Мечников выпил эмбрион холеры

Грязная улица Парижа. По булыжной мостовой медленно движется похоронная процессия. Худые клячи тащат дроги, заставленные гробами. Из ворот выносят еще один гроб. Кто-то рисует на воротах черный крест. Редкий дом не отмечен этим зловещим знаком.

В одном из дворов разыгралась трагическая сцена, ставшая обычной для рабочих предместий Парижа. Женщина подошла к водопроводной колонке, чтобы наполнить ведра водой. Неожиданно она упала. Лицо ее стало серо-зеленым, и судороги свели тело. У нее холера.

Страшная гостья настигала свои жертвы на фабриках — у станков, в магазинах — у прилавков, дома — за обеденным столом. Смерть снимала обильный урожай.

Эпидемия холеры 1892 года отличалась особой жестокостью. Она охватила двадцать одно государство, двести шестьдесят семь городов взывали о помощи. Люди гибли сотнями тысяч. Но помощи ждать было неоткуда. Наука еще не могла вступить в единоборство с холерой, потому что неизвестны были причины заболевания. Условия, в которых жили люди, мешали борьбе с эпидемией холеры.

Главная задача науки состояла в том, чтобы открыть возбудителя холеры и найти средство для его уничтожения.

Еще в 1884 году в результате своих путешествий в Египет и Индию Кох открыл холерную запятую — вибриона. Кох находил вибриона во всех стадиях заболевания холерой и на основании этого заявил: вибрион — причина холеры. Но мало кто из ученых Европы прислушивался к голосу Коха. Открытие холерного вибриона прошло мало замеченным и не облегчило быстрой ликвидации эпидемии. Из джунглей Бенгалии холера выходила на широкие морские и сухопутные дороги и охватывала целые материки.

Профессор Петтенкофер был одним из тех ученых, которого опыты Коха не убедили в том, что холерный вибрион есть причина заболевания холерой. Старый профессор приводил всем известные факты, что в ряде мест земного шара холеры никогда не бывает. Он делал анализы воды в этих местах и… находил холерных вибрионов. Вибрионы есть, а холеры нет. Медицинские журналы были полны полемических статей на тему о причинах заражения холерой. Пока ученые спорили, смерть уносила сотни тысяч человеческих жизней.

Почему в Версале, Лионе, Штутгарте не бывает холеры, а в Париже эпидемия жестоко расправляется с беззащитным населением города? Петтенкофер заявляет, что все дело в атмосфере и почве, в миазмах — ядовитых испарениях загрязненной земли. Кох, со своей стороны, с железной логикой доказывает, что местность здесь ни при чем, все дело в холерной запятой, она — главная виновница заболевания холерой.

Илья Ильич считает своим долгом вступить в борьбу, с эпидемией холеры. Дело оказывается не только опасным, но и в высшей степени запутанным и трудным. Проходят месяцы напряженной работы. В заметках и письмах Мечникова отражается этот труднейший поединок ученого с грозным заболеванием.

Илья Ильич читает вслух глубоко пессимистические строки из книги Пирогова:

— Прошло более сорока лет после издания этой книги, а мы по-прежнему бесплодно бьемся над разрешением загадки холеры.

Каждый шаг стоит огромных усилий.

Но, мой дорогой Ру, мы с вами не будем столь мрачно смотреть на будущее, как это делал мой знаменитый соотечественник. Ведь он ничего не знал тогда о существовании могучего метода раскрытия тайн инфекционных болезней, он не знал бактериологии!

Ру сегодня настроен не так оптимистично, как Илья Ильич. Его темные, глубоко сидящие глаза смотрят строго. Он говорит Мечникову, что понимает Пирогова. Илья Ильич механически записывает в тетрадь опытов смысл слов Ру:

Это угнетенное настроение самого близкого друга передается и Илье Ильичу. Он высказывает Ру свои сомнения в виновности коховского вибриона в холерных заболеваниях:

— Последние находки все более склоняют меня против этиологической[25] роли коховского вибриона в холере, но впереди еще une mer ? boire (предстоит выпить целое море), до того все сложно и запутанно.

Друзья обменялись мыслями, и каждый вернулся к своим опытам. О том, сколько приходится делать этих опытов, свидетельствует сам Мечников:

Разрешению вопроса о виновности коховских вибрионов в заболеваниях холерой могли помочь опыты на человеке. Готовый на все ради блага людей, Мечников решил произвести опыт над самим собой.

Уже не в первый раз Илья Ильич рисковал жизнью. В создавшейся обстановке иначе поступить он не мог и не хотел. В Европе от холеры погибло очень много людей, но не было найдено средства борьбы с ней. Пора кончать споры! Научные работники института Пастера уговаривали русского профессора не делать безумного опыта. Ольга Николаевна также умоляла мужа не рисковать жизнью.

Никто не мог поколебать решения Ильи Ильича: он бесстрашно выпил разводку холерных вибрионов.

— К счастью, это вовсе не вызвало у него заболевания, а только возбудило сомнение в специфичности вибриона, — говорила Ольга Николаевна.

— Какое это счастье! — сердился Илья Ильич. — Лучше бы я заболел! Тогда по крайней мере вопрос больше не вызывал бы сомнения, и холерная запятая была бы всеми признана причиной холеры.

Он позволил своему помощнику Латапи повторить над собой опыт с холерными вибрионами. Латапи также остался здоровым.

Через восемь дней Мечников повторил героический опыт, и опять ни он, ни его помощник не заболели.

— Я не переживу смерти Жюпиля! — говорил Илья Ильич.

После многих недель борьбы со смертью Жюпиль выжил.

Только после этих опаснейших опытов, после грозящих мучительной смертью экспериментов над собой и своими учениками Илья Ильич со свойственной ему научной добросовестностью смог написать:

После всего пережитого в охоте за холерным микробом понятное возмущение Мечникова вызвало появление в печати легковесного сообщения Коха о диагнозе холеры.

Мечников с гневом говорил о только что прочитанном:

Роль холерного вибриона и условия заражения холерой, в конце концов, были выяснены. Мечников и его школа оказали неоценимую услугу человечеству. Серия исследований Мечникова пролила свет на процесс заражения холерой, который оказался значительно сложнее, чем предполагал Кох.

Мечников поставил себе задачей найти метод экспериментального заражения холерой животных, не заболевающих в естественных условиях.

В результате настойчивых исследований и многочисленных опытов Мечникову впервые удалось вызвать настоящую холеру у кроликов-сосунков. Открылась широкая перспектива проведения опытов с прививкой холеры не людям, а животным.

Наука указала правильный путь борьбы с холерой. Холерный вибрион — единственный источник распространения заразы. Уничтожайте холерную запятую, дезинфицируйте все, что имело соприкосновение с больным, и эпидемия холеры пойдет на убыль. Фантастические миазмы, испарения почвы существуют лишь в воображении Петтенкофера. Вибрион — убийца, он разоблачен, и путь борьбы с холерой открыт.

Работы по исследованию холеры продолжались, но неожиданно над детищем Ильи Ильича — фагоцитарной теорией — нависла новая угроза. Немецкий ученый Пфейфер обнаружил разрушение микробов холеры в брюшной полости морских свинок при отсутствии фагоцитов. Пфейфер громогласно заявил: если морской свинке впрыснуть разводку холерных запятых, то через несколько минут они погибнут и превратятся в мертвые зернышки; все это происходит в брюшной полости животного без участия фагоцитов.

Мечников был крайне взволнован этим сообщением. Подвергнув, как всегда, тщательной проверке опыты Пфейфера, он, к великому огорчению, убедился в его правоте. Между тем в самом непродолжительном времени должен был состояться международный съезд гигиенистов в Будапеште, на котором Илье Ильичу предстояло защищать фагоцитарную теорию.

Оставались считанные дни до открытия съезда, а намеченные опыты еще не были завершены.

Жизнь Ильи Ильича проходит в непрерывном, вдохновенном труде. Он уходит из лаборатории только для того, чтобы несколько часов поспать. Ольга Николаевна также не покидает института: она принимает больных, которые толпами идут к Пастеру за исцелением. Мечниковы живут в Париже, но они мало знают этот город: в труде протекают месяцы и годы.

В 1892 году страшная эпидемия холеры охватила двадцать одно государство. Люди гибли сотнями тысяч. Но помощи ждать было неоткуда. Наука еще не могла вступить в единоборство с холерой, потому что не был еще найден возбудитель заболевания.

Еще в 1884 году в результате своих путешествий в Египет и Индию Кох открыл холерную запятую – вибриона. Кох находил вибриона во всех стадиях заболевания холерой и на основании этого заявил: вибрион – причина холеры. Но мало кто из ученых прислушивался к голосу Коха. Открытие холерного вибриона прошло мало замеченным и не помогло быстрой ликвидации эпидемии.

Илья Ильич считает своим долгом вступить в борьбу с эпидемией холеры. Дело оказывается не только опасным, но и в высшей степени запутанным и трудным. Проходят месяцы напряженной работы.

Разрешению вопроса о виновности коховских вибрионов в заболеваниях холерой могли помочь опыты на человеке. Готовый на все ради блага людей, Мечников решил произвести опыт над самим собой.

Уже не в первый раз Илья Ильич рисковал жизнью. В создавшейся обстановке иначе поступить он не мог и не хотел. В Европе от холеры погибло очень много людей, но не было найдено средство борьбы с ней.

Мечников выпил разводку холерных эмбрионов, но не заболел. Помощник Мечникова Латапи также повторил над собой опыт с холерными вибрионами и также остался здоровым. Через восемь дней Мечников повторил героический опыт, и опять ни он, ни его помощник не заболели.

Роль холерного вибриона и условия заражения холерой, в конце концов, были выяснены.

Мечников и его школа оказали неоценимую услугу человечеству. Серия исследований Мечникова пролила свет на процесс заражения холерой, который оказался значительнее сложнее, чем предполагал Кох.

Мечников поставил себе задачей найти метод экспериментального заражения холерой животных, не заболевающих в естественных условиях.

В результате настойчивых исследований Мечникову впервые удалось вызвать настоящую холеру у кроликов-сосунков.

Открылась широкая перспектива проведения опытов с прививкой холеры не людям, а животным.

Наука указала правильный путь борьбы с холерой. Холерный вибрион – единственный источник распространения заразы.

Уничтожайте холерную запятую, дезинфицируйте все, что имело соприкосновение с больным, еще лучше – сжигайте зараженные вещи, и эпидемия холеры пойдет на убыль.

Работы по исследованию холеры продолжались. Но с неожиданным заявлением выступил немецкий ученый Пфейфер. Он обнаружил разрушение микробов холеры в брюшной полости морских свинок при отсутствии фагоцитов. Пфейфер заявил: если морской свинке впрыснуть разводку холерных запятых, то через несколько минут они погибают и превращаются в мертвые зернышки; все это происходит в брюшной полости животного без участия фагоцитов.

Мечников был крайне взволнован этим сообщением. Подвергнув тщательной проверке опыты Пфейфера, он, к великому огорчению убедился в его правоте.

Многочисленными опытами Мечников доказал, что холерные вибрионы разрушаются не жидкостью брюшной полости. В тот момент, когда шприц вонзается в живот свинки, происходит то, о чем никто раньше не мог догадаться: у испуганного животного проиходит нервный шок, который разрушает фагоциты, и все переваривающиеся соки их высвобождаются в брюшную полость. Эти соки разрушенных фагоцитов – цитазы (цитазы – ферменты, выделяемые фагоцитами,- получили свое название от “цитос” – клетка) – делают то, что не смогли сделать фагоциты. Если избежать шока, то не цитазы, а фагоциты, как всегда, будут разрушать холерных вибрионов. В первом случае с микробами справляются соки фагоцитов - цитазы, во втором – не разрушенные фагоциты.

После смерти Луи Пастера фактическим директором института стал доктор Ру, а научную работу возглавил Мечников.

При институте были учреждены ежегодные курсы по бактериологии. Одним из главных организаторов этих курсов был Илья Ильич Мечников. Так он осуществил свою давнишнюю мечту о подготовке ученых-микробиологов на основе широкого сравнительно-биологического метода. Большую часть слушателей составляла русская молодежь. Здесь подготавливались кадры славной школы русских микробиологов.

Из года в год шла упорная борьба между двумя направлениями в учении о невосприимчивости организмов к заразным болезням. Победив Пфейфера, Мечников не избавился от новых нападок. Профессор Эрлих разработал сложную теорию, объясняющую борьбу организмов с ядами микробов – токсинами. Химические вещества – противоядия, - по Эрлиху, никакого отношения к фагоцитам не имели. Другой микробиолог, Беринг, дал науке теорию иммунитета, которая также отвергала участие фагоцитов в борьбе с заразными болезнями. Беринг впервые открыл антитоксины – противоядия организмов, разрушающие яды микробов.

И Мечников опять берется за работу. Загадочные антитоксины должны быть изучены на всех ступенях животного мира. Необходимо с антитоксинами проделать тот же титанический труд, который на протяжении десятилетий он затратил на изучение фагоцитов.Нужно найти цепочку, связывающую в единое целое все проявления невосприимчивости в животном мире. Антитоксины и фагоциты наверняка связаны в борьбе против микробов. Но какова эта связь?

Быть может, сами микробы вырабатывают антитоксины, то есть сами себя обезвреживают? Или, быть может, одни микробы выделяют противоядия для других болезнетворных микробов? Опыт следует за опытом. Нет, микробы не вырабатывают антитоксинов. Значит, необходимо искать их происхождение в организмах, которые борются с микробами.

Следуют опыты на растениях, на низших животных: червях, насекомых, лягушках, рыбах. Ответ по-прежнему отрицательный. Осталось исследовать высших холоднокровных животных, а потом перейти к теплокровным. Для этого Илья Ильич приобретает крокодила. И именно на крокодиле Мечников впервые убеждается в том, что антитоксины вырабатываются в организме в тех же органах, где образуются форменные элементы крови, - в селезенке, костном мозгу. Он знал, что любая функция организма изменяется по мере усложнения вида. Он знал, что из лабиринта сложнейших научных задач ему поможет выйти метод дарвинизма – сравнительно-эволюционный метод.

Это был очень важный факт: антитоксины образуются там же, где фагоциты. Установив это, Мечников начал распутывать сложнейшую проблему происхождения антитоксинов.

Фагоциты бывают двух типов: фагоциты с одним большим ядром – макрофаги и фагоциты с несколькими мелкими ядрами – микрофаги. Антитоксины всегда обнаруживались там, где были фагоциты-макрофаги.

Микробы нашли уязвимое место в живом организме. Они проникли в организм и начали свое пагубное дело. Найдя хорошую питательную среду для своего роста, они начали быстро размножаться. Разгорелась жестокая борьба: фагоциты выступили на защиту организма, многие миллионы маленьких борцов за здоровье вступили в схватку с микробами. Микробы выделяют ядовитые вещества – токсины. Организму надо найти средство против яда – противоядие. Фагоциты пожирают микробов. Этим заняты микрофаги – те фагоциты, которые вышли из кровеносного русла, а макрофаги, не умеющие съедать микробов, заняты уничтожением микробных ядов (токсинов). Попав внутрь макрофага, токсины разрушаются и вызывают появление антитоксинов.

Многочисленные исследования привели Мечникова к конечному выводу, что открытые Берингом антитоксины обязаны своим существованием все тем же фагоцитам.

К началу ХХ столетия идеи фагоцитоза приобрели мировое признание. Одни считали, что фагоцитарная реакция организма есть единственная причина невосприимчивости к заразным болезням; ею объясняли весь сложный механизм борьбы с болезнями. Другие, признавая фагоцитарную теорию, связывали ее с бактерицидными свойствами жидкостей организма и стремились найти общность между теорией фагоцитоза и гуморальной теорией.

Творец фагоцитарной теории, ее страстный защитник, Илья Ильич Мечников признавал желательность объединения фагоцитарной и гуморальной теорий, отстаивая первостепенное значение первой.

В 1903 году Мечников закончил редактирование русского издания книги “Невосприимчивость в инфекционных болезнях”. Этот труд подводил итоги исследованиям Мечникова за двадцать лет.

Ценя выше всего научную истину, Илья Ильич в предисловии к своей книге пишет:” Будучи убежденным, что многие возражения против фагоцитарной теории невосприимчивости зависят исключительно от недостаточного знакомства с ней, я думал, что изложение, собранное в одном томе, может быть полезным для тех, кто интересуется вопросом о невосприимчивости. Если мне и не удастся убедить своих противников в правоте защищаемых мною положений, то я по крайней мере дам им необходимые сведения для того, чтобы возражать мне”.

Оценивая теперь, когда наука сделала огромный шаг вперед, обе теории иммунитета и, определяя результаты их испытания временем, нужно отметить, что Мечников был прав не во всем. В своей ожесточенной полемике с гуморалистами он допускал односторонность взглядов, недооценивал значение других элементов организма, кроме фагоцитов, в борьбе с инфекцией. Кроме того, он не всегда ставил деятельность фагоцитов в зависимость от окружающей их среды. Но при всем этом Мечников понимал, что учение об иммунитете находится еще на одной из ранних стадий своего развития.

Мечников оказался прав в главном – в том, что в основе невосприимчивости лежит деятельность живой клетки, какой является фагоцит.

Трудно представить, как на любой из экспериментов, о которых пойдёт речь в этой статье, мог решиться человек в здравом уме. Тем не менее, все опыты были проведены в высшей степени уважаемыми и влиятельными докторами и учёными.

Макс фон Петтенкофер был известным немецким врачом-естествоиспытателем конца 19-го века. Он придумал много чего полезного; например, изобрёл респирационную камеру, которая теперь носит его имя, и разработал первую масштабную систему очистки воды в Мюнхене.

Но прославили его отнюдь не изобретения. В историю Петтенкофер вошёл, в первую очередь, как человек, отведавший напитка, приправленного… холерой. Эту гадость (культуру холерных вибрионов) он самолично вырастил из… как бы это поделикатней… анализов больного, мучавшегося диареей.

Вернее, отмучившегося, потому что к моменту начала эксперимента пациент был уже мёртв.

Всё началось с того, что знаменитый немецкий физиолог и будущий лауреат Нобелевской премии Роберт Кох открыл холерный вибрион, утверждая, что он и есть настоящий и единственный возбудитель холеры. Петтенкофер же был убеждён, что сама по себе бактерия не так опасна и без определённых внешних условий болезнь развиваться не будет.

Он был абсолютно уверен, что люди подхватывали холеру не только потому, что вступали в контакт с больными, а ещё и потому, что редко мылись, имели довольно смутное представление о гигиене и пили сырую грунтовую воду.

В конце концов, отчаявшись убедить людей в необходимости соблюдения элементарных (для нас с вами) правил гигиены разумными способами, Петтенкофер и задумал весь этот эксперимент с холерным коктейлем.

Приняв зелье, он очень быстро почувствовал себя неважно (кто бы мог подумать!). Но… организм у доктора оказался на редкость крепким, во всяком случае, холера так и не смогла его свалить.

Учёный посчитал свой эксперимент вполне удавшимся, решил, что утёр нос Коху со всеми его сторонниками и получил железный аргумент для пропаганды чистоты как залога здоровья.

Кох на это парировал, что, доктору, вероятно, подсунули ослабленную культуру микробов. И сегодня, кстати говоря, многие специалисты склоняются к тому, что Петтенкофер таки переболел холерой в мягкой форме.

В общем, победил всё-таки Кох.

Тем не менее, современников впечатлил героический поступок гигиениста. И многие действительно задумались, что может и стоит кипятить воду – на всякий случай.

2. Генри Хэд перерезал себе нерв

До этого Хэду неоднократно попадались больные с повреждением периферического нерва. Но поскольку пациенты эти были, как на грех, без медицинского образования, и не владели терминологией, то внятного и детального описания своих ощущений добиться от них было невозможно. Поэтому никак не удавалось зафиксировать процесс выздоровления этих больных в последовательную, достоверную с научной точки зрения картину.

Итак, решив, что другого выхода нет, Хэд попросил своего коллегу, чтобы тот сделал надрез на его руке и перерезал лучевой и наружный нервы. После этого в течение последующих пяти лет он наблюдал за поэтапным восстановлением чувствительности.

В период между 1903 и 1907 годами Хэд со своим коллегой доктором У. Риверсом провёл с этой повреждённой рукой 167 многочасовых опытов.

Хэд отворачивался, а Риверс подвергал его руку разного рода воздействиям, для чего использовались самые разные инструменты: от гусиного пёрышка до раскалённой иглы.

В результате Хэд обнаружил две анатомически обособленные симпатические нервные системы, связанные с двумя видами чувствительности: протопатической и эпикритической. Эти две системы, как оказалось, восстанавливаются после повреждения с разной скоростью. Протопатическая чувствительность – более грубая и примитивная – это когда вы чувствуете что к вам прикасаются, но не можете точно сказать, в каком месте и с каким усилием. Эпикритическая чувствительность отвечает за то, КАК мы ощущаем прикосновение.

3. Уильям Рэндольф Лавлейс II прыгнул с самолета, летевшего на высоте 40 000 футов

Лавлейс известен как изобретатель кислородной маски для лётчиков. И, как вы можете догадаться, без членовредительства тут тоже не обошлось.

Дело было в 1943 году, шла Вторая мировая война. Лавлейс много раз наблюдал, как лётчики, прыгавшие из самолётов с высоты 35-ти тысяч футов (или, приблизительно 10-ти тысяч метров) теряли сознание от недостатка кислорода. Вместо того чтобы сразу догадаться о необходимости специального снаряжения, врач поначалу решил, что это просто лётчики попадались какие-то больно нежные…

Чтобы разобраться, в чём тут всё-таки дело, он сам совершил прыжок с бомбардировщика B-17 с высоты более 40 тысяч футов (или 12 тысяч метров). Когда парашют раскрылся, Лавлейс тут же отключился и обморозил руку, потому что одна перчатка с него слетела. Ценой такой вот жертвы и была установлена необходимость кислородных масок для высотных полётов.

После этого Лавлейс устроился на работу в НАСА, но там ему экспериментировать над собой уже не дали.

4. Санторио прожил тридцать лет на весах

5. Джон Хантер заразил себя венерическим заболеванием

Истории всех предыдущих учёных меркнут по сравнению с тем, на что ради науки решился знаменитый английский доктор Джон Хантер.

Авторитет Хантера (1728-1793) был действительно очень велик. Среди его пациентов были Бенджамин Франклин, Адам Смит, лорд Байрон и король Георг III.

В то время, когда Хантер был практикующим врачом, проституция в Лондоне была невероятно распространённым явлением. Одна проститутка приходилась на 27 лондонских мужчин.

Стоит ли говорить, что венерические заболевания цвели пышным цветом.

Очевидно, что Хантеру приходилось лечить толпы пациентов с венерическими заболеваниями. К тому времени все уже знали, что эти болезни передаются половым путём, но как они развиваются и как связаны друг с другом – никто понятия не имел.

Наблюдая пациентов, больных сифилисом и гонореей, Хантер выдвинул гипотезу, согласно которой оба заболевания вызываются одним и тем же возбудителем. Он считал, что это, в сущности, одно и то же заболевание, но на разных стадиях.

Для того, чтобы доказать верность своей теории, Хантеру нужно было привить гонорею кому-нибудь, кто точно никогда не болел ни одним из венерических заболеваний. И если испытуемый заболеет гонореей (к тому времени он уже решил, что этим кем-то станет сам), и у него не обнаружится никаких симптомов сифилиса – будет ясно, что это разные заболевания.

Хантер привил себе выделение из уретры больного гонореей, после чего у него обнаружились признаки сифилиса (к счастью, болезнь потом удалось благополучно вылечить препаратами ртути). Теория, казалось бы, была доказана.

Оказалось, что игла, которой Хантер делал себе прививку гонореи, была уже к тому времени заражена сифилисом. Учёный об этом не знал и когда заболел обеими болезнями, посчитал свою ошибочную теорию верной.

Но что хуже всего, из-за его безупречной репутации развитие истинных знаний о венерических заболеваниях затормозилось надолго.

6. Джон Холдейн повредил позвоночник, изучая перегрузки, которым подвергаются подводники

Человеком Холдейн был образованным, бесстрашным и прямым, с роскошными пышными усами. Список опытов, которые он поставил на самом себе, можно читать как роман.

По слухам, однажды он как-то хлебнул соляной кислоты только для того, чтобы понять, как это скажется на работе мускулов; кроме того, он морил себя голодом, погружался в лёд и дышал углекислым газом – всего и не перечислишь.

Холдейн решил испытать все перегрузки на себе, и для их имитации заперся в специальной стальной барокамере, дверь в которую была затем наглухо задраена. Эксперимент закончился серьёзным повреждением позвоночника. Дикие боли мучили учёного всю оставшуюся жизнь.

Однако, Холдейну удалось доказать ошибочность некоторых положений инструкции британского адмиралтейства о мерах спасения с тонущих подводных лодок. Результаты его опытов были опубликованы во всех английских газетах, а сам Холдейн стал национальным героем.

Добавить данный пост в такие социальные сети как:

ПРОГУЛКА ПО ЖУРНАЛУ

Будучи восьмилетним ребенком, Илья Мечников бегал по усадьбе своих родителей в Панассовке в Малой России (ныне Украина), и делал заметки о местной флоре, как маленький ботаник. Он давал лекции по науке своим старшим братьям и местным детям, за посещение которых он платил им из своих карманных денег.

Он мог молчать только тогда, когда его любопытство было занято наблюдением за некоторыми природными объектами, такими как насекомое или бабочка.

Эта способность привела его к открытию определенной клетки и позволила ему связать процессы пищеварения у примитивных существ с иммунной защитой человеческого организма.

У низших организмов, у которых отсутствует брюшная полость и кишечник, пищеварение осуществляется особым типом клеток — подвижными мезодермальными клетками — которые движутся вокруг поглощения и растворения частиц пищи.

В 1888 году Луи Пастер пригласил Мечникова присоединиться к Институту Пастера во Франции, чтобы продолжить свои исследования. Он рассуждал, что если у более простых организмов мезодермальные клетки атакуют и переваривают захватчиков, то у людей лейкоциты — те, которые составляют гной — должны атаковать и переваривать микробы. Поэтому воспаление было просто клеточным ответом на внешний агент, лечебной реакцией организма.

Эти идеи полностью противоречили устоявшейся теории воспаления, согласно которой лейкоциты образуют среду, благоприятную для роста микробов, и распространяют их вокруг. Но после того, как исследователи повторили эксперименты Мечникова, лейкоциты были превращены в клетки, борющиеся с бактериями.

В 1908 году Илья Мечников получил Нобелевскую премию по медицине за открытие фагоцитарных клеток и их роль в иммунной системе человека.

После того как Мечников обнаружил фагоциты, он погрузился в изучение иммунитета человека, надеясь найти способы продления жизни. Он был мотивирован его собственным мрачным опытом с болезнью. Когда его первая жена умерла от туберкулеза, несмотря на его попытки спасти ее, Мечников принял передозировку опия, но остался жив.

Когда его вторая жена, Ольга, боролась с брюшным тифом, он привил себя клещевой болезнью, чтобы умереть вместе с ней, но они оба выжили. Но, обнаружив естественную систему защиты организма, Илья Мечников стал оптимистичнее.

Мечников считал, что с помощью науки человек может исправить недостатки своей природы

В рамках своего поиска иммунитета Метчников экспериментировал над собой. Во время эпидемии холеры во Франции в 1892 году он выпил холерный вибрион, бактерию, вызывающую болезнь.

У холерного вибриона был своеобразный образ действия. Внутри того же сообщества некоторые люди заразились, в то время как другие казались невосприимчивыми к болезни. Понимание того, как развивается такой иммунитет, могло привести к созданию вакцины.

Холерный напиток не вызвал заболевания у Мечничкова, поэтому он позволил добровольцу из своей лаборатории повторить тест. Когда первый волонтер тоже не заболел холерой, Мечников без колебаний принял предложение второго. К его ужасу, молодой человек заболел и чуть не умер.

Когда Мечников провёл свои эксперименты в чашке Петри, чтобы выяснить, что вызвало такое заметное различие, он обнаружил, что некоторые микробы препятствовали росту холеры, в то время как другие стимулировали его.

Затем он предположил, что бактерии кишечной флоры человека играют роль в профилактике заболеваний. Он рассуждал, что если проглатывание патогенной бактериальной культуры вызывает у вас заболевание, то проглатывание полезной культуры сделает вас здоровее. Поэтому он решил, что правильное изменение кишечной флоры может помочь в борьбе с болезнями, которые мучили людей на протяжении веков.

В то же самое время, когда идеи Мечникова о восстановлении равновесия микробов в кишечнике стали набирать силу, мощный поток медицины пошел против них.

Медики выдвинули гипотезу, что толстая кишка была висцеральным пережитком прошлого, когда наши предки вынуждены были бежать от хищников и часто не имели времени останавливаться достаточно долго, чтобы опустошить кишечник. В результате люди слишком долго хранили продукты бактериального гниения в кишечнике и становились токсичными.

Теория гниения в кишечнике приобрела такое выдающееся положение, что британский хирург Уильям Лейн выступил за удаление всей толстой кишки, чтобы устранить нарушения пищеварения.

Илья Мечников полагал, что можно достичь микробного баланса в кишечнике без хирургического вмешательства

И он начал поиск полезных бактерий. Из экспериментов по сохранению пищи в Институте Пастера он знал, что молочная кислота может препятствовать порче молока, превращая его в йогуртоподобный продукт.

Изучив различные подходящие культуры, он сосредоточился на болгарских бациллах, широко используемых в Восточной Европе для приготовления йогурта. Это согласовывалось с его исследованиями европейских долгожителей, которые употребляли в пищу много кисломолочных продуктов.

В то же время, когда идеи Мечникова о восстановлении баланса микробов в кишечнике утвердились, против них наметился мощный поток в медицине: разработка антибиотиков. Новые лекарства, в частности пенициллин, уничтожали патогенные микроорганизмы и бактериальные инфекции гораздо быстрее, чем кисломолочные продукты, которые пополняли ацидофильные бактерии организма, помогая сбалансировать микробы в кишечнике.

Скотт Подольский, директор Центра История Медицины в Медицинской библиотеке им. Фрэнсиса А. Каунтуя в Бостоне, сказал, что этот переход был воплощен Ледерл Лабораториз, который производил ацидофильные препараты в США, и переключился на производство антибиотиков в 1930-х годах.

Правда в том, что йогурт содержит полезные организмы, которые помогают пополнить наши собственные бактерии. И все же, так как антибиотики, казалось, означали конец прорыва Мечникова, их чрезмерное употребление сумело оживить его.

Исследователи обнаружили, что микробы производят витамины, питательные вещества и факторы роста, жизненно важные для здоровья экосистем. В конце концов ученые начали рассматривать человеческое тело как экосистему, которая зависит от своих микробов для получения необходимых питательных веществ.

Мечников считал, что старость и смерть происходят в результате самоотравления организма микробами и другими токсинами

Пробиотики представляют растущую область исследований и многомиллиардную индустрию. Йогурты, кефиры и другие кисломолочные продукты можно найти в каждом супермаркете.

Возможно, когда вы в следующий раз увидите йогурт в вашем магазине на углу, вы будете думать о Мечникове, мальчике, который любил бабочек, который видел будущее здоровья и стремился к его улучшению для всех нас.