окровавленный сердца лоскут,
досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.
("Облако в штанах")
Краткий анализ стихотворения
Анализ стихотворения В.В. Маяковского "Нате!"
Во второй строфе пропасть между поэтом и толпой увеличивается: поэт изображает людей, полностью погруженных в быт и уничтоженных, нравственно убитых им:
Вот вы, женщина, на вас белила густо,
Вы смотрите устрицей из раковины вещей.
Анализ стихотворения В.Маяковского "Нате"
Через час отсюда в чистый переулок
вытечет по человеку ваш обрюзгший жир,
а я вам открыл столько стихов шкатулок,
я – бесценных слов мот и транжир.
Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста
где-то недокушанных, недоеденных щей;
вот вы, женщина, на вас белила густо,
вы смотрите устрицей из раковин вещей.
Все вы на бабочку поэтиного сердца
Взгромоздитесь, грязные, в калошах и без
калош,
Толпа озвереет, будет тереться,
ощетинит ножки стоглавая вошь.
А если сегодня мне, грубому гунну,
кривляться перед вами не захочется - и вот
я захохочу и радостно плюну,
плюну в лицо вам
я – бесценных слов транжир и мот.
Через час отсюда в чистый переулок
Вытечет по человеку ваш обрюзгший жир.
В. Маяковский использует в данном произведении прием эпатажа. Он словно хочет разозлить, шокировать своего читателя и одновременно с этим заставить его задуматься о ценностях непреходящих и вечных, которые, увы, подменяются стремлением к внешней красивости.
Поэта раздражает это общество сытых и самодовольных, омещанившихся горожан, разодетых и накрашенных, и под этой благопристойной личиной замаскировавших гнуснейшие и злобные души, сохранение чистоты которых, увы, подменяется обществом стремлением к внешней красивости.
Каждый в городе живет своей суетной повседневной жизнью. Ему и дела нет до нашего лирического героя. Он, несомненно, обижен и обделен вниманием. Может быть, поэтому ему так хочется побольнее уколоть, задеть обывателей.
Раннего Маяковского критика часто упрекает в эгоизме. Однако важно, что он стремится противопоставить миру не себя (как конкретную личность), а тип поэтической души, философски одаренного существа. Поэт всматривается в окружающих, сначала пытается рассмотреть людей по одному, затем все типы и лики сливаются.
В этом стихотворении чувствуется игра в отсылке к определенной традиции:
Толпа озвереет, будет тереться,
Ощетинит ножки стоглавая вошь.
В данном случае лирический герой В. Маяковского во многом уподобляется Раскольникову, презирая людей как толпу жалких, ничтожных, злобных человечков, стремится возвыситься над миром обыденных существ, подчеркнуть свою неординарность и исключительность. В то же время лирический герой легкораним. Сердце его подобно крупной бабочке.
Во многих стихотворениях Маяковского, где лирический герой также бросает вызов миру, ему и дела особого нет до остальных. Но в этом произведении поэта охватывает неподдельный ужас перед озверевшей толпой.
Через час отсюда в чистый переулок
вытечет по человеку ваш обрюзгший жир,
а я вам открыл столько стихов шкатулок,
я — бесценных слов мот и транжир.
Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста
Где-то недокушанных, недоеденных щей;
вот вы, женщина, на вас белила густо,
вы смотрите устрицей из раковин вещей.
Все вы на бабочку поэтиного сердца
взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош.
Толпа озвереет, будет тереться,
ощетинит ножки стоглавая вошь.
А если сегодня мне, грубому гунну,
кривляться перед вами не захочется — и вот
я захохочу и радостно плюну,
плюну в лицо вам
я — бесценных слов транжир и мот.
Литературный мир на рубеже 19 и 20 веков претерпевает существенные изменения, появляется множество различных течений и направлений, которые не вписываются в общепринятые каноны. Но даже в этом хаосе и сумбуре, из которого лишь спустя несколько десятилетий предстоит выкристаллизоваться настоящим бриллиантам русской поэзии, фигура Владимира Маяковского изначально играет весьма эпатажную роль. Слог, чувство ритма, построение фраз – эти отличительные особенности позволяют безошибочно узнать произведения поэта в море литературных экспериментов. При этом каждая рифмованная строчка Маяковского несет в себе определенную смысловую нагрузку, которая порой выражается в достаточно грубой и шокирующей форме.
Подобная нарочитая грубость является не только стремлением выразить презрение тем, для кого посещение литературных чтений является данью моды. Таким нехитрым способом молодой Маяковский, ко всему прочему, хочет привлечь внимание к своему творчеству, неординарному, лишенному романтики и сентиментальности, но обладающему несомненным шармом и притягательностью. Эпатажные выходки для поэта являются вполне обычным явлением, однако за напускным безразличием, язвительностью и сатирой прячется очень ранимая и чувственная натура, которой не чужды возвышенные порывы и душевные терзания.
Толпа озвереет, будет тереться,
ощетинит ножки стоглавая вошь.
Я бесценных слов транжир и мот.
Послушайте стихотворение Маяковского Нате
[youtube.player]Я сам*
Я — поэт. Этим и интересен. Об этом и пишу. Об остальном — только если это отстоялось словом.
Родился 7 июля 1894 года (или 93 — мнения мамы и послужного списка отца расходятся. Во всяком случае не раньше). Родина — село Багдады, Кутаисская губерния, Грузия.
Отец: Владимир Константинович (багдадский лесничий), умер в 1906 году.
Мама: Александра Алексеевна.
Других Маяковских, повидимому, не имеется.
Лето. Потрясающие количества гостей. Накапливаются именины. Отец хвастается моей памятью. Ко всем именинам меня заставляют заучивать стихи. Помню — специально для папиных именин:
Как-то раз перед толпою
Первый дом, воспоминаемый отчетливо. Два этажа. Верхний — наш. Нижний — винный заводик. Раз в году — арбы винограда. Давили. Я ел. Они пили. Все это территория стариннейшей грузинской крепости под Багдадами. Крепость очетыреугольнивается крепостным валом. В углах валов — накаты для пушек. В валах бойницы. За валами рвы. За рвами леса и шакалы. Над лесами горы. Подрос. Бегал на самую высокую. Снижаются горы к северу. На севере разрыв. Мечталось — это Россия. Тянуло туда невероятнейше.
Лет семь. Отец стал брать меня в верховые объезды лесничества. Перевал. Ночь. Обстигло туманом. Даже отца не видно. Тропка узейшая. Отец, очевидно, отдернул рукавом ветку шиповника. Ветка с размаху шипами в мои щеки. Чуть повизгивая, вытаскиваю колючки. Сразу пропали и туман и боль. В расступившемся тумане под ногами — ярче неба. Это электричество. Клепочный завод князя Накашидзе. После электричества совершенно бросил интересоваться природой. Неусовершенствованная вещь.
Учила мама и всякоюродные сестры. Арифметика казалась неправдоподобной. Приходится рассчитывать яблоки и груши, раздаваемые мальчикам. Мне ж всегда давали, и я всегда давал без счета. На Кавказе фруктов сколько угодно. Читать выучился с удовольствием.
Приготовительный, 1-й и 2-й. Иду первым. Весь в пятерках. Читаю Жюля Верна. Вообще фантастическое. Какой-то бородач стал во мне обнаруживать способности художника*. Учит даром.
Приехала сестра из Москвы. Восторженная. Тайком дала мне длинные бумажки. Нравилось: очень рискованно. Помню и сейчас. Первая:
Опомнись, товарищ*, опомнись-ка, брат,
скорей брось винтовку на землю.
И еще какое-то, с окончанием:
…а не то путь иной* —
к немцам с сыном, с женой и с мамашей… (о царе).
Это была революция. Это было стихами. Стихи и революция как-то объединились в голове.
Не до учения. Пошли двойки. Перешел в четвертый только потому, что мне расшибли голову камнем (на Рионе подрался), — на переэкзаменовках пожалели. Для меня революция началась так: мой товарищ, повар священника — Исидор, от радости босой вскочил на плиту — убили генерала Алиханова*. Усмиритель Грузии. Пошли демонстрации и митинги. Я тоже пошел. Хорошо. Воспринимаю живописно: в черном анархисты, в красном эсеры, в синем эсдеки, в остальных цветах федералисты.
Фигурой нравился Лассаль. Должно быть, оттого, что без бороды. Моложавей. Лассаль у меня перепутался с Демосфеном*. Хожу на Рион*. Говорю речи, набрав камни в рот.
По-моему, началось со следующего: при панике (может, разгоне) в демонстрацию памяти Баумана* мне (упавшему) попало большущим барабанищем по голове, Я испугался, думал — сам треснул.
Умер отец*. Уколол палец (сшивал бумаги). Заражение крови. С тех пор терпеть не могу булавок. Благополучие кончилось. После похорон отца — у нас 3 рубля. Инстинктивно, лихорадочно мы распродали столы и стулья. Двинулись в Москву. Зачем? Даже знакомых не было.
Лучше всего — Баку. Вышки, цистерны, лучшие духи — нефть, а дальше степь. Пустыня даже.
Остановились в Разумовском. Знакомые сестры — Плотниковы. Утром паровиком в Москву. Сняли квартиренку на Бронной.
Денег в семье нет. Пришлось выжигать и рисовать. Особенно запомнились пасхальные яйца. Круглые, вертятся и скрипят, как двери. Яйца продавал в кустарный магазин на Неглинной. Штука 10–15 копеек. С тех пор бесконечно ненавижу Бемов*, русский стиль и кустарщину.
Вышел. С год — партийная работа. И опять кратковременная сидка*. Взяли револьвер. Махмудбеков, друг отца, тогда помощник начальника Крестов*, арестованный случайно у меня в засаде, заявил, что револьвер его, и меня выпустили.
Живущие у нас (Коридзе (нелегальн. Морчадзе) Герулайтис и др.) ведут подкоп под Таганку. Освобождать женщин каторжан. Удалось устроить побег из Новинской тюрьмы. Меня забрали. Сидеть не хотел. Скандалил. Переводили из части в часть — Басманная, Мещанская, Мясницкая и т. д. — и наконец — Бутырки. Одиночка № 103.
Важнейшее для меня время. После трех лет теории и практики — бросился на беллетристику.
Перечел все новейшее. Символисты — Белый, Бальмонт. Разобрала формальная новизна. Но было чуждо. Темы, образы не моей жизни. Попробовал сам писать так же хорошо, но про другое. Оказалось так же про другое — нельзя. Вышло ходульно и ревплаксиво. Что-то вроде:
В золото, в пурпур леса одевались,
Солнце играло на главах церквей.
Ждал я: но в месяцах дни потерялись,
Сотни томительных дней.
Исписал таким целую тетрадку. Спасибо надзирателям — при выходе отобрали. А то б еще напечатал!
Меня выпустили. Должен был (охранка постановила) идти на три года в Туруханск. Махмудбеков отхлопотал меня у Курлова*.
Во время сидки судили по первому делу* — виновен, но летами не вышел. Отдать под надзор полиции и под родительскую ответственность.
Что я могу противопоставить навалившейся на меня эстетике старья? Разве революция не потребует от меня серьезной школы? Я зашел к тогда еще товарищу по партии — Медведеву. Хочу делать социалистическое искусство. Сережа долго смеялся: кишка тонка.
Думаю все-таки, что он недооценил мои кишки.
Я прервал партийную работу. Я сел учиться.
Думалось — стихов писать не могу. Опыты плачевные. Взялся за живопись. Учился у Жуковского*. Вместе с какими-то дамочками писал серебренькие сервизики. Через год догадался — учусь рукоделию. Пошел к Келину. Реалист. Хороший рисовальщик. Лучший учитель. Твердый. Меняющийся.
Требование — мастерство, Гольбейн*. Терпеть не могущий красивенькое.
Поэт почитаемый — Саша Черный*. Радовал его антиэстетизм.
Удивило: подражателей лелеют — самостоятельных гонят. Ларионов*, Машков*. Ревинстинктом стал за выгоняемых.
В училище появился Бурлюк. Вид наглый. Лорнетка. Сюртук. Ходит напевая. Я стал задирать. Почти задрались.
Благородное собрание. Концерт. Рахманинов. Остров мертвых*. Бежал от невыносимой мелодизированной скуки. Через минуту и Бурлюк. Расхохотались друг в друга. Вышли шляться вместе.
Разговор. От скуки рахманиновской перешли на училищную, от училищной — на всю классическую скуку. У Давида — гнев обогнавшего современников мастера, у меня — пафос социалиста, знающего неизбежность крушения старья. Родился российский футуризм.
Всегдашней любовью думаю о Давиде. Прекрасный друг. Мой действительный учитель. Бурлюк сделал меня поэтом. Читал мне французов и немцев. Всовывал книги. Ходил и говорил без конца. Не отпускал ни на шаг. Выдавал ежедневно 50 копеек. Чтоб писать не голодая.
Из Маячки вернулись. Если с неотчетливыми взглядами, то с отточенными темпераментами. В Москве Хлебников. Его тихая гениальность тогда была для меня совершенно затемнена бурлящим Давидом. Здесь же вился футуристический иезуит слова — Крученых.
Костюмов у меня не было никогда. Были две блузы — гнуснейшего вида. Испытанный способ — украшаться галстуком. Нет денег. Взял у сестры кусок желтой ленты. Обвязался. Фурор. Значит, самое заметное и красивое в человеке — галстук. Очевидно — увеличишь галстук, увеличится и фурор. А так как размеры галстуков ограничены, я пошел на хитрость: сделал галстуковую рубашку и рубашковый галстук.
Генералитет искусства ощерился. Князь Львов. Директор училища. Предложил прекратить критику и агитацию. Отказались.
Ездили Россией. Вечера. Лекции. Губернаторство настораживалось. В Николаеве нам предложили не касаться ни начальства, ни Пушкина. Часто обрывались полицией на полуслове доклада. К ватаге присоединился Вася Каменский. Старейший футурист.
Для меня эти годы — формальная работа, овладение словом.
Издатели не брали нас. Капиталистический нос чуял в нас динамитчиков. У меня не покупали ни одной строчки.
Возвращаясь в Москву — чаще всего жил на бульварах.
Первое сражение. Вплотную встал военный ужас. Война отвратительна. Тыл еще отвратительней. Чтобы сказать о войне — надо ее видеть. Пошел записываться добровольцем*. Не позволили. Нет благонадежности.
И у полковника Модля* оказалась одна хорошая идея.
Интерес к искусству пропал вовсе.
Выиграл 65 рублей. Уехал в Финляндию. Куоккала.
Выкрепло сознание близкой революции.
Все же жилет храню. Могу кому-нибудь уступить для провинциального музея.
Июль 915-го года. Знакомлюсь с Л. Ю. и О. М. Бриками.
С тех пор у меня ненависть к точкам. К запятым тоже.
Принимать или не принимать? Такого вопроса для меня (и для других москвичей-футуристов) не было. Моя революция. Пошел в Смольный. Работал. Все, что приходилось. Начинают заседать.
РСФСР — не до искусства. А мне именно до него. Заходил в Пролеткульт к Кшесинской*.
Отчего не в партии? Коммунисты работали на фронтах. В искусстве и просвещении пока соглашатели. Меня послали б ловить рыбу в Астрахань.
Дни и ночи Роста. Наступают всяческие Деникины. Пишу и рисую. Сделал тысячи три плакатов и тысяч шесть подписей.
Пробиваясь сквозь все волокиты, ненависти, канцелярщины и тупости — ставлю второй вариант мистерии*. Идет в I РСФСР — в режиссуре Мейерхольда с художниками Лавинским, Храковским, Киселевым и в цирке на немецком языке для III конгресса Коминтерна. Ставит Грановский с Альтманом и Равделем. Прошло около ста раз.
Роман дописал в уме, а на бумагу не перевел, потому что: пока дописывалось, проникался ненавистью к выдуманному и стал от себя требовать, чтобы на фамилии, чтоб на факте. Впрочем, это и на 26-й — 27-й годы.
В работе сознательно перевожу себя на газетчика. Фельетон, лозунг. Поэты улюлюкают — однако сами газетничать не могут, а больше печатаются в безответственных приложениях. А мне на их лирический вздор смешно смотреть, настолько этим заниматься легко и никому кроме супруги не интересно.
Вторая работа — продолжаю прерванную традицию трубадуров и менестрелей. Езжу по городам и читаю. Новочеркасск, Винница, Харьков, Париж, Ростов, Тифлис, Берлин, Казань, Свердловск, Тула, Прага, Ленинград, Москва, Воронеж, Ялта, Евпатория, Вятка, Уфа и т. д., и т. д., и т. д.
Буду разрабатывать намеченное.
Еще: написаны — сценарии и детские книги.
[youtube.player]Читайте также: