Чум в коми республике

Оленеводство - традиционный вид деятельности, связанный с образом жизни северных народов. С сокращением оленеводства в настоящее время теряется язык, культура, быт и ценные знания, накопленные веками. Предметы быта при внимательном их изучении могут рассказать об истории, взаимоотношениях с другими народами.

Чум - жилище кочевых народов, занимающихся оленеводством. Способ установки, транспортировки жилища, последовательность разборки являются наиболее оптимальными в условиях тайги и тундры. По коми-зырянски он называется `чом`, по- ненецки - `мя`, по-хантыйски `нюки хот`. В Кратком этимологическом словаре коми языка о происхождении данного слова читаем: «Чом - иж. `чум, шалаш оленеводов` (Ист. вок.,67) `шалаш, амбар, хлев, чулан, пристройка к дому `маленькое (по сравнению с жилым домом) строение` (Лыткин: 309). В русский язык слово перешло из коми языка.

Чум является универсальным жилищем северных народов. Это переносная конусообразная палатка, форма которой является приспособленной, целесообразной для тундры. Коническая форма является наиболее удобной, так как с крутой поверхности чума снег скатывается, не задерживаясь, поэтому при переезде на другое место без разгребания и очистки чум можно разобрать. Форма конуса делает жилище устойчивым при метелях и сильных ветрах.

В разных районах чум имеет свои особенности. Так, отличается способ скрепления основных шестов, и их количество (от двух до трех). Обычно чум оленеводов - коми состоит из 25-40 шестов и нескольких покрытий, которые при переезде укладываются на специальные нарты `утіча`. Шесты для чума `ыы` оленеводы начинали готовить в зимний период, когда со стадами проживали ближе к таежной зоне. Шесты делали из стволов ели, длиной около 5 метров, они имели круглое сечение. Лишь основные шесты `мокота` в сечении напоминали прямоугольник. Все шесты в нижней части заостряются, придавая жилищу устойчивость. При установке чума шесты немного втыкают в землю или в снег.

От числа шестов (и их длины) зависят размеры жилища: чем больше шестов, тем вместительнее чум. Размеры чума также зависят от материальных возможностей хозяйства и от численности членов семьи. В последние годы в связи с сокращением количества людей в бригадах ставят небольшие чумы.

Летний чум обычно строили меньше зимнего. Оленеводы выбирали более легкие материалы для его изготовления, чтобы облегчить переезд с одной стоянки на другую. В старину чум покрывали берестяными покрышками `ёдум`. Заготовка бересты для покрышек производилась летом. Снятая береста очищалась от наростов, сворачивалась в рулоны и варилась в котлах около суток. После этого в размягченном виде куски бересты складывались в два или три слоя так, чтобы слои перекрещивались (обычно два продольных и один между ними поперечный), а затем сшивались в большие полотенца. Вываренная береста обладала значительной эластичностью и прочностью, не пересыхала в течение долгого времени. В настоящее время такие покрытия не используются оленеводами. Достижения современной промышленности позволили оленеводам использовать брезент, более быстрый в изготовлении и удобный в транспортировке. Материалы для изготовления чума являются удобными при частых переездах, служат для защиты от внешнего воздействия.

В центре чума находится печь, которая служит источником тепла и приспособлена для приготовления пищи. Тепло от печи поднимается вверх и не дает осадкам проникать в чум: они испаряются от большой температуры. В летнее время возить печь тяжело, поэтому вместо неё используется небольшой костер `вольнэй би`, дым которого также отпугивает комаров. Напротив входа, в передней части чума подвешена полочка `джадж`, на которой находятся иконы, другие предметы, особо почитаемые хозяевами.

В чуме проживает, как правило, две семьи. В передней части чума, которая называется `водь пом`, у каждой семьи находится низкий деревянный стол, во время приема пищи он выдвигается на середину. В специальных ящиках `кудах` находится домашняя утварь. Вокруг стола ставятся приспособления, используемые вместо стульев. У хозяйки чума это специально изготовленный короб `куд`, необходимый для хранения рукоделия, мелких предметов.

По обеим сторонам печи укладывают по две-три доски, служащие в чуме полом `лата`. Дальше от печи кладут циновки, сплетенные с помощью веревок из березовых прутьев или сплетенные из сухих стеблей травы `ньор`. На них расстилают оленьи шкуры, постель. В дневное время все это сворачивают и сверху кладут подушки с цветными наволочками. В ночное время постель разворачивают и опускают ситцевый полог `балаган`.

Меховая одежда и обувь требует тщательного ухода и хранится у входа `сеюку`. Для сушки обуви существуют специальные приспособления, которые привязываются к шестам в задней части чума `сёр`.

Чтобы постоянно обогревать своё жилище, хозяевам необходимо большое количество дров `пес`. Их заготавливают заранее, заносят в чум и складывают возле выхода. Этим занимаются и взрослые, и дети. Чтобы развести огонь, с вечера заготавливают лучины и стружки `чаклин`. Утром сухие дрова и лучины позволят быстро согреть жилище и вскипятить чай.

В день каслания у чумработниц особенно много хлопот. После приема пищи посуду заворачивают и упаковывают в специальный ящик `погрэвич`. Всю утварь также укладывают в мешки и коробки. В весеннее время при длительном каслании готовят сухой паёк в дорогу `павожин`. Перед касланием чум разбирают и складывают в нарты `утіча`. У каждой семьи своя нарта для перевозки утвари и шестов. Третья такая нарта предназначена для перевозки предметов общего пользования (печки `пач`, пола при входе `обес пээ`, умывальника `мысьласянин`), полов, покрытия передней части чума. Её везет в конце своего обоза бригадир.

Разборка чума называется у коми-зырян `разьны чом` и состоит в следующем. Сначала снимают верхние покрытия, развязав веревки по внешнему покрытию чума. Сложив верхние покрытия, укладывают в нарты так, чтобы в них завернуть прочую утварь. Затем убирают шесты. Их чумработница также укладывает в длинную нарту, завершающую обоз. После того, как чум собран, оленеводы укладывают утварь: подушки, одеяла, перины, шкуры. Мягкие вещи перевозят в специальной нарте `сябуча`. Для перевозки мягких предметов используется также `ваньдей`. Посуду, пищу и другие предметы быта также укладывают в нарту. Сложенные вещи оленеводы накрывают покрытиями и крепко перевязывают.

Место стоянки чума по коми называется `чом местэ`. У оленеводов не принято оставлять после себя мусор, отходы. Проезжая мимо бывшей стоянки, можно обнаружить лишь глиняные печи `сёй пач` и специальные приспособления для развешивания мяса `тренок`. Таким образом, кочевой образ жизни сформировал у оленеводов бережное отношение к окружающей среде, к природе.

После каслания чум устанавливался в определенной последовательности. Обычно каслание бригады продолжалось с утра до вечера, но оленеводы стремились поставить чум до наступления темноты. Прежде всего выбиралось место. Бригадир, ведущий караваны нарт с оленями `аргыш` останавливался в оптимально удобном месте и показывал оленеводам расположение будущей стоянки. Следующие за ним оленеводы и чумработницы объезжали его с двух сторон и останавливались параллельно в указанном месте. Выбор места обусловлен временем года: зимой чум старались ставить на укрытых от ветра местах, рядом с лесом. Летом, наоборот, на возвышенных, открытых местах рядом с водоемом. Большое место имело и наличие вблизи ягеля, корма для оленей.

Зимой место для чума расчищалось от снега. Часто вытаптывание места предоставлялось детям. После этого взрослые начинали распрягать оленей легковых упряжек `дадю`, дети - оленей, запряженных в грузовые нарты `додю бык`. Как правило, детям поручали более спокойных, ручных оленей. Распаковывать нарты с предметами быта иногда также поручалось детям. Женщины развязывали нарты с шестами и покрышками.

Основные шесты чума по-зырянски называются `мокота` или `тренок`. Трое взрослых брали за шесты и ставили остов чума. В основании чума обычно использовали толстые крепкие шесты. Нижние заостренные концы основных шестов слегка вкапывали в землю или снег. При установке один или два человека поддерживают шесты некоторое время, пока другие шесты не придадут им устойчивого положения. Затем ставили по порядку остальные шесты.

В зимнее время на место, где намечалась середина чума, клали специальное приспособление `пач пу`, затем железный лист для печки `пач лист`. Иногда под лист подкладывали два бревна размером 1-1,5 метров, которые поддерживали его на уровне пола чума, когда снег под чумом подтаивал. По обеим сторонам листа укладывали по две-три доски, служившие в чуме полом `лата`. Размеры приблизительно 0,5 на 4 метра. Иногда их выкрашивали в коричневый или темно-красный цвет. Дальше от костра (летом), от печи (зимой) клали циновки, сплетенные с помощью веревок из березовых прутьев `неру`. После установки чума через узкий вход заносить вещи будет сложнее, поэтому их укладывали до того, как построят корпус чума. Установка приспособлений для подвешивания котла `чукича`- следующий этап сооружения чума. Его устанавливают мужчины, прочно прикрепляя к шестам. Внутреннее убранство чума заносят до полной его установки. На шкуры кладут перину, подушки, одеяла. Впереди устанавливают стол, кухонные принадлежности.

Когда остов чума был поставлен, начинали натягивать покрытия `нюки`. Это делали обычно четыре человека. Два человека специальными шестами `кыпеччан` поднимали `нюки` за кармашки вверх, два других человека держали за боковые края, расправляя, натягивая их, завязывая веревки. Одновременно по команде покрытие поднималось на чум.

При установке зимнего чума сначала натягивали по очереди внутренние покрышки, которые крепко привязывали веревками, имеющимися на углах покрышек, причем концы веревок привязывали у оснований шестов. После этого поднимали и привязывали наружные покрышки. Для того, чтобы края `нюков` не отставали, к чуму снаружи прислоняли свободные нарты. Это также придает чуму устойчивость. Чтобы в чум не проникал ветер, к основанию подгребали снег `кундас`.

Дверь чума образуется свободно свисающим краем одной из верхних покрышек. Две длинные веревки, привязанные к верхним углам верхних покрышек прикреплялись к основаниям шестов. В верхней части чума оставалось отверстие, не закрытое полотнищами. По зырянски оно называется `мокота рузь`. В это отверстие выходит дым или ставится труба. Чтобы дым не задувало ветром в чум, зимой это отверстие прикрывалось небольшим куском старого покрытия `тююсер`.

После того, как чум покрыт нюками и внесены постельные принадлежности, женщины застилали постели внутри чума. Поверх циновок клали оленьи шкуры `ковер воль`. У самого основания шестов `ыыдин` складывали малицы и другие мягкие вещи. Оленеводы часто возили с собой перины и подушки, а также специальные теплые спальные мешки `ышку одьдела`, сшитые из овчины. Днем всё это сворачивалось, а на ночь хозяйка раскладывала постель.

Когда много комаров, спальное место на ночь завешивали специальным пологом `балаган` из цветной ситцевой материи. Зимой использовали полог из плотной материи. Полог прикреплялся к шестам чума у изголовья. На день полог сворачивали в рулон и закрепляли над подушками. Полог также шила сама хозяйка.

Установка чума - дело всей бригады, даже дети принимают в нем участие. При этом сохраняется определенная последовательность, соблюдается техника безопасности.

Мебель в чуме состояла из низкого столика `пызан`, за которым обедала вся семья. Ставился он на время приема пищи в центре перед главой семьи или гостями. Остальные размещались вокруг. Столы изготавливали сами оленеводы.

К предметам быта можно отнести мешки из оленьих шкур для хранения мягких вещей `падко`. Сумочки другого типа `тучу` меньше по размеру и предназначены для хранения швейных принадлежностей. Их шили из шкур с двух оленьих лбов (обычно светлой и темной окраски), соединенных по бокам вставками. Для новорожденных детей северные кочевники изготавливали люльку `потан`. Технология изготовления была известна немногим, поэтому чаще люльку передавали из одной семьи в другую. Этот удобный и незаменимый предмет быта был изготовлен таким образом, что использовался как в повседневной жизни, так и при каслании. Днем ребенок сидит в люльке, ночью его можно уложить (как в кроватку), а во время каслания люлька надежно защищает от холода и ветра.

Необходимым предметом быта оленеводов являлись деревянные колотушки `тропала`. Они служили для выколачивания снега с сиденья нарты, раскапывания снега при осмотре мест для пастьбы оленей и установке капканов. Тропала представляет собой лопатку с вогнутой лопастью. Пол в чуме подметают гусиным или глухариным крылом `борд`. Порядок в традиционном жилище обеспечивается тем, что у каждого человека и каждой вещи есть определенное место. Строго наказывают детей за баловство возле печки или костра. Очаг в чуме - это костер `вольнэй би` или железная печь `корт пач`. Вечером чум освещает лампа. Керосиновую лампу `кересин лампа` подвешивали на крюк. Все предметы быта имеют своё название, используются по назначению.

Жилище северных оленеводов является наиболее приспособленным для суровых условий. В чуме всегда тепло и уютно. Здесь нет ничего лишнего и всё приспособлено для того, чтобы жизнь проходила в своем размеренном ритме, связанном с постоянным кочевьем по тундре. Технология изготовления покрытий, шестов для чума выработана с годами, каждый оленевод хорошо знает, эту трудоемкую работу. Многие названия элементов чума перешли в коми язык из ненецкого вместе с предметами, их обозначающими. Установка, разборка чума делается не стихийно, а в строгой последовательности, даже вещи и приспособления для чума укладываются в установленном порядке. В устройстве чума всё рассчитано для быстрой и легкой перевозки, защиты от негативного внешнего воздействия (холода, комаров). Жизненный уклад оленеводов регулирует тепло, порядок в жилище. Чум является уникальным и вместе с тем самым универсальным жилищем для оленеводов.

Евгения Суббота - ученица Казымской школы

Информанты:
Канев Александр Алексеевич, 1936 г. рождения, с. Казым, пенсионер.
Канева Лукерья Михайловна, 1937 г. рождения, с. Казым, пенсионерка.
Канев Михаил Александрович, 1967 г. рождения, с. Казым, оленевод.
Рочева Васса Алексеевна, 1937 г. Рождения, с. Казым, пенсионерка.

Казым. Земля кошачьего локотка. Россия, Западная Сибирь, Югра. Email [email protected].
Проект осуществляется при поддержке Комитета по внешним связям Правительства Ханты-Мансийского автономного округа - Югры.

Made with PersonalSystems, powered with MovableType.

Продолжаю рассказ об Ижме - удивительном краю в глубине Республики Коми, где живёт самобытный народ коми-ижемцев и легко ощутить себя иностранцем. В прошлой части мы осмотрели село Ижма - настоящую столицу этого края, теперь же выйдем за её пределы.
. В селе Сизябск в 6 километрах от Ижмы несколько лет назад местная жительница Зинаида Павловна Вокуева организовала небольшой этнографический музей, самая известная "изюминка" которого - настоящий чум с живыми оленями. О хождении к ней через реку и две деревни и пойдёт речь.

С набережной Ижмы как на ладони четыре села за рекой - в этой "агломерации" живёт добрая половина население Ижемского края - а это всего лишь 19 тысяч человек. В самой Ижме - четыре тысячи жителей, в каждом из четырёх сёл в среднем по тысяче.
С лева направо (то есть с юга на север) - почти не заметный Гам, где есть обезглавленная деревянная Сретенская церковь (1905):

Мохча - самое внушительное из четырёх селений, родина великой лыжницы Раисы Сметаниной. Самая заметная его часть - высокая, типично северная щелья, то есть обрывистый берег. Еще тут есть церковь (о ней позже) и деревянная водонапорка на горе, издали похожая на острожную башню:

Бакур - ближайшее к Ижме село, справа просматривается обезглавленная и превращенная в клуб Спасская церковь (1867-75):

И цель предстоящего похода - Сизябск с Благовещенской церковью (1843-45). Дом Вокуевой не виден за ельником в левой части кадра:

Впрочем, глазами всё это не видно - кадры сняты 20-кратным зумом. Да и о том, где чум, я не знал - почему-то дозвониться Зинаиде Павловне я так и не смог, и по прибытии в Ижму ещё и долго колебался, надо ли идти на удачу. Но помогли обстоятельства: это тут, в Москве снег в апреле вызывает возмущение и мысли о распилах-и-откатах, там же в это время только-только кончается зима. В 8 утра, когда почти всё ещё закрыто, было порядка -15, и чтобы не мёрзнуть, я решил хоть куда-нибудь идти. Очень кстати подвернулась тропа на тот берег:

Из заречных сёл в Ижму ходили люди вполне цивильного облика, один раз мимо проехали сани (не снимал - у меня и так вид слишком дикий для этих мест). Прямая дорога по руслу ведёт в Мохчу, а тропа на Бакур и Сизябск ответвляется и уходит в кусты:

Хотя ширина речной долины - километра три, на реку приходится от силы процентов 20 - в основном же путь лежит через пойму. Не знаю, насколько она проходима летом - наверняка здесь протоки да болота, зимой же это кратчайший путь.

У меня была мысль отдельно зайти в Мохчу, но поленился. Может быть и зря - село судя по всему очень красивое. В облике Воскресенской церкви (1830-32) даже и без главок угадывается устюжское барокко, столь хорошо воспринятое коми.

Центр села с большой буквой "М" - видно, что тут живут патриоты своего населенного пункта. В случае с ижемцами это не кажется такой уж иронией.

Потом мне попалась асфальтовая дорога, идущая прямо через снега речной поймы - будто асфальт лежит на льду. Она ведёт к речному порту на двух берегах у северной окраины Ижмы, и движение по ней для такой глубинки весьма активное. Кстати, после Троицко-Печорска, Инты и Воркуты это был первый асфальт без снега, по которому я шёл.

Бакур - типичное ижемское село. Старые избы-керки здесь в основном обшиты досками и покрашены, дома стоят просторно, но по холмам. Попадаются избы-особняки - фирменная особенность Ижмы, где среди крестьян-оленеводов и купцов не редко попадались и миллионеры. Тут явно жил не миллионер, но успешный крестьянин:

Многие дома стерегут вот такие собаки, похожие на гибрид песца с белым медведем. Показательно, что НИ ОДНА из них на меня не гавкала. но впрочем, по глазам видно, что кобель своё дело знает. Не завидую тому, кто влезет в этот двор без спросу - такой не кусает, а откусывает.

Пока люди ждут автобуса на остановке, крестьянин перегоняет лошадей. Лошадь или снегоход - штуковина здесь не менее полезная, чем машина. Кстати, обратите внимание, как пристально в мою сторону смотрят - при том, что фотографирую я от пояса, большим зумом и по Солнцу (то есть мужику оно светит в глаза).

Центр села на холме. Именно здесь увидел сани с заглавного кадра - был большой соблазн снять наездника на фоне деревни, но побоялся, так как он меня стопроцентно заметит.

На холме - уже упомянутая церковь-ДК с воинским мемориалом у апсиды. Три неизменных атрибута российского села в одной постройке.

Школа удивляет своей опрятностью даже в контексте опрятной Ижмы. Обратите внимание на деревянную вертушку. Было бы желание - из дерева можно соорудить почти что любое благо цивилизации.

Надо заметить, что местные не сводили с меня глаз почти всё время, что я был в их поле зрения, что в сочетании с чужой речью вызывало явный дискомфорт. Особенно когда у церкви-ДК наткнулся на пятерых мужиков, которые криком что-то обсуждали, активно жестикулируя..
Но Бакур пройден - впереди Сизябск на живописном угоре:

Благовещенская церковь - угадывается провинциальный классицизм:

Пока шёл, была мысль спросить у кого-нибудь (например, мимо проходила интеллигентного вида женщина, похожая на учительницу), где тут чум - но постеснялся. И в общем начал уже нервничать - но обернувшись у входа в село, вдруг увидел искомое:

Современная избушка с чумом на заднем дворе. Да еще и труба дымит - значит, там точно кто-то есть!
Через несколько минут я подошёл к дверям, пару раз позвал, но подойти не решался: если людей с этого кадра здесь в тот момент было, до собака была и исправно гавкала.

В итоге, убедившись, что она привязана хорошо и до крыльца не добежит, я всё-таки позвонил в дверь. На крыльцо вышла невысокая, уже немолодая женщина, по виду - чистокровная коми. Это и оказалась сама Зинаида Павловна, и вскоре она поила меня чаем в музейной половине избы.

Оказалось, что "чум-музей" - формулировка от истины весьма далёкая. Официально проект Зинаиды Павловны называется "Войвыв сикт", что переводится как "Северная дервня", и чум там может и самая известная часть, но не главная. Сейчас Вокуевой принадлежат две избы - жилая, где находится чум и "общая" часть музея, и полностью музейная в глубине села. Помимо музея, это и гостевой дом, который может принять до 8 человек. В общем, очень похоже на дом Нины Николаевны в мезенском селе Кимжа, где я был этим летом. Но у Вокуевой, это видно, масштаб пока больший (как минимум потому, что её проект старше).

Музейная комната посвящена в основном раритетам советской эпохи, и выполняет роль гостиной. К чаю Зинаида Павловна угостила меня ижемскими шаньгами - очень вкусный "бутерброд с хлебом", то есть плоская лепёшка из слоёв чёрной и белой муки. Позже в Сыктывкаре я попробовал таких же шанег - но уже с картошкой или творогом вместо "белой" части. Есть у Зинаиды Павловны и другие традиционные северные блюда вроде строганины или оленьего мяса - но это уже только для тех, кто приехал надолго, так как одни надо готовить, а к другим туристу надо привыкать.
Сам же музейный зал, хотя и посвящен советской эпохе, поражает своим колоритом.

Зинаида Павловна успела мне рассказать очень многое. Например, о том, что олени у неё недавно умерли - и как она считае, умерли от сглаза, так как содержала она их хорошо и они были здоровы. Дело в том, что оленеводы - народ до крайности суеверный, и считается, что оленей не должны видеть и тем более фотографировать чужаки. Когда на Ижму хотели приехать журналисты для съёмок научно-популярного фильма, на контакт не пошла ни одна артель. Музей этот им - как заноза, и всё-таки радует, что магия на Севере в большем почёте, чем саботаж. Так преломилось тут православие - коми забыли языческих богов, но их мир всё равно пронизан потусторонними силами, которые так же реальны, как например животные.

Анбур - алфавит Коми. Усть-Вымь - не буква, а место, где всё начиналось.

В сенях - экспозиция охоты, рыболовства и оленеводства:

Приглядитесь к этим вещам - широкие лыжи, огромный старый рубанок, деревянные щипцы, используемые при дублении оленьих шкур. В избушке - птичий хвост и старый-старый обрез (или это пистолет? но тогда ему лет двести!). Что означают эти птичьи хвосты, мне никто объяснить не смог - хотя такой же я видел, например, в сыткывкарском музее. Может, просто русским это знать не положено? Например, у удмуртов крыло рябчика в чёрном коробе было главным элементом молельни..

Во дворе - вот такая вот очень добродушная собака, которая при виде гостя начинает скакать на задних лапах. К ней можно подойти - она обнимет и будет лизаться, да при том с такой радостью, что становится даже жалко уезжать.

А вот и собственно чум. Прогресс затронул и эти древние сооружения - современные чумы обшивают не шкурами, а шинельным сукном:

Простая и совершенная постройка - сложенные конусом длинные жерди, обтянутые прочной материей. Внутри уже давно не очаг, а печка-буржуйка:

На фотографии этого не видно, но помещение чума довольно крупное, а благодаря высоте еще и очень просторное. Здесь даже уютно. И что интересно - это не старинный чум с очагом и шкурами, а именно современный. В таких работают оленеводы в наши дни. Да и просто следы присутствия вроде стаканов - чум не выглядит музеем.

Больше всего впечатляет простота: разобранный чум легко можно увезти на легковой машине. Собственно, периодически Зинаида Павловна и возит его на выставки. Мир из двери чума выглядит иначе:

Примерно в середине моего пребывания в дом натурально вломилось человек 5 мужиков и одна женщина. Оказалось - ребята из деревни Гам отдыхать приехали, хотели у Зинаиды Павловны арендовать "ватрушку" (типа спасательного круга) и с горки покататься в своё удовольствие. Чум для них был такой же диковинкой, как и для меня - это опять о закрытости оленеводческой касты. Вообще же, сюда целесообразнее приезжать отдохнуть, а не посмотреть. Потенциал глухих уголков Русского Севера для "деревенского туризма" грандиозен - и хорошо, что такие как Зинаида Павловна или Нина Николаевна с Мезени понемногу начинают его осваивать.
На всякий случай дам здесь и телефон этого места, который почему-то не нашёл в интернете: 8-912-56-25-228 и 8-904-27-05-391.
Сфотографировать себя Зинаида Павловна не позволила, но как оказалось, это была не последняя встреча.

До автобуса обратно в Ижму (а пешком я шёл около двух часов, что повторять мне не хотелось) оставалось около получаса, и я успел немного погулять по Сизябску. Беспредельно огромные ижемские керки - даже на Мезени мне не случалось видеть трёхэтажных изб!

Главная улица. Администрация с флагом Коми без флага России:

Магазин "Надежда", от которого отходят маршрутки. Раз 6 в день они ходят в Ижму, еще раз шесть - в Гам, через все четыре села.

Избы размером с многоквартирный барак и колодец:

Удивительный воинский мемориал с птицей:

И только оленей на Ижме мне увидеть не довелось - они уже ушли на летние пастбища вдоль Чёрной реки в Ненецком АО.

На остановке к приезду автобуса собрались люди. Говорили с ощутимым акцентом, и в целом было видно, что русский язык селянам даётся с некоторым напряжением. Мимо проехали две очень симпатичные девицы на снегоходе - очень хотелось их заснять, но не рискнул.
Да-да-да, я в курсе, что Вам "очень хотелось бы посмотреть на лица", а без лиц Вам ску-у-у-у-чно. Но не умею я фотографировать людей незаметно, да и не люблю, а как бы они себя повели, если бы заметили - я честно не знаю. Поэтому - только издалека:

На маршрутке я уехал назад в Ижму, которую мне ещё только предстояло осмотреть:

Есть в Ижемском краю и ещё несколько селений - Брыкаланск, Усть-Ижма, Щельяюр на Печоре. Во многих сохранились церкви, а как видно из этого поста, любое ижемское село богато артефактами. Ижемский край так мал и безлюден, что не так сложно осмотреть их все. Летом на Ижме проходит большой и красочный народный праздник Луд, а севернее лежит еще более заповедная старообрядческая Усть-Цильма, куда я может быть еще доберусь летом, по пути в Нарьян-Мар.

Но третья часть об Ижме будет не об этом - мы ненадолго вернёмся в Сыктывкар.

КОМИ-2011
"Упекли пророка в Республику Коми. ". Обзор поездки.
Южная Коми.
Печорская магистраль. Коноши - Микунь.
Усть-Вымь. Древняя столица Малой Перми.
Сыткывкар. От вокзала до Стефановской площади.
Сыктывкар. Старый город и Кируль.
Ыб и Выльгорт. Окрестности Сыткывкара.
Средняя Коми.
Печорская магистраль. Микунь - Ираель.
Ухта. Нефтяная столица Коми.
Троицко-Печорск. Ворота Северного Урала.
Ижма. Столица.
Ижма. Мохча, Бакур, Сизябск. Дорога к чуму.
Ижма в Сыктывкаре.
Северная Коми.
Печорская магистраль. Инта - Воркута.
Инта.
Воркута. Общее.
Воркута. Частности.
Воркута. Рудник.
Воркутинское кольцо.
.

Чем удивит гостя республика Коми

22.03.2018 в 13:59, просмотров: 852

Название этого российского региона не склоняется, название его столицы вряд ли кто-то произнесет с первого раза, а еще на его территории находится село с самым коротким в России названием на Ы. Правда, вряд ли большинство наших соотечественников осведомлены об этих особенностях региональных топонимов.

Ближе к легенде

Легенда или нет, но ходить на лыжах в республике умеет, кажется, каждый.

Лямпиада проходит в селе Большелуг в часе езды от Сыктывкара, столицы республики. В нем проживает около тысячи человек, а в день соревнований приезжают в два раза больше. С 2018 года забеги на лямпах и лызях включили в состав национальных видов спорта, а значит, по ним можно получать спортивные звания. Это, как считают организаторы, увеличит число желающих. Хотя недостатка в таковых тут и без того не испытывают. В 2018 году в Лямпиаде приняли участие более 700 человек. Самой младшей нет еще и трех лет, старшие – уже глубоко пенсионеры.

- Это летний чум - он только из брезента. Зимний чум – это когда поднимают еще и суконную ткань, шкуры. Собирается легко: если все внутри облагородить, то уйдет часа два. А если просто поставить жерди и нюк (вот это покрытие), то полчаса. Летом у меня сюда помещалось человек 30 человек. Это если просто чай пить. А у оленеводов, которые с чумом кочуют и спят в нем, ну человек на 10, - рассказывает хозяйка.

Для меня и этот чум, и оленина на печке, и покрывало из шкур – настоящая экзотика. Для многих коми – это повседневная реальность, лучше и удобнее которой до сих пор ничего лучше не изобрели.

- Я в таком чуме родился, рос до школы, с ним кочевали в тундре, а зимой – в тайге, - рассказывает Егор Рочев, житель Ижмы. Он стоял неподалеку от переносного жилища, и я обратила внимание на его необычный наряд. - Сейчас, конечно, что-то по-другому. Ездят на снегоходах, освещение в чуме от лампочки, а не керосинки, есть бензопилы и сотовые телефоны. Но лучше чума так ничего и не придумали. Попытались жить в балках, перевозить их на технике. Но там не сушатся одежда и обувь, стоит сырость, запах. А в чуме все хорошо просыхает, внутри идет циркуляция воздуха.

Жизнь вокруг оленя

Оленей, из которых и делают пимы, конечно, жалко. Говорят, они очень дружелюбные и чем-то похожи на собак: так же подходят к человеку, тычутся в руки теплым носом, выпрашивая угощение. Однако тем, кто считает убийство оленя жестокостью, стоит приехать в какой-нибудь северный край и внимательно посмотреть по сторонам. Без добычи оленя туго придется даже сейчас. Ни одни самые добротные итальянские сапоги и пуховик не спасут вас в тридцатиградусный мороз. Ни один брезент не заменит в чуме оленьи шкуры. Да и потом, пимы – это просто лучшая обувь, что я носила в своей жизни: удобная, теплая, легкая. Правду говорят: трудно придумать что-то лучше, чем наши предки.

Тропой охотника

- На охоту могли уйти на полгода, радиус похода – 200 км от деревни. При таких довольно суровых условиях жизни средняя продолжительность жизни зырянина (т.е. коми – М.А.) составляла 60 – 90 лет. Всего того, что росло в лесах, хватало для полноценного образа жизни. С семи лет уже умели держать ружье в руках. Но оружие никогда не было основополагающим в охоте. Главное – это ловушки, капканы, то есть охота была собирательной. Это было важно: пока ты зарядишь ружье, вся дичь разбежится. Интересно, что если в семье не дожидались сыновей, то и дочь с детства ходила на охоту и училась всем премудростям, - рассказывает наш проводник.

Одной из главных таких премудростей всегда была взаимовыручка. У каждого охотника в лесу была избушка – для ночевки и отдыха. В ней всегда имелся запас соли, какой-никакой еды. Каждый мог даже в отсутствие хозяина зайти – переночевать, воспользоваться запасами, а по возможности и пополнить их. Дверь в такую избушку всегда оставалась открытой. Если же хозяин был жадным и недружелюбным, постройку сжигали без малейшей жалости. Такое наказание считалось заслуженным: нарушать веками принятые законы гостеприимства и помощи нельзя. Ведь тут точно знают: лучше, чем у предков, еще ничего не придумали.