Как черный сплин как лихорадка как повреждение ума
Глава шестая
В четвертой станце канцоны содержатся стихи:
IV - Высказывалось мнение, что в основе образа Зарецкого лежит реальное лицо - Ф. И. Толстой-Американец (см. выше). Даже если это так, П подверг черты реального прототипа существенной переработке.
8 - Картежной шайки атаман. - Азартные игры, хотя и были формально запрещены, но фактически являлись общераспространенным времяпровождением. Известия о крупных проигрышах и выигрышах составляли обычную тему разговоров в обществе.
8 - С коня калмыцкого свалясь. - Эти детали не имеют отношения к реальной биографии Толстого-Американца, который являлся преображенским (т. е. гвардейским пехотным) офицером и никогда в плену не бывал.
11 - Новейший Регул, чести бог. - Регул - римский полководец III в. до н. э. Имеется в виду легенда о том, что Регул, взятый карфагенянами в плен и отправленный ими с предложениями мира в Рим, советовал сенату продолжать войну, после чего добровольно вернулся в Карфаген, откуда был отпущен под честное слово и где его ожидала мучительная смерть.
(Батюшков К. П. Соч. Л., 1934. С. 169)
VIII, 1-4 - Он был не глуп. - Создание образа умного, но безнравственного героя невозможно было бы с позиций, которыми руководствовался автор в первой главе. Под воздействием Союза Благоденствия П считал тогда, что ум и образование гарантируют и общественную прогрессивность, и высокую нравственность. Когда нравственность стала ассоциироваться с народностью, простотой и наивностью, сочетание ума и безнравственности сделалось художественно возможным, что изменило ценностные характеристики героев романа.
11 - Онегину, осклабя взор. - То есть улыбнувшись (в высоком стиле, употребленном здесь иронически).
IX, 8 - Сказал, что он всегда готов. - Последние слова выделены П как условная формула принятия вызова.
(Поэты 1790-1810-х. С. 670)
14 - И метить в ляжку иль в висок. - Технические выражения дуэлянтов. Выходя к барьеру, дуэлянт не может точно следовать заранее разработанной программе действий, поскольку ему еще предстоит разгадать планы противника в те считанные минуты, которые отделяют начало дуэли от первого выстрела. Висок здесь: точная фиксация позы дуэлянта, который, ожидая выстрела, отвернул голову и закрылся пистолетом. Прицел в ноги означал желание покончить дуэль легкой раной и совершить дело чести, не покушаясь на жизнь противника. Прицел в голову означал не просто желание выполнить дуэльный ритуал, а наличие мстительного чувства и жажду смерти противника. В этом случае и другой участник дуэли вынужден был менять тактику. Так, в дуэли Грибоедова с Якубовичем прослеживаются следующие побуждения участников: Грибоедов заметил, что Якубович метит ему в ноги, и ответил на миролюбивый жест аналогичным - после выстрела противника, которого он своей тактикой принудил стрелять с дальнего расстояния, он не подошел к барьеру, а выстрелил с того же места. Но в промежутке между этим решением и выстрелом он взглянул на свою изуродованную руку и под влиянием вспыхнувшего гнева стал целить в голову.
XX, 4 - При свечке, Шиллера открыл. - Увлечение творчеством Шиллера особенно ярко проявилось в начале XIX в. (см.: Harder Н.-В. Schiller in Ruβland. Berlin; Zürich, 1969) и в среде молодых романтиков в начале 1830-х гг. В момент работы П над шестой главой влияние Шиллера более всего ощущалось в кругах романтиков школы Жуковского. Резкий выпад Кюхельбекера против Шиллера в многократно упоминавшейся статье Тынянова свидетельствует, что сопоставление Ленского с Кюхельбекером должно проводиться с большой осторожностью.
XXI-XXII - Строфы представляют собой вставной текст - предсмертную элегию Ленского. Обращает внимание, что, в отличие от писем Татьяны и Онегина и песни девушек, элегия Ленского включена в общий строфический строй романа. Совершенно чуждая элегиям 1820-х гг., строфика накладывала на текст Ленского пласт пушкинской интонации. Поскольку элегия имеет насквозь цитатный характер, распадаясь на знакомые читателю штампы и обороты, без связующей стихии пушкинской интонации (образуемой не только строфикой) она представляла бы собой пародию в чистом виде, что, удовлетворяя целям литературной полемики, не соответствовало бы ее композиционному месту в общей структуре романа. В настоящем же виде текст Ленского, который одновременно все же и текст П, допускает ряд интерпретаций - от иронической и пародийной до лирической и трагической.
(Цветник. 1809. № 8. С. 180)
(Поэты 1790-1810-х. С. 539)
(Жуковский. Т. 1. С. 146)
(Кюхельбекер-2. Т. 1. С. 125)
(Пушкин В. Л. К жителям Нижнего Новгорода. Поэты 1790-1810-х. С. 673)
(Мерзляков А. Ф. Стихотворения. Л., 1958. С. 226)
7 - Забудет мир меня; но ты. - Ср.:
(Туманский В. И. Стихотворения и письма. СПб., 1912. С. 63)
(Милонов М. Сатиры, послания и другие мелкие стихотворения. СПб., 1819. С. 105)
В том же стихотворении Милонова ср. другие совпадения с элегией Ленского:
(Милонов М. Указ. соч. С. 105)
(Пушкин В. Л. К***. Поэты 1790-1810-х. С. 682)
Здесь литературная лексика, проникшая в быт, включается в текст уже как черта реального употребления, характеристика этого быта. При иной стилистической окраске и ином быте такой же принцип в употреблении см.:
Иронический образ романтического поэта, засыпающего над собственными стихами, повлиял на дальнейшую литературу. Ср.:
XXV, 12 - Лепажа стволы роковые. - Пистолеты марки парижского оружейника Лепажа считались в ту пору лучшим дуэльным оружием. Дуэльные пистолеты продавались парой в ящике, включавшем также набор приспособлений для литья пуль и заряжения оружия. Такие пистолеты хранились дома на случай дуэли - пользоваться ими не разрешалось. На место дуэли каждый из противников приносил свои пистолеты. Секунданты честным словом свидетельствовали, что оружие ни разу не пристреливалось, затем по жребию выбирались те или иные пистолеты. В случае необходимости повторного обмена выстрелами оружие менялось.
XXIX, 2-8 - Гремит о шомпол молоток. - Стволы лепажевских пистолетов снаружи имели вид шестигранников. Внутри оружие было гладкоствольным. В ствол через дуло насыпали порох, заколачивая его пыжом. После этого при помощи молотка и шомпола забивалась пуля. Пистолет был кремневым: кремень, удерживаемый специальным винтом, взводился, на полку - стальной выступ около отверстия в казенной части - насыпался мелкий порох, воспламенявшийся при ударе и зажигавший заряд пороха внутри ствола, что и было причиной выстрела. Заряжал пистолеты один из секундантов под наблюдением другого. Детальность операций по заряжанию и тщательность их описания в строфе XXIX соответствуют отстраненной автоматизированности взгляда наблюдающего Онегина.
4 - Щелкнул в первый раз курок. - При заряжании пистолета курок взводился (при этом раздавался щелчок), но оставался все еще на предохранительном взводе, не допуская случайного выстрела. Перевод на боевой взвод, сопровождавшийся вторым щелчком, производился при выходе на боевой рубеж.
6-7 - Зубчатый, Надежно ввинченный кремень. - имеется в виду кремень, по форме похожий на зуб.
XXXI, 10-14 - Младой певец Нашел безвременный конец! Дохнула буря, цвет прекрасный Увял на утренней заре, Потух огонь на алтаре!.. Стихи представляют собой демонстративное сгущение элегических штампов.
XXXII - Подчеркнуто предметное и точное описание смерти в этой строфе противопоставлено литературной картине смерти, выдержанной в стилистике Ленского, в предшествующей строфе.
XXXVI, 11 - И страх порока и стыда. - См. раздел "Дуэль".
XXXVIII - Строфа (неполная, 12 стихов) известна по публикации Я. К. Грота (с копии В. Ф. Одоевского).
Последний раз дохнуть В виду торжественных трофеев - умереть победив. Упоминание Рылеева сделало строфу нецензурной, и П выбросил ее, сдвоив номер следующей строфы. Шестая глава писалась в 1826 г., во время следствия по делу декабристов, и окончена была после приговора и казни. Тяжелая атмосфера этих месяцев отразилась на общем мрачном и трагическом ее тоне. Вопрос о сущности и будущем романтизма перешел из сферы литературной полемики в сферу размышлений об исторической, политической и нравственной сущности этого явления.
(Карамзин-1. С. 251)
(Жуковский. Т. 1. С. 359)
XLVI, 13-14 - В сем омуте, где с вами я Купаюсь, милые друзья! - В примечании П приводит две строфы, которыми оканчивалась шестая глава.
(Александр Пушкин – Идалия Полетика – Александра Гончарова. Россия)
Да, да, ведь ревности припадки —
Болезнь, так точно, как чума,
Как черный сплин, как лихорадка,
Как повреждение ума.
Она горячкой пламенеет,
Она свой жар, свой бред имеет,
Сны злые, призраки свои.
Помилуй Бог, друзья мои!
Мучительней нет в мире казни
Ее терзаний роковых…
Старой даме не спалось. Тишина мешала. Обычно люди лучше спят в тишине, а вот ей тишина мешала. Что такое? Почему не слышно шума моря? Черное море рокочет без умолку там, внизу, у подножия Ришельевской лестницы. С другой стороны, через весь спящий, огромный город иногда доносятся свистки паровозов. Паровозы… Quel cauchemar, какой кошмар, Боже! До чего она дожила… А впрочем, неплохая они штука – паровозы. На поездах ездить куда быстрей, чем по-старинному, в каретах. Так что пусть иногда гудят, даже жаль, что сейчас их не слышно. Ничего вообще не слышно! Даже ветер не шуршит в листве. Хотя ведь ноябрь на дворе, вся листва давно облетела… Ну и что? Старая дама любила слушать, как скрипят голые, лишенные листвы ветви. Дрожащие в страхе перед зимой деревья напоминали даме ее саму: она со дня на день ожидает смерти… Ну сколько можно жить?! Ей уже восемьдесят. В таком возрасте жизнь – сущая бессмыслица для женщины, особенно красавицы… то есть бывшей красавицей лет этак… в общем, много-много лет назад.
Нет, в самом деле – почему такая тишина? Мир вымер, что ли? Уж не стряслось ли чего?
Ох, как не любит она такое безмолвие! Это как затишье перед бурей. Разве позвать горничную?
Дама протянула руку к сонетке, дернула – хм, и звонка не слышно. Неужели оборвался шнур? О, служивые нерадивые! Даже здесь, в Воронцовском дворце, где живет генерал-губернатор Одессы с женой и сестрой, – служители нерадивые, болтливые, сонливые. На конюшню бы их да выпороть! Старая дама знала, что уже чуть ли не тридцать лет запрещено пороть слуг, они уж более не крепостные, но полагала, что от этого народишко только портится. Бог ты мой, девяностые годы на дворе! Считай, исход века. Мыслила ли она, что столько времени проживет? И сколько же умудрилась повидать событий, сколько народу пережила! Мужа, дочь… бывших друзей и возлюбленных, врагов и ненавидимых… Восемьдесят лет, зачем так долго жить? Она, такое ощущение, заживо закаменела, превратилась в некое подобие памятника самой себе.
Ну что ж, приходится рассчитывать на саму себя, никто другой, наверное, и не позаботится о памятнике для нее. Не то что для НЕГО…
– Ну и что же не поехали?
Старая дама вздрогнула. Приподняла голову.
Чей-то голос… Голос, который доносится как бы не извне, а изнутри, из вместилища ее воспоминаний.
Ну да, понятно – ночные призраки. Они частенько досаждают ей. Видимо, они – неизбежные атрибуты старости. Правда, обычно они молчат. Молча являются, молча исчезают. Отчего же заговорили нынче? Кто явился на сей раз? Неужели… И вправду – ОН! Стоит, склонив непокрытую голову, глядит исподлобья. Ветер шевелит его курчавые волосы. Ветер? Какой ветер может быть в комнате, в которой наглухо закрыты окна?! И еще… Кажется, что пышная шевелюра покрыта сединой… Но нет, ОН умер, так и не успев поседеть, это всего лишь снег. Что? Снег? Какой снег в Одессе 27 ноября? Нынче здесь, близ моря, стоит теплая, солнечная осень. Это ж не Москва, не Петербург… Да, это не Петербург, не Черная речка на исходе того промозглого, многоснежного января… ОН навсегда остался в том январском дне.
– Благодаря вам, сударыня.
Старая дама ненавидяще прищурилась, вглядываясь в темноту:
– Я остался в том дне благодаря вам, Идалия Григорьевна.
– А при чем тут я? – заносчиво вскинула она голову.
– Вы и только вы при чем. Вам я обязан всем тем ужасом, который обрушился на меня в последние дни моей жизни. И самой смертью я обязан вам. И прежде всего вам.
– Ну, знаете… – Старая дама негодующе пожала полными плечами. – Не слишком-то благородно обвинять женщину в том, в чем вы сами виноваты! Как будто я выпустила в вас ту злосчастную пулю! Впрочем, я не дивлюсь вашему злословью. Вы никогда не отличались благородством. Так что зря я не поехала на открытие вашего памятника и не плюнула на него!
– Я вас уже спросил: отчего же не поехали?
– Да уж не ради вас! И не ради себя, хотя, конечно, толпы этих идиотов, ваших поклонников, которые, к несчастью, и по сю пору не вымерли, сурово осудили бы меня. Мне наплевать на них! Я не поехала на открытие вашего памятника ради своего брата. Ему не понравился бы скандал, который непременно случился бы!
– А, конечно. Ваш брат, Сашка Строганов! Если не ошибаюсь, он еще жив?
– Конечно, жив! – ответила старая дама. – Почему бы ему не быть живым? Вот я, например, тоже живая!
– Это скоро пройдет, – насмешливо проговорил черноволосый гость. – Но не будем о грустном. Сашка Строганов, да… Он меня недолюбливал, хотя году этак в тридцатом мы были с ним достаточно близки. Он тогда сватался к Наташе Кочубей, а я ему протежировал у князя Василия Кочубея. Да и у самой Наташи, я ведь знал ее чуть ли не с лицейских лет…
– Кто бы так говорил, но только не вы, сударыня. Уж вам-то прекрасно известно, что существовала по крайней мере одна юбка, которую я мимо себя пропустил – причем с величайшей охотой.
– Молчите, негодяй! – яростно вскричала старая дама.
– Напрасно надрываетесь, Idalie, – усмехнулся ночной гость. – Меня не проймешь вашими оскорблениями. Однако любопытно было узнать, что именно Сашке Строганову я обязан тем, что вы не стали в очередной раз оскорблять мою память.
– Да, это так. Ведь я любила брата. С самого детства! Александр никогда не разбивал моих кукол, не терзал меня мальчишескими глупостями. Он никогда не видел во мне незаконнорожденную приживалку, для него я всегда была сестрой. Ему было безразлично, удочерил меня наш общий отец, когда женился на моей матушке, графине Д’Эга, или нет. Поэтому я ненавидела всех Строгановых, кроме брата.
– Я помню вашу матушку, – сказал гость, – она была красавица. Прелестная история ее жизни – история, достойная романа! Португальская графиня, влюбившаяся в русского и покинувшая ради своей любви родные места, дом, близких людей… А потом, овдовев, этот русский смог жениться на своей возлюбленной и сделать ее графиней Строгановой…
– А меня? – пылко воскликнула старая дама. – Почему меня, дитя той любви, он не сделал Идалией Строгановой? Почему я таки осталась какой-то безродной Д’Обертей, пока не вышла замуж за Полетику. За этого болвана, простака, солдафона?!
– Солдафона? – удивился гость. – А мне Александр… Как бишь его? Александр Михайлович, если не изменяет память? Мне он запомнился вполне светским человеком. Конечно, замуж в 1828 году вы шли за ротмистра Кавалергардского полка, однако я отлично помню, что через год Полетику сделали полковником… А высших чинов ему достичь удалось или нет?
– В отставку он вышел генерал-майором, – сообщила старая дама.
Как повреждение ума.
Любовь и ревность от неё она такая, когда любишь человека даже взгляд с интересом в сторону другой женщины приносит боль, уж про хальветы молчу
Ревность толкает на безрасудные поступки.
Ну да ревновали все. Только все позволено Хюррем. Махидевран ревновать нельзя, плакать, нельзя, травить и издеваться над соперницей нельзя, сына защищать нельзя. Может еще и устраниться надо чтоб Хюррем и Ко спокойно жила. А рыжей змее можно все травить, убивать, изводить, проливать кровь. И после этого ее еще невинностью считают.
Жалко всех дам. Только если Махидевран, Хюррем, Нурбану должны ничего не могли поделать с изменами (ведь это гарем). Хатидже сама довела мужа до измен. Не одному мужчине не понравится гонор и унижения от жены. Его Нигяр уважала, видела в нем мужчину и защитника. Хатидже несколько не жалко. Сама и только сама виновата.🙂
Натали, конечно Хюррем рыжий ангел. Добрый и любящий.😁 Ей можно все. А как иначе.😋
А вот на последней фотке, Маха на Хю и Сулеймана смотрит?
Натали, никто не считает её невинной🤦♂️🤦♂️🤦♂️зачем вообще в нейтральном посте приплетать Хюррем, ну сами же начинаете🤦♂️🤦♂️🤦♂️
Ревность - жгучее чувство.
Махидевран могда бы и удержаться возле Сулеймана, но всеми ее поступками всегда руководили эмоции и страх. Хюррем была бесстрашной и опиралась на холодный ум. С возрастом стала мудрее, хитрее и безжалостней.
все там ревновали, в этом нет ни чего страшного,главное что бы ревность не затуманивала рассудок,вот это страшно
Натали, можно, если включать мозги, а если косячить на 10000 % из 100 % возможных, ясен пень, что результата не будет. Не вина Хюррем ведь, что Махидевран тупит регулярно
Натали, но,здесь,есть отличие,Махидевран разлюбил Сулейман,она ему больше не нужна и не интересна!Как женщине имеющей гордость и знающей себе цену - зачем навязываться и унижаться,если мужчина на тебя смотреть не хочет.Если ты,считаешь себя достойной женщиной,так и веди себя достойно. ставлю в пример Гюльфем.☝😉
Самая умная и хитрая Нурбану и Хюрем. Многое прощали и закрывали глаза на прихоти своих мужчин. Хюрем сама не нападала Махидевран первоя начала унижать и избивать психичка. Как с Хюрем так сразу правила нужно соблюдать и всех ему подкладывать а как Махидевран так что ты нет нельзя я единственная и никаких правил. Если бы не Мустафа давно бы выкинули из дворца. Умом не вышла а могла бы быть хитрее глядишь Сулейман и вернулся бы.
По моему ,ревность,естественное чувство ,особенно когда с другой,у тебя на глазах, куражится любимый мужчина. В ВВ мужчины не могли ревновать,потому как им соперников не было.. 😄😄Поэтому женщинам и пришлось испытать все "радости " от мужиков..Султан так вообще не плохо устроился,гарем,к его услугам. Селим тоже что то там пытался попользоваться своими правами,да Нурбану его быстро к рукам прибрала..Ибрагим же,наглец ,за такое казнь положена,но смог "отмазаться" . Любила его Хатидже больше жизни.
Хюррем вела себя хуже всех. Что в молодом возрасте, что в пожилом.🤦♀️ Но нелепее, чем со всеми другими соперницами, она вела себя с Изабеллой, жаль, что нет на коллаже. 😁Меня на смех тянуло, когда две пампушки безмозглые пыжились из-за Сули😆😆😆😂😂😂особенно сцена с колье🤦♂️😂Смешная Хюшечка😁😁)))) Разумнее всех действовала конечно же Нурбану 👍 Она предъявляла претензии именно к главному виновнику – своему мужчине. Она не убивала его наложниц, потому что ей хватало мозгов понять, что они ни в чем не виноваты. Что им приказывают, то они и делают. Ну и Хатидже тоже можно понять. Она султанша, ей не в праве изменять муж. Она имела полное право убить Ибрагима и Нигяр. Она к обоим относилась трепетно, но они этого не оценили. Хатидже не убила ни мужа, ни его любовницу, ни их ребёнка, и в какой-то мере зря(я не про девочку).
Надежда, а когда Сулейман звал к себе Фирузе – это разве не показатель того, что жена больше тоже не интересна?)
Ну зачем за ними бегать? Раз они предпочитают других. просто послать на **й..
Им нравится, что за ними бегают в истериках. Доминируют.
Гульнара, как раз во время с Фирузе,жена была интересна. помните,когда Сулейман был с Фирузе и в зеркале увидел Хюррем. помните,что там было,он отправил Фирьку с поникшим носиком во свои покои,дабы понял,что лучше его госпожи нетуууу. просто немного повыкаблучивался перед своей любимкой,хотел показать,какой он "мачо". да,и все мы прекрасно знаем,что Фирузе,всего лишь жалкая выдумка Шахина и историю никто не отменял.
Эти тварь не заслуживают любви. Им нужно только одно..и я говорю про всю мужскую половину.
Даниела, глупо. Насчёт Хю. Смею напомнить, что это Махидевран пыталась изувечить, а может и убить её, после хальвета. Показала так сказать пример. Да, возможно Хю и вела себя, иной раз необдуманно. Но что касается Изабеллы и Фирузе, зачем их вообще в сериал записали. Ладно Изабелла она существовала на самом деле, только умерла за 16 лет до прихода Сула на престол, чего не могу сказать о Фирузе. Её вообще не существовало, она придумка. Поэтому и показано глупое поведение Хюррем. Махи сама виновата, что Сулейман отвернулся от неё. Вести себя надо подобающее своему положению. Думала если будет у юбки Валиде околачиваться, султан от неё никуда не денется? Ну что поделать если мозгов нет. Хати тут вообще полный атас. Неадекватное поведение династийки и привело к тому, что Ибрагим нашёл спокойствие и понимание в объятиях Нигяр. Конечно той глупо надеяться на то, что Ибрагим всегда будет с ней, но все таки с ним она была счастлива. По свински он поступил с Нигяр забрав ребёнка, но это человек такой. Насчёт того, что Хати к Нигяр относилась трепетно. Бред. Не в правилах этой женщины относиться к кому то с трепетом, даже к собственным детям, а уж к рабыне и подавно.
Гульнара, Фирузе вообще придумка сценаристов. Зачем запихали её в сериал? Непонятно. Так же как и Изабеллу.
Вот у кого повреждение ума на почве ревности случилось так это понятно всем у кого, у Махидевран-Султан, хуже чем Хадидже оказалась даже намного
Татьяна, в своём комменте я вообще не затронула тему Махи😁с ней все ясно))) Про наличие в сериале персонажей Фирузе и Изабеллы это вопрос к сценаристам. И мы вроде сериал обсуждаем, так то и Нигяр никакой не было в реальности. Но это история, и мне она не интересна. 🙂На счёт Хатидже и Ибрагима, мне нравятся оба. Но в этой ситуации я полностью на стороне Хатидже. Все её хейтеры так любят упоминать это слово "династийка" по отношению к ней, хотя она напомнила о своём статусе мужу только один раз, в порыве ревности и все, и после этих слов она даже извинилась перед Ибрагимом. Настоящими "династийками" в сериале были Шах и Михримах, вот они реально упоминали о своей" голубой" крови при каждом случаи. Хатидже была самой любящей женой, прощала ему практически все, ни один Паша наверное не получал столько любви и трепета от жены-султанши, как Ибрагим. И к Нигяр она относилась довольно тепло. Но они вот так вот с ней ужасно поступили. Была бы на месте Хатидже Шах, например, им бы далеко не сладко пришлось.
Я ревновала только один раз в жизни. И правда,примерзкое чувство!
Надежда, он с Фирузе пару лет, если мне память не изменяет, шашни крутил, а то и больше. Не слишком ли долгий срок для простых выкаблучиваний?
Даниела, своей династийностью она тыкала не только Ибрагима. Про Махи я написала, чтобы опровергнуть слова, что Хю вела себя хуже всех. Нет не хуже. Да и насчёт Хати, иногда хватает одного раза сказать, чтобы оставить осадок на всю жизнь, и как бы она там не извинялась(снизойдя до раба), не думаю, чтобы Ибрагим,как мужчина, взял и забыл все её слова.
Ах! Ведает мой добрый гений,
Что предпочел бы я скорей
Бессмертию души моей
Бессмертие своих творений.
Ах, обмануть меня не трудно.
Я сам обманываться рад!
Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел.
Болезнь любви неизлечима!
Брак холостит душу.
Браните мужчин вообще, разбирайте все их пороки, ни один не подумает заступиться. Но дотроньтесь сатирически до прекрасного пола - все женщины восстанут на вас единодушно - они составляют один народ, одну секту.
Быть можно дельным человеком
И думать о красе ногтей.
Быть славным - хорошо,
Спокойным - лучше вдвое.
В некотором азиатском народе мужчины каждый день, восстав от сна, благодарят Бога, создавшего их не женщинами.
Вдохновение - это умение приводить себя в рабочее состояние.
Вдохновение есть расположение души к живому приятию впечатлений, следовательно, к быстрому соображению понятий, что и способствует объяснению оных.
Вдохновение нужно в геометрии, как и в поэзии.
Веленью Божию, о муза, будь послушна,
Обиды не cтрашась, не требуя венца;
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца.
Вольнее птицы младость.
Кто в силах удержать любовь?
Чредою всем дается радость;
Что было, то не будет вновь.
Вот здесь лежит больной студент;
Его судьба неумолима.
Несите прочь медикамент:
Болезнь любви неизлечима!
Врагов имеет в мире всяк,
Но от друзей спаси нас, Боже!
Все женщины прелестны,
А красоту им придает любовь мужчин.
Где нет любви к искусству, там нет и критики.
Гений и злодейство - две вещи несовместные.
Глаголом жги сердца людей.
Глубокие воды плавно текут, премудрые люди тихо живут.
Говорят, что несчастие хорошая школа; может быть. Но счастие есть лучший университет.
Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие.
Да, да, ведь ревности припадки -
Болезнь так точно, как чума,
Как черный сплин, как лихорадка,
Как повреждение ума.
Да, жалок тот, в ком совесть не чиста.
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной ты на казнь осуждена?
Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум.
Два чувства дивно близки нам -
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
Девица плачет, что роса падет; взойдет солнце, росу высушит.
Действие человека мгновенно и одно; действие книги множественно и повсеместно.
Дела давно минувших дней,
Преданья старины глубокой!
Друзья мои, прекрасен наш союз
Он как душа неразделим и вечен -
Неколебим, свободен и беспечен
Сростался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас ни бросила судьбина,
И счастие куда б ни повело,
Всё те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село.
Если женщина в печали
Сквозь слез, украдкой, как-нибудь,
Назло привычке и рассудку,
Забудет в зеркало взглянуть, -
То грустно ей уж не на шутку.
Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет.
Если и есть в России европеец, то это - наше правительство.
Есть время для любви,
Для мудрости - другое.
Желудок просвещенного человека имеет лучшие качества доброго сердца: чувствительность и благодарность.
Жеманство и напыщенность более оскорбляют, чем простонародность. Откровенные, оригинальные выражения простолюдинов повторяются и в высшем обществе, не оскорбляя слуха, между тем как чопорные обиняки провинциальной вежливости возбудили бы общую улыбку.
Жена и дети, друг, поверь - большое зло:
От них все скверное у нас произошло.
Живая власть для черни ненавистна.
Они любить умеют только мёртвых.
Зависеть от властей, зависеть от народа -
Не все ли нам равно? Бог с ними. Никому
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать: для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи.
Зависимость жизни семейной делает человека более нравственным.
Зависть - сестра соревнования, следственно из хорошего роду.
Земная жизнь в болезни, в нищете,
В печалях, в старости, в неволе. будет раем
В сравненье с тем, чего за гробом ожидаем!
Злословие даже без доказательств оставляет почти вечные следы.
И всюду страсти роковые,
И от судеб защиты нет.
И может быть на мой закат печальный
Блеснёт любовь улыбкою прощальной.
И пусть у гробового входа младая будет жизнь играть.
И сердце вновь горит и любит - оттого,
Что не любить оно не может.
Истинное воображение требует гениального знания.
К беде неопытность ведет.
Конечно, царь: сильна твоя держава,
Ты милостью, раденьем и щедротой
Усыновил сердца своих рабов.
Но знаешь сам: бессмысленная чернь
Изменчива, мятежна, суеверна,
Легко пустой надежде предана,
Мгновенному внушению послушна,
Для истинны глуха и равнодушна,
А баснями питается она.
Ей нравится бесстыдная отвага.
Критики смешивают вдохновение с восторгом.
Кто жил и мыслил, тот не может
В душе не презирать людей.
Кто раз любил, тот не полюбит вновь.
Льстецы, льстецы! старайтесь сохранить
И в подлости осанку благородства.
Любви все возрасты покорны.
Любите самого себя,
Достопочтенный мой читатель!
Предмет достойный: ничего
Любезней, верно, нет его.
Любовь одна - веселье жизни хладной,
Любовь одна - мучение сердец:
Она дарит один лишь миг отрадный,
А гореcтям не виден и конец.
Люди никогда не довольны настоящим и, по опыту имея мало надежды на будущее, украшают невозвратимое минувшее всеми цветами своего воображения.
Мечтам и годам нет возврата.
Молодость - величайший чародей.
Москва. Как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
Мы все ленивы и нелюбопытны.
Мы все учились понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь!
Мы почитаем всех нулями,
А единицами - себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно.
На свете счастья нет, а лишь покой да воля.
Не дай мне Бог сойти с ума -
Уж лучше посох да сума…
Не откладывай до ужина того, что можешь съесть за обедом.
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.
Не тот поэт, кто рифмы плесть умеет.
Не ужинать - святой закон,
Кому всего дороже легкий сон.
Недолго женскую любовь
Печалит хладная разлука:
Пройдет любовь, настанет скука,
Красавица полюбит вновь.
Нет ни в чём Вам благодати,
С счастием у вас разлад,
И прекрасны вы некстати,
И умны вы невпопад.
Нет правды на земле, но правды нет и выше.
Неуважение к предкам есть первый признак дикости и безнравственности. Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно, не уважать оной есть постыдное малодушие.
Но грустно думать, что напрасно
Была нам молодость дана.
Но я, любя, был глуп и нем.
Ныне христиане стали скупы: деньгу любят, деньгу прячут, мало богу подают.
О люди! все похожи вы
На прародительницу Еву:
Что вам дано, то не влечет;
Вас непрестанно змий зовет
К себе, к таинственному древу;
Запретный плод вам подавай,
А без того вам рай не рай.
О люди! жалкий род, достойный слез и смеха!
Жрецы минутного, поклонники успеха!
Как часто мимо вас проходит человек,
Над кем ругается слепой и буйный век,
Но чей высокий лик в грядущем поколенье
Поэта приведет в восторг и умиленье!
О, Сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг,
И случай, бог изобретатель.
Обманчивей и снов надежды,
Что слава? Шепот ли чтеца?
Гоненье ль низкого невежды?
Иль восхищение глупца?
Обычай - деспот меж людей.
Одна из причин жадности, с которой читаем записки великих людей, - наше самолюбие: мы рады, ежели сходствуем с замечательным человеком чем бы то ни было, мнениями, чувствами, привычками - даже слабостями и пороками. Вероятно, больше сходства нашли бы мы с мнениями, привычками и слабостями людей вовсе ничтожных, если б они оставляли нам свои признания.
Односторонность в писателе доказывает односторонность ума, хотя, может быть, и глубокомысленного.
Он чином от ума избавлен.
Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!
Первый несчастный воздыхатель возбуждает чувствительность женщины, прочие или едва замечены или служат лишь. Так, в начале сражения первый раненый производит болезненное впечатление и истощает сострадание наше.
Переводчики - почтовые лошади просвещения.
Перед собой кто смерти не видал,
Тот полного веселья не вкушал
И милых жен лобзаний не достоин.
Поверьте мне, друзья мои:
Кому судьбою непременной
Девичье сердце суждено,
Тот будет мил назло вселенной;
Сердиться глупо и грешно.
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Поэзия бывает исключительною страстию немногих, родившихся поэтами; она объемлет и поглощает все наблюдения, все усилия, все впечатления их жизни.
Презирать суд людей нетрудно, презирать суд собственный - невозможно.
Привычка свыше нам дана:
Замена счастию она.
Разберись, кто прав, кто виноват, да обоих и накажи.
Разве у хорошеньких женщин должен быть характер?
Сердцами сходствуем;
Он - точно я другой:
Я горе с ним делю,
Он - радости со мной.
Сказка - ложь, да в ней намек.
Скука есть одна из принадлежностей мыслящего существа.
Слава - яркая заплата на ветхом рубище певца.
Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная.
Слова поэта суть уже его дела.
Служенье муз не терпит суеты;
Прекрасное должно быть величаво.
Со смехом ужас несовместен.
Совесть - когтистый зверь, скребущий сердце.
Счастливый человек, для жизни ты живешь!
Так точно дьяк, в приказах поседелый,
Спокойно зрит на правых и виновных,
Добру и злу внимая равнодушно,
Не ведая ни жалости, ни гнева.
Тонкость не доказывает еще ума. Глупцы и даже сумасшедшие бывают удивительно тонки.
Точность и краткость - вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей - без них блестящие выражения ни к чему не служат.
Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман.
Учись, мой сын! Наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни.
Учитесь властвовать собою.
Ход часов лишь однозвучный
Раздается близ меня,
Парки бабье лепетанье,
Жизни мышья беготня,
Что тревожишь ты меня?
Чем более мы холодны, расчетливы, осмотрительны, тем менее подвергаемся нападениям насмешки. Эгоизм может быть отвратительным, но он не смешон, ибо отменно благоразумен. Однако есть люди, которые любят себя с такой нежностью, удивляются своему гению с таким восторгом, думают о своем благосостоянии с таким умилением, о своих неудовольствиях с таким состраданием, что в них и эгоизм имеет смешную сторону энтузиазма и чувствительности.
Чем меньше женщину мы любим,
Тем легче нравимся мы ей
И тем ее вернее губим
Средь обольстительных сетей.
Чтение - вот лучшее учение!
Что было, то не будет вновь.
Чувство выздоровления - одно из самых сладостных.
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать.
Я конечно, презираю Отечество мое с головы до ног - но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство.
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа.
Читайте также: