Лайма вайкуле как она победила болезнь

Справиться с диагнозом зачастую помогают не деньги , но сила воли , желание жить и , конечно , поддержка близких. Вспомнили знаменитостей , которые одержали победу над смертельными заболеваниями.

Cosmo рекомендует

• 
  

Писательница признается , что еще до обследования у нее болела грудь с левой стороны. Однако поход по врачам она откладывала , как человек советской закалки. Теперь Донцова призывает всех женщин ни в коем случае не забывать о здоровье и проходить диспансеризацию раз в полгода-год.

В январе 2003 года Анастейша решила уменьшить грудь из-за проблем со спиной. Врач настоял на маммографии , результаты которой показали , что у певицы — рак. Певице тогда было 34 года.

Злокачественная опухоль быстро развивалась. Немедленно были сделаны операция и радиотерапия. Лечение прошло успешно , Анастейша создала фонд Anastacia Fund , цель которого — помощь женщинам с раком молочной железы.

Но в марте 2013 года у певицы снова диагностировали рак груди. Опухоль , как и в первый раз , была маленькой. Однако еще десять лет назад Анастейша решила , что в случае рецидива она удалит молочные железы. От этой идеи она не отказалась. Певица перенесла двойную мастэктомию.

Лайма Вайкуле узнала о своем диагнозе в 1991 году. Рак груди у певицы был обнаружен на последних стадиях. Шансы на выздоровление были минимальными. Вайкуле не верила в спасение и даже написала прощальные письма родным и близким.

Вайкуле признается , что страх смерти парализовал ее , она пережила несколько панических атак. Но после операции певица была счастлива как никогда. Она поверила , что может справиться с болезнью.

Однако успешная операция — только половина испытания. Едва ли не более тяжелым для больного становится долгая реабилитация ( около полугода). Вайкуле мучили жуткие боли , но она вышла победительницей.

Для лечения требовались деньги , которых у певца не было. Родные и друзья открыли сбор средств на операцию. Левкин пролежал в больнице полтора года , перенес девять курсов химиотерапии и сложную операцию. Рак отступил.

Вначале Левкину было очень трудно ходить. Он старался преодолевать небольшие расстояния каждый день , и постепенно слабость прошла.

Во время улучшение Левкин встретил актрису Марину Ичетовкину , с которой сыграл свадьбу… И тогда же рак вернулся.

Еще около года певец боролся с заболеванием. Он перенес операцию по пересадке костного мозга. Теперь Владимир Левкин регулярно проходит медицинские обследования , занимается сольной карьерой и вместе с супругой воспитывает дочь Нику.

Инсульт негативно отразился на карьере Стоун. Долгое время ее не приглашали в кино , актриса сидела без работы. К тому же после выздоровления Стоун вела себя странно , инсульт повлиял на ее речь и походку.

В сентябре 2002 года у шведской певицы обнаружили злокачественную опухоль мозга. Операция по удалению прошла успешно , но реабилитация заняла несколько лет. Мозг был поврежден , и Мари потеряла способность читать и считать , ослепла на правый глаз , правая сторона ее тела почти не слушалась.

Певица прошла лучевую и химиотерапию и нашла спасение в рисовании. Потеряв возможность читать и писать , Фредрикссон увлеклась живописью и даже провела выставку своих рисунков спустя несколько лет после операции.

Постепенно Мари возвращалась к работе. Она записала сольный альбом , провела еще одну выставку , начала выступать и запланировала мировой тур вместе с коллегами по Roxette. Но в 2016 году врачи запретили Мари выступать на сцене. У певицы начались проблемы с памятью , координацией движений и выносливостью. Гастроли были отменены , но Фредрикссон не собирается завершать карьеру. Она оборудовала звукозаписывающую студию у себя дома , где продолжает записывать новые песни.

Текст: Наталия Никифорова

• 
  

Неизлечимо больны: Леди Гага, Пинк и другие звезды, которые не могут поправиться

Что чувствует онкологический больной. Воспоминания Лаймы Вайкуле.

Продолжаем публиковать отрывки из книги Катерины Гордеевой "Победить рак", ставшей продолжением одноименного телефильма. В книгу вошли интервью с известными людьми, столкнувшимися с раком, комментарии врачей. В этой главе — отрывки из дневника Марины Пак, врача и одновременно пациента онкологов, а также воспоминания Лаймы Вайкуле о том, как она пришла к принятию своей болезни.

Из дневника Марины Пак

Август 2010 года
Я лежу на 20-м этаже огромной больницы. От моей кровати до края балкона — всего несколько шагов. Под ним — Каширское шоссе, постоянный поток машин, динамика городской жизни, огни. Всё это там внизу, а здесь. Особенно тяжело по вечерам. Главная мысль, которая стучит у виска: зачем продолжать, всё это не имеет смысла, всё кончено, ничего не исправить. Душным августовским вечером еле-еле доползаю до перил. Мне кажется, если я сейчас навалюсь на борт балкона и смогу перетащить через него свое тело, то смогу закончить всё и сразу. Я доползаю до перил, но на большее не хватает сил. С трудом возвращаюсь, вскарабкиваюсь обратно на постель. И вою.

Потом Марина узнает: в том августе, по вечерам, когда старшая дочь Соня выходила из маминой палаты, она еще долго не могла уехать из больницы, даже отойти от нее больше, чем на сто метров. Ей казалось, что мама может что-нибудь с собой сделать. Соня стояла внизу, в скверике перед входом в Онкоцентр, и смотрела на горящие окна Каширки, пытаясь разглядеть самое важное в тот момент своей жизни окно, мамино, пытаясь на расстоянии почувствовать, как там мама? Что она делает? О чем думает? Чего боится? Соня даже узнавала у врачей, нет ли палат без балкона. Оставаться в палате на ночь было никак нельзя. И это время — ночь — для семьи было самым тревожным. Состояние Марины не улучшалось, она замкнулась в себе. Любые попытки разговоров приводили к еще большей отчужденности и даже враждебности. Им казалось — она нарочно их не слышит. Ей казалось — они никогда не смогут ее понять.

Из дневника Марины Пак

Август 2010 года
Я понимаю, что это грех, это некрасиво, как я буду лежать внизу, детям будет стыдно. Но однажды ночью я просыпаюсь и понимаю: страха и стыда больше нет. Сейчас я могу это сделать. Я сажусь на кровати. Я мысленно проделываю этот путь до балкона и дальше — вниз. Я вижу себя там, внизу, и мне не страшно. Диким усилием воли заставляю себя не встать, остаться на кровати. Заставляю себя думать о детях, заставляю себя думать о том, что мне их жалко. Что это нечестно оставить их без меня, одних, что дети всё еще нуждаются во мне, что я им нужна — любая. Даже такая, какая я есть сейчас.
С этими мыслями встречаю рассвет, по-прежнему сидя на кровати. Всё еще не понимая, как мне удалось себя остановить, звоню священнику.

Священник приехал. Был долгий и трудный разговор. Тот, который и должен был произойти в подобной ситуации. До конца Марину, конечно, не отпустило. Но разговор с внимательным, слушающим, хотя и посторонним, человеком сделал свое дело. Она выговорилась. Он слушал ее и кивал. Говорил: "Всё, что вы чувствуете, — это нормально, так чувствуют себя и другие онкологические больные. Депрессия — это тоже нормально, и страх — нормально. Человеку свойственно бояться. Вы не должны переставать любить себя и беречь свою жизнь даже в этом состоянии. "

Он говорил правильные, важные, спокойные и внимательные вещи, те, которые ей были так нужны. Умный и чуткий священник спас Марину Пак тем, что сумел неожиданно стать ее психологом. Тем самым онкопсихологом, ставки которого как не было, так и нет в тарифной сетке российского Министерства здравоохранения.

Я вспоминаю об этой истории, когда мы с Мариной приходим на концерт Лаймы Вайкуле. По удивительному стечению обстоятельств, Лайма — любимая певица Марины. Ничего не зная о ее болезни, Марина всю жизнь восхищалась чувством стиля, голосом и характером этой женщины. После того как я рассказала Лайме историю Марининой болезни, Лайма пригласила ее, героиню теперь уже нашего общего проекта "Победить рак", на свой концерт. Огромный концертный зал "Россия". Свободных мест нет. Концерт вот-вот начнется. А я вдруг говорю Марине: "Смотрите, как удивительно: дойдя до дна отчаяния в своей болезни, Лайма ведь тоже позвонила священнику. А это было по другую сторону океана".

В это действительно трудно поверить, когда болеешь. Болезнь — она совершенно одинакова по обе стороны океана, в Северном и Южном полушариях, в больших и маленьких семьях, у людей с достатком и за чертой бедности. Материальные и географические нюансы влияют на комфорт, бытовые обстоятельства, тактику и качество медицинского лечения. Но внутри у каждого онкологического пациента по одному и тому же сценарию разворачивается настоящая драма борьбы между отчаянием и надеждой. Вот как ее описывает Лайма Вайкуле.

Лайма Вайкуле: "Самое страшное в раке — это не лечение, не химия и ее жуткие последствия, не боль и не тошнота. Самое страшное в раке — это страх. И ты ни с кем не можешь этот страх разделить. И он становится сильнее тебя. Ты ни с кем не можешь об этом поговорить. Хотя нет, вначале я могла говорить об этом с Андреем (гражданский муж Лаймы Вайкуле, вместе с которым она живет уже более двадцати лет. — Прим. ред.). Он был, пожалуй, единственным человеком, с кем мы вместе плакали. И только он был допущен к моему секрету, к моему дрожанию, к моим страданиям, может быть, потому, что он однажды в ответ на очередную мою истерику о том, что я не могу больше ждать лечения и жить в этом ощущении страха, сказал: "Ты не волнуйся, если что-то пойдет не так и тебе станет невыносимо, мы сядем в машину, разгонимся — и въедем в стенку, и всё, это будет одно мгновение".

Она замолкает. И я думаю, что вот сейчас она, наверное, представляет себе всё то, чего бы не случилось в ее жизни, если бы тогда они так и поступили бы с Андреем, покончив со всем в одно мгновение. Но, оказывается, она думает совсем о другом: пытается пошагово восстановить все перемены своего состояния, все стадии отчаяния. Удивительным образом они совпадут с классической схемой принятия онкологическим больным своего диагноза, что была разработана два десятка лет назад специалистами британского хосписного движения. Но об этой схеме — позже. Вот — реальное свидетельство, живая память бывшей онкологической больной Лаймы Вайкуле.

Лайма Вайкуле: "Первая стадия — очень страшная. Пожалуй, это вообще самое страшное, что со мной когда-либо в жизни происходило: это когда ложишься спать и клацаешь зубами. Вот тогда я первый раз, когда меня спросили, какую книжку мне принести, сказала — Библию, потому что других ответов я не знала. До тех пор я никогда Библию не то что не читала — даже в руках, наверное, не держала. Я просто уважала религию издалека, как все советские люди. Но вот в том, первом, страхе Библия, я теперь могу это совершенно уверенно сказать, меня спасла. Мне принесли Библию, и это было мое единственное утешение. Я ложилась спать с Библией, я засыпала, крепко держа ее в руках.

А потом опять просыпалась от клацания зубов. От страха. Библия ненадолго спасала, а страх всё равно оказывался сильнее.

Вторая стадия — это ненависть. Ко всем, кто здоров. Я помню, как сидели рядом со мной все мои музыканты. А я сидела в стороне. То есть мы как будто сидели рядом, но я не была с ними рядом. И они говорили что-то такое очень обыкновенное: вот надо малышу какие-то ботиночки купить. А я смотрела на них невидящими глазами и слушала так, как будто не я это слышу, а какой-то другой человек".

Здесь она остановится. Запнется. Станет искать кого-то взглядом. Придумает, что ей надо позвонить. Спросит у ассистента, не опаздывают ли они на репетицию концерта. Словом, опять, как ребенок, попытается придумать миллион поводов, чтобы не продолжать. А потом сама себя одернет: "Да что же это я, уже начала, значит, надо рассказывать".

Лайма Вайкуле: "Катя, если говорить правду, я их ненавидела. Я сидела и с ненавистью думала: „Господи, ну какие ботиночки! Это всё так неважно, все эти ботиночки, такие глупости, такие неважные совершенно вещи! Как можно вообще об этом говорить? У меня рак, я умираю. Всё кончено, а они говорят о ботиночках. “ Да, это была такая дикая, неведомая мне до тех пор смесь страха и одиночества. Но я до сих пор стыжусь той своей ненависти".

Она опять молчит. А я вспоминаю, как судачили люди в Юрмале и даже пописывали газеты: "Звезда Лайма Вайкуле не приехала на похороны своего отца, предпочтя карьеру в Америке". В голове вдруг совпадает: это же ведь и был момент ее болезни. Получается, что дело не в карьере? Спрашивать неловко, но спросить нужно. И я спрашиваю. Ее передергивает.

Лайма Вайкуле: "Как они могли писать? Что они знали об этом? Как меня могут судить люди, которые вообще не посвящены в этот вопрос? Это такая бестактность, свойственная, на самом деле, журналистам в нашей стране.

Тогда я даже маме не говорила о том, какой мне поставлен диагноз. Никто не знал. Да, так случилось, что мой папа умер, когда у меня шло облучение. И я действительно не смогла приехать на его похороны. Хотя бы потому, что я физически не могла это сделать. Помню, как я звонила домой и говорила маме: „У меня сейчас запись, я не могу приехать“. А в горле комок. Не понимаю до сих пор, как я вообще сумела это произнести, но надо было продержаться. Потом положила трубку и, естественно, сразу же свалилась со своим горем и несчастьем.

Да, я слышала, что на похоронах меня осуждали за то, что я не приехала. Эти люди говорили: „Ах, Лайма, ну конечно, у нее на первом месте карьера!“ А дело было вообще не в карьере. Хотелось просто закрыться в своей скорлупе: я — отдельно, а все остальные, здоровые, — отдельно. Они там живут, радуются, сплетничают. А я тут одна — со своим несчастьем. И говорить об этом не хотелось ни с кем, а уж тем более с какими-то посторонними людьми, для которых выслушать твою историю — профессия.

Хотя, если честно, врачи в Америке, в госпитале, предлагали психолога. Но я гордо отказалась: что это еще такое — психолог? Мы же советские, для нас психолог — это как унижение. Какие у нас были психологи? Так, подружки, что-то случится — и сядешь с подружкой всё перемалывать. Но рак — это не та история, которую можно обсудить за чашечкой кофе. И, конечно, нужен был психолог, которого они предлагали. Просто я этого не понимала".

Это положено знать любому практикующему онкопсихологу. Это описано в учебниках: у рака нет друзей. Есть просто стадии принятия болезни. По идее, врач должен разъяснить пациенту, когда и с чем ему придется столкнуться. Вот как в традиционной онкопсихологии принято описывать пять стадий принятия смертельной болезни.

1. Отрицание. Больной не может поверить, что это действительно с ним случилось.
2. Гнев. Возмущение работой врачей, ненависть к здоровым людям.
3. Торги. Попытка заключить сделку с судьбой. Больные загадывают, допустим, что они поправятся, если монетка упадет орлом.
4. Депрессия. Отчаяние и ужас, потеря интереса к жизни.
5. Принятие. "Я прожил интересную и насыщенную жизнь. Если мне суждено принять смерть, я приму ее достойно и в срок".

Эти пять коротких пунктов, на самом деле, — длинный путь: пять ступеней, перешагивать через которые обыкновенному человеку, да еще и несущему на себе груз болезни, очень тяжело.

Я почти не знаю или знаю очень мало людей, сумевших, миновав первые четыре ступени, сразу оказаться на пятой. И даже те, кого я знаю, возможно, тоже проходили через отрицание, гнев, торги с судьбой и депрессию, но я при этом не присутствовала. Cилой своего характера, силой воли или просто ввиду наших нечастых встреч этот тяжелый путь мои друзья преодолели незаметно для меня. Но все признавались: нет такой силы воли и нет такого характера, что позволяет принять болезнь с возможным смертельным исходом играючи. Другое дело, что и профессиональная помощь, и поддержка, и участие близких, родных делают принятие болезни более естественным, менее разрушительным для личности, эмоционального состояния, душевного здоровья онкологического больного.

Я спрашиваю Лайму, сколько же в итоге месяцев провела она в американской клинике, сколько секунд, минут, часов вырвала из ее жизни болезнь. Сколько это стоило денег? Она улыбается. И, дотронувшись до моей руки, обрывает поток вопросов.

Лайма Вайкуле: "Это слишком разные вопросы, Катя. На них нельзя ответить одним махом. Самое простое в этой истории — деньги. В это почти невозможно поверить, но мое спасение обошлось мне в двадцать пять долларов, которые я заплатила за страховку. А мое лечение стоило несколько сотен тысяч долларов. Сработала страховка. Потребовалось совсем немного бюрократии: подтвердить, что мое состояние не позволяет мне уезжать, что лечение необходимо начать тотчас же, в Америке. Клиника такое подтверждение дала. И меня немедленно стали лечить. Это, конечно, везение. Потому что сегодня я понимаю, что без денег ты пропал. В этом смысле мне повезло. В остальном — не очень. Хотя, опять же, как сказать?

Стала бы я такой, какая я сейчас, если бы не болезнь? Думаю, что нет.

Эта последняя ступень в понимании болезни делает человека предельно открытым, готовым к любви: ты ценишь маму, ты ценишь родных, ты ценишь каждую минуту, когда ты с ними. Выражение „душа открыта“ — это даже не совсем точное выражение. Точнее сказать, — ты выучиваешься жить на разрыв, для всех, а для себя уже на последнем месте. Вот та я, которая начала болеть, та, первая, любимая „Я и только Я“, — она осталась там, в палате госпиталя. Появилась другая я, которая вообще не видела себе места на свете, где нет всех остальных, любовь к которым и стала смыслом жизни.

Появляется, правда, проблема времени: ты больше не умеешь что-то делать бегло, мимоходом. Становится важной каждая минута. И эта минута наполняется невероятным смыслом, когда ты держишь за руку кого-то бесконечно дорогого. И эта минута звенит от напряжения, когда по какой-то причине этого близкого и родного человека нет рядом: вы плохо поговорили или просто разъехались по делам и не получается дозвониться. А тебе кажется самым важным на свете именно сейчас услышать его родной голос".

По медицинским вопросам обязательно предварительно проконсультируйтесь с врачом

Статья предоставлена издательством "Захаров"

19.10.2018, 08:00 EST

Фото: Depositphotos

Лайма Вайкуле
Певица, 64 года

По статистике, при диагностировании рака груди на ранней стадии в 94% болезнь благополучно излечивается — именно поэтому врачи призывают женщин регулярно делать маммографию, пишет Cosmo. Певица Лайма Вайкуле не подозревала ни о чем десятилетиями — именно поэтому, когда в 1991 году у нее обнаружили рак груди, прогноз медиков был крайне неоптимистичным: последняя стадия болезни, шанс на выздоровление — 20%.

Фото: YouTube/Ello

Певица замкнулась в себе, отказалась от психолога, которого предоставляли в американской клинике, не призналась маме, из-за лечения не смогла даже приехать из США на похороны отца.

На всем пути борьбы ее поддерживал муж, продюсер Андрей Латковский. По словам певицы, после того как ей все-таки удалось победить онкологию (удалением груди и облучением), она сильно изменилась. Артистка научилась ценить близких и стала более мягкой в суждениях и высказываниях.

Дарья Донцова
Писательница, 66 лет

Писательница детективов Дарья Донцова одна из первых и немногих российских знаменитостей, кто начал открыто говорить о раке груди. Она никогда не делала тайны из своего заболевания, спокойно рассказывая всем, кто спрашивал: да, у меня была онкология, да, было тяжело, но я справилась, сейчас все позади. Рак, по мнению Донцовой, — это просто болезнь, которая лечится, если ее вовремя распознать и начать принимать меры. Однако в начале пути, в 1998 году, она не была настроена так позитивно.

Профессор, к которому писательница попала на прием, предположила, что жить ей осталось месяца три. Страха смерти, по словам Дарьи, она не испытала. Зато осознала, что у нее трое детей, муж, пожилые мама и свекровь, а также домашние животные — есть те, ради кого жить. Донцова настроилась на победу. Как призналась позже, она знала, что не умрет.

Ей пришлось пройти через 4 операции, множество курсов химиотерапии, пять лет провести на таблетках и гормонах — причем в конце 1990-х, лекарства того поколения вызывали тошноту и слабость.

В интервью Дарья признавалась, что первые несколько книг она писала буквально в ванной из-за постоянной тошноты. Все это время ее держали на плаву мысли о муже и детях.

После завершения курсов химиотерапии, когда опухоль рассосалась, Наталью отправили на мастэктомию — удаление молочных желез. Из-за расположения опухоли в центре молочной железы и мутации гена, который предрасполагает к возвращению рака, врачи удалили и здоровую грудь тоже. Одновременно ей провели реконструктивную маммопластику.

Сейчас, глядя на свое тело, Наталья плачет только от облегчения и радости. У нее впереди завершающий курс химиотерапии.

К сожалению, в случае Ирины не удалось совместить удаление и реконструкцию груди из-за лучевой терапии, которая последовала после мастэктомии. Грудь с имплантом нельзя облучать, поскольку он может деформироваться, поэтому целый год после удаления молочной железы Ирина ходила с протезом. Ситуацию омрачала и невозможность вернуться к привычной жизни. Так, Ирина не могла ходить в бассейн, поскольку в их городе нет залов с закрытыми кабинками, где можно переодеться, не привлекая внимания.

Через год Ирина прошла лучевую терапию и восстанавливалась. Перед реконструкцией груди необходимо было провести контрольное обследование, чтобы убедиться, что рак отступил. Остеогаммасцинтиграфия (сканирование костей) выявила очаг в области переднего отрезка второго ребра справа, хотя онкомаркер и лабораторные показатели были в пределах нормы. Ирине назначили дополнительную томографию, и это стало очередной проверкой на прочность, ведь все могло начаться заново. К счастью, все оказалось в порядке, и хирург допустил Ирину до операции.

Синтия Никсон

И случилось — в 2006 году. Синтия перенесла операцию и лучевую терапию.

Синтия полностью восстановилась после болезни и спустя несколько лет стала матерью в третий раз.

Лайма Вайкуле

Всего 20% — такие шансы выжить были у Лаймы Вайкуле, когда в 1991 году в США ей диагностировали рак груди в последней стадии. Медики были поражены: по их словам, болезнь оставалась незамеченной на протяжении десятка лет. Страшным ударом это известие стало и для самой Лаймы. Она вела исключительно здоровый образ жизни, правильно питалась и занималась спортом — и была уверена, что делает все, чтобы с ней никогда не случилось ничего подобного. Оказалось, этого недостаточно, чтобы защитить себя от рака.

Певица перенесла экстренную операцию, опухоль удалось убрать полностью. С тех пор регулярные осмотры вошли в привычный ритм жизни звезды.

Шэрон Осборн

Впервые Осборн столкнулась с онкологией в 2002 году: у нее диагностировали рак кишечника. Вопреки прогнозам врачей, которые оценивали ее шансы на выздоровление как очень низкие, Шэрон выкарабкалась.

Поэтому, узнав о том, что у нее есть предрасположенность к раку груди, супруга Оззи Осборна без колебаний согласилась на операцию по ее удалению, о чем сообщила публично.

Дарья Донцова

19 лет назад она услышала от врачей пугающий диагноз: четвертая стадия рака молочной железы. До этого момента ситуация казалась ей даже забавной — неожиданно в 45 лет у Дарьи начала расти грудь. Медики назвали Донцовой истинную причину происходящих с ней изменений, и началась трудная реабилитация.

Дарья перенесла 18 операций и курс химиотерапии, и теперь регулярно посещает онколога, чтобы вовремя начать лечение в случае рецидива.

Кайли Миноуг

Кайли утверждает, что вовремя заметить рак ей помогла интуиция. Певица прошла маммографию, которая показала, что она здорова.

Кристина Эпплгейт

С 30 лет Кристина проходила маммографию ежегодно, поскольку находилась в группе риска: ее мать перенесла рак груди. И на одном из обследований врач заметил в груди актрисы тревожное уплотнение. Уже через пару дней опухоль удалили, а когда пришли результаты биопсии, подтвердившие возможность рецидива, Эпплгейт отважилась на решительный шаг. Кристина согласилась провести двустороннюю мастэктомию.

Анастейша

Певица дважды проходила курс лечения от рака: в первый раз это произошло в 2003 году.

Доказывать это ей пришлось еще раз: спустя 10 лет рак вернулся, и в более агрессивной форме. И врачи настояли на двойной мастэктомии.

В 2013 году певица получила премию Humanitarian Award за деятельность благотворительного фонда Anastacia Fund Сharity, который певица основала совместно с Фондом исследования рака груди. Церемония вручения этой награды стала первым мероприятием, на котором Анастейша появилась после операции и курса лечения.

Светлана Сурганова

О том, что у нее рак, она узнала, когда ей не было еще 30 лет. Как врач по образованию Светлана сама почувствовала тревожные перемены в организме, но визит к медикам откладывала до тех пор, пока чуть не стало поздно. В клинику Сурганову отвезли с открывшимся кровотечением.

Во время операции пришлось удалить большой участок кишечника, вывести наружу стому. Светлана вспоминает послеоперационный период как самый тяжелый: боли были такие, что не помогали даже сильные препараты, и певица просто считала — про себя или вслух — чтобы как-то отвлекаться. Но уже через три месяца, несмотря на стому, Сурганова вышла на сцену и даже отправилась на гастроли.

Шерил Кроу

Рита Уилсон

О том, что рак — не приговор, слышал каждый, но страх оказаться перед этим испытанием всё-таки не позволяет относиться к мысли — каждый из нас заболеет раком, просто не каждый доживёт до этого момента — спокойно. Мы попробовали вспомнить истории, когда знаменитые люди побеждали в борьбе с онкологическими заболеваниями. Возможно, кого-то такая подборка вдохновит и хоть немного утешит.

Андрей Гайдулян vs лимфома Ходжкина

Звезда сериала "Универ" Андрей Гайдулян, которому в 2015 году медики поставили диагноз "лимфома Ходжкина", прошёл курс лечения в Германии и пошёл на поправку. Обследование в России показало, что его организм отлично перенёс химиотерапию, а онкологическое заболевание вошло в стадию ремиссии.

Юрий Николаев vs рак кишечника

В 2007 году телеведущему Юрию Николаеву врачи сообщили о страшном заболевании — раке кишечника. Николаев сумел собрать волю в кулак и не впасть в отчаяние. Зарубежным онкологическим клиникам он предпочёл специализированный центр в Москве, где перенёс не одну операцию и прошёл полный курс лечения. Как глубоко верующий человек, Николаев убеждён, что выжил благодаря Богу.

Владимир Левкин vs рак лимфатической системы

Красавец блондин, солист группы "На-на" Владимир Левкин пережил лимфогранулематоз — рак лимфатической системы. Полтора года он провёл в больнице под капельницами. 17 декабря 2003 года Владимиру сделали сложную операцию, в результате которой его здоровье пошло на поправку. Певец начал жизнь сначала. Возвратился к активной сценической и общественной жизни. Врачи говорили, что произошло чудо.

Дарья Донцова vs рак груди

Писательница Дарья Донцова сумела победить рак груди, несмотря на то что болезнь обнаружили, когда она уже достигла последней, четвёртой стадии. Как рассказывала Донцова в одном из своих интервью, когда в 1998 году она обратилась к онкологу, тот сказал ей без обиняков: "Жить вам осталось месяца три". Тяжелейшее лечение — курсы химиотерапии и ряд сложных операций — писательница переносила стойко, не жалуясь на судьбу. Более того, именно в период этих процедур она впервые стала писать.

Владимир Познер vs рак предстательной железы

Журналист и телеведущий Владимир Познер начал борьбу с онкологическим заболеванием в 1993 году. Тогда во время обследования в одной из клиник США врачи буквально ошеломили его страшным известием. Специалисты настояли на скорейшей операции по удалению злокачественной опухоли. По словам Познера, большую роль в борьбе с болезнью сыграла поддержка семьи и друзей, которые ни на минуту не переставали верить в его выздоровление. В конце концов рак отступил.

Лайма Вайкуле vs рак груди

Певица Лайма Вайкуле столкнулась с болезнью в 1991 году: в Америке врачи поставили ей диагноз — рак груди. При этом шансов на то, что она выживет, было не так уж много. В интервью СМИ она рассказывала, что недуг перевернул её жизнь, заставил задуматься о многом и иначе взглянуть на привычные вещи и отношения. После лечения певица решила как можно быстрее вернуться на сцену. Она стала больше уделять внимания своим близким и друзьям.

Эммануил Виторган vs рак лёгкого

У актёра Эммануила Виторгана обнаружили рак лёгкого в 1987 году. Сделали операцию. Актёр вспоминает, что победил недуг благодаря поддержке любимой жены и думал тогда только об одном — как бы побыстрее набраться сил. Виторган проходил лечение в Москве и благодарен врачам за всё, что они сделали.