Степа н петро вич щипачев
Степан Петрович Щипачёв родился 7 января 1899г. в деревне Щипачи Камышловского уезда Пермской губернии (Свердловская область, Богдановичский район).
Участник Гражданской и Великой Отечественной войн. Учился в Высшей военно-педагогической школе и институте Красной профессуры. Около десяти лет преподавал историю в военных училищах. В середине 30-х годов вышел в отставку и занялся литературной работой.
В 50-е годы прошлого столетия руководил секцией московских поэтов. С 1959 – 1963г.г. – Первый секретарь Московской городской организации Союза писателей.
Дважды лауреат Сталинской премии (1949, 1951 гг.). Награждён 9 орденами СССР.
Умер 1 января 1980 года. Похоронен в Москве, на Кунцевском кладбище.
В 1994 году на родине Степана Щипачёва открыт Литературный музей поэта.
*Лев Озеров, литературовед, поэт, переводчик.
Антонина Михайловна Хлыстикова - научный сотрудник Литературного музея Степана Щипачёва
У МОГИЛЫ ПОЭТА
В 1987 году мы приехали в Москву с ребятами, моими первыми литературными следопытами, и на с дугой день Валентина Николаевна повезла нас на Кунцевское кладбище, на этом кладбище похоронен Степан Щипачёв.
На развёрнутом листе бронзы стихотворение, написанное поэтом ещё в молодые годы:
Бронза установлена на большой, квадратной светлой мраморной плите, с прожилками, напоминающими стволы берёз.
Мы посадили у могилы два куста вереска, выкопанных в районе села Грязновское. Поставили ромашки, которые нарвали в Щипачах в канун отъезда: в поезде цветы поникли, а в банке с чистой холодной водой трогательно засветились на мраморной плите памятника.
По возвращении с кладбища, Валентина Николаевна позвонила поэту Михаилу Матусовскому - председателю комиссии по литературному наследию Степана Щипачёва, который работал в то время над предисловием к Избранному тому стихотворений. Она рассказала о нашем приезде, о посещении кладбища. Тогда и завершилось предисловие пространным текстом о ребятах из Богдановича, которые привезли ромашки на могилу поэта.
По делам создания музея я несколько раз приезжала в Москву, и каждый раз мы ездили с Валентиной Николаевной в Кунцево, прибирали могилу, убирали сухие листья, вытирали мрамор. Кусты вереска хорошо принялись и украсили своей зеленью печальное пространство.
Однажды, когда мы уже уходили с кладбища, я на повороте остановилась и оглянулась: у памятника стоял высокий, пожилой мужчина, склонившись, он читал эпитафию.
Прочитав бронзовые строки и автограф поэта Степана Щипачёва, вдруг выпрямился и, развернувшись, стал растерянно оглядываться.
Видимо, он случайно набрёл на могилу Степана Щипачёва. Встреча на кладбище с поэтом, которого он, по всей вероятности, лично знал, ошеломила его: ему нужен был собеседник в эту минуту.
Валентина Николаевна уже ушла далеко от меня, и я поторопилась её догнать. Но этот человек, растерянно оглядывающийся по сторонам у могилы Степана Щипачёва, помнится мне долгие годы.
Один куст вереска, привезённый нами с Урала, кто-то выкопал в начале 90-х.
В 2016-ом, уже без Валентины Николаевны, а с её внучкой Еленой, мы пришли поклониться поэту: у памятника не было и второго куста.
Антонина Михайловна Хлыстикова - научный сотрудник Литературного музея Степана Щипачёва
КАБИНЕТ ПОЭТА
В московской квартире Степана Щипачёва, в Лаврушинском переулке, Валентина Николаевна поселяла меня всегда в кабинете поэта.
Кабинет, конечно, изменился после ухода Степана Петровича: добавилась мебель и книги из Переделкино, ушла та аскетическая простота, которая всегда была присуща Щипачёву, о которой я читала в воспоминаниях современников поэта.
На книжных полках появились фотографии, сувениры, букеты сухих цветов и колосьев, привезённые Валентиной Николаевной с Урала. Без Степана Петровича она дважды приезжала в Богданович: первый раз на праздник в Щипачи, в год 90-летия со дня рождения поэта, а потом, в 1994 году, на открытие Литературного музея Степана Щипачёва в Богдановиче.
Кабинет поэта в Лаврушинском всегда был чисто убран, похрустывал паркет, за столом Степана Щипачёва работала Валентина Николаевна.
Валентина Николаевна (Никитина) Щипачёва (1918-2005) родилась на Урале, в Верх-Нейвинске, это было особенно дорого Степану Петровичу. Она прожила после его ухода двадцать пять лет. Вдова поэта исполняла обязанности секретаря комиссии по литературному наследию Степана Щипачёва почти до самого края жизни. В кабинете поэта она передавала мне архив и рассказывала о годах жизни, которые она прожила со Степаном Щипачёвым.
Её воспоминания были очень сдержанными в первых наших встречах, собственно, она всегда отличалась особой корректностью.
Антонина Михайловна Хлыстикова - научный сотрудник Литературного музея Степана Щипачёва
Мы очень хорошо знаем, что П.П. Бажов и Д.Н. Мамин — Сибиряк – это уральские писатели! Но мало кто знает, что родился и провел детство у нас еще один известный писатель и поэт – Степан Петрович Щипачев. Те, кто был пионером, помнят его стих про пионерский галстук:
Как повяжешь галстук,
Береги его:
Он ведь с красным знаменем
Цвета одного.
Городом его юности был Камышлов. Однажды он пришел в книжную лавку Лагуткиных и приобрел там за пятачек маленькую книжечку – календарь. Придя домой, увидел на одной из страниц ценник, оказалось, книжечка стоила дешевле. Тогда Степан пришел к продавцу и потребовал возврата денег, которые он переплатил. При этом разговоре присутствовал хозяин лавки, который пригласил юного Щипачёва на работу. Несколько лет он работал у камышловского купца.
Две липы у окна.
Они родились вместе
под теплым ветерком,
и подымались вместе,
и старятся рядком —
и счастливы они!
Но разве знают липы,
как счастьем дорожить!
Скажи, ну как могли бы
мы друг без друга жить?
И в прошлое порой
мне страшно оглянуться:
росла ты далеко —
и в жизни так легко
могли мы разминуться.
Был он знаком и с Юрием Гагариным. Космонавт даже называл С. Щипачева любимым поэтом.
Интересным является еще один момент в жизни поэта. Он родился перед рождеством, а умер в новогоднюю ночь. После праздничного ужина его супруга стала прибирать на кухне. Степан Петрович подошел к ней и сказал, что хочет попрощаться. Она не приняла это всерьез, отправила его спать. А позже ей показалось, что она осталась одна в квартире… Умер поэт Степан Щипачев во сне, наступал 1981 год.
Антонина Хлыстикова в д. Щипачи
фото с сайта музея:
Первым в Богданович из Москвы прибыл дубовый письменный стол С.П. Щипачёва, который экспонировался в городском краеведческом музее до открытия музея поэта. Сегодня фонд Литературного музея Степана Щипачёва насчитывает около 7 000 экспонатов!
В холле на посетителей смотрит портрет писателя 1933 года, автор которого был Василий Костяницын. Очень интересная история его создания. В 1933 году художнику Василию Костяницыну, как и другим московским художникам к Первому Съезду членов союза писателей было поручено написать их портреты. По распределению. Щипачёв был направлен в Костяницыну.
Но у Ливия еще был талант актера. В детстве он снимался в фильме “Тимур и его команда”, где играл самого Тимура.
Много интересного вам расскажут о Степане Петровиче Щипачеве и его жизни. Ведь он был очень известен в СССР, а также его книги печатались в других странах. Например, в Чехии было издано 30 его сборников.
На сайте музея вы найдете много интересной информации:
адрес музея: Свердловская обл., г. Богданович, ул.Ленина, 14, 8 (34376) 5-61-07
Если вы еще сомневаетесь ехать ли в музей, то читайте отзыв наших туристов:
Вот что пишет о поездке Татьяна Андреева:
А вот еще один отзыв нашего экскурсанта, Татьяны Федотовской:
ГОД ЛИТЕРАТУРЫ В РОССИИ. ЗАБЫТЫЕ КРЫМСКИЕ ПОЭТЫ. ЩИПАЧЕВ СТЕПАН ПЕТРОВИЧ
ЩИПАЧЕВ СТЕПАН ПЕТРОВИЧ :
Мое поколение росло и мужало со стихами этого поэта. Пионерами мы гордо декламировали:
Как повяжешь галстук,
Он ведь с нашим знаменем
В юности нашим кредо были строчки:
Любовью дорожить умейте,
С годами дорожить вдвойне.
Любовь не вздохи на скамейке
и не прогулки при луне.
Сегодня вспоминаются строки:
Бывают женщины – похожи
На чуть привядшие цветы.
… смерть придёт, не разминуться с ней,
Две даты наберут под карточкой моей,
и краткое тире, что их соединит,
в какой-то миллиметр
всю жизнь мою вместит.
Степан Петрович Щипачев, участник двух войн - гражданской и Великой Отечественной, лауреат двух Сталинских премий (1949, 1951), родился 7 января 1889 года. Начинал творческую жизнь в Крыму: восемь месяцев 1922 года преподавал обществоведение в артиллерийской школе в Севастополе, затем в кавалерийской школе в Симферополе. Три года жил он на улице Гоголя, дом 45, где сегодня висит мемориальная доска. Преподавал в школе, сам учился в Таврическом университете, и все время писал стихи.
25 ноября 1923 г. газета опубликовала Декларацию КАМППФ, где указывалась цель ассоциации: объединение всех поэтов и писателей, проживающих в Крымской республике, формирующих идеологию пролетариата в своих произведениях; в горне товарищеской критики заострение копий своих поэтических строк; борьба с поэтической хлябью, с традиционной дряблостью художественного созерцания; стремление к чеканности, компактности, монолитности мысли и образов, соответствующих ритму революционной современности.
1 мая 1924 года на Вокзальной площади Симферополя состоялось открытие первого памятника В.И. Ленину (проект М.Я. Харламова). Бюст вождя на высоком постаменте Щипачев приветствовал стихами:
Он и бронзовый вдохновлен,
Он и бронзовый речь говорил…
Мы все мечтаем о любви большой,
Чтоб каждый миг, когда вдвоём, был дорог…
Своей любви перебирая даты,
Я не могу представить одного,
Что ты чужою мне была когда-то
И о тебе не знал я ничего.
Пятнышко есть в географии
С крымской голубизной,
– с радостью признается он.
Не громок, не бросок мой стих…
Он землю пахал, он солдатом был,
хоть скромным, но истинным был поэтом.
Вот в этой истинности и есть секрет популярности поэта.
Порой мне кажется: тихи
в наш громкий век мои стихи.
Пускай иным не угодишь,
во мне уверенность все та же:
кричать не надо,
если даже ты с целым миром говоришь.
Нина Колесникова
Ярослав Огнев
Шлифованная тоннами металла,
Сколькими миллионами подошв, —
Про всё, что площадь Красная видала,
Ты и в томах тяжёлых не прочтешь.
Теперь в брусчатку каждый метр закован,
Но жёлтый грунт её после дождя
Месило войско Дмитрия Донского,
На Куликово поле уходя.
Россия ничего не забывает,
Всё помнит наша древняя земля.
Лишь век за веком ветер выдувает
Песчинки из зубчатых стен Кремля.
Тут каждый камень памятен и дорог,
Тут след времён минувших не исчез;
Есть под брусчаткою земля, которой
Ивана Грозного касался жезл.
Заря на маковках церквей лучилась.
Народ валил на площадь от застав.
Кровь Разина по капле здесь сочилась,
Солинками земли священной став.
Тут сонмами прошли в бессмертье предки,
И, чтоб настал счастливый этот день,
Тут Ленина в простой рабочей кепке
На камне отпечатывалась тень.
Ни перед кем не ставший на колени,
Народ прошёл сквозь дымные года —
И со знамён гвардейских смотрит Ленин
Такой, как в восемнадцатом, тогда.
Кто вас забудет — даты, даты, даты
Народных ликований и невзгод!
За кровь и слёзы жаждавший расплаты,
Тебя мы видим, сорок первый год!
Мы видим, чуть привстав над днём, над веком,
Как сталинские слушала слова,
Запорошенная ноябрьским снегом,
Прифронтовая строгая Москва.
Поднявшись на гранитные ступени,
Здесь, у стены кремлевской, в грозный час
Со Сталиным великих предков тени
На подвиги благословляли нас.
Мы и в беде и в радости — едины.
Шумит над головой победный шёлк,
И ветер славы трогает седины
И юношеский на губе пушок.
В народной памяти не обмелеют
Такие дни. Останется в веках,
Как падали к подножью мавзолея
Германские знамёна в прах.
И как стоял на мавзолее Сталин,
И маршалы прославленные с ним.
Отсюда мы глядим в такие дали,
Что на земле видны лишь нам одним.
Он там, на Эльбе, далеко от дома.
Дойдя до края самого войны,
Он в стольких битвах не оглох от грома,
А вот сейчас оглох от тишины.
Вот он стоит на смолкшем поле боя,
Поднявшись в полный рост, глядит кругом
На чёрный лес, на небо голубое
И пот со лба стирает рукавом.
Не раз и смерть глаза его видали,
Но он сумел и смерть столкнуть с пути.
Суровые солдатские медали
Блестят от солнца на его груди.
Он, улыбаясь, жмурится от света,
Ещё пропахший дымом весь, в пыли.
Так, значит, вот каков он, день победы,
Так вот когда мы до неё дошли!
Ведь это он из Эльбы черпал воду,
Своим помятым котелком звеня.
И вспомнил он товарищей по взводу,
Что не дошли до праздничного дня,
И вспомнил он о Родине далёкой.
Не к ней ли уплывают облака?
Хоть ни в какие не видна бинокли,
Сейчас, как никогда, она близка.
А там сейчас, как о любимом сыне,
Народ и Сталин думают о нём,
О нём, кто на плечах могучих вынес
Всю тяжесть битв, не дрогнув под огнём.
Упала с окон темнота.
Москва сегодня светом залита.
И радость над разливом площадей
Сияет в окнах, как в глазах людей.
Был труден, горек сорок первый год.
Но мы не надломились от невзгод.
Нам и тогда, сквозь мрак военных лет,
Ещё далёкий, брезжил этот свет,
И вот зажгла его победа,
Чтоб встретить май, и труд, и радость лета.
Нет и следа от мартовских недель,
От снега дряблого — над площадями,
Над черным сквером теплыми дождями,
Ветрами южными шумит апрель.
И там, в чужой далекой стороне —
У самого проклятого Берлина —
Уж сохнут брызги грязи на броне,
Немецкая на гусеницах глина.
Идет весна. О, кто ее не ждал!
Чтоб в небе голубом над каждым домом,
Над каждою травинкой грохотал
Победы гром весенним первым громом.
Я счастлив славить каждою строкою
Твою на каске красную звезду,
Твои победы ленинской рукою
Тебе написанные на роду.
Победа наша — нам за всё награда.
О, как она живительна, светла!
У дымного, седого Сталинграда
Она тебя на подвиги вела.
И ты несёшь знамён святую славу.
Уж впереди не Крейцбург, не Вормдитт —
Она над черепицами Бреслау,
Над готикою Франкфурта шумит.
Уж вся земля немецкая трясётся
От поступи твоих богатырей.
Ты своего достойна полководца,
Как он достоин доблести твоей.
Вот они, бессмертной книги главы:
Щорса и Чапаева дела.
Дерзкою красноармейской славой
Молодость овеяна была.
Пусть война теперь не та, но — с нами
Тех походов ветер боевой.
Ленинское, сталинское знамя
Так же всё шумит над головой.
Сквозь огонь и прах оно летело,
Мы под ним до Франкфурта дошли,
И под ним Матросов и Гастелло
Для геройских подвигов росли.
И, под этим знаменем шагая,
Будет вечно молодость красна.
Ничего, что голова седая,
Молода под ним и седина
Всё грозней возмездия раскаты.
Скоро — в том порукой красный стяг —
Под Берлином жидкие закаты
На медалях наших заблестят.
Мы недаром столько мерзли, мокли,
Столько перешли хребтов, долин —
Скоро в стеклах полевых биноклей
Покачнется сумрачный Берлин.
Каждый день, нет, каждый час нам дорог.
Мы идем, и в грохоте побед —
С нами правда Ленина, которой
Нет светлее, выше в мире нет.
Лицо иссечено до боли мокрым ветром,
Под сапогами чавкает вода.
Ночь за Днепром — на сотни километров
Дождем сочащаяся темнота.
Вдруг светом нестерпимо белым, ярким
Хлестнуло по глазам до слепоты.
От сотни фар, как от электросварки,
Белы, мертвы деревья и кусты.
Но мы лежим без выстрела, без вскрика,
Припав к оружию, команды ждем.
Тут каждый холмик пушками утыкан,
Грозит противотанковым ружьем.
И засверкало всё, загрохотало,
Слилось в один протяжный рёв и вой.
Горячий ветер смерти и металла
Проносится над самой головой.
В ружейном масле, в ссадинах ладони,
Они в боях натружены, грубы, —
И танки над окопами, как кони,
Встают с предсмертным ревом на дыбы.
Металл визжит, хрустит, скрежещет тупо,
И грудь на грудь, бронею на броню,
Старик Урал идёт на немца Круппа, —
И до рассвета бушевать огню.
Ведь тут передний край — не батальона,
И не дивизии, ты это знай! —
Тут будущего, битвой озаренный,
Тут счастья нашего передний край!
Опять в боях встречаем праздник мая.
Земля в воронках, города черны, —
И мы, над временем приподымаясь,
Глядим, глядим за дымный край войны.
А там просторно, там светло столетьям.
Там каждая былинка на виду.
Но мы живём в военном, сорок третьем,
Ещё в боях не пройденном году.
Ещё земля в крови и гарью дышит.
Где мы прошли, лишь там весна цветёт.
Сейчас всех мудростей земных превыше
В бою красноармейский шаг вперёд.
Как повяжешь галстук,
Береги его,
Он ведь с нашим знаменем
Цвета одного.
А под этим знаменем
В бой идут бойцы,
За отчизну бьются
Братья и отцы.
Как повяжешь галстук,
Ты светлей лицом.
На скольких ребятах
Он пробит свинцом.
Пионерский галстук:
Нет его родней!
Он от юной крови
Стал еще красней.
Как повяжешь галстук,
Береги его,
Он ведь с нашим знаменем
Цвета одного.
Слетелись, кажется, со всех планет:
Аэродром с полета огляни —
Тут самолетам счету нет —
Закрыли землю крыльями они.
Приятен север с майским холодком.
Спокойна русская голубизна;
Пускай нависли облака кругом,
В глазах у летчиков она.
Аэродром живет, гудит с утра,
И всё светлее о погоде весть.
Тугих пропеллеров ветра
Его продули до травинки весь.
Шагаю к самолету окрылен
И все земные хлопоты забыл.
Кто в это небо не влюблен,
Тот никогда и землю не любил
Мы родине и Сталину верны
Пусть побелеет небо от жары
Над плотной пылью фронтовых дорог,
Победа наша, выждав до поры,
К нам по-солдатски ступит на порог.
Мы родине и Сталину верны —
И можем ли не выполнить приказ?
Из будущего золотой страны
Тысячелетия глядят на нас.
Хорошая, любимая, родная.
Мы друг от друга далеко живем.
Гляжу на карточку — припоминаю:
Как раз перед войной снялись вдвоем.
Словами наша речь красна, богата,
И есть слова, что в бой полки ведут,
С которыми, сжав пальцы на гранатах,
Идут на подвиги, на смерть идут.
Война бушует все сильней над нами,
Но нас не разучила и война
Хранить в сердцах — с великими словами
Простые наших милых имена.
Чем бой труднее, чем дорога круче,
Тем вспоминаем милых мы нежней.
Они нас твердости солдатской учат
Простою женской верностью своей.
Убили партизанку на рассвете.
Две ночи длились пытки и допрос.
Прощаясь, трогал подмосковный ветер
На лбу девическую прядь волос.
Исколотую прусскими штыками,
В разрушенном селеньи, на краю,
Мы подняли солдатскими руками,
Россия, дочь любимую твою.
В снежинках всю ее мы положили
В избе просторной посреди села.
Еще о ней мы песен не сложили,
Но жизнь ее — вся песнею была.
Карточка, вложенная в посылку
«Пускай его я не видала.
Тому, кто всех смелей в бою, —
В записке девушка писала, —
Отдайте карточку мою.
Земля снарядами изрыта,
Летел огонь над головой, —
И пулей карточка пробита
Была в атаке штыковой.
Ему во фронтовые ночи
Нет девушки милее той:
Она на карточке хохочет,
И смерть робеет за спиной.
Вбежала в небо красная ракета
И не успела в небе догореть —
Ударила зенитка где-то,
Потом еще. и начало греметь.
И воздух, потрясенный громом долгим,
То тут, то там сверкает над Москвой.
В полночном небе звезды да осколки,
В домах — по радио — сирены вой.
Москва насторожилась, стала строже
Домами, темной пустотой дворов.
Но даже не ускорил шаг прохожий
Под ливнем голубым прожекторов.
Не знаю, кто он — грузчик или слесарь?
Но я в одном с ним городе живу, —
Он не дрожал — он в руки брал железо,
Железом, рвами окружал Москву.
Он тем же шагом мерил мостовые
И в тьме октябрьских памятных ночей.
В те ночи, может быть, Москва впервые
Узнала настоящих москвичей.
Весна придет — ее известны сроки,
Придет обыкновенно, как всегда, —
И фронтовые ржавые дороги
Источит синяя апрельская вода.
Пусть все сильней фронты гремят, сверкают
Над снежной мартовской голубизной,
Смешно подумать! Нас враги пугают,
Пугают нашей русскою весной.
А нам вдыхать ее простор и запах,
Ловить глазами солнечную нить.
У солнца путь и путь у нас — на Запад,
И этого пути не изменить.
Эх, да фронтовое небо мглисто,
Подтяни, товарищ дорогой!
Клавиши гармони голосистой
Льются перламутровой волной.
Как танкисты под гармонь запели,
Даже ветер, слушая, притих;
Пальцы от железа огрубели,
Но двухрядка слушается их.
Сколько раз танкисты в бой ходили!
Закалялась молодость в огне.
Не померкли от военной пыли
Боевые звезды на броне.
В настороженном городе темно,
Прохожего патруль окрикнет строго,
И светом не блеснет окно, —
Кругом светлые бельма окон.
Ну что ж, пускай Москва затемнена,
Пускай огни зажжем еще не скоро -
И затемненная она
На свете самый светлый город.
Оно всю родину об'емлет,
И свет его в сердцах живет.
И мертвый, падая на землю,
На древке рук не разожмет.
Скрежещут танки, свищут пули.
Мы бьемся в яростном бою,
И знамя пыльное в июле,
Светлеет от январских вьюг.
Оно звенит, шумит над нами,
В боях летящее вперед,
Святое ленинское знамя,
Бессмертное, как наш народ.
Мороз. Декабрь. Снега, снега.
Врагу за ворот, в рот набьется снег.
Прикладом бей, коли штыком врага.
Тебя прославит родина навек.
Простое сердце ярости учи,
Пусть будет ненависть врагу в ответ.
В лесу, в деревне мушкою ищи
Шинели вражеской мышиный цвет.
Пускай не дрогнет мщения рука,
Ловушкой будет хата, куст, овраг.
Святое дело — истреблять врага,
Когда отчизну топчет враг.
Чуть слышится глухое завыванье.
Летит… Не разглядишь, как ни гляди.
Лишь мертвый след — найди ему названье —
В холодном небе стынет позади.
Враг с этой выси хочет все разведать
В моей родной советской стороне,
Чтоб детям завтра не увидеть света,
Чтоб умирали города в огне.
А где-то, может, около Валдая,
А может быть, и около Москвы,
Певуче истребитель вылетает,
И ласково за ним следите вы.
И станет летчик вам друзей дороже,
Запомнятся черты его лица,
Высокий лоб и белокурый ежик,
И серые с суровинкой глаза.
И долго будете вы с восхищеньем
Рассказывать, как, низвергаясь в прах,
Уже без хвостового оперенья,
Теряя крылья, падал враг.
Кончен с августом расчет,
И дожди не ждут указок.
Серая вода течет
Струйками с зеленых касок.
От дождя звенит в ушах.
И хотя не замечаем, —
Осень с нами в блиндажах
Греется горячим чаем.
А когда пойдем мы в бой
И "ура" родное грянет,
Даже осени и той
В рукопашной жарко станет.
Из бронзы Ленин. Тополя в пыли.
Развалины сожженного квартала.
Враги в советский городок вошли
И статую низвергли с пьедестала.
Полковник-щеголь был заметно рад,
Что с памятником справился так скоро.
И щелкал долго фотоаппарат
Услужливого фоторепортера.
Полковник ночью хвастал, выпивал,
А на рассвете побледнел от страха:
Как прежде, памятник в саду стоял,
Незримой силой поднятый из праха.
Заторопились офицеры вдруг.
Вдали неясные мелькали тени:
То партизаны, замыкая круг,
Шли на врага.
И вел их Ленин.
Не раз, не два встречала ты врага, —
И каждый раз с победой выходила.
Взлетают ястребки за облака,
Их ты, страна, заботливо вскормила.
Твое бесстрашие — в глазах бойцов,
Пусть грозные событья нарастают.
Гляжу в родное Сталина лицо —
В нем волю, мужество твое читаю.
О, родина, ты вновь гневна, строга,
В тебе народная вскипает сила.
Не раз, не два встречала ты врага, —
И каждый раз с победой выходила.
Читайте также: