Истина прежде всего в том что у тебя болит голова и болит так сильно

… так кто ж ты, наконец?

– Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо.

Никогда не разговаривайте с неизвестными

В час жаркого весеннего заката на Патриарших прудах появилось двое граждан. Первый из них – приблизительно сорокалетний, одетый в серенькую летнюю пару, – был маленького роста, темноволос, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а аккуратно выбритое лицо его украшали сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе. Второй – плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке – был в ковбойке, жеваных белых брюках и в черных тапочках.

Первый был не кто иной, как Михаил Александрович Берлиоз, редактор толстого художественного журнала и председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций, сокращенно именуемой МАССОЛИТ, а молодой спутник его – поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный.

Да, следует отметить первую странность этого страшного майского вечера. Не только у будочки, но и во всей аллее, параллельной Малой Бронной улице, не оказалось ни одного человека. В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Москву, в сухом тумане валилось куда-то за Садовое кольцо, – никто не пришел под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея.

– Дайте нарзану, – попросил Берлиоз.

– Нарзану нету, – ответила женщина в будочке и почему-то обиделась.

– Пиво есть? – сиплым голосом осведомился Бездомный.

– Пиво привезут к вечеру, – ответила женщина.

– А что есть? – спросил Берлиоз.

– Абрикосовая, только теплая, – сказала женщина.

– Ну давайте, давайте, давайте.

Абрикосовая дала обильную желтую пену, и в воздухе запахло парикмахерской. Напившись, литераторы немедленно начали икать, расплатились и уселись на скамейке лицом к пруду и спиной к Бронной.

И тут знойный воздух сгустился над ним, и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида. На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок… Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая.

Но это, увы, было, и длинный, сквозь которого видно, гражданин, не касаясь земли, качался перед ним и влево и вправо.

Тут ужас до того овладел Берлиозом, что он закрыл глаза. А когда он их открыл, увидел, что все кончилось, марево растворилось, клетчатый исчез, а заодно и тупая игла выскочила из сердца.

– Фу ты черт! – воскликнул редактор. – Ты знаешь, Иван, у меня сейчас едва удар от жары не сделался! Даже что-то вроде галлюцинации было… – он попытался усмехнуться, но в глазах его еще прыгала тревога, и руки дрожали.

Речь эта, как впоследствии узнали, шла об Иисусе Христе. Дело в том, что редактор заказал поэту для очередной книжки журнала большую антирелигиозную поэму. Эту поэму Иван Николаевич сочинил, и в очень короткий срок, но, к сожалению, ею редактора нисколько не удовлетворил. Очертил Бездомный главное действующее лицо своей поэмы, то есть Иисуса, очень черными красками, и тем не менее всю поэму приходилось, по мнению редактора, писать заново. И вот теперь редактор читал поэту нечто вроде лекции об Иисусе, с тем чтобы подчеркнуть основную ошибку поэта. Трудно сказать, что именно подвело Ивана Николаевича – изобразительная ли сила его таланта или полное незнакомство с вопросом, по которому он писал, – но Иисус у него получился, ну, совершенно живой, некогда существовавший Иисус, только, правда, снабженный всеми отрицательными чертами Иисуса. Берлиоз же хотел доказать поэту, что главное не в том, каков был Иисус, плох ли, хорош ли, а в том, что Иисуса-то этого, как личности, вовсе не существовало на свете и что все рассказы о нем – простые выдумки, самый обыкновенный миф.

Поэт, для которого все, сообщаемое редактором, являлось новостью, внимательно слушал Михаила Александровича, уставив на него свои бойкие зеленые глаза, и лишь изредка икал, шепотом ругая абрикосовую воду.

– Нет ни одной восточной религии, – говорил Берлиоз, – в которой, как правило, непорочная дева не произвела бы на свет бога. И христиане, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Иисуса, которого на самом деле никогда не было в живых. Вот на это-то и нужно сделать главный упор…

Высокий тенор Берлиоза разносился в пустынной аллее, и, по мере того как Михаил Александрович забирался в дебри, в которые может забираться, не рискуя свернуть себе шею, лишь очень образованный человек, – поэт узнавал все больше и больше интересного и полезного и про египетского Озириса, благостного бога и сына Неба и Земли, и про финикийского бога Фаммуза, и про Мардука, и даже про менее известного грозного бога Вицлипуцли, которого весьма почитали некогда ацтеки в Мексике.

И вот как раз в то время, когда Михаил Александрович рассказывал поэту о том, как ацтеки лепили из теста фигурку Вицлипуцли, в аллее показался первый человек.

Впоследствии, когда, откровенно говоря, было уже поздно, разные учреждения представили свои сводки с описанием этого человека. Сличение их не может не вызвать изумления. Так, в первой из них сказано, что человек этот был маленького роста, зубы имел золотые и хромал на правую ногу. Во второй – что человек был росту громадного, коронки имел платиновые, хромал на левую ногу. Третья лаконически сообщает, что особых примет у человека не было.

Приходится признать, что ни одна из этих сводок никуда не годится.

Раньше всего: ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого. Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой – золотые. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нес трость с черным набалдашником в виде головы пуделя. По виду – лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой. Словом – иностранец.

Пройдя мимо скамьи, на которой помещались редактор и поэт, иностранец покосился на них, остановился и вдруг уселся на соседней скамейке, в двух шагах от приятелей.

Книга Мастер и Маргарита - Булгаков Михаил читать онлайн Проза / Классическая проза бесплатно и без регистрации.

Содержание

Глава	Стр.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ	1
Глава 1 Никогда не разговаривайте с неизвестными	1
Глава 2 Понтий Пилат	6
Глава 3 Седьмое доказательство	16
Глава 4 Погоня	18
Глава 5 Было дело в Грибоедове	21
Глава 6 Шизофрения, как и было сказано	26
Глава 7 Нехорошая квартирка	30
Глава 8 Поединок между профессором и поэтом	34
Глава 9 Коровьевские штуки	38
Глава 10 Вести из Ялты	42
Глава 11 Раздвоение Ивана	47
Глава 12 Черная магия и ее разоблачение	48
Глава 13 Явление героя	55
Глава 14 Слава петуху!	63
Глава 15 Сон Никанора Ивановича	67
Глава 16 Казнь	72
Глава 17 Беспокойный день	77
Глава 18 Неудачливые визитеры	82
ЧАСТЬ ВТОРАЯ	90
Глава 19 Маргарита	90
Глава 20 Крем Азазелло	96
Глава 21 Полет	98
Глава 22 При свечах	104
Глава 23 Великий бал у сатаны	110
Глава 24 Извлечение мастера	116
Глава 25 Как прокуратор пытался спасти Иуду	126
Глава 26 Погребение	131
Глава 27 Конец квартиры № 50	140
Глава 28 Последние похождения Коровьева и Бегемота	147
Глава 29 Судьба мастера и Маргариты определена	152
Глава 30 Пора! Пора!	154
Глава 31 На Воробьевых горах	159
Глава 32 Прощение и вечный приют	160
Эпилог	163

Книгу Мастер и Маргарита - Булгаков Михаил читать онлайн бесплатно - страница 8

– Повторяю тебе, но в последний раз: перестань притворяться сумасшедшим, разбойник, – произнес Пилат мягко и монотонно, – за тобою записано немного, но записанного достаточно, чтобы тебя повесить.

– Нет, нет, игемон, – весь напрягаясь в желании убедить, заговорил арестованный, – ходит, ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там написано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты бога ради свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал.

– Кто такой? – брезгливо спросил Пилат и тронул висок рукой.

– Левий Матвей, – охотно объяснил арестант, – он был сборщиком податей, и я с ним встретился впервые на дороге в Виффагии, там, где углом выходит фиговый сад, и разговорился с ним. Первоначально он отнесся ко мне неприязненно и даже оскорблял меня, то есть думал, что оскорбляет, называя меня собакой, – тут арестант усмехнулся, – я лично не вижу ничего дурного в этом звере, чтобы обижаться на это слово…

Секретарь перестал записывать и исподтишка бросил удивленный взгляд, но не на арестованного, а на прокуратора.

– …однако, послушав меня, он стал смягчаться, – продолжал Иешуа, – наконец бросил деньги на дорогу и сказал, что пойдет со мной путешествовать…

Пилат усмехнулся одною щекой, оскалив желтые зубы, и промолвил, повернувшись всем туловищем к секретарю:

– О, город Ершалаим! Чего только не услышишь в нем. Сборщик податей, вы слышите, бросил деньги на дорогу!

Не зная, как ответить на это, секретарь счел нужным повторить улыбку Пилата.

– А он сказал, что деньги ему отныне стали ненавистны, – объяснил Иешуа странные действия Левия Матвея и добавил: – И с тех пор он стал моим спутником.

Он смотрел мутными глазами на арестованного и некоторое время молчал, мучительно вспоминая, зачем на утреннем безжалостном Ершалаимском солнцепеке стоит перед ним арестант с обезображенным побоями лицом, и какие еще никому не нужные вопросы ему придется задавать.

– Левий Матвей? – хриплым голосом спросил больной и закрыл глаза.

– Да, Левий Матвей, – донесся до него высокий, мучающий его голос.

– А вот что ты все-таки говорил про храм толпе на базаре?

Голос отвечавшего, казалось, колол Пилату в висок, был невыразимо мучителен, и этот голос говорил:

– Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины. Сказал так, чтобы было понятнее.

– Зачем же ты, бродяга, на базаре смущал народ, рассказывая про истину, о которой ты не имеешь представления? Что такое истина?

И вновь он услышал голос:

– Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет.

Секретарь вытаращил глаза на арестанта и не дописал слова.

Пилат поднял мученические глаза на арестанта и увидел, что солнце уже довольно высоко стоит над гипподромом, что луч пробрался в колоннаду и подползает к стоптанным сандалиям Иешуа, что тот сторонится от солнца.

Тут прокуратор поднялся с кресла, сжал голову руками, и на желтоватом его бритом лице выразился ужас. Но он тотчас же подавил его своею волею и вновь опустился в кресло.

Арестант же тем временем продолжал свою речь, но секретарь ничего более не записывал, а только, вытянув шею, как гусь, старался не проронить ни одного слова.

Н.Н.Ге. Что есть истина?

Не обошёл этого вопроса и М.А.Булгаков в “Мастере и Маргарите”:

«— Зачем же ты, бродяга, на базаре смущал народ, рассказывая про истину, о которой ты не имеешь представления? Что такое истина?

И тут прокуратор подумал: “О, боги мои! Я спрашиваю его о чём-то ненужном на суде… Мой ум не служит мне больше…” и опять померещилась ему чаша с тёмной жидкостью. “Яду мне, яду!”

И вновь он услышал голос:

— Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не можешь даже и думать о чём-нибудь и мечтаешьтолько о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся и голова пройдёт[88] .

Секретарь вытаращил глаза на арестанта и не дописал слoва.

Пилат поднял мученические глаза на арестанта и увидел, что солнце уже довольно высоко стоит над гипподромом, что луч пробрался в колоннаду и подползает к стоптанным сандалиям Иешуа, что тот сторонится от солнца.

Тут прокуратор поднялся с кресла, сжал голову руками, и на желтоватом его бритом лице выразился ужас. Но он тотчас же подавил его своею волею и вновь опустился в кресло.

Арестант же тем временем продолжал свою речь, но секретарь ничего более не записывал, а только вытянув шею, как гусь, старался не проронить ни одного слова.

— Ну вот, всё кончилось, — говорил арестованный, благожелательно поглядывая на Пилата, — и я чрезвычайно этому рад. Я советовал бы тебе, игемон, оставить на время дворец и погулять пешком в окрестностях, ну хотя бы на Елеонской горе. Гроза начнётся, — арестант повернулся, прищурился на солнце, — позже, к вечеру. Прогулка принесла бы тебе большую пользу, а я с удовольствием сопровождал бы тебя. Мне пришли в голову кое-какие мысли, которые могли бы, полагаю, показаться тебе интересными, и я охотно поделился бы ими с тобой, тем более что ты производишь впечатление очень умного человека.

Секретарь смертельно побледнел и уронил свиток на пол.

— Беда в том, — продолжал никем не останавливаемый связанный, — что ты потерял веру в людей. Ведь нельзя же, согласись, поместить всю свою привязанность в собаку. Твоя жизнь скудна, игемон, — и тут говорящий позволил себе улыбнуться.

Секретарь думал теперь только об одном, верить ли ему ушам своим или не верить. Приходилось верить. Тогда он постарался представить себе, в какую именно причудливую форму выльется гнев вспыльчивого прокуратора при этой неслыханной дерзости арестованного. И этого секретарь представить себе не мог, хотя и хорошо знал прокуратора.

Тогда раздался сорванный, хрипловатый голос прокуратора, по-латыни сказавшего:

Как видно из этого евангельского диалога, противоречащего учению церквей[89] ; как показал Иешуа простым жизненным примером Пилату:

Явление Правды-Истины в обществе людей всегда определённо и обусловлено стечением вполне определённых обстоятельств, характерных для исторического времени и места действия . Истина в обществе всегда жизненно конкретна.

· когда обусловленная реальной нравственностью этика не играет какой-либо роли (например, 2x2=4 всегда, вне зависимости от нравственности и этики), либо,

· когда сложилась единая нравственно-этическая основа, объединяющая многих и порождающая субъективное понимание Правды-Истины, общее более или менее широкому кругу людей.

Если же названные два условия отсутствуют, то встаёт вопрос о Правде-Истине, а не об истине, безотносительно нравственности и этики, поскольку Предопределение бытия Мироздания — выражение Высшей нравственности и этики Бога — Творца и Вседержителя.

Н.Н.Ге. Что есть истина?

Не обошёл этого вопроса и М.А.Булгаков в “Мастере и Маргарите”:

«— Зачем же ты, бродяга, на базаре смущал народ, рассказывая про истину, о которой ты не имеешь представления? Что такое истина?

И тут прокуратор подумал: “О, боги мои! Я спрашиваю его о чём-то ненужном на суде… Мой ум не служит мне больше…” и опять померещилась ему чаша с тёмной жидкостью. “Яду мне, яду!”

И вновь он услышал голос:

— Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не можешь даже и думать о чём-нибудь и мечтаешьтолько о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся и голова пройдёт[88].

Секретарь вытаращил глаза на арестанта и не дописал слoва.

Пилат поднял мученические глаза на арестанта и увидел, что солнце уже довольно высоко стоит над гипподромом, что луч пробрался в колоннаду и подползает к стоптанным сандалиям Иешуа, что тот сторонится от солнца.

Тут прокуратор поднялся с кресла, сжал голову руками, и на желтоватом его бритом лице выразился ужас. Но он тотчас же подавил его своею волею и вновь опустился в кресло.

Арестант же тем временем продолжал свою речь, но секретарь ничего более не записывал, а только вытянув шею, как гусь, старался не проронить ни одного слова.

— Ну вот, всё кончилось, — говорил арестованный, благожелательно поглядывая на Пилата, — и я чрезвычайно этому рад. Я советовал бы тебе, игемон, оставить на время дворец и погулять пешком в окрестностях, ну хотя бы на Елеонской горе. Гроза начнётся, — арестант повернулся, прищурился на солнце, — позже, к вечеру. Прогулка принесла бы тебе большую пользу, а я с удовольствием сопровождал бы тебя. Мне пришли в голову кое-какие мысли, которые могли бы, полагаю, показаться тебе интересными, и я охотно поделился бы ими с тобой, тем более что ты производишь впечатление очень умного человека.

Секретарь смертельно побледнел и уронил свиток на пол.

— Беда в том, — продолжал никем не останавливаемый связанный, — что ты потерял веру в людей. Ведь нельзя же, согласись, поместить всю свою привязанность в собаку. Твоя жизнь скудна, игемон, — и тут говорящий позволил себе улыбнуться.

Секретарь думал теперь только об одном, верить ли ему ушам своим или не верить. Приходилось верить. Тогда он постарался представить себе, в какую именно причудливую форму выльется гнев вспыльчивого прокуратора при этой неслыханной дерзости арестованного. И этого секретарь представить себе не мог, хотя и хорошо знал прокуратора.

Тогда раздался сорванный, хрипловатый голос прокуратора, по-латыни сказавшего:

Как видно из этого евангельского диалога, противоречащего учению церквей [89]; как показал Иешуа простым жизненным примером Пилату:

Явление Правды-Истины в обществе людей всегда определённо и обусловлено стечением вполне определённых обстоятельств, характерных для исторического времени и места действия. Истина в обществе всегда жизненно конкретна. Стоящих вне жизни конкретно не определённых “истин вообще” не бывает, поэтому их бессмысленно искать, но именно “истину вообще” ищет и спорит о ней большинство “обеспокоенных” этим вопросом. И некоторые из них настаивают на том, что она существует в какой-то абстрактной, непостижимой форме, но никак не в определённой форме бытия Всего во всём его много— и разнообразии.

Великолепная картина Николай Ге на Библейскую тему. Перед нами Понтий Пилат и Иисус Христос в тот момент, когда Пилат, перед тем как покинуть дворец прокуратора, задает Иисусу вопрос, оставшийся в тот момент без ответа: Что есть истина?.

Впервые был создан неканонический образ Иисуса.

И конечно, служители церкви не приняли эту работу сразу. Но гениально переданные образы растопили сердца священников. Великолепная работа, браво автору.

Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти

Мастер и Маргарита. Хорошая цитата

Боян, это Ге запостил сто лет назад.

Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан.

Спасибо Булгакову, гениальный ответ.

Я не знала этой информации, но это вымысел автора.

этот Иисус нарисован позже картины и аналогично не является каноном.

это протестантская иллюстрация, символизирующим католическую филиокве(что для православных, монофизитов и ряда ортодоксальных церквей является ересью), что Дух Святой исходит одновременно "и от Сына"(поздняя католическая вставка в Символ Веры).

Т.е. вторая картина для Православной Церкви больший "не канон", чем первая.

Может сравнение не корректно, но в любом случае Христос во всех конфессиях создавался Миловидным.

Что есть музыка жизни?

Я так понимаю, это опять угроза.

Откуда бы среди черножопых появился белый человек? Ах да, он же сын божий!

Хранитель орешков

Диаметр 30см, акрил.

Красота

Отфильтрованная фотография фотографа Michael Willians

Хулиган, скандалист и просто гений

Отец Гюстава был зажиточным фермером и сам в юности считался хулиганом, бунтарем и эксцентричной личностью, но сын быстро его переплюнул. Сначала Гюстава отправили учиться в семинарию, но вел он себя настолько плохо, что, по слухам, не было желающих на исповеди отпускать ему грехи. Даже ходила такая байка. Однажды семинарию посетил кардинал и сам принимал исповеди у учащихся, и когда очередь дошла до юного Курбе, кардинал уже устал и слушал в пол-уха, а тот ради шутки начал признаваться в самых ужасных и идиотских грехах. В итоге кардинал через какое-то время проснулся и шутку просек, но не обиделся. Писал семинарист с грубыми орфографическими ошибками, а на критику отвечал, что правила придуманы для слабаков. Уже став художником, Курбе так и остался "грамотеем", и отвечал на все нападки аналогично.

В 1855 году Курбе, раздражённый критикой, опубликовал свой знаменитый "Манифест реализма". В том же году в Париже состоялась вторая Всемирная выставка. Там выставлялось много картин, но и на этот раз организаторы отвергли часть работ Курбе, поэтому он взял да и организовал параллельно свою собственную выставку с примерно 40 своими работами. Назвал это все "Павильон реализма", в пику критикам, которые называли его творчество реализмом с укором. Выставку осмеяли, но хайп опять сработал.

В 1857 году картина "Девушки, отдыхающие на берегу Сены" была тоже беспощадно раскритикована. И только Поль Сезанн об этой работе высказался иначе: "Ах, эти девушки! Спокойствие, вот-вот прорвущееся безудержной страстью, свободные позы, которые не удались Мане в его "Завтраке", перчатки, браслеты, укладывающийся волнами шёлк юбок и этот оттенок рыжего цвета. Горячие жемчужины пота. И как же точно всё это передано! Да они совершенны, невзирая даже на своё телосложение! Вполне возможно, что это - две самые прекрасные картины нашего времени". Кстати есть мнение, что барышни - отдыхающие проститутки, но сам автор на этот счет комментариев не оставил.

Но самые известные картины Курбе - "Сотворение мира" и "Спящие". Вот только приложить их к посту не могу, боюсь, модераторы не пропустят. Спящими изображены две обнаженные лесбиянки. Картина вдохновлена стихотворением поэта Бодлера на лейсбийскую тему. Курбе и Бодлер вообще были близкими друзьями. А мир представлен в образе обнаженной женщины, а точнее ее части с причинным местом крупным планом. Обе картины были написаны по заказу турецкого дипломата и коллекционера Халил-бея. Ну а сам "мир" рисовался с тела его любовницы танцовщицы Констанс Кеньо.

Закончил свою жизнь Курбе тоже эпатажно. В 1871 году он примкнул к Парижской коммуне, управлял при ней общественными музеями, был комиссаром по культуре и руководил низвержением Вандомской колонны - памятника Наполеоновским войнам.После падения Коммуны отсидел по приговору суда полгода в тюрьме; позже был приговорён к пополнению расходов по восстановлению разрушенной им колонны. Это заставило его удалиться в Швейцарию, где он и умер в 1877 году, отказавшись возвращаться во Францию, пока не будет объявлена всеобщая амнистия.

Ну и еще несколько картин более скромного содержания (нескромные типа "Женщина с белым чулком", "Купальщица", "Вечерний прием" можете посмотреть сами)

"Бонжур, месье Курбе", 1854г

"Молодая женщина читает" (1866-1868)

Гюстав Курбе. После обеда в Орнане , 1849г.

Часть информации взята тут

Крутая картина "Божественность космоса", масло, 2020

В парке на велике

Морской вид при луне, 1878 год, Иван Айвазовский

"Лунная ночь" Иван Айвазовский

"Аэрография на холсте?! А что так можно было?"Маникюрные страсти

Аэрография на холсте. 20х30

Картина для маникюрного салона.

Ко мне подошла тетя и сказала, я хочу сделать подарок своей маникюрщице, поможешь?
ну конечно я предложила что нибудь нарисовать.

Долго выбирали идею рисунка, на чем будет нарисованно. И вот эти сомнительные вопросы " аэрография?, На холсте? А что так можно?"
-да так можно и это очень здорово получается. Мне нравится структура холста .

Конечно сложнее в каких то смыслах чем на пластике или металле, но везде есть свои плюсы и минусы, в плане удобства исполнения.

В итоге получилось очень круто. Тетя довольна. Я(!) довольна.
Осталось понять так ли это на самом деле.

Тут немного процесса

Неизвестный подтекст известных картин

Хочу добавить еще один пост о знаменитых картинах и о том, что осталось за кадром. Иногда это даже интереснее самих сюжетов. Сегодня речь пойдет о двух известных художниках Викторианской Англии, которых англичане очень любят и сейчас. Викторианская живопись интересна еще и тем, что многие художники не только были между собой хорошо знакомы, но и состояли в самых запутанных отношениях. Эти английские джентельмены дружили, ссорились, отбивали друг у друга жен, любовниц и любимых моделей, все в лучших Шекспировских традициях. Многое достойно экранизации.