Деревня в которой не было чумы в городах
1 ноября 1666 года умер сельскохозяйственный рабочий Авраам Мортен — последний из 260 жертв бубонной чумы в отдалённой английской деревне Иэм. Несколькими месяцами ранее жители приняли решение изолировать себя от окружающего мира в попытке сдержать распространение болезни на ближайшие города и сёла — по сути, обрекая себя на мучительную смерть.
Деревня Иэм. Фото: Jetman Dave
В конце августа 1665 года в дом Александра и Мэри Хэдфилд из деревни Иэм пришла посылка из Лондона. Хэдфилд был местным портным, а в коробке была ткань для работы. Его самого в тот момент не было дома, и посылку принял ученик Хэдфилда, Джордж Викарс. Он открыл ящик и достал из него сырую ткань, которую позже повесил у камина, чтобы просушить.
В ткани были крысиные блохи — главные переносчики чумы в Средневековье. Джордж Викарс умер через неделю — 7 сентября 1665 года, став первой жертвой эпидемии. В течение двух недель умерли ещё несколько человек. Затем соседи, а позже и вся семья Хэдфилдов, включая двух сыновей.
Деревню охватили страх, паника и смерть. С сентября по декабрь 1665-го умерли 42 человека. Обеспеченные семьи бежали из деревни, но большинство жителей были бедны, и идти им было некуда. Тем более жители ближайшего Шеффилда установили на подходах к городу заграждения и посты охраны, чтобы не пускать инфицированных незнакомцев.
К весне 1666 года, когда чума убила больше 70 человек, приходской священник Уильям Момпессон решил, что если деревня не в силах бороться с болезнью, то нужно попытаться хотя бы остановить распространение эпидемии на ближайшие города Шеффилд и Манчестер. Момпессон предложил оградить всю деревню и устроить карантин. Это означало, что жители Иэма никак не могли бы избежать контакта с уже заражёнными людьми.
Момпессон сказал, что если они согласятся остаться — фактически выбрав смерть, — он сделает всё, чтобы облегчить их страдания, и останется с ними.
Уильям Момпессон. Картина из Музея Шеффилда
Как восприняли новость жители деревни, неизвестно, но, так или иначе, в июне 1666 года они самоизолировались, обозначив границы деревни камнями, за которые запрещалось выходить, даже не имея видимых симптомов болезни. Чтобы обеспечивать город продуктами, в этих камнях высекли углубления, в которых жители Иэма оставляли смоченные в уксусе монеты (тогда считали, что уксус обладает дезинфицирующими свойствами), а торговцы из других деревень забирали монеты и оставляли продукты.
Один из камней на границе Иэма — они стоят там по сей день. Фото: Eleanor Ross
К этому времени мор продолжал усиливаться. За первую половину 1666 года умерло 200 человек — почти половина населения деревни. Никто не знал, как именно распространяется болезнь, поэтому жители решили, что стоит избегать встреч в помещении. Тогда же было решено отказаться и от организованных похорон, чтобы уменьшить риск заражения от трупа — кладбище Святого Лаврентия было закрыто летом 1666 года. Жителям деревни велели наспех хоронить членов семей самостоятельно прямо в полях и своих садах.
Церковь закрыли, а воскресные богослужения проводили под открытым небом. Многие, такие как Элизабет Хэнкок, чтобы избежать контакта с заразой, тащили тела родственников по улицам за верёвки, привязанные к ногам. За восемь дней Элизабет похоронила шестерых своих детей и мужа.
Элизабет Хэнкок. Рисунок Музея Иэма
Однажды жена Уильяма Момпессона — Кэтрин — сказала, что чувствует сладкий запах, который идёт с соседнего луга. Так Уильям понял, что его жена умирает. Сладковатый запах — один из симптомов чумы, означавший начало гниения внутренних органов. Кэтрин Момпессон умерла на следующий день и стала единственной жертвой эпидемии, похороненной на кладбище Иэма.
Могила Кэтрин Момпессон на кладбище Святого Лаврентия. Фото: Geospace
По мере того как умирали жители, деревня постепенно приходила в упадок: дороги разрушались, сады зарастали, а в полях пропадал несобранный урожай. После того как скончался каменотёс, сельчанам пришлось самим гравировать имена умерших на могильных плитах.
Фото: Eleanor Ross
Впоследствии миссис Хэнкок, похоронившая шестерых детей, тоже уехала из Иэма со своим оставшимся в живых сыном и поселились в Шеффилде. Могилы её семьи находятся рядом с Райли Вуд, их можно увидеть и по сей день.
Могила семьи Хэнкок. Фото: Eleanor Ross
Сегодня Иэм — это образцовая английская деревушка на 900 человек с неторопливой жизнью, редкими туристами и нередкими пабами. На многих домах сохранились зелёные таблички с именами погибших от чумы 1665—1666 годов. Это память о том, что многие жители севера Англии обязаны жизнью маленькой деревеньке Иэм.
На фоне пандемии коронавируса 2020 года в обществе проснулся интерес к аналогичным событиям, имевшим место в прошлом. При этом выяснилось, что многие довольно смутно представляют себе историю собственного государства.
При обсуждении великих эпидемий прошлого в Рунете довольно часто звучит мнение, что Россия пострадала от буйства инфекций меньше, чем, к примеру, страны Европы. Утверждается, например, что эпидемии чумы, уничтожавшие от 30 до 60 процентов населения Старого Света, практически не сказались на России.
Это неверно. Чума не просто нанесла серьезный ущерб, но и изменила ход истории Российского государства.
Вместе с тем эпидемия в Киеве была локальной вспышкой, не получившей серьезного распространения. Более суровые испытания были впереди.
Начавшись в Монголии, эпидемия шла на Запад вместе с купцами и воинами. Добравшись до Золотой Орды, зараза через Крым добралась в итальянские земли, а затем охватила весь Старый Свет.
Парадокс состоит в том, что на пути в Европу чума лишь слегка затронула русские земли, несмотря на зависимость Руси от Золотой Орды.
На обратном пути в Новгород владыка почувствовал себя плохо. Он скончался в обители Архангела, при устье реки Узы, впадающей в Шелонь, 3 июля 1352 году.
Гибель великого князя и его наследников
Вслед за Псковом эпидемия поразила и Новгород. Белоозеро и Глухов вымерли почти полностью.
В конце концов чума дошла до Москвы. Главной ее жертвой стал сын Ивана Калиты, великий князь Московский Симеон Гордый. Он умер 27 апреля 1353 года, находясь в полном отчаянии. Князя страшила не собственная смерть, а то, что в марте 1353 года чума унесла жизни двух его маленьких сыновей — Ивана и Симеона. В итоге умирающий Симеон Гордый написал завещание, не имевшее аналогов — власть и все свое имущество он завещал жене для передачи сыну, в том случае, если супруга является беременной.
Надежды князя не оправдались, княгиня Мария Александровна не была беременной. В итоге власть перешла к брату Симеона Ивану Ивановичу Красному, чей сын Дмитрий Иванович разобьет ордынцев в Куликовской битве и получит прозвище Донской.
В 1654 году на Россию обрушилась новая масштабная эпидемия чумы, охватившая Москву и целый ряд других русских городов. По сути, в течение трех лет страна пережила две вспышки заболевания — первая охватила Москву, центральную часть России, затем распространилась на Казань и Астрахань. Вторая вспышка в 1656-1657 годах затронула низовья Волги, Смоленск и снова Казань.
Царь Алексей Михайлович находился с войскам, а его жену и детей патриарх Никон уже после первых смертей в Москве вывез в Троице-Сергиев монастырь. Там же спасались и другие представители знати.
Вскоре в Москве начались паника и массовое бегство. Для нераспространения заразы дороги, ведущие из города, блокировали войсками. В самой столице все погрузилось в хаос: на улицах валялись трупы умерших, банды мародеров, которые не боялись ни стражи, ни чумы, грабили брошенные дома элиты и торговые лавки. Бежавшие из Москвы купцы и ремесленники приносили болезнь в другие города.
Спад эпидемии в столице наметился в конце осени 1654 года. Но представители элиты в Москву не спешили. Патриарх прибыл лишь 3 февраля 1655 года, царь Алексей Михайлович — неделей позже.
Данные о жертвах в различных источниках крайне противоречивы, однако современники заявляли, что смертность была чрезвычайно высокой. В масштабах страны речь может идти о сотнях тысяч человек.
В 1770 году, в период русско-турецкой войны, вместе с товарами и трофеями из Османской империи в город пришла чума.
Город к тому времени перестал быть столичным, а потому чрезвычайных мер для борьбы с чумой сразу принято не было. Более того, главнокомандующий Пётр Салтыков, московский гражданский губернатор Иван Юшков и обер-полицмейстер Николай Бахметев предпочли вообще уехать из города. Среди москвичей прошел слух, что избавить от чумы может прикосновение к Боголюбской иконе Божьей матери. У храма, где находилась икона, началось столпотворение. Московский архиепископ Амвросий, понимая, что это может не спасти, а погубить москвичей, запретил молебны, а икону повелел спрятать подальше от глаз страждущих.
15 сентября 1771 года недовольные верующие подняли бунт, который быстро превратился в вооруженное восстание. 16 сентября мятежники схватили и убили архиепископа Амвросия. Начались грабежи и погромы, коснувшиеся в том числе больниц и карантинных домов. Врачей, пытавшихся остановить эпидемию, зверски избивали. Московский гарнизон во главе с генерал-поручиком Петром Еропкиным с огромным трудом отразил атаку на Кремль. Остановить бунт удалось лишь после того, как были убиты около 100 мятежников.
Согласно отчётам, предоставленным Орловым в Государственном совете, с момента начала эпидемии до конца ноября 1771 года в Москве от чумы умерло порядка 50 тысяч человек.
С развитием медицины вспышки чумы в регионах центральной России удалось прекратить. Что касается южных областей и Средней Азии, то там это заболевание было взято под устойчивый контроль в период СССР с созданием имеющей широкие полномочия санитарно-эпидемиологической службы.
Чумная деревня Эйам
Эйам - это небольшая деревня в Англии, которая находится в национальном парке Пик Дистрикт. На момент переписи 2011 года население составляло 969 человек.
Эта история началась в конце августа 1665 года в коттедже, в котором проживали Мэри Купер и два ее сына. Мэри была вдовой, которая недавно вышла замуж за человека по имени Александр Хэдфилд, местного портного. Коробка с тканью из Лондона прибыла для мистера Хэдфилда, который в то время был далеко от дома. Его постоялец и, по слухам, ученик Джордж Викарс открыл коробку и, найдя влажную ткань, выложил ее, чтобы она высохла у огня.
Вскоре Джорджу стало очень плохо. Считается, что ткань содержала крысиных блох, которые были заражены бубонной чумой. После укуса этих блох Джордж умер в течение недели, а его похороны состоялись 7 сентября. В течение двух недель произошло еще несколько смертей. Эдвард Купер, четырехлетний сын Мэри, был похоронен 22 сентября, а Питер Хоксворт, который жил поблизости, был похоронен 23-го. Томас Торп, который также жил в том же ряду коттеджей, был похоронен 26 сентября, а 30 декабря - его двенадцатилетняя дочь Мэри. Сара Сидалл жила через дорогу, и она также умерла 30 сентября.
Страх и паника охватили всю деревню, и многие люди верили, что они страдают от гнева Божьего за греховность. Считается, что в эти первые недели некоторые из более обеспеченных семей сбежали, но нет сведений о том, сколько из них на самом деле смогли уйти. Немногие люди рискнули зайти слишком далеко от того места, где они родились и выросли. Большинство людей были бедными, им некуда было идти. Ближайшим крупным городом был Шеффилд, жители которого установили заграждения и посты охраны, чтобы не допустить проникновения инфицированных незнакомцев в их город.
К концу октября еще 23 жертвы умерли от чумы. Среди них был Джонатан Купер, старший сын Мэри Хэдфилд, еще один член семьи Хоксворт и еще пять из семьи Торпов, а также несколько других.
В конце апреля 1666 года было зарегистрировано в общей сложности 73 случая смерти от чумы, и, наконец, жители деревни решили, что худшее уже позади. Однако эти надежды оказались напрасными, к сожалению, это было только начало конца. Шесть из восьми членов семьи Сидалл умерли, и все девять Торпов через дорогу погибли.
Ректор Уильям Момпессон вместе со своей женой Кэтрин и их двумя маленькими детьми были новичками в Эйаме. Уильям умолял свою жену отвести детей в безопасное место, но та отказалась. Позже детей отправили к друзьям в Йоркшир, но Кэтрин осталась. Этот поступок в конечном итоге стоил ей жизни. Момпессон отметил резкое увеличение числа смертей в июне 1666 года, и вместе с бывшим ректором Томасом Стэнли придумал план, который затем озвучил жителям Эйама.
В то время было решено, что больше не будет организованных похорон, и жители деревни должны будут хоронить членов своих семей на своих полях и в садах. Это было непростое решение, так как люди верили: не быть похороненным на освященной земле означало, что их души не вознесутся на небеса. Похороны должны были состояться как можно скорее после смерти из-за гниения, выбрасывающего ядовитую инфекцию в атмосферу. Церковь была закрыта, и было принято коллективное решение проводить воскресные богослужения под открытым небом. Никто не знал, как распространяется болезнь, и поэтому они пришли к выводу, что стоит избегать встреч в помещении. Однако самое важное решение, которое эта небольшая группа людей приняла летом 1666 года, состояло в том, чтобы изолировать себя в Эйаме, чтобы предотвратить распространение вспышки дальше.
В следующие шесть месяцев смертность резко возросла. В июне 1666 года было более 20 смертей, но затем стало еще хуже. В июле погибло 56 человек, а в августе - 78. В деревне, насчитывающей около 700 человек, погибло более 200 человек. Отказавшись бросить мужа и неустанно работая, чтобы помочь больным и умирающим, Кэтрин Момпессон должна была сдать. Одним из симптомов начала заболевания странный сладковатый запах. Это являлось началом гниения внутренних органов. Однажды летним вечером, гуляя по дому с мужем, Кэтрин упомянула сладкий запах луга, и Уильям понял, что она умрет. Она - единственная жертва Эйама, похороненная на кладбище.
Это говорит о чести этой небольшой группы людей, что, дав свое обещание изолировать себя, сдержали свое слово. Страдания некоторых семей были непостижимы, но они оставались, зная, что их ждет смерть. Джейн Хоксворт потеряла 25 членов своей большой семьи, включая мужа, двух детей, мать, брата и его жену. Судьба семей Тэлбот и Хэнкок - одна из самых печальных. Они жили рядом друг с другом на склоне холма с видом на деревню, находящуюся примерно в миле от центра Эйама. Они молились, чтобы они были в безопасности, но в июле 1666 года чума пришла в дом Тэлбота.
Ричард, сестры Бриджит и Мэри, Энн и Джейн и шесть других членов семьи умерли до конца месяца. Старая миссис Бриджит Тэлбот, вдова другого бывшего ректора, умерла 15 августа, оставив свою правнучку Кэтрин, ребенка 3 месяцев. Впоследствии Кэтрин умерла после того, как о ней позаботилась соседка Элизабет Хэнкок. Первый Хэнкок умер 3 августа, а к 10-му Элизабет вытащила тела своего мужа и шестерых детей на склон холма и похоронила их сама. Ходят слухи, что жители деревни наблюдали за ее трудом и борьбой, но не осмеливались прийти к ней на помощь, опасаясь заразиться инфекцией. Когда все было кончено, миссис Хэнкок и ее оставшийся сын покинули Эйам и поселились в Шеффилде. Могилы ее семьи находятся рядом с Райли Вуд, их можно увидеть и сегодня.
Внезапно, по мере приближения Рождества, с окончанием последней смерти Авраама Мортена, записанного в начале ноября 1666 года, все было кончено. Он стал 260-м человеком, который умер. Небольшая деревня Эйам в Дербиширских долинах заняла свое место в истории, как прочный пример того, как обычные люди совершают один из самых героических актов самопожертвования.
Великая эпидемия чумы в Лондоне опустошила многие регионы Англии, но одна небольшая деревушка Эям в Дербишире останется в истории за героическую жертву местных жителей, которые пытались остановить распространение инфекции.
Черная болезнь
С тех пор, как болезнь впервые приняла масштабы эпидемии между 1346 и 1353 годами, умерло около 100 млн людей или почти четверть населения земного шара. В 1665-1666 годах бубонная чума снова обрушилась на Лондон, в этот раз потери были гораздо меньше по сравнению с 14 столетием, однако, она унесла жизнь 100 тыс. лондонцев.
Инфекция в Эям
В деревню Эям, расположенной в 56 км от Манчестера, чума добралась в 1665 году, когда лондонские торговцы отправили местному портному Александру Хэдфилду ткань, кишащую инфицированными блохами. Его ассистент вскрыл посылку и повесил промокшую ткань просушиться у очага, выпустив зараженных насекомых. Через несколько дней ассистент умер, а вскоре заболел остальные жители дома и умерли.
Нелегкое решение
Болезнь распространилась по всему поселку и началась паника. Некоторые жители предложили покинуть деревню, чтобы избежать смерть. Тогда выступил приходской священник Вильям Момпессон (William Mompesson) и убедил жителей не покидать Эям, чтобы не подвергать риску соседние населенные пункты.
Это решение было не из легких, но, в конце концов, жители согласились со священников и решили изолировать всю деревню на карантин. Они понимали, что многим это грозит смертью, но другого выхода не было.
Изоляция деревни
По всему периметру деревни были установлены большие валуны и каждый житель – здоровый и больной – поклялся не выходить за их пределы, пока болезнь не отступит. Соседние поселения оставляли у пограничных валунов мясо, крупы и другие необходимые вещи. В благодарность, жители Эяма оставляли деньги в поилке для скота, которая была наполнена уксусом, который, как они верили, дезинфицирует монеты. Валуны до сегодняшнего дня находятся на своем месте. А поилка, в которой оставляли деньги, сейчас называется колодец Момпессон.
Помимо основного карантина, жители предпринимали попытки удержать инфекцию от распространения внутри деревни. Церковь перенесли в другое место, чтобы отдалить ее от кладбища, где хоронили умерших от чумы.
Кроме того, жители были обязаны сами погребать своих родственников. Многим приходилось хоронить всех членов семьи. Иногда тела перемещали по улицам с помощью веревки, привязанной к ноге, чтобы минимизировать контакт с зараженным телом.
Окончание карантина
После 14 месяцев болезнь отступила так же внезапно, как и появилась. К тому времени деревня, численностью 350 человек, потеряла, как минимум, 260 жителей. Многие смогли спастись, покинув деревню, но этот самоотверженный поступок не был напрасным, так как он остановил распространение болезни на север Англии, сохранив тысячи жизней.
Сегодня по всей деревне стоят памятники, мемориалы, различные таблички с надписями. В последнее воскресенье августа, которое носит название Чумное воскресенье, в деревне Эям проходит мемориальная служба. Люди до сих пор чтят героический поступок людей, живших здесь, и бросают монетки в колодец в память о них.
В 1347 году первой жертвой чумы стал Константинополь. Болезнь прибыла в столицу Византии на генуэзских кораблях. Летописцы того времени уверяют, что в городе умерло 90% населения (современные историки, правда, считают, что это преувеличение). Однако если в доме заболевал один человек – умирали, как правило, все его обитатели.
Тем временем чума двинулась дальше – ее продолжали разносить купцы, но теперь к ним присоединились и беженцы, которые, пытаясь сбежать от болезни, несли ее в другие города.
Чума распространяется и через водную среду, и воздушно-капельным путем. Поэтому ее жертвами становились густонаселенные города. Причем путь распространения болезни точно совпадал с маршрутами торговых судов. Именно на купеческих кораблях болезнь, зародившаяся в Азии и Африке, прибыла в Европу.
В 1347 году первой жертвой чумы стал Константинополь. Болезнь прибыла в столицу Византии на генуэзских кораблях. Летописцы того времени уверяют, что в городе умерло 90% населения (современные историки, правда, считают, что это преувеличение). Однако если в доме заболевал один человек – умирали, как правило, все его обитатели.
Тем временем чума двинулась дальше – ее продолжали разносить купцы, но теперь к ним присоединились и беженцы, которые, пытаясь сбежать от болезни, несли ее в другие города.
Местные жители, сопоставив факты, выгнали оставшихся еще в живых генуэзцев с Сицилии, но это, разумеется, не помогло. Распространению чумы способствовало то, что никто не убирал трупы: люди уже поняли, что болезнь крайне заразна, и не заходили в дома к заболевшим и умершим.
Часть людей стали беженцами – и, разумеется, тут же распространили болезнь по всей Сицилии. На острове умерло около трети населения.
Той же осенью другие корабли генуэзцев принесли болезнь на Сицилию. Предположительно, это было всего-то три галеры с грузом специй, но их экипажа оказалось достаточно, чтобы чума распространилась по острову.
Местные жители, сопоставив факты, выгнали оставшихся еще в живых генуэзцев с Сицилии, но это, разумеется, не помогло. Распространению чумы способствовало то, что никто не убирал трупы: люди уже поняли, что болезнь крайне заразна, и не заходили в дома к заболевшим и умершим.
Часть людей стали беженцами – и, разумеется, тут же распространили болезнь по всей Сицилии. На острове умерло около трети населения.
Вообще Венеция была готова к эпидемии – здесь удалось избежать паники, погромов, организовать максимально возможную для того момента медицинскую помощь, но это не спасло город: чума унесла около 60% населения, одним из главных каналов распространения здесь стала вода.
Между тем в самом начале 1348 года чума добралась до Венеции. Из-за прижившейся в местном фольклоре маски "чумного доктора" именно этот город чаще всего ассоциируется со средневековой эпидемией чумы. Эта маска несла в себе функции, схожие с противогазом, их носили доктора, которые входили в дома к больным. К этому моменту люди уже смогли сориентироваться, что болезнь распространяется по воздуху, поэтому длинный нос маски служил защитой дыхательных путей врача. Часто внутрь носа маски помещались благовония или фильтры для дополнительной защиты.
Вообще Венеция была готова к эпидемии – здесь удалось избежать паники, погромов, организовать максимально возможную для того момента медицинскую помощь, но это не спасло город: чума унесла около 60% населения, одним из главных каналов распространения здесь стала вода.
Эпидемия, бунт и власть в императорской Москве 250 лет назад
Чума: путь в Москву
Считается, что в Москву эту заразу (строго говоря, чума — не вирусная, а бактериальная инфекция) занесли с театра русско-турецкой войны, из Молдавии и Валахии. В августе 1770 года зараза достигла Киева, затем Брянска.
Увертюра в военном госпитале. Без паники!
Карантин: монастыри и генералы
Рядом с Большим Каменным мостом располагалась крупнейшая московская мануфактура того времени — Большой суконный двор. С 1 января по 9 марта 1771 года на фабрике умерли 130 человек. Фабричная администрация то ли не поняла поначалу, от чего, то ли слишком хорошо поняла: объяви, что на Суконном чума, и о сбыте продукции придется забыть .
В момент врачебной проверки в марте на Суконном дворе обнаружилось 16 больных с сыпью и чумными бубонами, а сколько разбрелось по городу, уже никто не узнал.
Фабрику закрыли, здоровых рабочих перевели на другие предприятия, а больных увезли в подмосковный Николо-Угрешский монастырь, ставший первым чумным госпиталем. При этом Суконный двор так и не был окружен караулами, и многие рабочие сбежали после оглашения диагноза.
Генерал-поручику Еропкину придется вскоре воевать в Кремле и на Красной площади, и отнюдь не с чумой.
От весны до осени: Москва зачумленная
Императрица одной из первых поняла и другую вещь: настала пора заботиться о том, чтобы зараза не дошла до Петербурга. Интересны детали.
Велено было также не пропускать проезжающих из Москвы не только к Санкт-Петербургу, но и в местности между столицами. Карантины были устроены в Твери, Вышнем Волочке, Бронницах.
Все эти меры помогли предотвратить превращение московского бедствия в общероссийское. Есть данные, что чума попала из Москвы в Воронежскую, Архангельскую, Казанскую и Тульскую губернии, но общенациональной пандемии не случилось.
Однако стоило в июле установиться теплой погоде, иллюзии рухнули. Смертность стала превышать 100 человек за сутки, вымирали целые улицы в Преображенской, Семеновской и Покровской слободах.
На улицах круглосуточно горели костры из навоза или можжевельника.
Бывало, что трупы выбрасывали на улицу или тайно зарывали в огородах, садах и подвалах, несмотря на указ императрицы с угрозой вечной каторги за сокрытие информации о заболевших и умерших.
Фото: Hulton Archive / Getty Images
В обреченном городе не осталось власти, полиции и войска — и немедленно начались бесчинства и грабежи.
Фото: WestArchive / Vostock Photo
Рассказ мгновенно распространился по Москве, и толпы горожан устремились к Варварским воротам в надежде вымолить прощение у Богородицы. Священники, оставив храмы, служили молебны прямо на площади. Люди по очереди лазали к иконе, стоявшей над проемом ворот, по лестнице, просили исцеления, ставили свечи, целовали образ, оставляли пожертвования в специальном сундуке.
Московский митрополит Амвросий, понимая опасность скопления народа в разгар эпидемии, решил его прекратить: икону убрать в храм Кира и Иоанна на Солянке, а сундук с деньгами передать в Воспитательный дом.
Бой в Кремле и на Красной площади
Расправившись с митрополитом, мятежники двинулись на Остоженку, в дом генерал-поручика Еропкина, сохранившийся доныне. Еропкин оказался не робкого десятка; он продемонстрировал, что если в борьбе с чумой к сентябрю 1771 года власти особых успехов не добились, то с бунтовщиками справляться они умеют.
В ноябре, когда чума уже утихала, в Москве состоялась экзекуция: четыре человека, в том числе убийцы митрополита Амвросия, были повешены, 72 человека были биты кнутом, 89 человек высекли плетьми и отправили на казенные работы.
Граф Орлов. Последнее средство
Восстанавливать порядок в Москву Екатерина отправила графа Григория Орлова, который приехал в первопрестольную 26 сентября. Вслед за Орловым шли четыре полка лейб-гвардии.
Орлов снискал славу избавителя Москвы от мора. Принципиально новых санитарных мер, кроме укрепления застав и карантинов, он не ввел. Но пришла на помощь природа: начались ранние холода, и эпидемия стала понемногу сходить на нет.
Впрочем, стоит отдать графу Орлову должное: он начал с верного шага, не свойственного отечественным администраторам,— прибыв в Москву, сразу собрал консилиум специалистов и следовал его указаниям. Орлов велел заново разбить Москву на 27 санитарных участков, открыть дополнительные больницы и карантины. Орлов лично обходил все больницы, следил за лечением и питанием пациентов.
Более того. Понимая, что нищета и болезнь тесно связаны, Орлов организовал общественные работы по укреплению Камер-Коллежского вала вокруг Москвы: мужчинам платили по 15, а женщинам по 10 копеек в день. Боролся Орлов и с бродягами, разносившими заразу: их отправляли в Николо-Угрешский монастырь.
Фото: Alamy / Vostock Photo
По официальной статистике, с апреля по декабрь 1771 года в Москве умерли от чумы 56 672 человека. Но это не все — первые три месяца 1772 года чума в Москве, над которой в Петербурге уже отпраздновали победу, продолжалась, правда ежемесячное количество умерших снизилось до 30 человек. Об окончательном прекращении эпидемии было объявлено только в ноябре 1772 года.
А в одном из писем за границу сама Екатерина сообщала: чума в Москве похитила более 100 тысяч жизней. Это можно, пожалуй, рассматривать как невольное признание в том, что противостоять нежданной напасти по большому счету не смогли ни власти, ни общество.
Читайте также: