Я многое тащила на горбу

[

Tags

Савченко, Юнна Мориц

]

За пост о странной голодовке Надежды Савченко страница Юнны Мориц в Фейсбуке была заблокирована

Не угрожает мне уныние и скука, -
Меня блоикирует дирекция фейсбука,
Ей кажется, что можно топором
Оттяпать то, что мной написано пером!

Но тут весёлая срабатывает штука,
А для фейсбукнутой дирекции – наука:
Растёт моих Читателей число
В разы быстрее, чем до этого росло!

В бараний рог скрутить Россию хочет баба –
Краса и гордость украинского Генштаба,
И ей дирекция фейсбука помогая,
Меня блокирует, ах мама дорогая!

Когда фейсбукнутой дирекции приснится,
Что под запретом - дуба даст моя страница,
Пускай проснётся! Жуть какая – под запретом
Произведенье расцветает пышным цветом!

Блокад фейсбукнутых чудесные уроки:
Читатель любит арестованные строки,
Он знает, что не можно топором
Оттяпать то, что мной написано пером!

Дирекция фейсбукнутая, радуй
Меня своей фейсбукнутой блокадой, -
Растёт моих Читателей число
В разы быстрее, чем до этого росло!

Вот текст заблокированного поста:

Юнна Мориц (официальный сайт - owl.ru/morits/)
Мгновеники
(мои комментарии на Фейсбуке)

УБИТЫЕ НЕ МОГУТ ОБЪЯВИТЬ ГОЛОДОВКУ

Машина по сбору подписей в защиту Савченко работает круглые сутки, получаю воззвания с требованием немедленно её освободить, перед ней извиниться, признать её невиновность и нашу вину за то, что Россия судит хрупкую, героическую женщину, выполнявшую свой воинский долг, защищая свою родину. Более того, ПАСЕ и прочие международные организации, где Россию пасут и где Россия пасётся, требуют продлить прежние санкции и накласть новые, если Россия немедленно не освободит Савченко от суда. Самая свежая идея – признать суд над Савченко нарушением минских соглашений.

В ответ на кучу таких воззваний с требованием немедленно их подписать. я отвечаю, что хрупкий героический Гитлер, несомненно, выполнял свой воинский долг. И если бы он победил, а победителей не судят, – сегодня бы ПАСЕ и прочие международные организации требовали бы от России признать свою вину и перед ним извиниться. Но, слава Богу, победил не Гитлер Россию, а Россия победила этого хрупкого, героического исполнителя воинского долга. И мне было тогда 8 лет, очень взрослый возраст для мыслящей личности.

Савченко объявила сухую голодовку и в зале суда скачет на скамейке, показывая "локтевой жест", который означает – кладу на вас с "прибором".

Убитые по её наводке российские журналисты не могут объявить голодовку и организовать сбор подписей под воззваниями с требованием освободить их от убийства.

Но я требую освободить от убийства всех убитых журналистов, всех убитых детей Донбасса, всех убитых в Гааге сербов, исполнявших свой воинский долг, защищая свою родину. Также требую освободить из американских тюрем, где они неправосудно отбывают 25-летние сроки, похищенных граждан России Ярошенко и Бута, которые никого не убили, не ограбили, не изнасиловали. А когда их освободят, я подумаю – не проголодалась ли Савченко?

Америка ведёт себя, как победитель России в холодной войне, и все международные организации пляшут под эту победную дудку, диктуя России свои права своего человека, имеющего право убивать, похищать и швырять неправосудно в тюрьму несвоего человека. Для этой русофобской политики я – не свой человек, но я – свой человек там, где невиновные беззащитны, и только в их защиту я ставлю свою подпись, – в защиту Олеся Бузины, в защиту несогласных с майданом, заживо сожжённых в Одессе, в защиту мирных граждан Донбасса, убитых по дороге за хлебом и за лекарством для детей, сидящих в подвалах, по которым стреляют хрупкие, героические, исполняющие свой воинский долг украинские европейцы, дающие своим школьникам компот под названием "Кровь российских младенцев".

В ресторанчиках Украины теперь подают блюда, которые носят названия внутренних органов москалей, кацапов, колорадов и ватников. Это юмор у них такой, с расчленёнкой, с разрубкой на органы россиян. Такой органический хохот исполняющих свой воинский долг. Я на такой юмор не подписываюсь, это – юмор Савченко с её геройскими прибамбасами кинодивы из фильма "НикитА".

10.03.2016 г.
Фейсбук заблокировал страницу Юнны Мориц за комментарий о Надежде Савченко

И несколько стихотворений Юнны Мориц

ЮННА МОРИЦ. ДРУГАЯ УКРАИНА
_____________________________
Украина у меня — другая,
Вам такой вовеки не видать,
Там хожу я в школу, полагая,
Что в живых остаться — благодать!
Кончилась война, иду за хлебом,
Корка хлеба — счастье, без вранья!
Всю дорогу я слежу за небом,
Где бомбили Киев и меня.
Украинским языком владея,
Вряд ли я сумею той порой
На вопрос ответить прохиндея:
Первый он язык или второй.
Всё известно мне о Бабьем Яре,
Всё ему известно обо мне.
Только Киев мой — не этих тварей,
Что прислугой были Сатане.
Я хожу за книгами к монахам,
В этих книгах — ижица и ять.

Книжное дитя способно страхам
Лучезарно противостоять.
У меня — другая Украина,
Вам такая — даром не нужна!
В этом я нисколько не повинна,
Каяться за это — не должна!
Неповинна памяти лавина,
Горловина соловья нежна.
У меня — другая Украина,
Вам такая — даром не нужна!
У меня — другая Украина,
И Россия в этом не повинна…

***
Я многое тащила на горбу:
Мешки с картошкой, бревна и вязанки,
Детей, калек, чугунную трубу —
И я лишилась царственной осанки.

Но так судьба проехалась по мне,
Так пронеслись руины Карфагена,
Что распрямился дух, и я вполне
Стройна и даже слишком несогбенна.

Нет, я в виду имею не поклон —
Поклоны я отвешиваю в тоннах!
Но есть какой-то несогбенный стон
И радость, не согбенная в поклонах, —

Я говорю о том, что обрелось
Помимо воли и ценою плоти,
Прошло свою действительность насквозь
И отразилось в зеркале напротив.

В развалинах мерцает огонёк,
Там кто-то жив, зажав огонь зубами,
И нет войны, и мы идём из бани,
И мир пригож, и путь мой так далёк.
И пахнет от меня за три версты
Живым куском хозяйственного мыла,
И чистая над нами реет сила -
Фланель чиста и волосы чисты.
И я одета в чистый балахон,
И рядом с чистой матерью ступаю,
И на ходу почти что засыпаю,
И звон трамвая серебрит мой сон.
И серебрится банный узелок
С тряпьём. И серебрится мирозданье.
И нет войны, и мы идём из бани,
Мне восемь лет, и путь мой так далёк.
И мы в трамвай не сядем ни за что -
Ведь после бани мы опять не вшивы!
И мир пригож, и все на свете живы,
И проживут теперь уж лет по сто!
И мир пригож, и путь мой так далёк,
И бедным быть - для жизни не опасно,
И, Господи, как страшно и прекрасно
В развалинах мерцает огонёк.

Эти удивительные стихи Юнны Мориц я заприметил давно. Но. Каждый раз эти строки - когда вчитывался в них или вникал - преподносили мне все новые и новые, выражаясь языком самой Юнны Петровны, - смыслы.

И вот минувшей ночью, получив от Поэтессы "телефонную аудиенцию" (других моментов у неё просто не находилось), я наконец смог прояснить почти все - "накопившееся и наболевшее".

- . Юнна Петровна, меня вот только сегодня осенило, что, оказывается, ваши родственники - и автор "Медного всадника", и Гомер.

- Ну, конечно. Но, вообще, вся мировая литература - мои родственники. Классика.

- И, значит, - наша близкая родня тоже. Вот.

- Да. И, между прочим, сказка "Репка" - это очень сложное, тонкое, многозначное, с исторической подоплекой, - произведение.

Как весь Крылов , допустим. Да.

- . и мне - как-то по-хорошему, приятно - такое вот родство.

- Ну, и это помогает понять мне, что.

Мне никогда не снится страшный сон

О том, что мы – Европы инвалиды.

- А, вот так вот, да?

- А это очень современная острая тема. Чувство самосознания - это самое главное сейчас, да?

Ну, и потом - здесь самое важное, что - на злобу дня - это то, что - все сейчас и без обмана.

Ну, понимаешь, злоба дня - это же речевой оборот. Это иносказание события, отношений, человеческих и нечеловеческих. И, по сути, вся мировая классика - об этом.

Но - существует такое лживое хитрованство, когда, желая уменьшить значение какого-то культурного явления - в литературе, в искусстве, клеют ярлык: "Осторожно, это - на злобу дня!" Или спрашивают: "А нет ли у вас чего-нибудь не на злобу дня? "Потому я и занимаюсь просвещением, сотворяя стихи с названием: "Злоба дня".

Иногда соединяю эти два слова в одно, и получается - "злобадня", "злобадня".

- У, как интересно! Тогда и эти вот строки.

Огромна "Репка", тащится с трудом,

Должны сплотиться предки и потомки!

Воспринимаются совсем по-другому!

- Ну, конечно! Ну, конечно!

- Как, впрочем, - и вот это.

Его поэзия – влиятельная связь,

А злоба дня – она всё злее, злее!

Но Тютчев пишет, злобы не боясь:

"Чем либеральней, тем они пошлее…"

- Но, вообще, Тютчев был опытный дипломат, он знал Европу , Запад - как никто другой. В этом деле он был - ну, просто великим знатоком, и, то, что он писал, оно все, действительно, - и на завтра и на послезавтра.

Абсолютно навсегдательский поэт, навсегдательский прозаик и навсегдательский дипломат.

Злоба дня

Гомер задолго до меня

Стихотворил на злобу дня.

И древнегреческие мифы –

На злобу дня, и Блока "Скифы",

И роль Троянского коня,

И "Медный всадник" – злоба дня!

И Маугли, и Буратино,

Шекспир и Данте – злоба дня!

Её безбожная рутина –

Библейской древности картина,

Где всё подряд – на злобу дня!

Заглохни, визготня шалмана,

И знай, что эпос – до меня

Увековечил злобу дня,

Где всё – сейчас и без обмана!

Струной эпической звеня,

Он это делал постоянно, –

Без электричества и газа ,

И даже без воды из крана!

Гляди, Читатель, в оба глаза:

Гомер задолго до меня,

Шекспир и "Репка" – злоба дня,

И это – не пустая фраза,

А наша близкая родня.

Чем либеральней, тем они пошлее…

Тютчев, май 1867 г.

Не смог Европу Тютчев изменить,

Она Россию держит в чёрном теле.

Но Тютчев нам протягивает нить

Спасенья в европейском беспределе.

Предупреждённый Тютчевым спасён

От европейской травмы и обиды, –

Мне никогда не снится страшный сон

О том, что мы – Европы инвалиды.

Огромна "Репка", тащится с трудом,

Должны сплотиться предки и потомки!

Такую "Репку" в Европейский дом.

Нет, Тютчев – против русофобской ломки!

Его поэзия – влиятельная связь,

А злоба дня – она всё злее, злее!

Но Тютчев пишет, злобы не боясь:

"Чем либеральней, тем они пошлее…"

Юнна Мориц: Но Тютчев пишет, злобы не боясь: "Чем либеральней, тем они пошлее…"

Понравился материал?

Подпишитесь на еженедельную рассылку, чтобы не пропустить интересные материалы:

Сетевое издание (сайт) зарегистрировано Роскомнадзором, свидетельство Эл № ФC77-50166 от 15 июня 2012. Главный редактор — Сунгоркин Владимир Николаевич. Шеф-редактор сайта — Носова Олеся Вячеславовна.

Сообщения и комментарии читателей сайта размещаются без предварительного редактирования. Редакция оставляет за собой право удалить их с сайта или отредактировать, если указанные сообщения и комментарии являются злоупотреблением свободой массовой информации или нарушением иных требований закона.

Приобретение авторских прав и связь с редакцией: [email protected]

Беларусь
Бишкек
Казахстан
Молдова

Астрахань
Барнаул
Белгород
Биробиджан
Благовещенск
Брянск
Владивосток
Владимир
Волгоград
Вологда
Воронеж
Донецк
Екатеринбург
Ижевск
Иркутск
Казань
Калининград
Калуга
Камчатка
Кемерово
Киров
Краснодар
Красноярск
Крым
Курск
Липецк
Магадан
Москва
Мурманск
Нижний Новгород
Новосибирск
Омск
Орел
Пенза
Пермь
Псков
Ростов-на-Дону
Рязань
Самара
Санкт-Петербург
Саратов
Сахалин
Севастополь
Северный Кавказ
Смоленск
Сыктывкар
Тамбов
Тверь
Томск
Тула
Тюмень
Улан-Удэ
Ульяновск
Уфа
Хабаровск
Челябинск
Чита
Чукотка
Югра
Якутия
Ямал
Ярославль

Игорь Миронович Губерман. Современный Хаям.

На мой взгляд, так и лучше.

Счастье семьи опирается на благоразумие хотя бы одного из супругов.

Сытые свиньи страшней, чем голодные волки.

В раю намного мягче климат, но лучше общество в аду.

Улучшить человека невозможно, и мы великолепны безнадежно.

Кто понял жизни смысл и толк, давно замкнулся и умолк.

Везде одинаков Господен посев,
И врут нам о разнице наций.
Все люди — евреи, и просто не все
Нашли пока смелость признаться.

За что люблю я разгильдяев,
блаженных духом, как тюлень,
что нет меж ними негодяев
и делать пакости им лень.

В прошлом были те же соль и мыло,
хлеб, вино и запах тополей;
в прошлом только будущее было
радужней, надёжней и светлей.

На собственном горбу и на чужом
я вынянчил понятие простое:
бессмысленно идти на танк с ножом,
но если очень хочется, то стоит.

Нашей творческой мысли затеи
неразрывны с дыханьем расплаты;
сотворяют огонь — прометеи,
применяют огонь — геростраты.

Мир столько всякого познал
с тех пор, как плотью стала глина,
что чем крикливей новизна,
тем гуще запах нафталина.

Все мои затеи наповал
рубятся фортуной бессердечно;
если б я гробами торговал —
жили бы на свете люди вечно.

Власть и деньги, успех, революция,
слава, месть и любви осязаемость —
все мечты обо что-нибудь бьются,
и больнее всего — о сбываемость.

Свой собственный мир я устроил
усилием собственных рук,
и всюду, где запись в герои,
хожу стороной и вокруг

Я бы мог, на зависть многих,
сесть, не глянув, на ежа —
опекает Бог убогих,
у кого душа свежа.

Совсем на жизнь я не в обиде,
Ничуть свой жребий не кляну;
Как все, в дерьме по шею сидя,
Усердно делаю волну.

Любым любовным совмещениям
даны и дух, и содержание,
а к сексуальным извращениям
я отношу лишь воздержание.

Я в гостевальные меню
бывал включён как угощение,
плёл несусветную хуйню,
чем сеял в дамах восхищение.

В зоопарке под вопли детей
укрепилось моё убеждение,
что мартышки глядят на людей,
обсуждая своё вырождение.

Любую можно кашу моровую
затеять с молодёжью горлопанской,
которая Вторую Мировую
уже немного путает с Троянской.

Поскольку в землю скоро лечь нам
и отойти в миры иные,
то думать надо ли о вечном,
пока забавы есть земные?

Прекрасен мир, судьба права,
полна блаженства жизнь земная,
и всё на свете трын-трава,
когда проходит боль зубная.

Непросто — грезить о высоком,
паря душой в мирах межзвёздных,
когда вокруг под самым боком
храпят, сопят и портят воздух.

Пусть меня заботы рвут на части,
пусть я окружён говном и суками,
всё же поразительное счастье —
мучиться прижизненными муками.

Наше время ступает, ползёт и идёт
по утратам, потерям, пропажам,
в молодые годится любой идиот,
а для старости — нужен со стажем.

С Богом я общаюсь без нытья
и не причиняя беспокойства,
глупо на устройство бытия
жаловаться автору устройства.

Быть может, потому душевно чист
и линию судьбы своей нашел,
что я высокой пробы эгоист —
мне плохо, где вокруг нехорошо.

Мы сразу простимся с заботами
и станем тонуть в наслаждении,
когда мудрецы с идиотами
сойдутся в едином суждении.

Я не стыжусь, что ярый скептик
и на душе не свет, а тьма;
сомненье — лучший антисептик
от загнивания ума.

Мне моя брезгливость дорога,
мной руководящая давно:
даже чтобы плюнуть во врага,
я не набираю в рот говно.

Угрюмо думал я сегодня,
что в нашей тьме, грызне, предательстве
вся милость высшая Господня —
в его безликом невмешательстве.

У самого кромешного предела
и даже за него теснимый веком,
я делал историческое дело —
упрямо оставался человеком.

Гляжу, не жалуясь, как осенью
повеял век на пряди белые,
и вижу с прежним удовольствием
фортуны ягодицы спелые.

Когда я раньше был моложе
И знал, что жить я буду вечно,
Годилось мне любое ложе
И в каждой даме было нечто.

Когда и где бы мы ни пили,
тянусь я с тостом каждый раз,
чтобы живыми нас любили,
как на поминках любят нас.

Живи, покуда жив. Среди потопа,
которому вот-вот наступит срок,
поверь — наверняка всплывёт и жопа,
которую напрасно ты берёг.

Жить, покоем дорожа —
пресно, тускло, простоквашно;
чтоб душа была свежа,
надо делать то, что страшно.

Зачем вам, мадам, так сурово
страдать на диете учёной?
Не будет худая корова
смотреться газелью точёной.

Сбываются — глазу не веришь —
мечты древнеримских трудящихся:
хотевшие хлеба и зрелищ
едят у экранов светящихся.

Я потому люблю лежать
и в потолок плюю,
что не хочу судьбе мешать
вершить судьбу мою.

У тех, кто пылкой головой
предался поприщам различным,
первичный признак половой
слегка становится вторичным.

Сполна уже я счастлив от того,
что пью существования напиток.
Чего хочу от жизни? Ничего;
а этого у ней как раз избыток.

Идёт умов утечка из России…
Текут сюда. Но парадокс в ином:
Мне просто любопытно — что за силы
Их по дороге делают говном?

Между слухов, сказок, мифов,
просто лжи, легенд и мнений
мы враждуем жарче скифов
за несходство заблуждений.

Глупо думать про лень негативно
и надменно о ней отзываться:
лень умеет мечтать так активно,
что мечты начинают сбываться..

Мы умны, а вы — увы,
что печально, если
жопа выше головы,
если жопа в кресле

Владимир Семёнович Высоцкий, 25 января 1938 — 25 июля 1980 - через три недели ему могло бы исполниться 82 года.

Как говорят, Высоцкого надо слушать в одиночестве, пить водку и плакать.

Полная запись песни, с двумя последними куплетами:

Владимир Семёнович Высоцкий

Жил я славно в первой трети

Двадцать лет на белом свете -

Жил бездумно, но при деле,

Плыл, куда глаза глядели,-

Думал - вот она, награда,-

Ведь ни веслами не надо,

Комары, слепни да осы

Слышал с берега в начале -

Мне о помощи кричали,

Не дождались, бедолаги,-

Я лежал, чумной от браги,

Тряханет ли в повороте,

Завернет в водовороте -

То разуюсь, то обуюсь,

На себя в воде любуюсь -

Берега текут за лодку,

Ну а я ласкаю глотку

После лишнего глоточку

Глядь - плыву не в одиночку,-

И пока я удивлялся,

Пал туман и оказался

в гиблом месте я,-

И огромная старуха

Хохотнула прямо в ухо,

Я кричу,- не слышу крика,

Не вяжу от страха лыка,

На ветру меня качает.

- Кто здесь?- Слышу - отвечает:

Брось креститься, причитая,-

Не спасет тебя святая

Тот, кто руль и весла бросит,

Тех Нелегкая заносит -

Я в потьмах ищу дорогу,

только по сту пью,-

А она не засыпает,

Впереди меня ступает

Вон, споткнулась о коренья,

От такого ожиренья

И у нее одышка даже,

А заносит ведь - туда же,

Вдруг навстречу нам - живая,

И кричит:- Стоишь над бездной,

Но спасу тебя, болезный,

Я спросил:- Ты кто такая?-

А она мне:- Я Кривая,-

- И хотя я кривобока,

Я воскликнул, наливая:

- Вывози меня, Кривая!

Я тебе и шбан поставлю,

Кривизну твою исправлю -

И ты, маманя, сучья дочка,

На-ка выпей полглоточка -

Ты забудь меня на время,

Ты же толстая - в гареме

и упали две старухи

У бутыли медовухи

в пьянь, истерику.

Я пока за кочки прячусь,

Я тихонько задом пячусь

Лихо выгреб на стремнину

В два гребка на середину -

Чтоб вы сдохли, выпивая,

Кривая да Нелегкая!

Знать, по злобному расчету

Да по тайному чьему-то

Не везло мне, обормоту,

И тащило, баламута,

Мне казалось, жизнь - отрада,

Мол, ни веслами не надо, ох, не надо -

Кривая да Нелегкая!

Офигенное творчество . Баня по черному и Охота на волков - вот три самые мощные песни для меня .

А как Высоцкого слушал Иоанн Васильевич.

А почему на последних двух куплетах тс акцент сделал?

Есть еще другой вариант этой песни, более известный.

Какой? Здесь полный текст

Жил я славно в первой трети,
Двадцать лет на белом свете по учению.
Жил безбедно и при деле,
Плыл куда глаза глядели по течению.

Заскрипит ли в повороте,
Затрещит в водовороте - я не слушаю.
То разуюсь, то обуюсь,
Hа себя в воде любуюсь, брагу кушаю.

И, пока я наслаждался,
Пал туман и оказался в гиблом месте я.
И огромная старуха
Хохотнула прямо в ухо - злая бестия.

Я кричу - не слышу крика,
Hе вяжу от страха лыка, вижу плохо я.
Hа ветру меня качает,
"Кто здесь?" Слышу, отвечает, - "Я, нелёгкая.

Брось креститься, причитая,
Hе спасёт тебя святая богородица.
Кто рули и весла бросит,
Тех нелёгкая заносит - так уж водится".

И с одышкой, с ожиреньем,
Ломит тварь по пням-кореньям тяжкой поступью.
Я в потьмах ищу дорогу,
Hо уж брагу понемногу только по сто пью.

Вдруг навстречу мне живая,
Колченогая, кривая морда хитрая.
"Hе горюй," - кричит, - "болезный,
Горемыка мой нетрезвый, слёзы вытру я."

Взвыл я, душу разрывая,
Вывози меня кривая - я на привязи.
Мне плевать, что кривобока,
Криворука, кривоока, только вывези.

Влез на горб к ней с перепугу,
Hо кривая шла про кругу - ноги разные.
Падал я и полз на брюхе,
И хихикали старухи безобразные.

Hе до жиру, быть бы живым,
Много горя над обрывом, а в обрыве зла.
"Слышь, кривая, - четверть ставлю,
Кривизну твою исправлю, раз не вывезла."

И ты, нелегкая-маманя,
Хочешь истины в стакане на лечение?
Тяжело же столько весить,
А хлебнёшь стаканов десять - облегчение.

И припали две старухи
Ко бутыли медовухи, пьянь с ханыгою.
Я пока за кочки прячусь,
Озираюсь, задом пячусь, с кручи прыгаю.

Огляделся - лодка рядом,
А за мною по корягам, дико охая,
Припустились, подвывая,
Две судьбы мои - кривая, да нелёгкая.

Грёб до умапомрачения,
Правил против ли теченья, на стремнину ли?
А нелёгкая с кривою
От досады, с перепою там и сгинули

Октябрьская поэма

Этот вихрь,
от мысли до курка,
и постройку,
и пожара дым
прибирала
партия
к рукам,
направляла,
строила в ряды.

Слушайте,
национальный трутень, —
день наш
тем и хорош, что труден.
Эта песня
песней будет
наших бед,
побед,
буден.

Несется
жизнь,
овеевая,
проста,
суха.
Живу
в домах Стахеева я,
теперь
Веэсэнха.
Свезли,
винтовкой звякая,
богатых
и кассы.
Теперь здесь
всякие
и люди
и классы.
Зимой
в печурку-пчелку
суют
тома шекспирьи.
Зубами
щелкают, —
картошка —
пир им.
А летом
слушают асфальт
с копейками
в окне:
— Трансваль,
Трансваль,
страна моя,
ты вся
горишь
в огне! —
Я в этом
каменном
котле
варюсь,
и эта жизнь —
и бег, и бой,
и сон,
и тлен —
в домовьи
этажи
отражена
от пят
до лба,
грозою
омываемая,
как отражается
толпа
идущими
трамваями.
В пальбу
присев
на корточки,
в покой
глазами к форточке,
чтоб было
видней,
я
в комнатенке-лодочке
проплыл
три тыщи дней.

Двенадцать
квадратных аршин жилья.
Четверо
в помещении —
Лиля,
Ося,
я
и собака
Щеник.
Шапчонку
взял
оборванную
и вытащил салазки.
— Куда идешь? —
В уборную
иду.
На Ярославский.
Как парус,
шуба
на весу,
воняет
козлом она.
В санях
полено везу,
забрал
забор разломанный
Полено —
тушею,
тверже камня.
Как будто
вспухшее
колено
великанье.
Вхожу
с бревном в обнимку.
Запотел,
вымок.
Важно
и чинно
строгаю перочинным.
Нож —
ржа.
Режу.
Радуюсь.
В голове
жар
подымает градус.
Зацветают луга,
май
поет
в уши —
это
тянется угар
из-под черных вьюшек.
Четверо сосулек
свернулись,
уснули.
Приходят
люди,
ходят,
будят.
Добудились еле —
с углей
угорели.
В окно —
сугроб.
Глядит горбат.
Не вымерзли покамест?
Морозы
в ночь
идут, скрипят
снегами-сапогами.
Небосвод,
наклонившийся
на комнату мою,
морем
заката
обли́т.
По розовой
глади
мо́ря,
на юг —
тучи-корабли.
За гладь,
за розовую,
бросать якоря,
туда,
где березовые
дрова
горят.
Я
много
в теплых странах плутал.
Но только
в этой зиме
понятной
стала
мне
теплота
любовей,
дружб
и семей.
Лишь лежа
в такую вот гололедь,
зубами
вместе
проляскав —
поймешь:
нельзя
на людей жалеть
ни одеяло,
ни ласку.
Землю,
где воздух,
как сладкий морс,
бросишь
и мчишь, колеся, —
но землю,
с которою
вместе мерз,
вовек
разлюбить нельзя.

Хвалить
не заставят
ни долг,
ни стих
всего,
что делаем мы.
Я
пол-отечества мог бы
снести,
а пол —
отстроить, умыв.
Я с теми,
кто вышел
строить
и месть
в сплошной
лихорадке
буден.
Отечество
славлю,
которое есть,
но трижды —
которое будет.
Я
планов наших
люблю громадьё,
размаха
шаги саженьи.
Я радуюсь
маршу,
которым идем
в работу
и в сраженья.
Я вижу —
где сор сегодня гниет,
где только земля простая —
на сажень вижу,
из-под нее
коммуны
дома
прорастают.
И меркнет
доверье
к природным дарам
с унылым
пудом сенца́,
и поворачиваются
к тракторам
крестьян
заскорузлые сердца.
И планы,
что раньше
на станциях лбов
задерживал
нищенства тормоз,
сегодня
встают
из дня голубого,
железом
и камнем формясь.
И я,
как весну человечества,
рожденную
в трудах и в бою,
пою
мое отечество,
республику мою!

Загадка третья:

Цвет изменяя, бегу, Покидаю и небо и землю, Ни в небесах постоянного нет, Ни на суше мне места. Нет никого, кто так терпел бы Постоянно изгнанье, Но зеленеет весь мир, Орошенный дождем моих капель.

Загадка четвёртая:

Существовать без меня — ничто, Поверь мне, не может. Но и обличье мое и лицо Навеки сокрыто. Кто же не знает, что мной Руководится все мирозданье, Весь небосвод, и движенья луны, И сияние солнца?

Загадка пятая:

Дочкой Тавмантовой я Считаюсь по древним сказаньям. Но я открою сама, Откуда на деле я родом: Солнца румяный приплод, Рождена дождевою я тучей. Но, хоть и весь небосвод озарю, Не вздымаюсь ко звездам.

Загадка шестая:

Загадка седьмая:

Тело в морщинах мое, И все оно бурой покрыто Ржавчиной, ибо я тру Шершавый металл заскорузлый. Золото также лощить Мне привычно и мрамора глыбы, Будучи тверже всего, Я ровняю любую поверхность Голоса нет у меня, И я лязгаю с визгом и скрипом.

Загадка восьмая:

Разнообразно звучит, заливаясь, Мой голос певучий, И никогда не издаст Клюв мой хрипящего звука, Вид мой невзрачен, Но песня отнюдь не презренна. Я неустанно пою, Судьбы не пугаясь грядущей. Пусть меня гонит зима, Но ведь летом опять прилечу я.

Загадка девятая:

Нам не Юпитер отец, Сатурна мерзостный отпрыск, Коего, в песнях хваля, Превозносят облыжно поэты. И не Латона на свет На Делосе нас породила. Вовсе не Цинтия я, Да и брата не звать Аполлоном, Горнего нас породил Верховный владыка Олимпа, Что восседает теперь На престоле небесной твердыни. Мы меж собою на равных Правах мироздания делим, Правя теченьем ночей И движением дней управляя. Если бы брат и сестра Вековым их не ведали ходом, Хаос покрыл бы, увы, Непомерной все сущее тьмою, И воцарился бы мрак — Эреба кромешного в мире.

Загадка десятая:

Шесть очей у меня, И слышу шестью я ушами, Пальцев десятью шесть На теле своем я имею; Если бы даже отнять Из них четырежды десять, Все-таки вижу, что мне — Четырежды пять остается.

Загадка одиннадцатая:

Загадка двенадцатая:

Некогда консулом был я римским, Воином конным, Законодателем встарь, Когда управлял государством. Ныне же я на горбах Тащу тяжелейшую ношу, И тяготит меня груз Своей непомерной громадой. Я устрашаю теперь Коней табуны рогоногих, И убегают они От четвероногого зверя Только завидят мое Непомерное, страшное тело.

Дюжина загадок — самое то, для того чтобы помочь разуму мобилизовать свои резервы. Спешить некуда, сидеть предстоит ещё долго, а занять себя больше нечем. Как видите, сами по себе загадки не то чтобы сложные — просто выдержаны в духе своего времени, что может иного и смутить. Не торопитесь, как следует подумайте, и, когда разгадаете загадки, проверьте себя, перейдя на параграф 169.

— Вот, значит, как ты теперь заговорил, — язвительно и с презрением бросил нечистый дух. — Прям-таки образец праведности и добродетели. Только нимба над головой не хватает. Да ладно тебе, перед кем выделываешься? Кто-нибудь, может быть, и поверил бы в твои шуточки, да только я тебя знаю как облупленного — почитай с момента твоего зачатия был к тебе приставлен и каждый грех в специальную книжечку записывал. Забыл уже, небось, скольких людей ты ранил своими злыми шутками? Скольким судьбы покалечил? Скольким сердца разбил? Скольких сна лишил? Скольким наговорил обидных глупостей? И не надо мне тут заливать, что это были всего лишь шуточки. Сколько скверных и праздных слов! Сколько кощунственных изречений! Сколько несправедливости, лжи и клеветы! Многие сдерживали свой гнев лишь потому, что ты был королевским любимцем! Но были и те, кто не нашёл в себе силы или мудрости сдержаться — и угодил на эшафот или в темницу, лишился своих земель и состояния. Сколько детей осталось по твоей милости сиротами? Сколько жён — вдовами? Из-за твоего острого и злого языка. Из-за твоей завистливости, ревности, глупости и мелочности. Ты нажил себе стольких врагов, но тебе и этого мало — ты не останавливаешься на достигнутом. Ведь ты не очутился бы здесь, в этой темнице, в этой камере, если бы не вёл себя так, как привык при добром старом короле. Вот только времена уже изменились. И ты можешь выдумывать себе любое самооправдание — сколько угодно — но всё равно в глубине души будешь знать, что я — прав. И осознание этого ранит тебя сильнее любого ножа. Я вижу тебя насквозь. От меня бесполезно что-либо скрывать… Ну, давай, скажи мне, что я не прав?! Скажи, скажи! Что, слабо? Молчание — знак согласия? Вот именно, а всё потому — что я никогда не навожу на людей напраслину, в отличие от тебя!

Вы тщетно пытаетесь сохранять невозмутимость, целиком и полностью сосредоточившись на молитве, но всё-таки бесовские слова Вас задевают.

Вы прекрасно осознаёте, что проклятая нечисть всеми силами пытается вывести Вас из равновесия, чтобы, как минимум, обречь на гибель Вашу плоть, а по возможности — и душу.

Но, вместе с тем, Вы с сожалением понимаете, что, несмотря на всю ложь, клевету и оскорбления, — его изобличающая речь не такая уж и беспочвенная.

Осознавая, что это морок, Вы нехотя начинаете сжимать кулаки, желая высказать хотя бы слово в свою защиту…

Это уже не просто преступление, а тянет на государственную измену со всеми вытекающими. Но Вы настроены решительно и полагаете, что терять Вам нечего.

В любом случае, Вы либо станете героем, имя которого обессмертят в веках (хотя бы в локальном масштабе Кокани), либо — дураком, которого убьют в назидание остальным и вскоре забудут.

Смотря на чьей стороне будет историческая правда…

…Неизвестно, каких бы Вы наломали дров, если бы по дороге в казарму Вам не повстречался Ваш старый знакомый, капитан Лагот. Не то чтобы капитан был Вашим близким другом.

Просто по долгу службы Вы иногда пересекались и знали друг друга. Капитан относился к тому типу людей, которые любят порядок и дисциплину, будучи строгими, в первую очередь, к себе. Он был строг, но справедлив.

Читайте также: