Кому чума кому тюрьма
В голосовании могут принимать участие только зарегистрированные посетители сайта.
Если вы уже зарегистрированы - Войдите.
Вы хотите зарегистрироваться?
содержание серий
Табак случайно видит задержание Крысы — шестерки криминального авторитета Фомича — и спасает его вместе с деньгами, убив Васю. За это Фомич берет Табака в свою группировку. Чума дает слово — найти убийцу Васи.
Криминалистическая экспертиза показывает, что директор был убит из пистолета Васи. Чуме становится известно, что Табак и убитая секретарша ехали в Питер в одном вагоне. Отпечатки пальцев Табака совпадают со смазанным отпечатком, оставленным на ноже, которым был убит Порошин.
В отдел Чумы приходит новый опер - Цеплюк. На уезжающих из России евреев - Мойшу и Сару - нападают бандиты и забирают их золотые запасы. Этот "бизнес" начинает разрабатывать Табак - грабить эмигрирующих евреев. Его наводчиком становится оценщик Йося, к которому собратья несут вещи для продажи перед отъездом. Боря подозревает Табака в махинациях за спиной Фомича и получает разрешение на слежку за ним.
МИД Израиля требует найти грабителей, так как пострадавшие евреи написали заявления за границей. Чума догадывается, что бандитов на квартиры отъезжающих наводит кто-то свой, и начинает планировать операцию с "подсадной уткой".
В битву за завод включается и Табак. Он за спиной Фомича выставляет своего кандидата на пост директора – Юрия Матилева, брата Матильды. Чума пытается выяснить, кто стоит за кандидатом Матилевым, а Табак хочет перейти к Карандашу и, найдя киллера, делает заказ на… Фомича.
Фомич заказывает убийство Табака в тюрьме, но Матильда просит Фомича отпустить Михаила, поскольку узнала, что беременна. Фомич на уговоры не поддается. Тогда Матильда начинает угрожать, что вместе с Табаком даст показания против Фомича и расскажет все о работе его казино. Фомич в ярости прогоняет ее прочь.
Фомич склоняется к тому, чтобы помочь беременной Матильде, которая уже угрожает покончить с собой. Табака выводят из камеры и сажают в машину, где его ждет… Макс-Пехота. Табак, узнав о беременности Матильды, требует сделать аборт…
Чума начинает работать на Алдана. Матильда узнает в больнице, что после аборта больше не сможет иметь детей. Тем временем Алдан с Чумой приезжают к Бобру. Он отдает часть денег и обещает вернуть все, но вместо этого заказывает Алдана киллеру.
На Фомича совершено покушение, но по ошибке убит его друг детства Серёга. Фомич уверен: за этим стоит Табак и принимает решение пригласить на должность начальника охраны… Чуму! Пехота передает Табаку требование Фомича покинуть город.
Чума соглашается работать на Фомича, а это значит, что задание выполнено. Алексей раскрывает ловушку Карандаша, тогда Табак, Чума и Фомич объединяются против него и убивают бандита.
После смерти Карандаша Фомич прибирает к рукам все его заведения. Табак требует свою долю, но Фомич отказывает. Тогда Михаил грабит точки Фомича. На встрече "фомичевских" и бойцов Табака подкупленные милиционеры убивают почти всех подручных Фомича. Спастись удается только молодому бойцу Дюше - он сбегает в родной Белецк.
Табаку удается завербовать опера Гришу. Теперь тот обязан поставлять ему всю информацию о действиях сыщиков. Чума предлагает Фомичу найти новых бойцов в Белецке и получает его согласие.
Прошло всего два месяца с того момента, как Чума вернулся работать в отдел. Но Фомич не смог простить предательства и заказал его убийство. На Чуму открыл охоту новый начальник охраны Фомича — Баян.
Подручные Фомича убили Алдана. Табак заслужил доверие Чумы, якобы спасая его от Фомича. Чума отправился к Фомичу и заявил, что за убийство Алдана тому придется ответить сполна.
Табак приходит в казино в качестве нового хозяина, но оставляет Борю управляющим. В Петербург тем временем приезжает уральский бизнесмен Гнатовский, который расселяет дом Насти под гостиницу: жильцов ее квартиры он приказывает просто выгнать на улицу. Чума предлагает Насте помощь, и она переезжает к нему жить.
Матильда обманывает своего охранника и сбегает в деревню к Фомичу, который обещает ей помочь уехать в Грецию. Глызин находит беглянку, и вскоре о ее местонахождении узнает сам Табак.
Джон сбегает от Шубы и Черепа и по телефону просит Чуму о помощи в обмен на показания против Табака. Джон утверждает, что видел, как Табак убил Матильду и где он сбросил пистолет. Чума записывает его показания на диктофон Богданова и прячет Джона на его даче.
Гришу убивают в изоляторе. Хомяк с бандитами, чтобы спасти Шубу и Черепа, угоняют автозак. Но Табак в итоге обманывает Хомяка: расправляется с заключенными, а пистолет подбрасывает убитому конвоиру. Эксперт находит в автозаке отпечаток Хомяка и доказывает, что не конвойный убил Шубу и Черепа.
Табак получает запись разговора с Катей, где она пытается настроить Хомяка против Табака. В ярости Табак швыряет Катю, она падает и сильно ударяется головой…
Во время последней вспышки чумы в столице под угрозой заражения оказались постояльцы "Националя" и всё руководство Наркомздрава.
В апреле 1885 года родился Симон Горелик. Внимательность и дотошность этого столичного врача позволили быстро остановить последнюю в истории вспышку чумы в Москве в 1939 году. Со времён екатерининской эпохи эта смертельная болезнь никогда не была настолько близко к стенам Кремля, как в тот декабрьский день, когда из Саратова на конференцию Наркомата здравоохранения приехал микробиолог, заражённый самой опасной и трудно диагностируемой формой чумы — лёгочной.
В 1926 году штамм чумы, названный EV (инициалы умершего человека), был получен от скончавшегося больного в Мадагаскаре. На основе этого штамма в 30-е годы во многих странах мира началось создание противочумной вакцины. Тогда же штамм попал в СССР, где также начались работы над созданием вакцины от болезни, веками наводившей ужас на человечество.
Исследования вакцины велись в Государственном институте микробиологии и эпидемиологии Юго-Востока СССР в Саратове (ныне НИИ "Микроб"). Ведущую роль в этих исследованиях играли авторитетные в СССР специалисты по чуме Евгения Коробкова и Виктор Туманский. В состав комиссии, курировавшей испытания, вошёл также микробиолог Абрам Берлин.
Опыты, проведённые на морских свинках, подтвердили, что разработанная вакцина весьма эффективна. На следующем этапе исследований добровольцы из числа научных сотрудников сами привились полученной вакциной. И вновь испытание было признано успешным. Однако возникла проблема.
Созданная вакцина защищала организм от возбудителей бубонной чумы, но было совершенно не ясно, может ли она противостоять лёгочной форме чумы. По ряду параметров она была даже страшнее бубонной. Во-первых, она была ещё более заразной. Во-вторых, её было значительно труднее диагностировать.
В 1939 году испытания в Саратове продолжились, но на этот раз уже по лёгочной чуме. Правда, возникла проблема. Морских свинок оказалось весьма непросто заразить этим заболеванием. Закапывание бактериальной культуры в нос оказалось неэффективным. Тогда решено было использовать особые пульверизаторы. Работы проводились в специальном боксе, призванном защитить экспериментаторов от случайного заражения. Однако уберечься не удалось.
Чума у стен Кремля
В декабре 1939 года Абрам Берлин был отправлен в Москву. Он должен был выступить перед коллегией Наркомздрава с докладом об эффективности их исследований в Саратове. Уважаемому специалисту выделили номер в престижной гостинице "Националь". Отель в сотне-другой метров от Кремля и в те времена предназначался не для простых смертных. Там жили особо привилегированные иностранцы и разного рода заслуженные деятели Советского Союза во время поездок в Москву. Соответственно, и обслуживание там было статусным, как в лучших "капиталистических" гостиницах.
В "Национале" Берлин вызвал парикмахера, был побрит, а затем отправился на заседание коллегии Наркомздрава. Коллегия — это не просто какая-то комиссия, а руководящий орган наркомата, в который входили и нарком, и его заместители, и всё остальное высшее руководство ведомства.
Вернувшись после выступления в гостиницу, Берлин почувствовал себя плохо. Началась лихорадка, сильная боль в груди, состояние ухудшалось с каждым часом. К постояльцу вызвали врача. Однако лёгочную форму чумы, как уже говорилось, не так просто распознать без специальных бактериологических исследований. Прибывший на вызов врач поставил самый логичный диагноз из всех, какие только могли быть при подобных симптомах, — "крупозное воспаление лёгких". Больного отправили в Ново-Екатерининскую больницу на Страстном бульваре.
Прибывшего пациента осмотрел врач Симон Горелик, человек с весьма интересной судьбой. Сын богатого купца-лесопромышленника, который сочувствовал революции и щедро одаривал подпольщиков средствами. Все дети Горелика-старшего, включая Симона, получили образование в престижных европейских университетах. Симон учился медицине во Франции и Швейцарии. Земляком и мужем его родной сестры был старый большевик Григорий Шкловский, в дореволюционные годы входивший в число самых близких Ленину людей.
Горелик был опытным доктором, но пациент его немало озадачил. С одной стороны, симптомы больного действительно напоминали крупозное воспаление лёгких. С другой — в наличии не было одного из важных признаков болезни.
Крупозная пневмония и лёгочная чума обладают схожими симптомами. И в том и в другом случае заболевание характеризуется стремительным началом и таким же стремительным прогрессированием. У больного резко повышается температура, появляются боли в груди, одышка и кашель, сопровождаемый характерной мокротой. Отличие заключается в том, что у больного чумой выраженных изменений в лёгких практически не происходит, тогда как при крупозном воспалении они являются характерным признаком. И у больного Берлина отсутствовал именно этот последний характерный симптом.
Тогда Горелик догадался сделать то, что не пришло в голову первому врачу, — выяснить конкретную специфику деятельности пациента. Берлин, периодически впадавший в забытьё, успел сообщить, что работает в закрытом институте над вакциной от чумы. Пазл сложился, и, ставя пациенту диагноз, Горелик одновременно подписывал смертный приговор самому себе. Осматривая пациента и прослушивая его лёгкие, он просто не мог не заразиться.
Стоит отдать должное мужеству врача. Он не запаниковал, а сразу же отдал ряд грамотных распоряжений. Прежде всего — изолировать его вместе с больным в помещении, куда не будет доступа посторонним. Проследить, чтобы никто не покидал больницу, и сообщить о диагнозе в Наркомздрав.
Ситуация по всем параметрам была из ряда вон выходящей. В нескольких метрах от Кремля несколько дней находился человек с чрезвычайно заразной болезнью. Лёгочная чума передаётся воздушно-капельным путём при простом общении. При этом болезнь отличается 100-процентной смертностью (стрептомицин, который эффективно лечит чуму, был открыт только в 1943 году) и крайне быстрым течением — больной умирает за один-три дня.
Всем оказавшимся в больнице тут же было приказано оставаться на местах и не покидать её стен. Вскоре она была оцеплена внутренними войсками, посты расставили возле всех входов и выходов. Аналогичные меры были приняты и в гостинице "Националь". Начались поиски всех, с кем за несколько дней мог контактировать больной. На всякий случай на карантин отправили всю бригаду поезда, которым Берлин ехал из Саратова в Москву, а также всех его попутчиков, кого удалось разыскать, и врача, который первым осматривал больного в гостинице.
Поскольку перед ухудшением самочувствия Берлин выступал перед коллегией Наркомздрава, под угрозой заражения страшной болезнью оказалось всё медицинское руководство Советского Союза: сам нарком Георгий Митерёв (всего три месяца назад возглавивший ведомство), руководители отделов и так далее. Все они также были отправлены на карантин, единственным из руководителей наркомата, оставшимся на свободе, оказался заместитель Митерёва, пропустивший заседание.
Берлин скончался в тот период, когда противочумные мероприятия только начинали разворачиваться. Чтобы исключить вероятность ошибки, необходимо было провести вскрытие. Ответственную миссию возложили на одного из самых авторитетных патологоанатомов Советского Союза — Якова Рапопорта. Одетый в костюм химзащиты патологоанатом проводил вскрытие прямо в комнате, где умер больной. Бактериологические исследования подтвердили, что больной умер от чумы. Рапопорт вспоминал, что слухи среди врачей распространились очень быстро, и в первое время после смерти Берлина по Москве прокатилась волна панических настроений среди медиков. Едва он вернулся после вскрытия тела Берлина, как его опять отправили на вскрытие в другую больницу. Там врач, увидевший у скончавшегося пациента сыпь на теле, перепугался и поднял панику, будучи уверенным, что тот тоже умер от чумы. Однако второй случай не подтвердился, и вскоре волна паники пошла на спад.
Жертвами последней вспышки чумы в Москве стали три человека. Вслед за Берлиным умер Горелик, который поставил страшный диагноз и своему пациенту, и самому себе. Третьим скончался тот самый парикмахер, который брил Берлина после приезда в столицу. Через несколько дней, по истечении характерного для чумы инкубационного периода, карантин сняли, все "подозреваемые" вернулись к привычному образу жизни.
Благодаря счастливому стечению обстоятельств, дотошности Горелика и быстро принятым противоэпидемическим мерам последняя вспышка чумы в Москве была пресечена в зародыше.
Наталья Дремова
11 апреля мир отмечает Международный день освобождения узников концлагерей. В Крыму за все время фашистской оккупации насчитывалось 96 мест, где держали узников: от сборных пунктов и тюрем до пересыльных лагерей и мест массовых убийств заключенных.
Воды не было видно. У самого берега колыхалась широкая темная полоса: море возвращало утонувших. Тех, кто несколько дней назад пытался добраться вплавь до катеров. Колыхались на волнах полы шинелей, зеленовато-белыми казались видневшиеся из-под воды лица с открытыми глазами.
Живые заходили в море, расталкивали трупы и набирали в пригоршни воду: так ненадолго получалось обмануть жажду.
Живые завидовали мертвым, ведь для тех все уже закончилось.
В первые дни июля 1942 года на севастопольском мысе Херсонес погибала брошенная армия. Под авиабомбами и пулеметами заходивших с моря немецких самолетов. Под артобстрелами. От ран, жажды и голода. По сей день историки спорят, сколько же тогда было взято в плен защитников Севастополя, называют цифры от 50 до 80 тысяч человек. В плен большинство попало 4 июля. Кое-где небольшие группы сопротивлялись до 12-го.
До лагерей добирался далеко не каждый пленный. Тысячи были убиты на месте. Тысячи гибли по пути.
"Когда вывели на Ялтинскую дорогу, то, не доходя до Сапун-горы, навстречу шла колонна танков. Они не свернули, а нас фрицы тоже не повернули вправо. Тех, кто пытался выбежать из колонны, немцы расстреливали из автоматов. Так, с головы и до хвоста колонны, одну шеренгу танки и задавили гусеницами", — вспоминал краснофлотец из 8-й бригады морской пехоты Иван Антонюк.
Первая остановка: тюрьма, лагеря в Камышовой и Стрелецкой бухтах, у холодильника на Портовой улице, на улице Пирогова, в винограднике на горе Рудольфа, у Георгиевского монастыря. Только на третий-четвертый день плена стали давать еду: по 200 граммов хлеба и болтушку из овсяных отрубей. Военнопленные вспоминали, что вынуждены были есть мертвых кошек и собак, которых швыряли им охранники, мясо павших лошадей.
Некоторые колонны пленных гнали дальше, к Бахчисараю.
В 2004 году в балке под Бахчисараем поисковики вскрыли большое захоронение военнопленных. Скорее всего, погибли они в июле 1942-го, когда колонну в 7 тысяч человек фашисты гнали из Севастополя в Симферополь. Во время трехдневной остановки на территории совхоза "Интернационал" немцы "отфильтровали" самых слабых, а также евреев и командиров, и расстреляли. А всего на дороге в шестьдесят с лишним километров от Севастополя до Симферополя только эта колонна потеряла 600 человек убитыми.
На склоне горы к юго-востоку от Бахчисарая находился еще один лагерь. "Колючка", сухая земля, охрана по периметру. Без воды, еды, под раскаленным солнцем сидели пленные.
Каждое утро из этого лагеря выносили на кладбище по несколько десятков мертвых военнопленных.
Выживших в огромных необустроенных лагерях переправляли в Симферополь и Джанкой.
"Четыре конвойных немца гнали человек около 100 свободно идущих пленных кавказцев и туркмен, взятых под Севастополем, — записал в своем дневнике летом 1942 года симферополец Хрисанф Лашкевич. — Сзади этой группы два вооруженных немца вели между собой одного русского краснофлотца, со связанными сзади в локтях руками. Для нас, наблюдавших эту сцену, было ясно, что первые без сопротивления сдались немцам в плен, а русский краснофлотец взят с боя и даже в плену опасен победителям. Моряк был молод — не старше 25 лет".
Везли военнопленных и дальше: в Днепропетровскую и Донецкую области, в Польшу, Чехию, Германию.
Лагеря военнопленных были в каждом городе и районе, всего 56. Вот некоторые из них.
- Керчь, район Бочарного завода: за два года здесь расстреляли, замучали и сожгли до 15 тыс. советских военнопленных.
- Армянск: здесь в лагере фашисты замучили свыше тысячи красноармейцев. На пленных натравливали собак, зимой загоняли их в подвал, наполненный водой, секли насмерть плетями.
- Ялта: в бывшей гостинице "Парижская коммуна" был лагерь для военнопленных. Из более чем тысячи советских солдат выжило несколько человек. Их просто не кормили, но гоняли на тяжелые работы. Ялтинцы приходили к колючей проволоке, приносили еду. Охранники забивали насмерть пленных, которым удавалось добраться до съестного.
Ездит по деревням машина с закрытым кузовом: "собачий ящик". Выскакивают оттуда полицаи, хватают на улицах людей, и те пропадают навсегда…
Это вовсе не страшная сказка. Так охотились за рабочей силой во время оккупации в сельских районах полуострова. Мужчин и женщин ловили на улицах и в домах, отправляли в поселок Багерово, что под Керчью, в фильтрационный лагерь. Кого-то оставляли на полуострове, кого-то определяли в тюрьму, кого-то везли в Германию.
Есть ли что-то худшее, чем существование за колючей проволокой, скудный паек, тяжелая работа, ежеминутная угроза смерти? Женщины, свезенные к концлагерь для гражданских в деревне Баксы (это нынешняя Глазовка), могли бы сказать: есть.
Женщины и девушки с Кубани, из Украины и Крыма были собраны в бараках за деревней. Председатель Маяк-Салтынского райсовета Николай Парельский сообщал, что узниц было примерно триста. Каждый день их выгоняли на работу. А вечером в лагерь впускали немецких и румынских солдат из расквартированных рядом частей. И тогда для пленниц начинался ночной ад: их избивали, насиловали, устраивали "развлечения" для солдат.
Каждому крымчанину известен концлагерь в бывшем совхозе "Красный" в Симферополе. Сейчас там находится музей-мемориал. О нем, казалось бы, столько уже написано, но открываются новые и новые факты.
Историк, доктор философии Оксфордского университета Михаил Кизилов нашел в отечественных и зарубежных архивах множество ранее неизвестных документов.
"Все было красное: доски вагонов, наша одежда, белые халаты медиков, мне казалось, что я слышу запах крови", — вспоминал участник партизанского движения, сакчанин Владимир Якименко. В 1943 году ему было 16 лет. И вместе с другими юношами и девушками его привезли с Кубани.
Затем ребят увезли в Бахчисарай, а оттуда в лагерь за деревней Коуш. Через какое-то время Владимиру Якименко вместе с несколькими товарищами удалось сбежать и найти в лесу один из партизанских отрядов.
Страшная история связана с 1-й Советской больницей в Симферополе. Когда город оккупировали фашисты, большая часть построек была отдана под немецкий лазарет. Заведующий прозекторской, обер-арцт Кюнтер Кот Фрид был не только патологоанатомом. Он рассчитывал оставить след в науке. А война дала уникальную возможность экспериментировать на "человеческом материале". Он отгородил угол прозекторской, куда имели доступ его помощник Оскар Шульц, два немецких санитара и два русских, работавшие в морге еще до войны.
До освобождения Крыма дожил один из русских санитаров, Иван Галкин. Впервые с результатами "научной работы" шефа прозекторской он столкнулся в январе 1942 года. Пришел на работу и увидел два тела. Молодые мужчины в гражданской одежде. "У них косые швы, грубо зашиты… разрезаны были живыми, прямо в одежде, — показал затем при опросе Галкин. — Дня через три появились еще три трупа, два гражданских и один военный".
Доктор, оказывается, изучал работу почек. Анатомировал сначала здоровых людей, а потом формировал экспериментальных группы. Одна находилась в полуподвале главного корпуса, где до войны располагалось глазное отделение.
В ноябре 1941 года доктор Иосиф Кискачи проходил по двору, когда его окликнули. Через решетку полуподвала на него смотрел человек. Врач не сразу узнал в нем знакомого, работавшего до войны в народном суде. Тот рассказал, что сидит здесь вместе с несколькими военнопленными, и просил сообщить семье о своей судьбе. От коллег Кискачи узнал, что в полуподвале находится "экспериментальная" группа. Людей выдерживают на специальной диете, без белка и соли, а затем шеф прозекторской анатомирует их, чтобы узнать, какие изменения произошли в почках.
Резали и умерших, и живых. Еще одну группу из 8 человек доктор-живодер сформировал в мае 1942.
В Симферопольской тюрьме у него тоже были подопытные. Оттуда, по требованию Кюнтера Кот Фрида, немедленно доставляли умерших "экспериментальных".
Прозектор уехал из Симферополя в июне, а его помощник Шульц трудился до середины сентября 1942-го.
Где еще в Крыму и за его пределами "наследили" врачи-убийцы, неизвестно. Не исключено, что Кюнтер Кот Фрид и его помощник уцелели после разгрома фашистской Германии. Что так и не были найдены и наказаны. Возможно, взяли чужие имена и претендовали на вклад в науку.
Эпидемия, бунт и власть в императорской Москве 250 лет назад
Чума: путь в Москву
Считается, что в Москву эту заразу (строго говоря, чума — не вирусная, а бактериальная инфекция) занесли с театра русско-турецкой войны, из Молдавии и Валахии. В августе 1770 года зараза достигла Киева, затем Брянска.
Увертюра в военном госпитале. Без паники!
Карантин: монастыри и генералы
Рядом с Большим Каменным мостом располагалась крупнейшая московская мануфактура того времени — Большой суконный двор. С 1 января по 9 марта 1771 года на фабрике умерли 130 человек. Фабричная администрация то ли не поняла поначалу, от чего, то ли слишком хорошо поняла: объяви, что на Суконном чума, и о сбыте продукции придется забыть .
В момент врачебной проверки в марте на Суконном дворе обнаружилось 16 больных с сыпью и чумными бубонами, а сколько разбрелось по городу, уже никто не узнал.
Фабрику закрыли, здоровых рабочих перевели на другие предприятия, а больных увезли в подмосковный Николо-Угрешский монастырь, ставший первым чумным госпиталем. При этом Суконный двор так и не был окружен караулами, и многие рабочие сбежали после оглашения диагноза.
Генерал-поручику Еропкину придется вскоре воевать в Кремле и на Красной площади, и отнюдь не с чумой.
От весны до осени: Москва зачумленная
Императрица одной из первых поняла и другую вещь: настала пора заботиться о том, чтобы зараза не дошла до Петербурга. Интересны детали.
Велено было также не пропускать проезжающих из Москвы не только к Санкт-Петербургу, но и в местности между столицами. Карантины были устроены в Твери, Вышнем Волочке, Бронницах.
Все эти меры помогли предотвратить превращение московского бедствия в общероссийское. Есть данные, что чума попала из Москвы в Воронежскую, Архангельскую, Казанскую и Тульскую губернии, но общенациональной пандемии не случилось.
Однако стоило в июле установиться теплой погоде, иллюзии рухнули. Смертность стала превышать 100 человек за сутки, вымирали целые улицы в Преображенской, Семеновской и Покровской слободах.
На улицах круглосуточно горели костры из навоза или можжевельника.
Бывало, что трупы выбрасывали на улицу или тайно зарывали в огородах, садах и подвалах, несмотря на указ императрицы с угрозой вечной каторги за сокрытие информации о заболевших и умерших.
Фото: Hulton Archive / Getty Images
В обреченном городе не осталось власти, полиции и войска — и немедленно начались бесчинства и грабежи.
Фото: WestArchive / Vostock Photo
Рассказ мгновенно распространился по Москве, и толпы горожан устремились к Варварским воротам в надежде вымолить прощение у Богородицы. Священники, оставив храмы, служили молебны прямо на площади. Люди по очереди лазали к иконе, стоявшей над проемом ворот, по лестнице, просили исцеления, ставили свечи, целовали образ, оставляли пожертвования в специальном сундуке.
Московский митрополит Амвросий, понимая опасность скопления народа в разгар эпидемии, решил его прекратить: икону убрать в храм Кира и Иоанна на Солянке, а сундук с деньгами передать в Воспитательный дом.
Бой в Кремле и на Красной площади
Расправившись с митрополитом, мятежники двинулись на Остоженку, в дом генерал-поручика Еропкина, сохранившийся доныне. Еропкин оказался не робкого десятка; он продемонстрировал, что если в борьбе с чумой к сентябрю 1771 года власти особых успехов не добились, то с бунтовщиками справляться они умеют.
В ноябре, когда чума уже утихала, в Москве состоялась экзекуция: четыре человека, в том числе убийцы митрополита Амвросия, были повешены, 72 человека были биты кнутом, 89 человек высекли плетьми и отправили на казенные работы.
Граф Орлов. Последнее средство
Восстанавливать порядок в Москву Екатерина отправила графа Григория Орлова, который приехал в первопрестольную 26 сентября. Вслед за Орловым шли четыре полка лейб-гвардии.
Орлов снискал славу избавителя Москвы от мора. Принципиально новых санитарных мер, кроме укрепления застав и карантинов, он не ввел. Но пришла на помощь природа: начались ранние холода, и эпидемия стала понемногу сходить на нет.
Впрочем, стоит отдать графу Орлову должное: он начал с верного шага, не свойственного отечественным администраторам,— прибыв в Москву, сразу собрал консилиум специалистов и следовал его указаниям. Орлов велел заново разбить Москву на 27 санитарных участков, открыть дополнительные больницы и карантины. Орлов лично обходил все больницы, следил за лечением и питанием пациентов.
Более того. Понимая, что нищета и болезнь тесно связаны, Орлов организовал общественные работы по укреплению Камер-Коллежского вала вокруг Москвы: мужчинам платили по 15, а женщинам по 10 копеек в день. Боролся Орлов и с бродягами, разносившими заразу: их отправляли в Николо-Угрешский монастырь.
Фото: Alamy / Vostock Photo
По официальной статистике, с апреля по декабрь 1771 года в Москве умерли от чумы 56 672 человека. Но это не все — первые три месяца 1772 года чума в Москве, над которой в Петербурге уже отпраздновали победу, продолжалась, правда ежемесячное количество умерших снизилось до 30 человек. Об окончательном прекращении эпидемии было объявлено только в ноябре 1772 года.
А в одном из писем за границу сама Екатерина сообщала: чума в Москве похитила более 100 тысяч жизней. Это можно, пожалуй, рассматривать как невольное признание в том, что противостоять нежданной напасти по большому счету не смогли ни власти, ни общество.
Читайте также: