Егорушка дрожа как в лихорадке съел ломоть дыни с черным хлебом
– Свят, свят, свят… – шептал он.
Вдруг над самой головой его с страшным, оглушительным треском разломалось небо; он нагнулся и притаил дыхание, ожидая, когда на его затылок и спину посыпятся обломки. Глаза его нечаянно открылись, и он увидел, как на его пальцах, мокрых рукавах и струйках, бежавших с рогожи, на тюке и внизу на земле вспыхнул и раз пять мигнул ослепительно-едкий свет. Раздался новый удар, такой же сильный и ужасный. Небо уже не гремело, не грохотало и издавало сухие, трескучие, похожие на треск сухого дерева, звуки.
Раньше молнии были только страшны, при таком же громе они представлялись зловещими. Их колдовской свет проникал сквозь закрытые веки и холодом разливался по всему телу. Что сделать, чтобы не видеть их? Егорушка решил обернуться лицом назад. Осторожно, как будто бы боясь, что за ним наблюдают, он стал на четвереньки и, скользя ладонями по мокрому тюку, повернулся назад.
Глаза опять нечаянно открылись, и Егорушка увидел новую опасность: за возом шли три громадных великана с длинными пиками. Молния блеснула на остриях их пик и очень явственно осветила их фигуры. То были люди громадных размеров, с закрытыми лицами, поникшими головами и с тяжелою поступью. Они казались печальными и унылыми, погруженными в раздумье. Быть может, шли они за обозом не для того, чтобы причинить вред, но все-таки в их близости было что-то ужасное.
Егорушка быстро обернулся вперед и, дрожа всем телом, закричал:
Он открыл глаза, чтобы поглядеть, тут ли подводчики. Молния сверкнула в двух местах и осветила дорогу до самой дали, весь обоз и всех подводчиков. По дороге текли ручейки и прыгали пузыри. Пантелей шагал около воза, его высокая шляпа и плечи были покрыты небольшой рогожей; фигура не выражала ни страха, ни беспокойства, как будто он оглох от грома и ослеп от молнии.
– Дед, великаны! – крикнул ему Егорушка, плача.
Но дед не слышал. Далее шел Емельян. Этот был покрыт большой рогожей с головы до ног и имел теперь форму треугольника. Вася, ничем не покрытый, шагал так же деревянно, как всегда, высоко поднимая ноги и не сгибая колен. При блеске молнии казалось, что обоз не двигался и подводчики застыли, что у Васи онемела поднятая нога…
Егорушка еще позвал деда. Не добившись ответа, он сел неподвижно и уж не ждал, когда все кончится. Он был уверен, что сию минуту его убьет гром, что глаза нечаянно откроются и он увидит страшных великанов. И он уж не крестился, не звал деда, не думал о матери и только коченел от холода и уверенности, что гроза никогда не кончится.
Но вдруг послышались голоса.
– Егоргий, да ты спишь, что ли? – крикнул внизу Пантелей. – Слезай! Оглох, дурачок.
– Вот так гроза! – сказал какой-то незнакомый бас и крякнул так, как будто выпил хороший стакан водки.
Егорушка открыл глаза. Внизу около воза стояли Пантелей, треугольник-Емельян и великаны. Последние были теперь много ниже ростом и, когда вгляделся в них Егорушка, оказались обыкновенными мужиками, державшими на плечах не пики, а железные вилы. В промежутке между Пантелеем и треугольником светилось окно невысокой избы. Значит, обоз стоял в деревне. Егорушка сбросил с себя рогожу, взял узелок и поспешил с воза. Теперь, когда вблизи говорили люди и светилось окно, ему уж не было страшно, хотя гром трещал по-прежнему и молния полосовала все небо.
– Гроза хорошая, ничего… – бормотал Пантелей. – Слава богу… Ножки маленько промякли от дождичка, оно и ничего… Слез, Егоргий? Ну, иди в избу… Ничего…
– Свят, свят, свят… – просипел Емельян. – Беспременно где-нибудь ударило… Вы тутошние? – спросил он великанов.
– Не, из Глинова…Мы глиновские. У господ Платеров работаем.
– Молотите, что ли?
– Разное. Покеда еще пшеницу убираем. А молонья-то, молонья! Давно такой грозы не было…
Егорушка вошел в избу. Его встретила тощая, горбатая старуха с острым подбородком. Она держала в руках сальную свечку, щурилась и протяжно вздыхала.
– Грозу-то какую бог послал! – говорила она. – А наши в степу ночуют, то-то натерпятся, сердешные! Раздевайся, батюшка, раздевайся…
Дрожа от холода и брезгливо пожимаясь, Егорушка стащил с себя промокшее пальто, потом широко расставил руки и ноги и долго не двигался. Каждое малейшее движение вызывало в нем неприятное ощущение мокроты и холода. Рукава и спина на рубахе были мокры, брюки прилипли к ногам, с головы текло…
– Что ж, хлопчик, раскорякой-то стоять? – сказала старуха. – Иди садись!
Расставя широко ноги, Егорушка подошел к столу и сел на скамью около чьей-то головы. Голова задвигалась, пустила носом струю воздуха, пожевала и успокоилась. От головы вдоль скамьи тянулся бугор, покрытый овчинным тулупом. Это спала какая-то баба.
Старуха, вздыхая, вышла и скоро вернулась с арбузом и дыней.
– Кушай, батюшка! Больше угощать нечем… – сказала она, зевая, затем порылась в столе и достала оттуда длинный, острый ножик, очень похожий на те ножи, какими на постоялых дворах разбойники режут купцов. – Кушай, батюшка!
Егорушка, дрожа как в лихорадке, съел ломоть дыни с черным хлебом, потом ломоть арбуза, и от этого ему стало еще холодней.
– Наши в степу ночуют… – вздыхала старуха, пока он ел. – Страсти господни… Свечечку бы перед образом засветить, да не знаю, куда Степанида девала. Кушай, батюшка, кушай…
Старуха зевнула и, закинув назад правую руку, почесала ею левое плечо.
– Должно, часа два теперь, – сказала она. – Скоро и вставать пора. Наши-то в степу ночуют… Небось вымокли все…
– Бабушка, – сказал Егорушка, – я спать хочу.
– Ложись, батюшка, ложись… – вздохнула старуха, зевая. – Господи Иисусе Христе! Сама и сплю, и слышу, как будто кто стучит. Проснулась, гляжу, а это грозу бог послал. Свечечку бы засветить, да не нашла.
Разговаривая с собой, она сдернула со скамьи какое-то тряпье, вероятно свою постель, сняла с гвоздя около печи два тулупа и стала постилать для Егорушки.
– Гроза-то не унимается, – бормотала она. – Как бы, не ровен час, чего не спалило. Наши-то в степу ночуют… Ложись, батюшка, спи… Христос с тобой, внучек… Дыню-то я убирать не стану, может, вставши, покушаешь.
Вздохи и зеванье старухи, мерное дыхание спавшей бабы, сумерки избы и шум дождя за окном располагали ко сну. Егорушке было совестно раздеваться при старухе. Он снял только сапоги, лег и укрылся овчинным тулупом.
– Парнишка лег? – послышался через минуту шепот Пантелея.
– Лег! – ответила шепотом старуха. – Страсти-то, страсти господни! Гремит, гремит, и конца не слыхать…
– Сейчас пройдет… – прошипел Пантелей, садясь. – Потише стало… Ребята пошли по избам, а двое при лошадях остались… Ребята-то… Нельзя… Уведут лошадей… Вот посижу маленько и пойду на смену… Нельзя, уведут…
Пантелей и старуха сидели рядом у ног Егорушки и говорили шипящим шепотом, прерывая свою речь вздохами и зевками. А Егорушка никак не мог согреться. На нем лежал теплый, тяжелый тулуп, но все тело тряслось, руки и ноги сводило судорогами, внутренности дрожали… Он разделся под тулупом, но и это не помогло. Озноб становился все сильней и сильней.
Пантелей ушел на смену и потом опять вернулся, а Егорушка все еще не спал и дрожал всем телом. Что-то давило ему голову и грудь, угнетало его, и он не знал, что это: шепот ли стариков или тяжелый запах овчины? От съеденных арбуза и дыни во рту был неприятный, металлический вкус. К тому же еще кусались блохи.
– Дед, мне холодно! – сказал он и не узнал своего голоса.
– Спи, внучек, спи… – вздохнула старуха.
Тит на тонких ножках подошел к постели и замахал руками, потом вырос до потолка и обратился в мельницу. Отец Христофор, не такой, каким он сидел в бричке, а в полном облачении и с кропилом в руке, прошелся вокруг мельницы, покропил ее святой водой, и она перестала махать. Егорушка, зная, что это бред, открыл глаза.
– Дед! – позвал он. – Дай воды!
Никто не отозвался. Егорушке стало невыносимо душно и неудобно лежать. Он встал, оделся и вышел из избы. Уже наступило утро. Небо было пасмурно, но дождя уже не было. Дрожа и кутаясь в мокрое пальто, Егорушка прошелся по грязному двору, прислушался к тишине; на глаза ему попался маленький хлевок с камышовой, наполовину открытой дверкой. Он заглянул в этот хлевок, вошел в него и сел в темном углу на кизяк…
Антон Чехов: Палата № 6 (Сборник) | 1 |
Степь: История одной поездки | 1 |
I | 1 |
II | 2 |
III | 4 |
IV | 8 |
V | 11 |
VI | 13 |
VII | 16 |
VIII | 19 |
Скучная история: Из записок старого человека | 21 |
I | 21 |
II | 24 |
III | 28 |
IV | 31 |
V | 33 |
VI | 33 |
Дуэль | 35 |
I | 35 |
II | 37 |
III | 38 |
IV | 39 |
V | 40 |
VI | 41 |
VII | 43 |
VIII | 43 |
IX | 44 |
X | 45 |
XI | 47 |
XII | 48 |
XIII | 49 |
XIV | 50 |
XV | 50 |
XVI | 52 |
XVII | 53 |
XVIII | 54 |
XIX | 55 |
XX | 56 |
XXI | 57 |
Палата № 6 | 58 |
I | 58 |
II | 59 |
III | 59 |
IV | 60 |
V | 60 |
VI | 61 |
VII | 62 |
VIII | 63 |
IX | 63 |
Х | 64 |
XI | 65 |
XII | 65 |
XIII | 66 |
XIV | 67 |
XV | 67 |
XVI | 68 |
XVII | 69 |
XVIII | 69 |
XIX | 70 |
Рассказ неизвестного человека | 70 |
I | 70 |
II | 71 |
III | 71 |
IV | 72 |
V | 74 |
VI | 75 |
VII | 77 |
VIII | 77 |
IX | 78 |
X | 79 |
XI | 80 |
XII | 81 |
XIII | 82 |
XIV | 83 |
XV | 83 |
XVI | 84 |
XVII | 85 |
XVIII | 86 |
Три года | 87 |
I | 87 |
II | 89 |
III | 90 |
IV | 91 |
V | 93 |
VI | 94 |
VII | 95 |
VIII | 96 |
IX | 97 |
X | 98 |
XI | 100 |
XII | 101 |
XIII | 101 |
XIV | 102 |
XV | 103 |
XVI | 105 |
XVII | 106 |
Моя жизнь: Рассказ провинциала | 107 |
I | 107 |
II | 108 |
III | 110 |
IV | 111 |
V | 112 |
VI | 113 |
VII | 114 |
VIII | 116 |
IX | 116 |
X | 118 |
XI | 119 |
XII | 119 |
XIII | 120 |
XIV | 121 |
XV | 122 |
XVI | 122 |
XVII | 123 |
XVIII | 124 |
XIX | 125 |
XX | 126 |
Мужики | 127 |
I | 127 |
II | 128 |
III | 128 |
IV | 129 |
V | 130 |
VI | 131 |
VII | 131 |
VIII | 132 |
IX | 133 |
Лучшие электронные книги в формате fb2
Наш портал – это библиотека интересных электронных книг разнообразных жанров. Здесь вы найдете произведения как российских, так и зарубежных писателей. Все электронные книги, представленные на нашем сайте, можно скачать бесплатно. Наша библиотека содержит только лучшие бесплатные электронные книги, ведь каждую электронную книгу мы тщательно изучаем перед добавлением в базу. Мы выбираем интереснейшие произведения в удобном формате fb2, все они достойны вашего внимания. Чтение электронных книг наверняка принесет вам удовольствие. Всё что, что вам нужно сделать, - найти и скачать книгу, которая понравится вам по заголовку и описанию.
Библиотека fb2-электронных книг – полезнейшее изобретение человечества. Для того чтобы, читать книгу, вам нужно просто загрузить ее с нашего сайта. Вы можете наслаждаться чтением, не совершая лишние траты. Электронная книга, в отличие от бумажной, обладает множеством преимуществ. Вы экономите время и силы, не совершая утомительные походы по магазинам. Вам также не нужно обременять себя ношением тяжеловесной макулатуры. Скачать и читать электронную книгу легко и просто . Мы позаботились о том, чтобы вам всегда было что почитать. Электронная книга fb2 принесет вам море положительных эмоций: она способна поделиться с вами мудростью, поднять настроение или просто скрасить досуг.
Чехов Антон Павлович
осветила дорогу до самой дали, весь обоз и всех подводчиков. По дороге текли ручейки и прыгали пузыри. Пантелей шагал около воза, его высокая шляпа и плечи были покрыты небольшой рогожей; фигура не выражала ни страха, ни беспокойства, как будто он оглох от грома и ослеп от молнии.
— Дед, великаны! — крикнул ему Егорушка, плача.
Но дед не слышал. Далее шел Емельян. Этот был покрыт большой рогожей с головы до ног и имел теперь форму треугольника. Вася, ничем не покрытый, шагал так же деревянно, как всегда, высоко поднимая ноги и не сгибая колен. При блеске молнии казалось, что обоз не двигался и подводчики застыли, что у Васи онемела поднятая нога…
Егорушка еще позвал деда. Не добившись ответа, он сел неподвижно и уж не ждал, когда всё кончится. Он был уверен, что сию минуту его убьет гром, что глаза нечаянно откроются и он увидит страшных великанов. И он уж не крестился, не звал деда, не думал о матери и только коченел от холода и уверенности, что гроза никогда не кончится.
Но вдруг послышались голоса.
— Егоргий, да ты спишь, что ли? — крикнул внизу Пантелей. — Слезай! Оглох, дурачок.
— Вот так гроза! — сказал какой-то незнакомый бас и крякнул так, как будто выпил хороший стакан водки.
Егорушка открыл глаза. Внизу около воза стояли Пантелей, треугольник-Емельян и великаны. Последние были теперь много ниже ростом и, когда вгляделся в них Егорушка, оказались обыкновенными мужиками, державшими на плечах не пики, а железные вилы. В промежутке между Пантелеем и треугольником светилось окно невысокой избы. Значит, обоз стоял в деревне. Егорушка сбросил с себя рогожу, взял узелок и поспешил с воза. Теперь, когда вблизи говорили люди и светилось окно, ему уж не было страшно, хотя гром трещал по-прежнему и молния полосовала всё небо.
— Гроза хорошая, ничего… — бормотал Пантелей. — Слава богу… Ножки маленько промякли от дождичка, оно и ничего… Слез, Егоргий? Ну, иди в избу… Ничего…
— Свят, свят, свят… — просипел Емельян. — Беспременно где-нибудь ударило… Вы тутошние? — спросил он великанов.
— Не, из Глинова… Мы глиновские. У господ Платеров работаем.
— Молотите, что ли?
— Разное. Покеда еще пшеницу убираем. А молонья-то, молонья! Давно такой грозы не было…
Егорушка вошел в избу. Его встретила тощая, горбатая старуха, с острым подбородком. Она держала в руках сальную свечку, щурилась и протяжно вздыхала.
— Грозу-то какую бог послал! — говорила она. — А наши в степу ночуют, то-то натерпятся сердешные! Раздевайся, батюшка, раздевайся…
Дрожа от холода и брезгливо пожимаясь, Егорушка стащил с себя промокшее пальто, потом широко расставил руки и ноги и долго не двигался. Каждое малейшее движение вызывало в нем неприятное ощущение мокроты и холода. Рукава и спина на рубахе были мокры, брюки прилипли к ногам, с головы текло…
— Что ж, хлопчик, раскорякой-то стоять? — сказала старуха. — Иди, садись!
Расставя широко ноги, Егорушка подошел к столу и сел на скамью около чьей-то головы. Голова задвигалась, пустила носом струю воздуха, пожевала и успокоилась. От головы вдоль скамьи тянулся бугор, покрытый овчинным тулупом. Это спала какая-то баба.
Старуха, вздыхая, вышла и скоро вернулась с арбузом и дыней.
— Кушай, батюшка! Больше угощать нечем… — сказала она, зевая, затем порылась в столе и достала оттуда длинный, острый ножик, очень похожий на те ножи, какими на постоялых дворах разбойники режут купцов. — Кушай, батюшка!
Егорушка, дрожа как в лихорадке, съел ломоть дыни с черным хлебом, потом ломоть арбуза, и от этого ему стало еще холодней.
— Наши в степу ночуют… — вздыхала старуха, пока он ел. — Страсти господни… Свечечку бы перед образом засветить, да не знаю, куда Степанида девала. Кушай, батюшка, кушай…
Старуха зевнула и, закинув назад правую руку, почесала ею левое плечо.
— Должно, часа два теперь, — сказала она. — Скоро и вставать пора. Наши-то в степу ночуют… Небось, вымокли все…
— Бабушка, — сказал Егорушка, — я спать хочу.
— Ложись, батюшка, ложись… — вздохнула старуха, зевая. — Господи Иисусе Христе! Сама и сплю, и слышу, как будто кто стучит. Проснулась, гляжу, а это грозу бог послал… Свечечку бы засветить, да не нашла.
Разговаривая с собой, она сдернула со скамьи какое-то тряпье, вероятно, свою постель, сняла с гвоздя около печи два тулупа и стала постилать для Егорушки.
— Гроза-то не унимается, — бормотала она. — Как бы, неровен час, чего не спалило. Наши-то в степу ночуют… Ложись, батюшка, спи… Христос с тобой, внучек… Дыню-то я убирать не стану, может, вставши, покушаешь.
Вздохи и зеванье старухи, мерное дыхание спавшей бабы, сумерки избы и шум дождя за окном располагали ко сну. Егорушке было
[youtube.player]Башлачев – Егоркина былина – слушать
Река Шексна, о которой идет речь в песне, является левым притоком Волги. Она протекает в Вологодской области Российской Федерации. На Шексне стоит родной город Александра Башлачева – Череповец.
Как горят костры у Шексны-реки,
Как стоят шатры бойкой ярмарки.
Дуга цыганская,
ничего не жаль,
Отдаю свою расписную шаль
А цены ей нет – четвертной билет,
Жалко четвертак – ну давай пятак,
Пожалел пятак – забирай за так
расписную шаль.
Все, как есть, на ней гладко вышито,
гладко вышито мелким крестиком.
Как сидит Егор в светлом тереме,
В светлом тереме с занавесками,
С яркой люстрою электрической,
На скамеечке, крытой серебром,
шитой войлоком,
рядом с печкою белой, каменной,
важно жмурится,
ловит жар рукой.
На печи его рвань-фуфаечка
Приспособилась,
Да приладилась дрань-ушаночка,
Да пристроились вонь-портяночки
в светлом тереме,
с занавесками, да с достоинством
ждет гостей Егор.
А гостей к нему – ровным счетом двор.
Ровным счетом – двор да три улицы.
— С превеликим Вас Вашим праздничком
И желаем Вам самочувствия,
Дорогой Егор Ермолаевич,
Гладко вышитый мелким крестиком
улыбается государственно,
выпивает он да закусывает,
а с одной руки ест соленый гриб,
а с другой руки – маринованный,
а вишневый крем только слизывает,
только слизывает сажу горькую,
сажу липкую,
мажет калачи,
биты кирпичи.
прозвенит стекло на сквозном ветру
да прокиснет звон в вязкой копоти,
да подернется молодым ледком,
проплывет луна в черном маслице,
в зимних сумерках,
в волчьих праздниках,
темной гибелью
сгинет всякое.
там, где без суда все наказаны,
там, где все одним жиром мазаны,
там, где все одним миром травлены.
да какой там мир – сплошь окраина,
где густую грязь запасают впрок,
набивают в рот,
где дымится вязь беспокойных строк,
как святой помет,
где японский бог с нашей матерью
повенчалися общей папертью,
образа кнутом перекрещены.
— Эх, Егорка ты, сын затрещины!
Эх, Егор, дитя подзатыльника,
Вошь из-под ногтя – в собутыльники.
В кройке кумача с паутиною
Догорай, свеча!
Догорай, свеча – хвост с полтиною!
Обколотится сыпь-испарина,
и опять Егор чистым барином
в светлом тереме,
шитый крестиком,
все беседует с космонавтами,
а целуется – с Терешковою,
с популярными да с актрисами –
все с амбарными злыми крысами.
— То не просто рвань, не фуфаечка,
то душа моя несуразная,
понапрасну вся прокопченная,
нараспашку вся заключенная…
— То не просто дрань, не ушаночка,
то судьба моя лопоухая,
вон – дырявая, болью трачена,
по чужим горбам разбатрачена…
— То не просто вонь — вонь кромешная
то грехи мои, драки-пьяночки…
Говорил Егор, брал портяночки.
Тут и вышел хор да с цыганкою,
Знаменитый хор Дома Радио
и Центрального телевидения,
под гуманным встал управлением.
— Вы сыграйте мне песню звонкую!
Разверните марш минометчиков!
Погадай ты мне, тварь певучая,
Очи черные, очи жгучие,
погадай ты мне по пустой руке,
по пустой руке да по ссадинам,
по мозолям да по живым рубцам…
— Дорогой Егор Ермолаевич,
Зимогор ты наш Охламонович,
износил ты душу
до полных дыр,
так возьмешь за то дорогой мундир
генеральский чин, ватой стеганый,
с честной звездочкой да с медалями…
Изодрал судьбу, сгрыз завязочки,
так возьмешь за то дорогой картуз
с модным козырем лакированным,
с мехом нутрянным да с кокардою…
А за то, что грех стер портяночки,
завернешь свои пятки босые
в расписную шаль с моего плеча
всю расшитую мелким крестиком…
Поглядел Егор на свое рванье
И надел обмундирование…
Заплясали вдруг тени легкие,
заскрипели вдруг петли ржавые,
Отворив замки Громом-посохом,
в белом саване
Снежна Бабушка…
— Ты, Егорушка, дурень ласковый,
собери-ка ты мне ледяным ковшом
капли звонкие да холодные…
— Ты подуй, Егор, в печку темную,
пусть летит зола,
пепел кружится,
в ледяном ковше, в сладкой лужице,
замешай живой рукой кашицу
да накорми меня — Снежну Бабушку…
Оборвал Егор каплю-ягоду,
Через силу дул в печь угарную.
Дунул в первый раз – и исчез мундир,
Генеральский чин, ватой стеганый.
И летит зола серой мошкою
да на пол-топтун
да на стол-шатун,
на горячий лоб да на сосновый гроб.
Дунул во второй – и исчез картуз
С модным козырем лакированным…
Эх, Егор, Егор! Не велик ты грош,
не впервой ломать.
Что ж, в чем родила мать,
В том и помирать?
Дунул в третий раз – как умел, как мог,
и воскрес один яркий уголек,
и прожег насквозь расписную шаль,
всю расшитую мелким крестиком.
И пропало все. Не горят костры,
не стоят шатры у Шексны-реки
Нету ярмарки.
Только черный дым тлеет ватою.
Только мы сидим виноватые.
И Егорка здесь – он как раз в тот миг
Папиросочку и прикуривал,
Опалил всю бровь спичкой серною.
Он, собака, пьет год без месяца,
Утром мается, к ночи бесится,
Да не впервой ему – оклемается,
Перемается, перебесится,
Перебесится и повесится…
Распустила ночь черны волосы.
Голосит беда бабьим голосом.
Голосит беда бестолковая.
В небесах – звезда участковая.
Мы сидим, не спим.
Пьем шампанское.
Пьем мы за любовь
за гражданскую.
Мальчик-тихоня шёл из кино.
В доме напротив открылось окно.
Выстрел раздался в ночной тишине -
долго дымилась дыра в голове.
Мальчик Мишаня нашёл хлеборез,
тихо в квартиру директора влез.
Быстро свершилося черное дело -
в ванной нашли расчлененное тело.
Мальчик Володя на крыше сидел -
был бы он бабочкой - он полетел.
Тихо подкрался с дубинкою кто-то:
вот и сбылася мечта идиота.
Холодно в доме. Папа в тужурке.
Мама дочуркою топит в печурке.
Бабушка внучку очень любила,
мину в постель ей она положила.
Ночью два мощных раздалися взрыва -
внученька бабушку тоже любила.
Маша и Миша играли на крыше.
После двух выстрелов стало потише.
Недолго мучилась старушка
в высоковольтных проводах.
Ее обугленную тушку
нашли тимуровцы в кустах.
Маленький Витя с ружьишком играл.
Он с любопытством его разбирал.
Пальцем неловко нажал на курок -
пырснули дружно мозги в потолок.
Двое влюбленных лежали во ржи.
Тихо комбайн стоял на межи.
Тихо завелся и тихо пошел -
Кто-то в буханке полпальца нашел…
Мальчик зимою по льдине гулял.
Вдруг поскользнулся и в прорубь упал.
Долго ручонки хватались за льдину…
Нет, не видал я смешнее картину!
Скорый поезд Тбилиси - Баку.
Дверью зажало башку мужику.
Тронулся поезд. Мужик побежал…
Долго я взглядом его провожал.
Витюня в речке рыбу ловил.
Мимо большой проплывал крокодил.
Хрустнули кости в могучей руке -
труп крокодила плывет по реке.
Пионер Кочегаров рыбу ловил.
Мимо него проплывал крокодил…
Ох, и кряхтел же зеленый сморчок:
в жопе застрял пионерский значок.
Милая девочка с именем Рита
попу чесала куском динамита.
Взрыв прозвучал на улице Жданова -
ноги в Медведково, попа в Чертаново.
Мальчик Петруня на кухне шалил.
Тихо шеф-повар к нему подвалил…
Будет теперь для рабочего класса
сорок кило вареного мяса.
Маме кричит со двора дед Кирилл:
– Вашего сына каток раздавил!
Мама спросила: - Где он теперь?
– Сейчас я его вам подсуну под дверь.
Мальчик отважно по стройке гулял,
кнопочки разные он нажимал.
Чётко сработал отлаженный пресс -
тепленький блинчик упал под навес.
Бантики, шортики, звёздочки в ряд:
трамвай переехал отряд октябрят.
Рядом флажок в кулаке был зажатый -
это задорный пионервожатый.
Бантики, шортики, звездочки в ряд:
трамвай переехал отряд октябрят.
Сиська налево и сиська направо -
с ними погибла вожатая Клава.
Парень с гитарой по полю бродил,
случайно на мину он угодил.
Долго гитара стонала и пела:
не хрен по полю шататься без дела!
Дед Митрофаныч присел на пенёк:
ох, и тяжелый случился денек!
Долго над лесом летали штаны -
вот оно, подлое эхо войны!
Девочка красивая
в кустах лежит нагой:
другой бы изнасиловал,
а я лишь пнул ногой.
Маленький Рома на крыше гулял.
Кончилась крыша, и Рома упал.
В воздухе сделал красивое сальто…
Долго его соскребали с асфальта.
Дети в подвале играли в роддом:
с трудом перенес аборт управдом.
Мальчик Алёша варил холодец…
По полу ползал безногий отец.
Мальчик Сережа нашёл пистолет…
Долго у стенки корячился дед.
Красные галстуки реют над сквером -
бомба попала в Дворец пионеров.
Выше лишь сиська большая летела -
это погибла вожатая Стелла.
Дети в разбойников в парке играли,
метко в прохожих дротик кидали.
Не повезло октябренку Тарасу…
Кошки всю ночь ели свежее мясо.
Бабушка внучку из школы ждала,
калий цианистый в ступке толкла.
Дедушка бабушку опередил -
внучку гвоздями к забору прибил!
Маленький Додик спускался к реке.
Видит, чекисты бегут налегке.
Выстрелы, крики, трупы везде…
Додик наган свой припрятал в гнезде.
Маленький Додик спускался к реке.
Видит, чекисты бегут налегке.
– Где тут деревня? - в ответ им дуплет.
Додик припрятал двустволку в дупле…
Маленький мальчик на вишню залез.
Дед Афанасий достал свой обрез.
Выстрел раздался, отчаянный крик:
– Сорок второй! - улыбнулся старик.
Мальчик Валера верёвку нашёл,
с этой веревкой он в школу пришёл…
Долго смеялись на педсовете,
как лысый директор висел в туалете!
Девочка в поле нашла ананас,
им оказался немецкий фугас.
Вымыла ручки, села поесть -
челюсть нашли километров за шесть!
Старый Панас нашёл ананас,
им оказался немецкий фугас.
Надо почистить, прежде чем съесть, -
челюсть нашли километров за шесть!
Маленький Гриша на крыше сидел,
солнечный луч ему голову грел.
Треснули доски. Хрустнули кости…
Нет, не поедет он к бабушке в гости!
Звездочки, бантики, трусики в ряд -
трамвай переехал отряд октябрят.
А вот головка рядом с флажком -
наверное, мальчик был вожаком!
Мальчик на крыше гонял голубей -
все выше и выше, быстрей и быстрей!
Вот кончилась крыша, раздался шлепок…
Папа мозги убирает в совок.
Старенький дед пошел в туалет,
который такой же был старый, как дед.
Треснули доски, чвякнула бездна…
Ясно, что деда спасти бесполезно.
Дети на стройке в индейцев играли,
в крановщика из рогатки стреляли.
С громом упала плита на плиту:
больше никто не найдет Вениту!
Девочка Нина купаться пошла -
в среду нырнула, в субботу всплыла.
Маша в лесу собирала малину
и наступила на ржавую мину…
Долго я буду видеть во сне
ее голубые глаза на сосне!
Мальчик встал на табуретку,
сунул пальчики в розетку.
Жареным мясом запахло в квартире…
Завтра ему было б ровно четыре.
Петя отправился в водный поход.
Сзади к нему подплывал теплоход.
Нету отрадней картинки на свете -
справа пол-Пети и слева пол-Пети!
Мальчик Мишаня мину нашел,
взял ее в сумку, в автобус зашел.
Люди на мальчика глянули косо…
Дальше поехали только колеса.
Маленький Сема на лифте катался.
Все хорошо бы, да лифт оборвался…
Роется мама в куче костей:
– Где же кроссовки за тыщу рублей?!
Девочки в поле цветы собирали.
Рядом мальчишки в индейцев играли.
Маша нагнулась - в попе топор:
метко метает индеец Егор!
Маленький Стасик по стройке гулял.
Тихо к нему каток подъезжал…
Долго рыдала над Стасиком мать,
пытаясь в рулончик сына скатать.
Маленький Изя бумажку нашёл,
с этой бумажкой в сортир он пошёл.
Долго смеялась потом детвора -
эта бумажка наждачкой была!
Наша Таня громко плачет,
по головке скачет мячик.
Это выдумка отца -
мячик сделан из свинца!
Дети играли в подвале в садистов -
зверски замучен отряд каратистов.
Маленький Ваня в ванне купался:
мылся, плескался, водой обливался.
Мама подкралась, юбкой шурша, -
бах! табуреткой, и нет малыша…
Два землекопа мину нашли.
Что с нею делать, не знали они…
Чётко сработал взрывной механизм:
Чей-то на ветке повис организм!
Дедушка внука очень любил,
дедушка внуку кинжал подарил.
Дедушка тихо за печкой сидит -
между лопаток подарок торчит.
Вася засунул пальцы в розетку -
всё что осталось, свернули в газетку…
Маленький Саша по стройке гулял,
в бочку с бензином случайно попал.
Стал задыхаться, высунул нос -
добренький дядя спичку поднёс…
Дети в подвале играли в больницу -
умер от родов электрик Синицын.
Девочка Маша на лифте каталась -
ноги уехали, попа осталась…
Маленький Дима на дерево влез,
дед Серафим заряжает обрез.
Выстрел раздался… Сторож упал -
Дима наган свой быстрее достал!
Шёл по дороге мальчик Руслан,
Папин в сторонке стоял автокран.
Папа смелее на газ нажимает -
с праздником маму Руслан не поздравит…
Маленький Коля по стройке гулял.
Башенный кран в небо груз поднимал.
Тяжесть не выдержал старенький трос -
мальчик ушами к сандалям прирос.
Маленький Петя на травке лежал.
Миша нечаянно с крыши упал…
Не разобрались родители в морге:
где же чьи руки, и где же чьи ноги?!
Мальчик Савелий на санках катался,
с горки высокой бесстрашно спускался…
На тормоз не стал нажимать Апанас:
мыть все равно собирался КамАЗ!
Едет Ваня на машине
весь размазанный по шине.
Осень настала. Пожухла трава.
Мальчик чахоточный рубит дрова.
С хрустом железо в ногу вошло…
Вместе с ногою детство ушло.
Читайте также: