Боль мою пронзила кость

Рубиновый закат в изысканных сине-чёрных билибинских прорезях стволов. Лес полон птиц.

На участке слышны соловьи-кукушки и остальная многотысячная армия гомонящих птах. Прилетают щеглы. Видели сойку. Перед домом выкосили лужайку, и там образовалась столовая для птиц – полно жучков-червячков.

В первые дни приятно гудит спина от косилки и трёх кубов привезённых дров.

Вечером тёплые островки огней в беседках и на верандах, смех, бряцанье посуды. Нос безошибочно определяет, что дядя Вася жарит колбасу, а у тёти Тани сегодня на ужин гречка.

У наших ворот, то ли в ёлке, то ли на ветле - гнездо синиц. Подросшие птенцы вылетают на забор, на трубу и на ветки, которые видны с веранды. Родители кормят их. Пасутся и на нашей лужайке. Иногда подлетает сорока к этим деревьям. Но потом с громким треском улетает. Видимо, окрепшая семья даёт ей понять, что здесь поживиться уже нечем. Сорока умопомрачительно красива. Не знаю, как по птичьим меркам, а по мне, так это одна из красивейших птиц. Вот вопрос – зачем ей такая красота? Вообще, если раньше мне больше всего нравились киты, выдры и медведи, то теперь очень нравятся птицы. К чему бы это? Правильно, к дождю.

Над полем и лесом изредка пролетают канюки и пустельги.

Жара неимоверная сегодня (17 июня). Хожу в папашиной майке. Он сам состряпал её на скорую руку лет двадцать назад из мамашиного платья. Она красивого терракотового цвета с коричневыми ракушками. Почему-то из-за этой майки ещё больше чувствую себя его продолжением. Я не только – я, но ещё и немного он.

Вечером ходили на большую прогулку с соседкой и детьми. Лет восемь-девять назад гуляли вечерами большой толпой взрослых с выводком мелких. С велосипедами, колясками, прутиками, веточками, мячиками, мыльными пузырями. Вот была радость-то! Теперь дети большие, у соседки ещё девочка младшая. Здорово было поностальгировать. Дети в речке мочили ноги, на пруду взорвали петарды, фотографировались. Возвращались в сумерках, когда уже зажигались фонари.
Соседка фантастическая у меня. Жаль, что у неё другая дача, а сюда к родителям они приехали на две недели. На той своей даче выращивает лягушек в корыте из икринок. Сейчас на стадии головастиков. Ждут превращений. Фотографии показывала. Дети, конечно в восторге.

Жара (19 июня). Такая, что все попрятались. Слышны только треньканье синиц и далёкий шум электрички. К вечеру люди стали оживать и выползать во дворы.

Расцвёл белый пион вчера. А сегодня лилейник. Цветут жёлтые ирисы. А когда мы приехали, был только лес синих, фиолетовых, белых и розовых люпинов.

Вчера (20 июня) после обеда поднялся ветер, нанёс туч и за несколько часов резко похолодало. Всю ночь шёл дождь. Вспомнился год, когда мы с дедом и мелким почти до середины октября жили на даче. И собака с нами. Сейчас-то она тоже недалеко. В лесу под черёмухой. У неё там хорошо. Земляника цветёт. А тогда бегала бодряком с нами. Осень была ясная, прохладная. Желтели листья, становились короче дни. Жили из всего кооператива мы и ещё две-три семьи. Это было очень приятное чувство – как будто кроме нас – никого в целом свете. Вечерами, возвращаясь с прогулки всё раньше и раньше, шли по улице, а в синих сумерках зажигались фонари. Потом старый и малый топили печь, а я готовила ужин. Сейчас той же компанией живём. Только старый – совсем старый, а малой уже басит немного.

Когда отрываешься от всего и всех, только хозяйство, природа, работа и семья – душа становится прозрачной и ломкой. Послушала Фёдорова, и она немного размякла, загустела. Инь и ян. Одно без другого не имеет смысла.

Сегодня погода, как сказал бы папаша, курортная. Не жарко, но лето-лето. Солнце, на небе ни облачка и воздух лёгкий и прозрачный. Расцвёл шиповник. Вспомнила, какие цветы были у бабушки в Коневом. Люпины тоже были. Были ещё турецкие гвоздики, флоксы, настурции. Лилий не было никаких и ирисов не помню.
Ходили утром по шоссе в магазин. Эта жизнь вдоль шоссе ассоциируется с американским захолустьем почему-то. По фильмам конечно. Потихоньку ходили, все втроём. Принесли свежего хлеба и всякой всячины. Пили молоко с душистым чёрным хлебом. Перед окном всё время маячила мелкая птичка. Коричневая со светло-серой грудкой, на крыльях по белой полоске. Не определили. Приеду в Москву – посмотрю. Но всё же без интернета – хорошо.

Вчера был самый длинный день в году. Долго после того, как погасили ночник, сквозь занавески пробивался полусвет солнцестояния. Долго не спалось. Шептались с малЫм. О том, о сём. Вспомнилось, как в детстве, в такие же дни июня, Анютка нам, маленьким и впечатлительным, шёпотом рассказывала о том, что она на самом деле Фея Сирени. И что труба под железной дорогой – на самом деле – волшебные ворота в волшебный мир. И что мы втроём, как-нибудь ночью, такой вот светлой-светлой ночью, пойдём туда, к трубе и пройдём через ворота в волшебный мир. И как сладко было слушать этот взволнованный, тягучий, очаровательно заикающийся шёпот, когда глаза начинали слипаться, и постепенно приходил такой же волшебный сон. Но, как оказалось, быть Феей Сирени – тяжкое бремя.

Дед наконец научил меня косить косой. Сбылась давняя мечта. В носу остался запах сныти и крапивы. За скошенными джунглями оказались два куста жимолости со спелыми ягодами. Сейчас старый и малый собирают, а мне поработать пора, а то полевые работы затягивают – азартная штука.
А коса – это вещь. Не зря я хотела овладеть этим умением. Триммер и косилка – это так, тарахтелки. Ну, без них никак, конечно, но коса – живая, гордая, сильная и идёшь, плывёшь, аки пава, а трава – шшшик-шшшик, шшшик-шшшик. Вот ведь, организм стареет, ноги болят, а подавай ему работы. Охочь до всякого дела стал, чем больше полешь чего-нибудь, тем больше хочется сделать. Жадность какая-то одолевает до работы.

Ходили вечером на поле, кидали бумеранги. За три дня пророс рапс или что там ещё, стал длиной в ладонь. В лесу стоит телевизор. Малой сказал, что ночью его ёжики смотрят.

Ветер успокоился на ночь. А днём разыгрался с новой силой. Шумят травы и деревья. Примчались облака и тучи. Всё движется, солнце печёт. Вспомнилась Молдавия, там часто дуют сильные ветра. Вспомнилось ещё, почему-то, как перед землетрясением выли собаки. И как студенты-дурачки решили переплыть Прут. Потом мамаша разбиралась с пограничниками. У ребят отобрали ножик. На том всё и завершилось.
А как ездили в Сороки, и цыган-кузнец выковал при нас ножик, и я всю жизнь жалею, что мы не догадались его купить. И как там в баню ходили. Шайки, кадушки, а я, девчонка, поражалась, какие все разные голые тётки, какие у них разные попы, груди и меховые треугольники.
А в Умани парк с лебедями, пруды прекрасные невероятно. Но больше всего в дальних экспедициях, конечно, магазины были интересны. Что-нибудь такое неожиданное и необыкновенное там увидишь – умереть не встать. Тащили с мамашей дулёвский фарфоровый сервиз из Молдавии. До сих пор у нас сахарница живёт моя любимая. Сахарницы вообще живучие – их моют реже.
На ветку ветлы прилетает периодически сойка, расправляться с деликатесами из соседской помойки. Шея вертлявая, гибкая, как у змеи.
Ветер почти ураганный. Смотрю с мойки на ветлу – страшно, как её гнёт. Но у неё десять стволов из одного корня и все друг друга держат. Вот тебе поговорка про веник. Стой, ветла, красавица, держись. У неё огромный купол. В жаркие дни сидим в её тени.
Нанесло плотных облаков и ветер резко стих. Погода меняется.

Шли с поля. Ёжики зачем-то разобрали телевизор на запчасти.

С. Трумэн Дэвис
Перепечатка из журнала Аризона Мэдисин. Март, 1965.

В данной статье автор описывает смерть Иисуса Христа с точки зрения медицины. Иисус Христос был распят на кресте — Он умер смертью, которой обычно казнили преступников. Он умер за каждого из нас. Прочтите эту статью и вы никогда уже не сможете забыть о том, что произошло в тот день…

В этой статье я хочу обсудить некоторые физические аспекты страстей или страданий Иисуса Христа. Мы проследим Его путь из Гефсиманского сада на суд, затем, после Его бичевания, шествие на Голгофу и, в конце концов, Его последние часы на кресте…

Вертикальная часть обычно постоянно находилась на месте казни, и осужденный человек должен был нести древо креста, весившее около 50 килограммов, от тюрьмы до места казни.

Без каких-либо исторических или библейских доказательств художники Средневековья и эпохи Ренессанса изображали Христа, несущего целиком весь крест. Многие из этих художников и большинство скульпторов сегодня изображают ладони Христа, в которые вбиты гвозди. Римская историческая летопись и экспериментальные доказательства говорят о том, что гвозди вбивались между костями запястья, а не в ладони. Гвоздь, вбитый в ладонь, разорвет её сквозь пальцы под действием веса тела осужденного. Это ошибочное мнение, возможно, явилось результатом недопонимания слов Христа, обращенных к Фоме: “Посмотри руки мои”.

Анатомы, как современные, так и древние, всегда считали запястье частью руки. Небольшую дощечку с надписью о преступлении осужденного обычно несли впереди процессии, а затем прибивали к кресту над головой. Эта табличка вместе с древком, прикрепленным на вершине креста, могла создать такое впечатление формы, характерной для латинского креста.

Утром Христа, избитого, жаждущего и изнеможенного от бессонной ночи, ведут по Иерусалиму в преторию крепости Антония, место, где находился прокуратор Иудеи Понтий Пилат. Вам, конечно, известно, что Пилат попытался переложить ответственность за принятие решения на тетрарха Иудеи Ирода Антипу. Очевидно, что у Ирода Христу не причиняли физических страданий и Он был приведен обратно к Пилату.

И вот затем, уступая крикам толпы, Пилат приказал освободить мятежника Варавву и осудил Христа на бичевание и распятие. Существует много разногласий среди авторитетных ученых относительно того, что бичевание служило прелюдией к распятию. Большинство римских писателей того времени не связывают вместе эти два вида наказания. Многие исследователи считают, что первоначально Пилат приказал бичевать Христа и этим ограничиться, а решение о смертной казни через распятие было принято под давлением толпы, утверждавшей, что прокуратор не защищает данным образом кесаря от человека, называющего себя Царем Иудейским.

И вот идет подготовка к бичеванию. С узника срывается одежда, и его руки привязывают над головой к столбу. До конца не ясно, пытались ли соблюдать римляне иудейский закон относительно бичеваний. У иудеев был древний закон, по которому запрещалось наносить более, чем сорок ударов. Фарисеи, всегда следившие за неукоснительным соблюдением закона, настаивали на том, чтобы число ударов было тридцать девять, т. е. в случае ошибки при счете закон, тем не менее, не был бы нарушен. Римский легионер приступает к бичеванию. В руках у него плеть, которая представляет собой короткий кнут, состоящий из нескольких тяжелых кожаных ремней с двумя маленькими свинцовыми шариками на концах.

Тяжелая плеть со всей силой снова и снова опускается на плечи, спину и ноги Христа. Вначале тяжелые ремни рассекают только кожу. Затем они врезаются глубже в подкожную ткань, вызывая кровотечение из капилляров и подкожных вен, и, наконец, приводя к разрыву кровяных сосудов в мышечной ткани.

Маленькие свинцовые шарики сначала образуют большие и глубокие кровоподтеки, которые при повторных ударах разрываются. Под конец этой пытки кожа на спине свисает длинными клочьями и все это место превращается в сплошное кровавое месиво. Когда руководящий этой экзекуцией сотник видит, что узник близок к смерти, бичевание, наконец, прекращается.
Христу, находившемуся в полусознательном состоянии, развязывают руки, и Он падает на камни, залитые Его кровью.

Наглумившись вдоволь и разбив Его лицо, легионеры берут у Него трость и бьют Его по голове, чтобы терновые шипы еще глубже врезались в кожу. Устав, наконец, от этой садистской забавы, они срывают с Него одежду. Она прилипла уже к сгусткам крови на ранах, и её срывание, так же как и неосторожное снятие хирургической повязки, вызывает мучительную боль, почти такую же, как если бы Его снова хлестали плетью, и Его раны опять начинают кровоточить.
Римляне возвращают Ему одежду. Тяжелое древо креста привязывают к Его плечам, и процессия, состоящая из осужденного Христа, двух разбойников и отряда римских легионеров, возглавляемых сотником, начинает свое медленное шествие на Голгофу. Несмотря на все усилия Христа идти прямо, Ему это не удается, и Он, спотыкаясь, падает, так как деревянный крест слишком тяжел и было потеряно много крови.

Иисус пытается встать, но силы оставляют Его. Сотник, проявляя нетерпение, заставляет некоего Симона Киринеянина, шедшего с поля, взять и нести крест вместо Иисуса, Который в холодном поту и теряя много крови, пытается идти Сам. Путь длиной около 600 метров от крепости Антония до Голгофы, наконец, завершен. С узника снова срывают одежду, оставляя только набедренную повязку.

Начинается распятие, и Христу предлагают выпить вино, смешанное с миррисом, слабоанестезирующую смесь. Он отказывается от нее. Симону приказывают положить крест на землю и затем быстро кладут Христа спиной на крест. Легионер проявляет некоторое замешательство перед тем, как он вбивает тяжелый квадратный кованый гвоздь в запястье руки и пригвождает её к кресту. Он быстро проделывает то же самое с другой рукой, стараясь не тянуть её слишком сильно, чтобы дать некоторую свободу в движениях. Древо креста затем поднимается и водружается на вершине ножки, после чего прибивается табличка с надписью: ИИСУС НАЗОРЕЙ, ЦАРЬ ИУДЕЙСКИЙ.

Левую ступню прижимают сверху к правой пальцами вниз и вбивают гвоздь в подъем ступней, оставляя колени слегка согнутыми. Распятие жертвы завершено. Его тело повисает на гвоздях, вбитых в запястье, что вызывает мучительную, нестерпимую боль, которая отдает в пальцы и пронзает всю руку и мозг: гвоздь, вбитый в запястье, давит на срединный нерв. Пытаясь уменьшить нестерпимую боль, Он приподнимается, перенося вес Cвоего тела на ноги, прибитые гвоздем к кресту. И вновь жгучая боль пронзает нервные окончания, расположенные между плюсневыми костями ступни.

В этот момент происходит еще одно явление. По мере того, как накапливается усталость в руках, волны судорог проходят по мышцам, оставляя за собой узлы неослабевающей пульсирующей боли. И эти судороги лишают Его возможности приподнять Свое тело. Из-за того, что тело полностью повисло на руках, грудные мышцы парализованы, а межреберные мышцы не могут сокращаться. Воздух можно вдохнуть, но нельзя выдохнуть. Иисус изо всех сил пытается подтянуться на руках, чтобы сделать хотя бы маленький глоток воздуха. В результате накопления углекислого газа в легких и крови судороги частично ослабевают и появляется возможность приподняться и сделать выдох, чтобы затем получить спасительный глоток воздуха. Несомненно, именно в этот период времени Он произносит семь коротких фраз, которые приведены в Святом Писании.

Приходят часы непрекращающихся мук, судороги пронзают Его тело, возникают приступы удушья, жгучей болью отдается каждое движение, когда Он пытается приподняться, так как раны на спине вновь раздираются о поверхность креста. После этого следует другая агония: сильная сдавливающая боль возникает в груди из-за того, что кровяная сыворотка медленно заполняет околосердечное пространство, сжимая сердце.

Итак, мы увидели то зло, на которое способен человек по отношению к другому человеку и к Богу. Это весьма неприглядная картина, которая производит угнетающее впечатление. Как же мы должны быть благодарны Богу за Его милосердие к человеку — это чудо искупления грехов и ожидание пасхального утра!

привет. хочу рассказать свою историю которая приключилась со мной неделю назад. никто из моих близких не знает, решила написать сдесь, писать легче да и тем более меня сдесь нкито не знает, просто надеюсь на ваш совет. он стрше меня на 5 лет, он знает что я девственница и знает что я совершенно к этому не готова. он сказал что бы я не переживала. мы с ним поссорились.. и я вечером гуляла со своими подружками, не много развеятся, мы сидели в парке, а метров через 50-60 от парка, стояло заброшенное здание, это был когда то кинотеатр, сейчас там просто коробка а за ним очень мрачное место и там очень страшно ходить одной, и ко мне подошла девченка, я её даже не запомнила, назвала мое имя и фамилию и сказала что меня ждет Дима за этим зданием. хрен его знает, че я туда поперлась. в общем зашла я кое как за это здание и там стоял он, а сзади него была его машина. страха у меня вообще не было. абсолютно. он начал просить у меня прощение, умолять что бы я егоп росила. а я ни в какую, сказала что между нами все кончено и когда я хотела уйти, он меня взял за руку, и у меня появился вроде как ничем не обоснованный страх и он вел меня просто в обратную сторону, там было темнова то что бы что то расмотреть и он все это время мне говорил что бы я его простила, как он меня любит, и т.д. и т.п. и в один момент я просто повышенным тоном сказала что ничего не хочу слышать и что меня ждут, и как раз в этот момент, меня он кидает в машину на колени к его троим друзьям которыйе сидели на заднем сидении. как я только не кричала все было бесполезно. он привез меня к нему в дом и там они меня изнасиловали..я думала что от боли с ума сойду, от боли собственную кожу проткнула ногтями и расцарапала, а потом они меня "выбросили" на улицу. в милицию я не пошла так как боюсь что со мной его друзья что то сделают, а они все раза в 4 больше меня. рассказала старшему брату на следущий день, ну как рассказала, он по мне заметил сам, а родителей дома нету уже две недели и еще столько же не будет, они уехали. брат меня теперь везде сопровождает..не знаю что делать дальше. все болит. к гинекологу тоже не могу идти, так как этот мужик папин друг и он сразу расскажет папе, а я не хочу что бы об этом знали родители

Спасибо всем огромное. даже не думала что кто то ответит, правда, спасибо

да, а уродов то много в наше время, расскажите родителям что случилось, и пусть он и его друзья в ответе будут. Если вам нет 18 то вообще. На долго уйдут ребята.

согласна с предыдущим комом. Таким не место на свободе. Милая, искренне сочувствую. А к врачу сходи. У вас он что, один что ли?

Ты что. Дорогая, срочно в милицию беги, пусть экспертизу делают. Таки мрази не на свободе ходить должны, а за решеткой сидеть.

Девушка бегите в милицию! Таких как вы много, которые боятся рассказать родителям. А твари эти потом ходят на свободе и других девчонок насилуют! Не думайте только о себе, подумайте, сколько девчонок еще будет на их пути! Родители должны были узнать об этом в первую очередь! Вы что такая наивная?! Сколько лет вам?

Сочувствую, таких отвратных людей-на каждом шагу.

Родителям лучше рассказать, но если не хочешь их волновать, то не говори.

Сходи к другому гинекологу, это не шутки. Хоть в другой город едь, если надо. Попроси с этим брата помочь.

Delilah, главное крепись, все будет отлично у тебя!Верь в это. Даже, я знаю, в Библии есть "Каждому воздастся по вере его".

Господи, бедная девушка.

Расскажите обязательно кому-то из взрослых, кому доверяете. Лучше конечно родителям. Конечно, первая их реакция будет - шок, боль за вас, поэтому возможно они поругаются на Вас. Но только потому, что будут внутренне недовольны собой, что не смогли уберечь свою девочку! так что ничего, постарайтесь это перетерпеть, хотя Вам и так тяжело. Объясните, что это не ваша вина, что вы хотите от них сочувствия и понимания, любви.

Родители обязательно должны сводить Вас к хорошему психологу.

Еще лучше всего таких ублюдков посадить, ничего они Вам не сделают, они должны отвечать за свои мерзкие ублюжеские действия.
И как таких животных ненормальных еще земля носит, непонятно. Не волнуйтесь, их жизнь накажет ох как сильно в любом случае.

Ваша же задача сейчас - позаботиться о собственном душевном здоровье. Милая, не тяните с этим. Такое самой не принять. Обязательно надо проконсультироваться с психологом.

А себя не нужно за это наказывать или винить. Просто сделать выводы - больше не ходить вот так вот к подозрительным парням, даже если свой. И всегда доверять внутреннему ощущению (интуиция вам подсказывала не ходить - Вы заглушили ее и пошли. В след. Раз доверяйте себе). Еще часто алкоголь используют, чтобы приглушить интуицию. Не пейте никогда, чтобы всегда ощущать, куда надо идти, а куда не надо. И что надо делать, а от чего стоит отказаться.

Желаю Вам удачи и искренне сочувствую. Это действительно самое худшее, что может приключиться с девушкой. Но зато это самая худшая вещь в вашей жизни. Дальше будет только лучше. Желаю Вам этого.

• 5-01-2011, 03:11
• Рассказы
• torturesru
• 31 718
• 0

Натешившись, он медленно провел рукой по ее животу, спустился на лобок и отыскав клитор, сильно ущипнул за него, заставив Диану истошно завопить от пронзившей ее тело жуткой боли. Взявшись за винт, он сделал полный оборот, лепестки груши начали открываться. Толпа замерла, глядя на происходившее с прекрасной женщиной. Она широко открыла глаза, губы приоткрылись в молчаливом крике. Очень медленно она повела головой из стороны в сторону, словно не веря тому, что почувствовала. Все мгновенно изменилось, когда Джаспер потянул грушу на себя, вновь начав насиловать ее. Диана выгнулась дугой, дико заорав от боли и умоляя сжалиться над ней, ее вопли смешались со странным хлюпающим звуком идущим от ее промежности. Джаспер толкнул сильнее и острия груши глубоко впились в нежную шейку матки, женщина забилась в судорогах, ручьи пота заструились по ее телу, из горла узницы вырвался пронзительный, душераздирающий крик. Сейчас палач сделал очередной оборот винта, раздвинув лепестки самое меньшее на двенадцать сантиметров. Над ее выбритым лобком появилась выпуклость от давившего изнутри лепестка и Джаспер сильно надавил в этом месте ребром ладони. Это движение вдавило матку в стальные лепестки и Диана обезумела от страданий. Боль была такой сильной, что юное тело рванулось изо всех и сил и прочный кожаный ремень, обвивавший ее правое запястье лопнул. Она потянулась правой рукой к промежности, тщетно пытаясь погладить свое разодранное женское естество. Почти тут же подручные схватили ее за руку и вновь привязали к кресту, парой толстых пеньковых веревок, глубоко впившихся в мягкую кожу. Толпа возбудилась до предела, от топота ног содрогались помосты.

Джаспер снова повернул винт и Диана заорала изо всех сил: "Нееееееееет", но на ее крик никто не обратил внимания. Палач снова повернул жуткую рукоятку и все вокруг содрогнулось от истошного вопля приговоренной. Ее восхитительные груди покачивались, прыгая от крика и палач уже предвкушал, какой пытке он их подвергнет. Теперь лепестки разошлись на 25 сантиметров и настолько впились в стенки влагалища, что когда истязатель попытался опять насиловать несчастную, даже со смазкой, упругие стенки втащили дьявольскую грушу обратно, разрывая нежные ткани.

Джаспер рассмеялся, теперь он завращал винт, раскрывая грушу до предела. Струя мочи брызнула прямо в лицо палача, так как мочевой пузырь женщины не выдержал этого страшного давления. Все ее тело била дрожь, как если бы она замерзала, вой, похожий на вой смертельного раненого животного, вырывался из ее губ. Утеревшись, заплечных дел мастер положил руку между ее ягодиц и начал засовывать в задний проход. Все тело несчастной забилось в судороге, все на площади содрогнулись от ее жуткого крика. Джаспер давил изо всех сил, но давление раскрывшегося внутри истязуемой пыточного снаряда было настолько велико, что ему не удалось засунуть внутрь и одного пальца. Палач на полтора оборота винта сдал лопасти груши и с помощью одного из подручных, также ухватившегося за ручку орудия пытки, упершись ногами, раздирая половой орган жертвы, вырвал этот чудовищный предмет из ее влагалища, словно рожденного адом дитя.

Когда страшную грушу вытащили из тела замученной, ее внутренние органы стали хорошо видны, поскольку пытка растянула и разорвала ее влагалище, которое теперь зияло. Обильно струилась кровь и опасаясь, как бы пленница не умерла раньше времени от потери крови, палач подать ему раскаленное железо. Ему дали прут, толщиной почти пять сантиметров, который он засунул прямо в окровавленные интимные части жертвы, заставив все ее тело забиться в ужасных мучениях. Она завопила и вновь непроизвольно обмочилась, хлынувшая жидкость зашипела, попав на раскаленный металл. Когда она потеряла сознание, лежа с бессильно запрокинутой головой, Джаспер взял новый прут и засунул его глубоко в ее влагалище, чтобы прижечь страшные раны. Взглянув потом на толпу, палач заметил, что несколько женщин упали без чувств и даже большинство мужчин побледнели, как полотно, глядя на эту дикую пытку.

Мучительный стон Генри заставил Джаспера обернуться. Генри с ужасом глядел на зверское истязание своей любимой и попытался проклясть мучителя, но его изуродованный язык выдал лишь хрип и клекот. Палач махнул подручному и тот стал между ногами пленника, держа в руках раздавливатель. Когда он схватил мошонку несчастного, Генри заорал от боли и не смог сдержаться, брызнувшая моча облила подручного. Тот отпрыгнул, осыпая замученного площадной бранью. Мошонка настолько чудовищно раздулась, что палачу вместе с помощником пришлось потратить немало времени, чтобы нащупать оставшееся яичко. Однако, наконец, умение Джаспера победило, они надели раздавливатель и чуть сжали ложки, так что шипы впились в кожу детородного органа. Генри содрогнулся и закричал, мота головой из стороны в сторону.

В следующую минуту Главный Палач принялся крутить и трясти страшный снаряд, Генри извивался от дикой боли, его вырвало. Очень медленно, почти целых 45 минут, Джаспер затягивал винт, раздавливая уцелевшее ядро. Теперь мошонка бывшего герцога распухла, превратившись в жуткое подобие кокосового ореха, кожа на ней натянулась, как барабан и лоснилась. Генри корчился, словно грешник в аду, обезумев от дикой боли, палачи получили огромное удовольствие, калеча его интимные части. Теперь, когда его яички превратились в месиво, Джаспер со товарищи уже готовился перейти к следующему этапу заготовленной программы, но прежде в горло мятежника влили еще травяного стимулятора, заставившего его запнуться и закашлять.

Подойдя в это время к столу, Джаспер выбрал Клещи "Крокодил". Это великолепно украшенное устройство было придумано для того, чтобы выжигать половой член несчастной жертвы. Длинные рукоятки клещей оканчивались парой челюстей, выполненный в виде зубастой крокодильей пасти. Они были очень тяжелыми, чтобы массивный металл долго сохранял жар углей. Джаспер показал свое орудие зевакам и, прежде чем накалять его, сжал челн Генри и крутанул его почти на 360 градусов, едва не оторвав. Генри заорал на всю площадь, он знал, что эта боль лишь прелюдия к действительно ужасному страданию, которое его ждет, когда клещи раскалят и схватят ими его мужскую гордость.

Палач положил клещи в пылающие уголья и велел принести еще уксуса и влить его в рот осужденного, чтобы быть уверенным, что тот полностью придет в себя к началу новой пытки. Вскоре клещи раскалились почти докрасна, Джаспер быстро вытащил их, так как хотел остановиться на наиболее мучительной второй степени ожога и не желал сжечь чувствительные кожные нервы. Теперь он направился к жертве, а один из подручных принялся душить Генри. Тот начал впадать в забытье, но от нехватки воздуха его член начал подниматься и скоро напрягся, как камень. Прежде чем он потерял сознание, палач освободил его горло и узник смог вздохнуть. Заплечных дел мастер поднес раскаленные клещи к его торчащему члену и сжал рукоятки. Генри истошно завопил, его тело выгнулось дугой, почти ломая хребет, руки напряглись так, что кожа в которую впились ремни закровоточила, горячие челюсти впились прямо в головку его члена. Палач хорошо знал свое дело и выбрал самое чувствительное место мужчины. Обоженная плоть зашипела, Джаспер медленно потянул сжатые клещи на себя, сдирая вздувшуюся пузырями, кожу. Когда он разнял челюсти "Крокодила" всем зрителям открылся опаленный, кровоточащий мужской орган истязуемого. Джаспер вернулся к жаровне и сунул ужасные клещи в пылающие угли, чтобы вновь накалить их. Еще четыре мучительных раза он возвращался к распятому пленнику, пока на месте его мужской гордости не остался крошечный обугленный обрубок. То что осталось уже ничего не чувствовала, все нервы в нем были сожжены.

Диана уже пришла в себя и беспрестанно кричала и молила о пощаде. Палач подошел к ней, взял в свои сильные руки обе ее груди и зверски рванул их, обратившись к зрителям, он спросил, что с ними сделать. Со всех сторон площади раздались крики "Разрыватели". Мучитель махнул подручному и тот положил в пламя жаровни пару разрывателей грудей. Эти щипцы имели четыре острых зуба, по два на каждой челюсти, смыкавшихся друг с другом. Их обычно пускали в ход холодными, нагревая только при самых изощренных пытках. Матери, родившие внебрачных детей, часто подвергались укусу этого страшного приспособления, чьи зубы пронзали одну из их переполненных молоком грудей, в наказание за преступную страсть. К сожалению, мужчина, грешивший вместе с несчастной, страдал только от угрызений собственной совести, так как не существовало доказательств его вены.

Увидев раскалявшиеся в огне щипцы, шлюхи, прежде весело наблюдавшие за пытками, неожиданно затихли. Многие представительницы их племени становились жертвами этой пытки и они прекрасно знали, какую страшную боль придется перенести прекрасной узнице. Подручный палача раздувал угли, щипцы раскалились почти добела. Заплечных дел мастер натянул толстую кожаную перчатку, чтобы не обжечь свою руку и вытащил один из разрывателей. Он поднес раскаленные щипцы к лицу Дианы, так чтобы она почувствовала их жар. Женщина в ужасе отпрянула, остановившимся безумным взором она следила за тем, как рука палача схватила ее за левую грудь. Очень медленно, наслаждаясь ее криками и мольбами, Джаспер поднес разрыватель к этой чудесной груди. Затем, резким движением сжав его, истязатель вонзил пылавшие зубы прямо в ее нежное тело.

Внезапно пронзенная грудь Дианы надулась как шар, вспученная шипящим паром, хлынувшей из сожженной плоти. Вся площадь содрогнулась от ее дикого вопля. Одна из проституток упала в обморок, вторую вырвало, эти девушки отлично представляли, что сейчас чувствует несчастная пленница. Даже придворные дамы в ужасе машинально сжали собственные груди, прикрывая их руками, пораженные открывшимся их взгляду зрелищем.

Палач крутанул пронзенную грудь сначала на 180 градусов влево, потом вправо, в клочья раздирая обожженную плоть. Диана жутко орала, "Нет. нееееет. неееее!", на месте одной из ее прекрасных выпуклостей остались только лохмотья растерзанного и обугленного мяса и кожи. Все ее тело было залито кровью.

Когда палач вытащил вторые накаленные щипцы, жена одного из знатнейших вельмож прыгнула на помост и заслонила собой измученную жертву. Ее звучный голос заглушил все остальные крики: "Достаточно, мой друг! Можете продолжать казнь, если хотите, но во имя Вашей почтенной матушки, Вы не коснетесь другой груди этого дитя своей адской штукой, не сделав это сперва со мной!" С этими словами они распахнула корсаж, обнажив свою грудь, чуть меньше, чем у Дианы, но такую же великолепную. Мучитель застыл, как вкопанный. Наконец, оправившись от шока, он приказал стражникам увести женщину с помоста, но толпа, пораженная поступком придворной дамы, устроила настоящую бурю. Со всех сторон неслись оскорбления и угрозы, а одна из шлюх столь ловко запустила в Джаспера бутылкой с вином, что вытекшая зашипевшая жидкость мгновенно остудила клещи.

Диана крикнула: "Господи, благослови их!" Толпа была настолько раздражена, что опытный палач решил не испытывать ее терпение. Запустив разрывателем в шарахнувшихся в стороны уличных девиц, он зашагал на противоположный конец эшафота. Знатная дама застегнула платье, приблизившись к пленнице, она вытерла ей слезы и прошептала: "Господи пошли ей быструю смерть!". Повернувшись, она спрыгнула с помоста и исчезла в толпе придворных.

Тем временем мучитель отыскал квадратный железный брус, сантиметра два с половиной толщиной и около метра длиной и высоко поднял его над головой. Подойдя к кресту с растянутым на нем Генри, он обрушил страшный удар на уже перебитую левую голень пленника. По площади разнесся жуткий хруст ломающихся костей, заставив всех притихнуть. Острые отломки костей пронзили кожу и кровь заструилась по изувеченной ноге. Боль была настолько сильной, что узник лишь хрипло простонал побелевшими губами.

Перейдя к Диане, палач обрушил такой же сильный удар на ее точеную левую ногу. Юная красавица выгнулась от боли, ее истошный вопль заставил всех содрогнуться. Она уже не владела собой и внезапно испражнилась. По всему ее телу пробегали мучительные судороги. Обойдя ее, Джаспер нанес второй удар. Женщина содрогнулась, бешено мотая головой, ее покрасневшее лицо исказилось от боли, пот ручьями заструился по прекрасному телу, заставив его засверкать под кроваво-красными лучами заходившего солнца. Разъяренный тем, что кто-то посмел прервать пытку, Джаспер схватил ее изуродованную грудь и рывком оторвал эти обугленные лохмотья.

Несчастная мятежница корчилась от боли, пока палач шел обратно к ее мужу. Истязатель замахнулся ломиком и перебил правое предплечье генри, быстро отступил на шаг и нанес новый удар, расколов плечевую кость. На обоих местах вздулись багровые кровоподтеки, а крупный осколок кости пронзил кожу и выглянул наружу на плече осужденного. Обезумев от боли, несчастный уже не кричал, а только что-то невнятно бормотал себе под нос на удивление спокойным голосом. Это насторожило Джаспера и тот обрушил несколько ударов, переломав его левую руку, превратив в месиво раздробленных костей и размозженной плоти вторую, уже изуродованную допросом, ногу, пытаясь заставить бывшего герцога вновь закричать от боли.

Все его усилия оказались тщетными, глава мятежников действительно сошел с ума и ничего больше не чувствовал. Главный палач выдохся, всеми силами пытаясь заставить его снова кричать и теперь к Диане направился его подручный. Когда железный прут перебил ее левое бедро, несчастная женщина дико вскрикнула, ее тело выгнулось дугой и она лишилась чувств. Ее несколько раз окатили ледяной водой, давали нюхать уксус, влили в рот водки, но она так и не пришла в себя. Наконец, смирившись, палачи просто раздробили ей уцелевшие кости.

Солнце уже село, стражники перерезали веревки удерживавшие искалеченные тела обеих жертв. Генри, первый раз за долгое время вновь вскрикнул от боли, когда его положили спиной на прибитое к столбу колесо, перегнули раздробленные ноги через обод и привязали с другой стороны колеса на уровне шеи пленника. Руки пропустили между спиц и связали. Когда разорванные связки узника вновь натянулись, мученик застонал, крутя головой из стороны в сторону, по его губам потекла пена.

Палачи потратили еще много времени, усердно стараясь привести в чувства замученную Диану, на помосте появился лекарь, но все испробованные средства были без толку. Махнув рукой, Джаспер приказал привязать ее к колесу. Уложив туда бесчувственное тело, подручные привязали ей ноги к противоположной стороне обода, почти на уровне плеч. Ее болтающиеся, словно тряпки, руки связали за спиной, пропустив их сквозь спицы. В этой позе, страшно изуродованное женское естество узницы, открылось взору любопытной толпы. Однако теперь никто не смеялся и не отпускал сальностей, а одна из проституток сняла с шеи платок и, сжалившись, прикрыла лоно несчастной, чтобы положить конец омерзительной сцене. Казнь была слишком зверской, толпа пресытилась и теперь сочувствовала замученным жертвам. Очень быстро зрители начали уходить с площади и вскоре она опустела.

Примерно в десять вечера, дикий, нечеловеческий крик прозвучал в ночной тиши - Диана наконец-то пришла в себя и страшная боль пронзила все ее тело. Через несколько минут этой чудовищной агонии, которая, казалось, никогда не закончится, стражник, оставленный присматривать за умирающими, подбежал к ней, схватил оставленный палачами лом и изо всех сил дважды ударил ее в грудь. Захрустели ребра и женщина вновь впала в беспамятство. Острые концы перебитых костей пронзили легкие, лицо некогда блестящей герцогини посинело и вскоре она провалилась в блаженное никуда.

Обезумевший Генри что-то тихо бубнил про себя, уже ничего не соображая, кровь медленно сочилась из десятков ран на его растерзанных конечностях. Жизнь постепенно покидала его и в полночь он наконец-то затих. Солдат оглядел неподвижные тела, перерезал им для уверенности глотки и покинул площадь, предоставив птицам и бродячим псам делать свое дело.