Пусть она крива горбата но зато червонцами богата
Гоп со смыком - это буду я,
Братцы, посмотрите на меня:
Ремеслом я выбрал кражу,
Из тюрьмы я не вылажу,
И тюрьма скучает без меня.
- Вот так я хожу по городе и никто не знает кто я такой.
- Дядька!
- Шо такое?
- Кто ты такой?
- А вы мине не узнали?
- Нет.
- Я же ж Гоп-со-смыком!
- А-а-а!
- Так по этому поводу:
Жил-был на Подоле Гоп-со-смыком –
Славился своим басистым криком.
Глотка была прездорова
И мычал он, как корова,
А врагов имел - мильен со смыком!
Гоп-со-смыком - это буду я!
Вы, друзья, послушайте меня:
Ремеслом избрал я кражу,
Из тюрьмы я не вылажу,
Исправдом скучает без меня!
Ой, если дело выйдет очень скверно
И мене убьют тогда, наверно,
В рай все воры попадают,
Пусть, кто честный, те все знают:
Нас там через черный ход пускают.
В раю я на работу тоже выйду,
Возьму с собой я фомку, шпайер, выдру.
Деньги нужны до зарезу,
К Богу в гардероб залезу –
Я его намного не обижу!
Бог пускай карманы там не греет,
Что возьму - пускай не пожалеет!
Слитки золота, караты,
На стене висят халаты.
Дай Бог нам иметь, что он имеет!
Иуда Скариотский там живет,
Скрягой меж святыми он слывет.
Ой, подлец тогда я буду –
Покалечу я Иуду,
Знаю, где червонцы он кладет!
Жил-был на Подоле Гоп со смиком,
Он славился своим басистым криком;
Глотку имел он приздорову,
И ревел он, как корова;
А врагов имел он сто со смиком.
Гоп со смиком - ето буду я;
Вы послушайте, друзья, миня.
Ремесло я вибрал - кражу,
Ис тюрми я не вылажу,
Первый Допр скучает биз миня.
А сколько би в тюрме я ни сидел,
Ну, нет минути, чтоби я не пел.
Заложивши руки в бруки
И под нос пою от скуки,
Что ж тужить, когда уже засел?
По виходи ис тюрми дурницу удишь,
А что сидел в тюрме, то всьо забудиш.
Бистро хватаиш карти в руки,
Двух часов не носиш бруки;
Если ни визьот, что делать будиш?
Астался голий, босий - нужно пить,
В бутылки свое горе утопить.
Наливаеш бистро стопку,
Запихаеш чем-то глотку,
Тут же начинаеш пить и пить.
И так беспереривно пйош и пйош
И гражданам покоя ни даеш.
По трамваям всьо скакаеш,
Рисаков переганяеш,
А биз фонарей дамой не йдьош.
Фонар ношу, а он мине ни страшен,
Такой бальшой, как будто разукрашен.
Ни достоин ти бандита,
Если морда ни разбита, -
Так заведено в районе нашем.
Гоп со смиком я родился, им и сдохну,
А буду умирать, так и ни охну.
Дай мне, боже, ни забица,
Пирид смертью похмелица,
А потом, как мумия, засохну.
А если не похмелють черти мине,
Не дам покою даже сатане.
Дрина де-нибудь дастану,
Чиртинят дубасить стану –
Почиму нет водки на луне?
В котле я буду кипеть та, как гусьонок.
И жарица в агне, как поросенок.
Жарить буду сковородки,
Что ни пил по много водки,
Пикою колоть буду чертьоняк.
А так как я играю и пою,
Наверно буду жить я в раю,
Где живут одне святые,
П'ють бокали налития.
Я такой, что випить не люблю.
Существует похожий вариант 1926 года, записанный в Иркутской тюрьме, который отличается от приведённого выше некоторыми деталями, в частности, более подробным рассказом о пребывании героя в раю, описанием Иоанна Предтечи и Иуды Искариота, а также с рассказом о возвращении Гопа на землю.
"Гоп со смыком -- это буду я. Та-та.
Граждане, послушайте меня.
Ремеслом я выбрал кражу,
Из тюрьмы я не вылажу,
И тюрьма скучает без меня. та-та".
Тут Сенька разухабисто подмигнул, шевельнул плечами, и видно было, что на полу он иллюстрировал бы пeсенку залихватским танцем.
"Но сколько бы в тюрьмe я не сидeл, та-та
Не было минуты, что-б не пeл.
Заложу я руки в брюки
И хожу, пою от скуки.
Что уж будешь дeлать, коль засeл? Та-та"
. Дальнeйшiя приключенiя вора развиваются своим чередом. Вот он "весело “подыхает”:
"Но если я неправедно живу, та-та,
К чорту попаду я на луну.
Черти там, как в русской печкe,
Жарят грeшников на свeчкe.
И с ними я литровку долбану. та-та".
Приключенiя неунывающаго воришки продолжаются и в раю:
Родился я у тёщи под забором,
Крестили меня черти косогором,
Старый леший с бородою
Обоссал меня водою Гоп со смыком он меня назвал.
Скоро я поеду на Луну,
На Луне найду себе жену.
Пусть она коса, горбата,
Лишь червонцами богата -
За червонцы я её люблю.
Что ж мы будем делать, как умрём?
Всё равно ведь в рай не попадём.
А в раю сидят святые,
Пьют бокалы наливные -
А я и сам бы выпить не дурак.
Родился под забором - там и сдохну.
Буду помирать, друзья, - не охну.
Лишь бы только не забыться
Перед смертью похмелиться -
А потом, как мумия, засохну!
Родился я у тёщи под забором. и т.д.
В некоторых вариантах подробно расписывается райская жизнь с издевательским описанием православных святых и примкнувшего к ним Иуды Искариота:
Но так как я играю и пою,
То жить, наверно, буду я в раю,
Где живут одни святые,
Пьют бокалы налитые.
Я такой, что выпить не люблю.
Бог пускай карманы там не греет,
Что возьму, пускай не пожалеет.
Шубы, золото, караты,
На стена/х висят халаты -
Дай нам Бог иметь, что Бог имеет!
Кодексов в раю не существует,
Кто захочет, тот идет ворует.
Магазины, лавки, банки –
Там, стоит все для приманки,
О ворах никто и не толкует!
Иван Предтеча там без головы
Имеет свою фабрику халвы.
Даром что он безголовый,
Малый хоть куда фартовый,
А глаза у него, как у совы.
Фома Неверный тоже не бедней.
Его мне окалечить всех верней –
Ведь он в долг святым не верит,
Чистоган всегда имеет,-
Отберу, пока их не пропил.
И всех святых я рад буду калечить,
Чтоб жизнь свою земную обеспечить.
Заберусь к Петру и Павлу,
Ни копейки не оставлю –
Они пускай хоть с голоду подохнут.
Николку я недавно повстречал.
Признаться, старикашку не узнал:
Чудеса творить он бросил,
Ходит милостыню просит
(На пенсии, как видно, не прожить!).
Исус Христос совсем переродился,
Ответственным лицом быть ухитрился:
Стал он важным финансистом,
Славится специалистом,
Говорил, что здорово нажился.
Архангел всем известный Михаил
С Исусом все кампанию водил:
Часто вместе выпивали
И с девчонками гуляли,-
Меж святых Распутиным он слыл.
Святой Георгий тоже там живет,
Но меж святых буяном он слывет:
Нет того дня, чтоб не подрался
Или с кем не поругался,
Панику на всех в раю наводит.
Илья-пророк живет на том же свете,
Катается в серебряной карете.
У него лошадки чудо,
Прокатиться бы не худо.
Заберу, продам их на Конной.
Занялся темным делом Гавриил
(Архангелом хорошим раньше был),
Теперь ходит по фасону,
Все берет на фармазону,
У Николки торбу тоже двинул.
Мария Магдалина там живет
И меж блатными бандершей слывет:
Бардачок она открыла,
Проституток напустила,
За удар червонец там берет!
С этим свою песенку кончаю,
А всей братве навеки завещаю:
Вы же мой завет примите -
Пейте, нюхайте, курите,
На том свете всё Господь прощает!
Существует великое множество вариантов воровской баллады. Недаром в одной из переработок этой известной блатной песни говорится:
Гоп-со-смыком петь не интересно, да-да,
Сто двадцать два куплета вам известно, да-да,
Лучше я спою такую
Ленинградскую блатную,
Как поют филоны в лагерях, да-да.
На трамвай бежишь-скакаешь,
Все карманы очищаешь…
Я парень фартовый,
Родился на Подоле,
Меня все знали,
Проходимцем звали.
Хоть бедным родился,
Но скоро нажился.
Буржую в хавиру
Не раз вломился я.
Грабил я кассы,
И других вещей массы;
Загонял блатному
Янкелю портному
Проживал, ей-богу,
На широку ногу.
Мильтоны поймали
И двенадцать лет каторги
Судьи припаяли.
Просидел в Сибири
Я четыре года;
Нас освободили
В дни переворота…
В общем, достаточно уверенно можно констатировать, что место возникновения блатной баллады о Гопе со смыком – Киев. Об этом свидетельствует не только устойчивый мотив о рождении героя на Подоле (то есть в киевском районе), но и наличие среди самых старых записей украинизированных вариантов песни.
ПРАВДА, КАК МЫ ПОМНИМ, существуют и другие варианты рождения балладного героя:
Родился я у беса под забором,
Крестили меня черти с косогора.
Дядька с рыжей бородою
Окропил меня водою.
Думается, это – уже переработка в русле русской песенной традиции. Миру народных образов свойственны поэтические описания необыкновенного рождения героя. Подобного рода фольклорные мотивы встречаются, например, в поэзии Сергея Есенина:
Родился я с песнями в травном одеяле.
Зори меня вешние в радугу свивали.
Вырос я до зрелости, внук купальской ночи,
Сутемень колдовная счастье мне пророчит.
Разумеется, существуют и маргинальные вариации мотива появления на свет в необычном месте - например, в низовых городских балладах:
Родила меня мать под забором
И спустила меня в нищету
Меня мать ночью родила
В овраге под забором.
Мине кстили у трактире-кабаке,
Окурнали у виноградном у вине,
Отец крестный - целовальник молодой,
Мамка крестна - Винокурова жана.
- Где же теперь эти врачи?
- Кто знает? На луне, вероятно.
То есть расстреляны.
Обращает на себя внимание один из вариантов песни, где герой отправляется на луну с определённой целью:
Скоро я поеду на луну,
На Луне найду себе жену.
Пусть она коса, горбата,
Лишь червонцами богата -
За червонцы я её люблю.
Отметим также, что украинском тексте 1926-го года никакой луны нет, хотя рассказывается о пребывании Гопа у чертей в аду и его муках. Видимо, позднее мотивы луны и чертей объединились в один, а жена и вовсе исчезла.
Если я когда-нибудь умру,
Попаду я к чёрту на луну…
У славян известно верование, согласно которому умершие души направляются на месяц. По сербским поверьям, чтобы узнать, жив ли долго отсутствующий родственник, нужно было трижды окунуть человеческий череп в ключевую воду, а затем в полночь во время полнолуния посмотреть сквозь отверстия черепа на месяц. Если человек жив, он возникнет перед смотрящим, а если мёртв, то окажется на месяце.
Сам я вятский уроженец,
Много горького видал,
Всю Россию я объехал,
Даже в Питере бывал.
В этом Питере однажды
Я остался без порток -
Проигрался в стос проклятый,
И пришлось идти на скок .
Прикандыбил на хавиру
И как вкопанный я стал:
За столом четыре чёрта
В карты резалися там.
Черти вмиг переглянулись,
Побелели, как мука:
Знают черти, что на деле
Не дрожит моя рука.
Я, браток, не фраернулся :
Всех чертей под стол загнал,
Все их звонкие червонцы
Сгрёб рукою со стола.
«Ходил он, ходил по райским местам, подошел к святым отцам и спрашивает: “Не продаст ли кто табаку?” — “Какой, служба, табак! Тут рай, царство небесное!”. Солдат замолчал. Опять ходил он, ходил по райским местам, подошел в другой раз к святым отцам и спрашивает: “Не продают ли где близко вина?” — “Ах ты, служба-служба! Какое тут вино! Здесь рай, царство небесное” — “Какой тут рай: ни табаку, ни вина!” — сказал солдат и ушел вон из раю…
Бежит нечистая сила: “Что угодно, господин служба?” …Привели солдата в пекло. “А что, табак есть?” — спрашивает он у нечистой силы. “Есть, служивой!” — “А вино есть?” — “И вино есть!” — “Подавай всего!” Подали ему нечистые трубку с табаком и полуштоф перцовки. Солдат пьет-гуляет, трубку покуривает, и радехонек стал: “Вот взаправду рай — так рай!”
НЕКОТОРЫЕ ИССЛЕДОВАТЕЛИ ВСПОМИНАЮТ также богатую литературную традицию путешествий на Луну. Это допущение кажется слишком смелым: где – литературная традиция и где – малограмотные уркаганы? Однако в дальнейшем мы убедимся, что в создании воровской баллады принимали участие не только уголовники, но и представители бывшего духовенства, скорее всего, из семинаристов и попов-расстриг. То есть публика достаточно образованная.
Он же даёт галерею литературных обитателей луны – от Лукиана и до ранних советских фантастов. Ну, далёкое прошлое мы пропустим. Обратимся к переводной литературе начала ХХ века.
Другими словами, популярная литература навязывала массовому сознанию образ мерзких чудовищ, обитающих на луне, которые мало отличались от чертей. Сейчас трудно даже представить, какое множество фантастических историй о полётах на луну публиковалось для населения Республики Советов. Так что влияние массовой литературы на образы песенной баллады о Гопе не стоит сбрасывать со счетов.
Снова воздух пьяного марта,
Снова ночь моего обручения.
Селениты на крыше играют в карты,
И я попросил разрешения.
У теплой трубы занимаю место,
Голоса звенят колокольцами:
"Пять алмазов. на карте ваша невеста".
Пальцы крупье с белыми кольцами.
Дворники спят. Ворота закрыты.
Свет погас за окошками.
"Дама бубён", - кричат Селениты
Голубые, с длинными ножками.
Небо лунную руку простёрло,
Страшный крик за оградою,
Я хватаю крупье за горло
И прямов прошлое падаю…
Черти там, как в русской печке,
Жарят грешников на свечке.
Там, где Крюков канал и Фонтанка-река,
Словно брат и сестра, обнимаются,
Там студенты живут, они песни поют
И еще кое-чем занимаются –
Через тумбу-тумбу-раз, через тумбу-тумбу-два,
Через тумбу-три-четыре спотыкаются.
А Исакий святой с колокольни большой
На студентов глядит, улыбается –
Он и сам бы не прочь погулять с ними ночь,
Но на старости лет не решается.
Через тумбу-тумбу-раз.
Но соблазн был велик, и решился старик –
С колокольни своей он спускается.
Он и песни поёт, ёерту душу продаёт
И ещё кое-чем занимается –
Через тумбу-тумбу-раз.
А святой Гавриил в небеса доложил,
Чем Исакий святой занимается,
Что он горькую пьёт, чёрту душу продаёт
И ещё кое-чем занимается –
Через тумбу-тумбу-раз.
В небесах был совет, и издал Бог завет,
Что Исаакий святой отлучается,
Мол, он горькую пьёт, чёрту душу продаёт
И ещё кое-чем занимается –
Через тумбу-тумбу-раз.
На земле ж был совет и решил факультет,
Что Исаакий святой зачисляется:
Он и горькую пьёт, он и песни поёт
И ещё кое-чем занимается –
Через тумбу-тумбу-раз.
А святой Гавриил по рогам получил
И с тех пор доносить не решается.
Он сам горькую пьёт, чёрту душу продаёт
И ещё кое-чем занимается –
Через тумбу-тумбу-раз.
В киевском варианте количество святых, ведущих разгульный образ жизни, увеличивается:
От зари до зари,
Лишь зажгут фонари,
Все студенты по Киеву шляются.
Они горькую пьют,
И на бога плюют,
И ещё кое-чем занимаются.
А Владимир Святой
Смотрит с горки крутой,
Смотрит с горки крутой - ухмыляется.
Он и сам бы не прочь
Провести с ними ночь,
Но на старости лет не решается.
А Владимир Святой
Бросил крест под горой,
К ним он с горки спускается.
Он и горькую пьёт,
И на бога плюёт,
И ещё кое-чем занимается.
.
А святая Елена
Поломала колено –
Богу в рай доложить не решается:
Она горькую пьёт,
И на бога плюёт,
И ещё кое-чем занимается
.
А Христоша, наш бог,
Налакался, как мог,
Под забором он пьяный валяется.
Он и горькую пьёт, на себя он плюёт,
И ещё кое-чем занимается.
А святой Матфей
С колокольни своей
Всё глядит и похабно ухмыляется:
Он и сам бы не прочь
Провести с милой ночь,
Но на старости лет не решается.
Много есть куплетов "Гоп со смыком", да, да.
Все они поются с громким криком: "Ха - ха!"
И ждали воры в дырах мрака,
Когда отчаянная драка
В безумье очи заведёт….
И (человечьи ли?) уста,
Под электричеством оскалясь,
Проговорят:
Ага, попались
В Исуса,
Господа,
Христа!
И выделялись средь толпы,
Состригшие под скобку гривы,
Осоловевшие от пива,
От слёз свирепые попы!
Вся эта рвань готова снова
С батьком хорошим двинуть в поле,
Было б оружье им да воля,
Громить,
Расстреливать
И жечь…
— Так спой, братишка,
Гоп со смыком,
Про те ль подольские дела.
(Вспомним про блатную старину, да-да,
Оставляю корешам жену, да-да.
Передайте передачу,
Перед смертью не заплачу,
Перед пулей глазом не моргну!)
Отдельной строкой проходят священнослужители:
Папа Юлий торгует с лотка пирожками,
Папа Бонифаций Восьмой торгует тесьмой,
Папа Николай Третий продает бумагу,
Папа Александр — крысолов,
Папа Каликст бреет непотребные места,
Папа Урбин — приживал,
Папа Сикст лечит от дурной болезни.
Благоденствует на том свете и поэт Франсуа Виллон, который, по преданию, был уголовником и сочинил ряд баллад на жаргоне кокийяров – средневековых французских профессиональных преступников.
Закрываются или уничтожаются церкви и монастыри. Многие из них приспосабливаются под клубы, кинотеатры, библиотеки, склады утильсырья, колонии для беспризорных.
Вот некоторые наиболее популярные лозунги 20-х годов:
Наука и религия несовместимы
Пионеры, бейте тревогу - наши родители молятся богу
Против церковников - агентов мировой буржуазии
От поповской рясы отвлечём детские массы
Говорят, у бога денег много,
Только далека туда дорога.
Хочет поп на небо прыснуть,
А потом на землю сбрызнуть,
Да не знает, как туда добраться.
Спичку об коробку зажигает,
И под бочку с порохом бросает:
Бочка с копотью, со свистом,
Душка - поп на небо прыснул,
Раком он летит, не унывая.
Фактически крещение Руси и роль православия в истории государства получают положительную оценку! Таким образом, власть стремилась завоевать авторитет у верующей части населения.
Когда же грянула Великая Отечественная война, отношения Русской Православной Церкви и государства вообще изменились коренным образом. В трудную для России годину коммунистическое руководство обратилось за поддержкой к русскому православию. Со своей стороны, в первый же день войны митрополит Сергий в пастырском послании благословил народ на защиту священных рубежей Родины.
- 5 -
От зари до зари,
Лишь зажгут фонари,
Все студенты по Киеву шляются.
Они горькую пьют,
И на Бога плюют,
И еще кое-чем занимаются.
А Владимир святой
Бросил крест под горой,
И к студентам он с горки спускается.
Он и горькую пьет,
И на Бога плюет,
И еще кое-чем занимается.
И ждали воры в дырах мрака,
Когда отчаянная драка
В безумье очи заведет…
И (человечьи ли?) уста,
Под электричеством оскалясь,
Проговорят:
Ага, попались
В Исуса,
Господа,
Христа!
И выделялись средь толпы
Состригшие под скобку гривы,
Осоловевшие от пива,
От слез свирепые попы!
Вся эта рвань готова снова
С батьком хорошим двинуть в поле,
Было б оружье им да воля
Громить,
Расстреливать
И жечь…
— Так спой, братишка,
Гоп со смыком,
Про те ль подольские дела…
Вспомним про блатную старину, да-да,
Оставляю корешам жену, да-да.
Передайте передачу,
Перед смертью не заплачу,
Перед пулей глазом не моргну!
Я родился десять тысяч лет назад,
Знаю все про всех: кто худ и кто пузат:
Видел, как апостол Павел
Всех в лото играть заставил —
А не веришь, так спроси у всех подряд!
По Эдему я шатался между дел,
Видел я, как сам Господь в саду сидел;
В этот день Адам и Ева
Стали жертвой его гнева,
Он их выгнал — я их яблоко доел!
Видел я, как Йону съел огромный кит,
И подумал, что у парня бледный вид;
Ну, а Йона, тьмой окутан,
Взял, наелся чесноку там —
У кита от чеснока живот болит!
Мой сосед был укротитель Даниил,
И Самсон могучий тоже рядом жил:
Заводил с Далилой шашни,
В Вавилоне строил башни,
А однажды не такое учудил!
Соломона я прославил на века,
И в рокфорский сыр пустил я червяка;
А когда с Мафусаилом
Плыли мы широким Нилом,
Спас я бороду его от сквозняка!
Говорят, у Бога денег много,
Только далека туда дорога.
Хочет поп на небо прыснуть,
А потом на землю сбрызнуть,
Да не знает, как туда добраться.
Спичку об коробку зажигает,
И под бочку с порохом бросает:
Бочка с копотью, со свистом,
Душка-поп на небо прыснул,
Раком он летит, не унывая.
Родился я у тещи под забором,
Крестили меня черти косогором,
Старый леший с бородою
Окатил меня водою,
Гоп со смыком он меня назвал.
Скоро я поеду на Луну,
На Луне найду себе жену.
Пусть она коса, горбата,
Лишь червонцами богата —
За червонцы я ее люблю.
Что ж мы будем делать, как умрем?
Все равно ведь в рай не попадем.
А в раю сидят святые,
Пьют бокалы налитые —
А я и сам бы выпить не дурак [1] .
Родился под забором — там и сдохну.
Буду помирать, друзья, — не охну.
Лишь бы только не забыться
Перед смертью похмелиться —
А потом, как мумия, засохну!
Родился я у тещи под забором. и т.д.
Этот вариант песни чрезвычайно популярен. Думается, здесь мы имеем дело уже с переработкой явно в русле русской песенной традиции. Миру русских народных образов свойственны поэтические описания необыкновенного рождения героя. Подобного рода фольклорные мотивы встречаются, например, в поэзии Сергея Есенина:
Родился я с песнями в травном одеяле.
Зори меня вешние в радугу свивали.
Вырос я до зрелости, внук купальской ночи,
Сутемень колдовная счастье мне пророчит.
Родила меня мать под забором
И спустила меня в нищету
Меня мать ночью родила
В овраге под забором...
Мине кстили у трактире-кабаке,
Окурнали у виноградном у вине,
Отец крестный — целовальник молодой,
Мамка крестна — винокурова жана.
Родили меня черти под забором,
Спьяну окрестили меня вором,
А один цыган лохматый
Стукнул по спине лопатой
И сказал — живи и не скучай.
Скоро я поеду на Луну,
На Луне найду себе жену…
Вспомним про блатную старину, да-да,
Оставляю корешам жену, да-да.
Передайте передачу,
Перед смертью не заплачу,
Перед пулей глазом не моргну!
Гоп со смыком
(вариант Леонида Утесова)
— Вот так я хожу по городу, и никто не знает, кто я такой.
— Дядька!
— Шо такое?
— Кто ты такой?
— А вы мине не узнали?
— Нет.
— Я же ж Гоп со смыком!
— А-а-а!
— Так по этому поводу:
Жил-был на Подоле Гоп со смыком,
Славился своим басистым криком.
Глотка была прездорова
И мычал он, как корова,
А врагов имел — мильен со смыком!
Гоп со смыком — это буду я!
Вы, друзья, послушайте меня:
Ремеслом избрал я кражу,
Из тюрьмы я не вылажу,
Исправдом скучает без меня!
Ой, если дело выйдет очень скверно
И меня убьют тогда, наверно,
В рай все воры попадают,
Пусть, кто честный, те все знают:
Нас там через черный ход пускают.
В раю я на работу тоже выйду,
Возьму с собой я фомку, шпайер, выдру.
Деньги нужны до зарезу,
К Богу в гардероб залезу —
Я его намного не обижу!
Бог пускай карманы там не греет,
Что возьму — пускай не пожалеет!
Слитки золота, караты,
На стене висят халаты.
Дай Бог нам иметь, что он имеет!
Иуда Скариотский там живет,
Скрягой меж святыми он слывет.
Ой, подлец тогда я буду —
Покалечу я Иуду,
Знаю, где червонцы он кладет!
Мне вчера приснился сон,
Хожу, как потеряна:
Чемберлен, вишь, без кальсон
Целовал Чичерина.
Прибыл из Италии посол,
Хуй моржовый, глупый, как осел.
Он сказал, что Муссолини
Вместе с Гитлером в Берлине
Разговор про наши земли вел.
Раз пришел к нам финский генерал.
Раз пришел японский самурай.
— Землю, — говорит, — свою отдай.
Раз пришел немецкий генерал
И суровым басом приказал:
— Вы отдайте Украину!
Так угодно властелину,
Так велел вам Гитлер передать…
Раз ко мне приехал из Италии посол,
Хуй моржовый, глупый, как осел.
Он сказал, что Муссолини
Вместе с Гитлером в Берлине
Разговор про наши земли вел…
Песня пользовалась большой популярностью и во время войны, обрастая новыми куплетами и подробностями соответственно обстановке на театре военных действий. В одном из вариантов даже воспроизводится перебранка Гитлера и Сталина:
Годик 41-й подошел,
И фашист на Эс-Эс-Эр пошел.
Гонит немцев, гонит финнов,
Гонит ебаных румынов —
Годик 41-й подошел.
До войны осталось полчаса,
Гитлер рвет на хуе волоса.
Были-были там вояки,
Кто без хуя, кто без сраки,
Вот такие были чудеса.
Однако есть сильные сомнения в том, что при жизни Сталина могли распевать песню со словами:
После битвы под Сталинградом появляется новая версия:
Гитлер — это мерзкая фигура,
Посылает свору палачей.
Посылает немцев, финнов,
В жопу ебаных румынов,
Чтоб отведать русских пиздюлей.
Мы широко по дебрям и лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернемся к вам
Своею азиатской рожей!
Я … японца в …
И … на всю Европу!
Сунетесь — и вас мы разобьем!
Прибыл из Америки посол,
Хуй моржовый, глупый, как осел,
Он сказал, что Гарри Трумэн
В Белом доме план задумал,
Чтобы атом нашу землю снес.
Я ему на это отвечал:
«В рот вас по порядку всех ебал!
Я ебал японцев в сраку,
Выеб Гитлера-собаку,
Трумэну хуй тоже показал.
Гоп со Смыком
(фронтовая переделка)
Жил-был на Украине парнишка,
Обожал он темные делишки,
В драке всех ножом он тыкал,
По чужим карманам смыкал,
И за то прозвали его Cмыком.
А в Берлине жил барон фон Гоп,
Он противным был, к тому же жлоб,
И фон Гоп, чтоб вы все знали,
Был мошенник и каналья,
И за то имел он три медали.
Вот пошли фашисты на войну
Прямо на Советскую страну,
На Украине фашисты
Власть организуют быстро,
Стал фон Гоп полтавским бургомистром.
Грабь-драп — это буду я,
Воровство — профессия моя,
Я в Берлине научился,
А в Париже наловчился,
И попал я в русские края.
…Налетели мы на крайний дом.
Жили в нем старуха с стариком.
В ноги бросилась старуха,
Я ее прикладом в ухо,
Старика прикончил сапогом.
Граждане, воздушная тревога,
Граждане, спасайтесь, ради Бога:
Майки, трусики берите
И на кладбище бегите —
Занимайте лучшие места!
Но все это увело бы нас далеко от уголовного фольклора.
Недавно слушал аудиокнигу Руслан и Людмила в исполнении Табакова! вау)))
Ниже отрывок про Наину, небольшим эпиграфом))
"Время изменяет человека как в физическом, так и в духовном отношении. Глупец один не изменяется, ибо время не приносит ему развития, а опыта для него не существует.."
Тогда близ нашего селенья,
Как милый цвет уединенья,
Жила Наина. Меж подруг
Она гремела красотою.
Однажды утренней порою
Свои стада на темный луг
Я гнал, волынку надувая;
Передо мной шумел поток.
Одна, красавица младая
На берегу плела венок.
Меня влекла моя судьбина…
Ах, витязь, то была Наина!
Я к ней — и пламень роковой
За дерзкий взор мне был наградой,
И я любовь узнал душой
С ее небесною отрадой,
С ее мучительной тоской.
Умчалась года половина;
Я с трепетом открылся ей,
Сказал: люблю тебя, Наина.
Но робкой горести моей
Наина с гордостью внимала,
Лишь прелести свои любя,
И равнодушно отвечала:
И все мне дико, мрачно стало:
Родная куща, тень дубров,
Веселы игры пастухов -
Ничто тоски не утешало.
В уныньи сердце сохло, вяло.
И наконец задумал я
Оставить финские поля;
Морей неверные пучины
С дружиной братской переплыть
И бранной славой заслужить
Вниманье гордое Наины.
Я вызвал смелых рыбаков
Искать опасностей и злата.
Впервые тихий край отцов
Услышал бранный звук булата
И шум немирных челноков.
Я вдаль уплыл, надежды полный,
С толпой бесстрашных земляков;
Мы десять лет снега и волны
Багрили кровию врагов.
Молва неслась: цари чужбины
Страшились дерзости моей;
Их горделивые дружины
Бежали северных мечей.
Мы весело, мы грозно бились,
Делили дани и дары,
И с побежденными садились
За дружелюбные пиры.
Но сердце, полное Наиной,
Под шумом битвы и пиров,
Томилось тайною кручиной,
Искало финских берегов.
Пора домой, сказал я, други!
Повесим праздные кольчуги
Под сенью хижины родной.
Сказал — и весла зашумели;
И, страх оставя за собой,
В залив отчизны дорогой
Мы с гордой радостью влетели.
Сбылись давнишние мечты,
Сбылися пылкие желанья!
Минута сладкого свиданья,
И для меня блеснула ты!
К ногам красавицы надменной
Принес я меч окровавленный,
Кораллы, злато и жемчуг;
Пред нею, страстью упоенный,
Безмолвным роем окруженный
Ее завистливых подруг,
Стоял я пленником послушным;
Но дева скрылась от меня,
Примолвя с видом равнодушным:
К чему рассказывать, мой сын,
Чего пересказать нет силы?
Ах, и теперь один, один,
Душой уснув, в дверях могилы,
Я помню горесть, и порой,
Как о минувшем мысль родится,
По бороде моей седой
Слеза тяжелая катится.
Но слушай: в родине моей
Между пустынных рыбарей
Наука дивная таится.
Под кровом вечной тишины,
Среди лесов, в глуши далекой
Живут седые колдуны;
К предметам мудрости высокой
Все мысли их устремлены;
Все слышит голос их ужасный,
Что было и что будет вновь,
И грозной воле их подвластны
И гроб и самая любовь.
И я, любви искатель жадный,
Решился в грусти безотрадной
Наину чарами привлечь
И в гордом сердце девы хладной
Любовь волшебствами зажечь.
Спешил в объятия свободы,
В уединенный мрак лесов;
И там, в ученье колдунов,
Провел невидимые годы.
Настал давно желанный миг,
И тайну страшную природы
Я светлой мыслию постиг:
Узнал я силу заклинаньям.
Венец любви, венец желаньям!
Теперь, Наина, ты моя!
Победа наша, думал я.
Но в самом деле победитель
Был рок, упорный мой гонитель.
В мечтах надежды молодой,
В восторге пылкого желанья,
Творю поспешно заклинанья,
Зову духов — и в тьме лесной
Стрела промчалась громовая,
Волшебный вихорь поднял вой,
Земля вздрогнула под ногой…
И вдруг сидит передо мной
Старушка дряхлая, седая,
Глазами впалыми сверкая,
С горбом, с трясучей головой,
Печальной ветхости картина.
Ах, витязь, то была Наина.
Я ужаснулся и молчал,
Глазами страшный призрак мерил,
В сомненье все еще не верил
И вдруг заплакал, закричал:
«Возможно ль! ах, Наина, ты ли!
Наина, где твоя краса?
Скажи, ужели небеса
Тебя так страшно изменили?
Скажи, давно ль, оставя свет,
Расстался я с душой и с милой?
Был девы роковой ответ, -
Сегодня семьдесят мне било.
Что делать, — мне пищит она, -
Толпою годы пролетели.
Прошла моя, твоя весна -
Мы оба постареть успели.
Но, друг, послушай: не беда
Неверной младости утрата.
Конечно, я теперь седа,
Немножко, может быть, горбата;
Не то, что в старину была,
Не так жива, не так мила;
Зато (прибавила болтунья)
И было в самом деле так.
Немой, недвижный перед нею,
Я совершенный был дурак
Со всей премудростью моею.
Но вот ужасно: колдовство
Вполне свершилось по несчастью.
Мое седое божество
Ко мне пылало новой страстью.
Скривив улыбкой страшный рот,
Могильным голосом урод
Бормочет мне любви признанье.
Вообрази мое страданье!
Я трепетал, потупя взор;
Она сквозь кашель продолжала
Тяжелый, страстный разговор:
«Так, сердце я теперь узнала;
Я вижу, верный друг, оно
Для нежной страсти рождено;
Проснулись чувства, я сгораю,
Томлюсь желаньями любви…
Приди в объятия мои…
И между тем она, Руслан,
Мигала томными глазами;
И между тем за мой кафтан
Держалась тощими руками;
И между тем — я обмирал,
От ужаса зажмуря очи;
И вдруг терпеть не стало мочи;
Я с криком вырвался, бежал.
Она вослед: «О, недостойный!
Ты возмутил мой век спокойный,
Невинной девы ясны дни!
Добился ты любви Наины,
И презираешь — вот мужчины!
Изменой дышат все они!
Увы, сама себя вини;
Он обольстил меня, несчастный!
Я отдалась любови страстной…
Изменник, изверг! о позор!
Так мы расстались. С этих пор
Живу в моем уединенье
С разочарованной душой;
И в мире старцу утешенье
Природа, мудрость и покой.
Уже зовет меня могила;
Но чувства прежние свои
Еще старушка не забыла
И пламя поздное любви
С досады в злобу превратила.
Душою черной зло любя,
Колдунья старая, конечно,
Возненавидит и тебя;
Без всякой иронии. Пушкин наше всё.
Сто лет не открывала Пушкина) Прекрасно, на одном дыхании прочла!!
Зачем я это помню #7. И распространяю.
Внуку в пятом классе задали учить отрывок из поэмы "Руслан и Людмила": "У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том. ". Наверное, все помнят. И я уже на который раз повторил.
Иду по улице, слышу ребятня стихи громко так рассказывает про тот же дуб. Думаю, что поколение-то не потерянное - на улице стихи из школьной программы повторяют.
Прислушался. И слышу напоминание из далекого-далекого детства:
У Лукоморья дуб срубили,
Кота на мясо изрубили,
Златую цепь в ломбард снесли.
И полностью рассказывают стихотворение точно в той версии, которую рассказывали мы в 60-е - 70-е годы, когда учились в школе. И ведь нигде не публикуется, никто не распространяет, никто не заставляет учить. А оно живет и передается из поколения в поколение.
Каюсь, и я к этому руку приложил. Спросил у внука, рассказывают ли у них в школе этот стишок. Ну, сдуру, и рассказал. А он как-то очень быстро запомнил. И теперь вся школа его знает.
Читайте также: