Чума на оба ваши дома виторган
Итак, Ромео и Джульетта мертвы. Герцог веронский, чтоб избежать дальнейшего кровопролитья и создать родственные связи между семьями Монтекки и Капулетти, приказывает им найти молодого человека и девушку из враждующих семей и обвенчать их. Что делать? Воля герцога – закон. Но, как говорится, закон – что дышло… Поэтому и Монтекки, и Капулетти решают схитрить и подложить друг другу свинью. Поженить собираются самых никудышных: беременную Розалину и беспутного хромого пьяницу Антонио. Но, как это часто бывает, что-то пошло не так.
Замечательный спектакль, смотрится на одном дыхании. Актерские работы великолепны.
Если вас не смутит то, что действие пьесы было перенесено в 1920-е годы, очень советую посмотреть спектакль.
Отличный спектакль, где показаны многие человеческие пороки и стороны человеческого существа. Актерам - браво, особенно хороша Оксана Голубева в роли мадам Капулетти, актриса очень харизматичная. Итальянские страсти с эмоциями на вынос и борьбой характеров. Рекомендую обязательно, оценка - отлично!
Актеры виртуозно и феерично разыгрывают свои партии.
И тут мне хочется поимённо назвать всех артистов!
Герцог Веронский – Кирилл Анисимов
Сеньор Монтекки – Алексей Анненков
Бенволио (друг Ромео) – Андрей Крупник
Антонио (жених и дальний неаполитанский родственник) - Ибрагим Гагиев
Сеньор Капулетти – Анатолий Морозов
Сеньора Капулетти – Оксана Голубева
Розалина (невеста и племянница) – Татьяна Мухина
Бальтазар (слуга Ромео) – Михаил Железнов
Самсон (слуга Ромео) – Юрий Ларев
Брат Лоренцо (Францисканский монах) – Анатолий Федоренко
Джорджи (негоциант из Венеции) – Станислав Эвентов
И обязательно поблагодарить всех жителей Вероны!
И приезжего из Иерусалима (а будет и такой персонаж) в исполнении Сергея Виноградов (он же режиссер спектакля).
Сеньора Капулетти получилась у Оксаны Голубевой похожей на гангстершу из Чикаго, Аль Капоне в юбке – нахальная и дерзкая, с приблатнённым накатом в голосе. Муж под каблуком, всё под контролем.
Розалина Татьяны Мухиной - очень трогательная в вынужденной агрессивности и беззащитной доверчивости.
Давно была наслышана про Алексея Анненкова и Ибрагима Гагиева – теперь убедилась сама в бесспорной правоте всех благодарных зрительских комплиментов в их адрес.
Как хороша сцена, когда на вечеринке, с изнемогающих и истерзанных вечным противостоянием сеньоры Капулетти (Голубева) и сеньора Монтекки (Анненкова) внезапно вдруг слетают хищные маски, и они превращаются в простых Юлию и Пьетро, и выясняется, что они знакомы с детства и когда-то были влюблены друг в друга.
Любое появление на сцене Антонио (Гагиева) превращается в праздник жизни.
Получилось у Кирилла Анисимова показать силу в кажущейся слабости герцога Веронского. И верю, что безбашенный Бенволио Андрея Крупника скоро станет мрачной тенью хозяина города и наведёт свои порядки в Вероне.
В спектакле блистал каждый актер! Каждый!
Как из собственного теплого дома выходила из Театра под рук.А.Джигарханяна в ноябрьскую московскую зиму.
Очень актуально звучит тема цинизма, когда человеческие жизни становятся пешками в игре чужих интересов - бизнеса, политики и пр. Стильный современный спектакль, прекрасная режиссура, рекомендую!
Великолепная Верона и в похороны, и в карнавал, и в свадьбу, и в чуму - два стола, лавки, стулья и вино. Главное - люди, актеры. Для меня самым-самым стал Ибрагим Гагиев, Антонио. Появляется внезапно, "приглашенное лицо", с Ромео даже и не знаком был, и вдруг превращается в главного персонажа. Пьяница, бабник, игрок - как не полюбить? В итоге - самый человечный и хороший из всех, и Монтекки и Капулетти. Глядя на них, становится страшно.
Все рыдания над гробами детей в начале - ерунда, как показывает Горин, ничего бы не изменилось, и с Ромео и Джульеттой было бы то же самое. Слишком много "кроме любви" еще в жизни двух многоуважаемых семей - денег, обязательств, долгов, грязи. Собственно, и Джульетту так же пытались продать подороже. Да и всех девочек в те времена :((
Синьору Капулетти жалко, мне всегда было жалко, и когда она в классической версии говорит, что "а я в твои годы была уже замужем". И тут тоже жалко, несмотря на то, что она творит своими руками. Сказочная Оксана Голубева, блистательная. Она хотя бы грамотная! Розалина, ее племянница, в конце признается, что читать не умеет :(
Что ж за жизнь-то такая. Девочки неграмотные, в 12 лет замуж выдают, мужики режут друг-друга, чума, причем в буквальном смысле - с бубонами, блохами и трупами, почта не ходит. И это просвещенная Европа!
Финал открытый. Я предпочитаю верить, что все кончилось хорошо, хотя бы для тех, кто решил все бросить и "делать любовь, а не войну".
Очень хорошо. И страшно.
Пошли на спектакль по двум причинам:
1) автор Григорий Горин - почти беспроигрышный вариант, и редко какому театру удается испортить пьесу своей постановкой
2) театр Джигарханяна по нашему опыту - добротный театр и современный театр, сочетающий классическую добросовестность в интерпретации материала с современными выразительными средствами.
. и убедились в правильности выбора.
Актуальная тема (к сожалению), превосходная постановка, убедительная игра актеров, в особенности стильной Оксаны Голубевой и трогательной Татьяны Мухиной.
И, конечно, ироничный Алексей Анненков стоит отдельного спектакля, который, впрочем, в репертуаре театра имеется ("Театр времен Нерона и Сенеки")
PS
еще есть третья причина выбора спектакля, но это "сугубо личное": стараюсь не ходить на постановки, где занято меньше 5 актеров. В этой постановке - много больше. )))
Эта пьеса - как бы продолжение "Ромео и Джульетты", фантазия на тему "что могло бы происходить в Вероне после смерти Ромео и Джульетты".
А происходит там следующее: герцог Веронский решает наконец покончить с войной двух домов с помощью свадьбы. Породнившись, считает он, они перестанут воевать. Ромео и Джульетты уже нет, но можно выбрать другого жениха, другую невесту. и семьи Монтекки и Капулетти выбирают. Разумеется, к выбору они подходят специфически, выбирая жениха и невесту так, чтобы как можно больше насолить семье врагов. Жених и невеста не в восторге друг от друга, но видя выгоды, которые сулит им этот брак, согласны на эту авантюру. Казалось бы, ситуация разрешилась ко всеобщему удовольствию, однако нет: появляются все новые и новые обстоятельства, препятствующие этому браку, - сначала смешные, потом менее смешные, потом уже совсем не смешные. История, таким образом, повторяется: снова двое, принадлежащие к враждующим семействам, никак не могут пожениться. Сначала это, как и положено повторению истории, выглядит как фарс. Но чем дальше, тем сильнее привкус трагического в этом фарсе.
Эта история населена людьми-обстоятельствами, людьми, которые волнуют остальных только как условия задачи, некие переменные, которые нужно учитывать при решении. Есть хозяева ситуации, те, кто грызутся за влияние, за выгоду, за деньги, за расположение герцога, - и есть фигуры, используемые хозяевами для достижения целей. Самым наглядным примером человека-обстоятельства, конечно, оказывается дочь главной героини (хотя - главной ли. ), которая сама по себе не волнует вообще никого, даже собственную мать, как выясняется ближе к концу второго действия. Всех волнует только: кто отец? Когда родится? Успеют ли сыграть свадьбу? Где и с кем будет жить? Что унаследует? Как к ней относится герцог? Хорошо ли ей, плохо ли ей, что нужно ей самой - такие скучные вопросы, кого они интересуют, право. Но все сказанное о ней в какой-то мере относится и к остальным персонажам. Для глав семейств все прочие члены семьи - просто ресурсы, которыми можно распоряжаться; для герцога такими ресурсами являются и сами семейства. Каждый ведет игру, свободно распоряжаясь имеющимися у него средствами, то есть, другими людьми и их судьбами.
Честно говоря, если в первом действии мотивы героев выглядят обоснованно, то, вспоминая события второго действия, я довольно часто по разным поводам думала "не верю". Не верю, что герцог будет подначивать к дуэлям в собственном городе (ему же потом разгребать последствия!), а потом поступится властью и даст другим вершить суд и распоряжаться там, где должен бы все решать он сам. Не верю, что влюбленные настолько не в состоянии держать свои свидания в тайне, что уже через две недели о них знает весь город - и при этом их никто не может найти. Еще много во что не верю. Но это такие вещи. вроде того, почему Гамлет не убил Клавдия, пока тот молился. Такой поступок был бы логичен, но пьесы не было бы. Так и тут, для того, чтобы привести героев туда, где они оказались в финале, нужно было создать обстоятельства, которые, на мой взгляд, не всегда выглядят естественными и правдоподобными.
Но все это я пишу уже сейчас, постфактум, а тогда, в процессе, правдоподобность не имела никакого значения, что само по себе довольно-таки значимый показатель.
Герои спектакля одеты во вполне современные костюмы, и это, кроме намека на "вневременную" актуальность истории, создает еще один занятный эффект. Лишенная звона шпаг, исторических костюмов и прочих романтизирующих элементов, вражда двух семейств становится тем, чем она и является: полукриминальной грызней, когда за власть, а когда и вовсе не пойми за что, совсем не красивой и ничуть не благородной. А при взгляде на влиятельные семейства на язык так и просится слово "мафия". Вслух, кажется, никто этого так и не произнес, но иногда оно просто-таки витало над сценой. Особенно прекрасен в этом плане (да и во всех остальных тоже) был образ мадам синьоры Капулетти.
В семье Капулетти вообще отыгран прекрасный перевертыш гендерных ролей: муж, который ничего толком не понимает в происходящих вокруг интригах, хитрый на свой лад, но простодушный, периодически нуждающийся в опеке и даже в спасении, - и жена, которая, несмотря на вылезающие временами замашки атаманши разбойников, не станет останавливать на скаку никакого коня, а просто отдаст пару приказов, закрутит пару интриг, кем-нибудь отманипулирует - и избы будут потушены, кони остановлены, и все это добро как-то незаметно перейдет в ее владение. Ею я честно любовалась весь спектакль. Ею - и ее прекрасным дуэтом и синьором Монтекки, хотя вообще, конечно, стоило бы перечислить всех героев поименно и сказать о том, что они отлично играли, потому что это правда. Но сердцу-то не прикажешь :)
В общем, спектакль хорош. Он совершенно не затянут, несмотря на почти трехчасовую продолжительность, динамичен, смешон, трагичен временами, контрастен (только что было смешно, потом тебя немножечко впечатывает в довольно тяжелую ситуацию, а потом, сразу после, неожиданно опять смешно) и. я уже говорила, что он хорош? Ну, на всякий случай повторю.
В истории с публикацией Алексеем Навальным документов об итальянском виде на жительство Владимира Соловьева мне не нравится решительно всё. Но больше всего — то, что люди, сочувствующие Навальному, ставят Соловьеву в вину прописку на озере Комо. Вместо того чтобы предъявлять претензии Навальному. Это вопрос проседания, размытия, болезни морали в современной России. Похоже, метастазы пошли по обе стороны баррикад. К сожалению.
Поминая св. Дарвина. О книге Аси Казанцевой "Мозг материален"
У меня нет никакой симпатии к Соловьеву. В середине нулевых мы попеременно вели утренний эфир на "Вести FM", и Соловьев уже тогда кичился тем, чего, на мой взгляд, следует стыдиться. Он наезжал на тех, кто был слабее его, — и ходил на цыпочках перед теми, кто сильнее. "Представься, мразь!" — это его фирменное в эфире. Но посмотрите соловьевские интервью с Путиным: о господи, где здесь обычные смелость и жесткость? Тут наш наглец и смущен, и делает книксен. Я не против эфирной наглости, но считаю, что наглеть следует лишь с теми, кто может дать тебе сдачи, — тут мы с Соловьевым расходимся…
Впрочем, к теме. Итак, Алексей Навальный предъявил публике фотокопию вида на жительство Соловьева в Италии, что, по мнению Навального, доказывает двуличие Соловьева, на словах русского патриота и защитника устоев. У меня в связи с этим два вопроса. Первый: европейский вид на жительство — это персональный документ, с которым его обладатель знакомит лишь пограничника или чиновника. Я не юрист и не знаю, нарушает ли такая публикация статью 137 УК РФ о разглашении персональных данных. Но я журналист и поэтому понимаю, что документ, связанный с Соловьевым, был добыт теми же методами, какими раскрывалась личная жизнь Навального, когда его в частных поездках преследовала съемочная группа какого–нибудь LifeNews. То есть когда фээсбэшники сливали лайфньюсовцам данные слежки и прослушки Навального, — что, с моей точки зрения, полнейшая мерзость. А теперь Навальный пользуется такими же методами — и даже не ретуширует номер документа и вписанные в него имена детей. Просто потому, что Соловьев для него враг. И сторонники Навального этим восхищаются. Хотя их возмутила бы, полагаю, публикация страниц загранпаспорта самого Навального — или копия документов любого другого человека из рядов "своих". Например, копия американского и французского паспортов Владимира Познера.
Второй мой вопрос еще горше. А почему вообще вид на жительство (или даже само жительство) в Италии ставится Соловьеву в вину? Чем это отличается от претензий сторонников Соловьева, которые, пока ты живешь в России и жизнью в России недоволен, кричат: "Как ты, мразь, смеешь ругать страну, которая тебя вырастила?! Не нравится — вали. " А когда валишь, орут: "Не тебе, мразь, колбасный эмигрант, учить нас, как нам жить!" Еще раз: с моей точки зрения, Владимир Соловьев и как человек, и как эфирный ведущий — скверен, негоден. И — да! — он мой идейный враг. Но это не значит, что с врагами допустимы методы, которые мы не хотим, чтобы применялись к нам. Нельзя, например, врагам ставить в вину внешность, национальность, цвет кожи, место рождения или сексуальную ориентацию. Нельзя ставить в вину и место проживания.
Любой человек вправе жить или проводить время там, где считает нужным, — и говорить при этом все, что он считает должным. Можно жить в России и день за днем ругать Россию; можно жить на озере Комо и быть комофобом. Это не грех, а одно из важнейших достижений той цивилизации, к сторонникам которой относимся, полагаю, и мы с Навальным. Тот же Познер недавно интервьюировал знаменитого лингвиста Ноама Хомского, который, живя в Америке, постоянно Америку ругает. Но никто не ставит это ему в вину. Потому что свобода слова — она для всех. Не только для Навального, но и для Симоньян, Киселева, Соловьева. Нельзя жить по принципу "своим можно все, а чужим — ничего".
И еще. В России считается почему–то, что победа над врагом состоит в уничтожении врага. Я в меньшинстве, когда твержу, что ты проигрываешь борьбу, когда начинаешь перенимать вражеские методы. Ты тогда незаметно перерождаешься, превращаешься в своего гонителя — а знак неважен. В ответ я слышу неизменное: "Да, а как они нас?! На войне как на войне!" Но тут, боюсь, как прав знавший толк в войнах Хемингуэй: победитель не получает ничего.
Посвящается моей жене Любе.
Бартоломео делла Скала – герцог Веронский.
Бенволио – племянник, друг покойного Ромео
Антонио – дальний родственник из Неаполя
Бальтазар – слуга Ромео
Валентин – брат покойного Тибальда
Самсон – слуга Джорджи – негоциант
Брат Лоренцо – францисканский монах, он же – Хор в прологе.
Горожане Вероны, музыканты, родственники и слуги обоих домов, солдаты.
ПРОЛОГ
Несколько молодых пар увлеченно фехтуют, затем, поразив друг друга, падают замертво.
Появляется Хор. Печально оглядывает лежащие тела.
Нет зрелища азартнее на свете,
Чем зрелище борьбы Монтекки с Капулетти!
Звенят клинки! Кровь льется! Горы трупов!
И ненависть кипит! И смерть справляет праздник!
И кажется, никто уже не в силах.
Утешить боль и мертвых воскресить…
Один – театр!
Один он может все…
Почтеннейшая публика!
Для вас
Мы вспомнили старинную легенду,
Воспетую Банделло и Шекспиром,
(А, может быть, и кем-нибудь еще,
Но менее известным и забытым…)
Давно замечено: у истинных легенд
Нет окончаний, есть лишь продолженья:
Сюжет, наполненный чужим воображеньем,
Становится правдив, как документ.
(Достает старую рукописную книгу)
И нам попался этот манускрипт,
Где та история изложена подробно,
Поскольку и записана она
Со слов монаха, очевидца тех событий
По имени Лоренцо… францисканца…
Здесь на гравюре он изображен…
Наверно, вам не видно?…
Попытаюсь
Сейчас его поближе показать…
(Быстро накидывает плащ с капюшоном).
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Звучит печальная музыка.
На сцену выплывают два гроба. За ними в траурной процессии появляются представители домов Монтекки и Капулетти.
Монах Лоренцо негромко читает молитву по-латыни. Вместе со своей свитой входит Герцог.
(Неожиданно сбился, утирает слезы, пытается продолжить с пафосом)
Слова… Слова… Я так устал от слов…
Их небо и земля не в силах слушать,
А люди неспособны понимать.
К ушам живых пробиться невозможно, —
Лишь с мертвыми достойно говорить!
(Обращаясь к гробам)
Прости вас Бог, о юные созданья.
А вы простите нас, тех, кто взрослей,
И, значит, быть должны мудрее и терпимей,
Но предпочтивших глупость и раздор!
Отцов простите ваших, матерей,
Состарившихся братьев и сестричек…
Они живут! И страсти их кипят!
Но в тот костер, что согревает страсти,
Они послали почему-то вас…
И герцога Вероны, что поставлен
Над всеми, чтоб порядок и закон
Царил здесь, я молю простить!
Поскольку
Порядка нет… закон не соблюдают…
Но герцог ваш не умер от стыда.
(Неожиданно резко меняет тон, обращаясь к траурной процессии.)
А теперь несколько слов вам, достопочтенные семьи Монтекки и Капулетти! Мертвые не отвечают, живые не слушают. Вы – посредине! Еще не умерли, уже – не живете! Ибо существование, отравленное ненавистью, не есть жизнь! Я должен бы выслать вас всех из Вероны, но не могу взять на себя грех перед другими городами Италии! В последний раз, над телами двух безвинных детей буду просить… (Опускается на колени). Мой возраст старше. Мой род – именитей! Но я смиренно молю вас: забудьте прошлые обиды и в «знак мира и согласия пожмите друг другу руки! Синьор Капулетти… Синьор Монтекки!
Капулетти. Ваше высочество, я, собственно, никогда и не отказывался… Моя жена – синьора Капулетти, тоже. И если синьор и синьора Монтекки согласны, мы бы могли показать пример другим парам… Герцог. Вы, Монтекки?
Монтекки (мрачно). Ваше высочество… К сожалению, моя супруга, синьора Монтекки, не выдержав случившегося, вчера ночью скончалась… Так что парная симметрия, о которой так размечтался достопочтенный синьор Капулетти, вряд ли возможна…
Синьора Капулетти. Примите наши соболезнования, синьор Монтекки! Но должна отметить, что даже такую печальную новость вы умудрились сообщить со свойственной вам желчной иронией!
Монтекки. Моя ирония, достопочтенная синьора Капулетти, отступает перед вашей чудовищной способностью обижаться!
Капулетти. Я бы просил вас, синьор, разговаривать с моей женой учтивей! Какой пример вы подаете молодым?
Капулетти. Да как вы смеете?! Герцог (устало). Синьор Монтекки, я же просил… Монтекки. Уверяю вас, ваше высочество, я никого и не хотел обидеть… Что ж здесь дурного, если в роду и были портные? Иисус Христос из рода плотников – и не стеснялся! А что касается молодых Монтекки, то, я думаю, у них свои головы на плечах! Они сами выберут примеры для подражания. (Бенволио). Не правда ли, племянник?
Бенволио. Разумеется, дядя… И если его высочество Герцог прикажет, я пожму руку любому из Капулетти. Монтекки (одобрительно). Вот видите… Бенволио. Тем более, что после гибели благородного Тибальда там драться уже, в общем-то, и не с кем! Монтекки. Логично.
Валентин (выбежал вперед). Это – оскорбление, синьор! Я – брат покойного Тибальда, и готов немедленно принять ваш вызов!
Бенволио (снисходительно). Лучше протяни руку, мальчик, а то придется протянуть ножки!
Валентин. Защищайтесь! (Выхватил шпагу, бросился к Бенволио).
Герцог (решительно встал). Молчать. Всем замолчать! Какой позор! Над мертвыми размахивать клинками! И эти люди говорят о благородстве, о чести и достоинстве домов. Стыдились бы хоть горожан и слуг! Простые неиспорченные люди, уверен я, умней своих господ. (Обращаясь к Бальтазару). Ты, Бальтазар, ты был слугой Ромео… И в память о хозяине своем пойди, дружок, и сделай первый шаг… Бальтазар. Куда, ваше высочество? Герцог. К противнику. Вот хоть к слуге Джульетты… Бальтазар. К Самсону что ль?… Да, Господи! Кто ж против?! Самсон, ты не возражаешь, если я к тебе шаг сделаю?! Самсон (равнодушно). Шагай, милый! Чем скорее подойдешь, тем скорее по шее и получишь!
Бальтазар. Грубый ты, Самсон!
Самсон. Почему? Господа прикажут, так я с тобой, Бальтазар, и целоваться буду!
Бальтазар. Вот и молодец! Тогда я первым шаг делаю, а ты первым начнешь целовать, ладно?
Самсон. Почему это я должен первым целовать?
Бальтазар. А ты, Самсон, ростом ниже! Губами сразу мне в нужное место и попадешь.
Слуги и горожане захохотали.
Герцог (солдатам, указав на Бальтазара и Самсона). Арестовать! И заковать в железо!
Солдаты набросились на слуг, скрутили им руки.
И посадить в тюрьму! Да в одиночку! Да! В одиночку посадить двоих! И там держать их до тех пор, пока они не научатся шутить, как подобает!
Солдаты грубо уводят упирающихся слуг.
Все!
Досточтимые Монтекки – Капулетти!
Я понял: голос разума для вас —
Лишь ветра шум… жужжанье комара…
Вы признаете силу и приказы!
Ну, что ж, пока я герцог здесь, в Вероне,
Я силою заставлю вас любить
Друг друга!
Я ВАС СДЕЛАЮ РОДНЕЙ!
Вам мысль моя ясна?
Монтекки. Пока не очень…
Герцог (с усмешкой).
Лоренцо читает молитву. Траурная музыка.
Синьор Монтекки, Бенволио, несколько родственников и родственниц, дети.
Монтекки…Итак, Монтекки, я собрал семью, чтоб обсудить, как водится меж нами, проблемы дома, Герцога приказ и все, что может обесчестить нас!
Любое мнение мне ценно, любая мысль – на пользу, если это мысль, а не побочное выделение организма. Ничего не навязываю, подчиняюсь общему решению. Начнем с молодых! (Подходит к ребенку). Что будем делать, мальчик: жениться или нет?
Монтекки. Логично. Хотя ты бы мог и согласиться, тебе это мало чем грозило. (Подростку.) Ты, Джузеппе?
Подросток. Предпочитаю смерть бесчестью!
Монтекки (всем). Я специально начал с самых юных, чтобы все глупости были высказаны сразу. В дальнейшем просил, бы к ним не возвращаться. Смерть – наш проигрыш, семья Капулетти и так уже многочисленней нас. Тюрьма – тоже проигрыш. Где выход, Бенволио?
Бенволио. Пока не знаю, но попробую рассуждать вслух: не подчиниться приказу Герцога – значит нарушить дворянскую присягу. Жениться на Капулетти – покрыть себя позором. Безвыходная ситуация? Но вы, синьор, всегда нас учили, что безвыходных ситуаций не бывает…
Монтекки. Логично. Что предлагаешь?
Бенволио. Не терять время и выслушать вас, синьор. Вы наверняка уже придумали!
Монтекки. Молодец, Бенволио! Ты нашел правильное решение, но в следующий раз старайся льстить более тонко… (Ко всем). Итак… Ослушавшись Герцога, мы попадаем в опалу и тем самым даем фору Капулетти. Это не в интересах Монтекки! Монтекки не уклоняются от судьбы. Если бой неизбежен – повали больше врагов! Если свадьба необходима – положи на лопатки всю семью противника!! (Шум). Не возбуждайтесь, я выражаюсь фигурально… Монтекки красивы, но и среди них есть уроды, Монтекки – благородны, но, если поискать, найдутся мошенники и негодяи… Короче, надо всем пошевелить мозгами и вспомнить родственников в разных городах. Уверяю, отыщется кто-нибудь, кого не жалко…
1-й родственник. Может быть, дедушка Винченцо из Мантуи?
Монтекки. Хорошая мысль. Но уж чересчур стар… Не дойдет до свадебного ложа.
2-й родственник. А если взять карлика Филиппо, того, что живет в Милане?
Монтекки. Карлик – Монтекки? Такого не может быть…
Монтекки (строго). Не может быть! Это псевдоним! Происки врагов! Запомните все: в роду Монтекки не было ни карликов, ни мавров, никаких других отклонений. А этого Филиппо предупредите, что если он немедленно не сменит фамилию, то вскоре свалится из-под купола и разобьется.
Бенволио. А что если позвать Антонио из Неаполя?
Монтекки. Не помню такого…
2-й родственник. Зато я помню… Он взял у меня когда-то в долг сто дукатов, до сих пор не прислал…
Бенволио. Но он сейчас здесь… в Вероне.
2-й родственник. Видел… Не отдает!
Монтекки. Это характеризует его с нужной нам стороны. А каков он внешне?
Монтекки (нетерпеливо). Этот – какой?
Монтекки. Его шансы повышаются. Он женат?
2-й родственник. Говорят, его жена отравилась…
1-й родственник. Но где-то есть сын. Говорят, симпатичный мальчик.
Монтекки. Значит, сын не подходит. А папаша – вполне достойный кандидат. (Бенволио). Так ты говоришь, он сейчас в Вероне?
Бенволио. Да. Приехал по торговым делам, но проигрался в пух и прах в кости!
Монтекки. Ах, он еще и игрок?! Тогда этот человек, может быть, действительно способен осчастливить Капулетти? Найди его, Бенволио, и пригласи ко мне…
Бенволио. Я уже это сделал, дядя. Он ждет в прихожей…
Монтекки (внимательно посмотрев на Бенволио). Ты удивительно разумный юноша, Бенволио! После моей смерти ты будешь достоин возглавить семью… Но, предупреждаю, умру я не скоро. А теперь ступай и пригласи Антонио. (Всем). И вы все ступайте! Разговор, судя по всему, будет нелегким…
Все уходят. Монтекки подходит к портрету Ромео, обрамленного черными лентами.
Мой бедный сын, мой доблестный Ромео! Как больно, что покинул ты семью! Ты лучше всех был, благородней всех… Не скоро мы найдем тебе замену! Вот мать, счастливица, ушла вслед за тобой, а мне остались лишь заботы да тревоги… Замолви перед Господом словцо за старого отца, за всех Монтекки. (Тихо молится).
Бенволио вводит Антонио. У того вид довольно потрепанный, на щеках щетина, в глазах нездоровый блеск жажды похмелья.
Антонио (громко). Добрый день, синьор Монтекки!
Монтекки не отвечает.
Антонио (спохватившись). Ах, да… (Решительно идет к Монтекки, бухается на колени). Примите соболезнования, дядя! И ваши глубочайшие страдания по поводу безвременной кончины позвольте хоть частично разделить! (Плачет, пытается поцеловать руку Монтекки, тот брезгливо отстраняется).
Монтекки. Не позволю, дружочек! Те, кто хотели разделить горе, были на похоронах, а тебя я там что-то не заметил.
Антонио. Я скорбел в одиночестве. Только так я могу дать волю чувствам. И потом, у меня нет приличного черного костюма, дядя.
Монтекки (разглядывая его). А почему ж у тебя нет приличного костюма, дружочек?
Антонио. Ограбили. Дорогой ограбили разбойники, дядя. Раздели до нитки…
Монтекки. И при этом, я вижу, еще и напоили вином?
Монтекки. Не называй меня дядей, дружочек, пока я не разберусь, кто ты? Ты – кто?
Антонио. Я – Антонио Неапольский из семьи Монтекки… По двум линиям. По отцовской – я из южных Монтекки, которые пришли с Сицилии, а по материнской – совсем близкая родня. Роднее не бывает… Троюродные сестры – мать моя и супруга ваша, светлая им память обеим… Очень они любили друг дружку в детстве…
Монтекки (задумчиво). И обе сейчас не могут это подтвердить… Ладно. Будем считать, что поверил. (Протянул руку). Здравствуй, племянник!
Антонио. Здравствуйте, дядя! (Целует руку).
Монтекки. И чем же вызван твой приезд в Верону, племянник?
Антонио. Соскучился! То есть, я здесь впервые, но много наслышан и даже часто видел город во сне… Река Адидже, что величаво несет свои прозрачные воды… Кружевные мосты… Знаменитый костел… Я очень тосковал по Вероне. Кроме того, я знал, что здесь много нас, Монтекки, а мы, как никто, славимся гостеприимством…
Монтекки. Короче, тебе нужны деньги?
Антонио (с обезоруживающей прямотой). Да.
Монтекки. Денег я тебе не дам.
Антонио. Я это сразу понял, дядя.
Монтекки. Но я могу помочь тебе исправить твою беспутную жизнь. Ты хочешь жениться?
Антонио. Я был женат, дядя. Но, видно, я не создан для семейного счастья – обе жены мои умерли… Цыганка мне нагадала, что в третьей семейной жизни умру я.
Монтекки. В твоем положении быть суеверным – слишком большая роскошь. За невестой дадут хорошее приданое.
Монтекки. Думаю… тысяч пятьдесят!
Антонио. С Капулетти, я думаю, можно содрать и побольше…
Монтекки. Ты подслушивал, негодяй?
Монтекки. Возможно, они дадут шестьдесят…
Антонио. Что они дадут, я выясню у них. Что дадите вы?
Монтекки. Ах ты, сукин сын.
Антонио. Если враги дают шестьдесят, то свои, я думаю, должны дать не меньше. Стыдно нам быть хуже Капулетти!
Антонио. И не ругайте меня, пожалуйста, дядя, – тем самым вы повышаете цену!
Монтекки (Бенволио). Где ты нашел это чудовище?
Бенволио. Он нам подходит?
Монтекки. Безусловно. Он лучше, вернее – хуже, чем можно было ожидать. И сколько бы это ни стоило, дело чести семьи Монтекки избавиться от этого субъекта! Благословляю тебя, племянник! (Целует Антонио). Какие комиссионные взял с тебя Бенволио?
Антонио. Спросите лучше у него, дорогой дядя…
Монтекки (Бенволио и Антонио). Оба – вон! Чтоб я вас не видел в такой день!
Бенволио и Антонио уходят. Монтекки вновь подходит к портрету Ромео.
Мой честный мальчик, как ты мог уйти?…
Живое сердце может ли снести
И боль, и ужас, и тоску попеременно,
Когда увидишь, кто пришел на смену?…
Келья монастыря Лоренцо и перед ним Розалина, женщина лет двадцати.
Розалина… (заканчивая исповедь).
… Ну, вот, святой отец, и весь рассказ
Про прошлые грехи, ошибки и невзгоды…
В чем виновата я, а в Чем природа,
Не мне судить…
И умоляю вас
Скорее в монастырь помочь найти дорогу,
Чтобы остатки дней Я посвятила Богу.
Розалина (резко перебивая). Все отмерено, святой отец! Пора резать! (Достает ножницы, срывает платок с головы, распускает волосы.) Прошу!
Лоренцо (строго). Я – не цирюльник, Розалина! Есть монастырские правила. Пострижение возможно только после принятия обетов послушания, аскезы и безбрачия… Ты должна сменить мирское имя…
Розалина. Я согласна. Меняйте! Можно, я стану Марией или Иоанной?!
Лоренцо (удивленно). Так спешишь, как будто за тобой гонятся…
Звук подъехавшей кареты.
Розалина. А разве нет?… (Бросилась к окну). Это – они! Я прошу вас, святой отец, не отдавайте меня им.
Лоренцо. Напрасно беспокоишься. Я знаю семью Капулетти много лет. Они чтут духовенство. И здесь, в этих стенах, ты находишься под защитой самого Франциска Асизского! Под защитой Бога, наконец!
Розалина (в отчаянии). Что ж они раньше меня не защитили?! (Плача, принимает позу обороны, сжав ножницы, точно кинжал.)
Входят синьор и синьора Капулетти в сопровождении нескольких молодых сородичей.
Синьор Капулетти. Так я и думал: она здесь… (Делает жест молодым, те направляются к Розалине.)
Розалина. Не подходите! (Размахивает ножницами.) Убью вас, убью себя! Именем Святого Франциска… всех убью!
Лоренцо. Это – грех, дочь моя… Нельзя с этим именем убивать. (Вошедшим). Достопочтенные Капулетти! Думаю, вам излишне напоминать, что всякий, кто здесь находится, пользуется покровительством монашеского ордена…
Синьора Капулетти. Святой отец! Ваш орден уже попытался покровительствовать моей дочери Джульетте! По этой причине нами пролито достаточно слез. Думаю, вам пора отмаливать тот грех, а не совершать новый… Розалина, немедленно возвращайся домой!
Розалина. Я – не Розалина. Я теперь – Мария… Скажите им, брат Лоренцо! (В отчаянье отрезает себе несколько прядей). Я – Мария!
Синьора Капулетти. Прекрати, дурочка. Не уродуй себя! Твоя внешность тебе еще пригодится… (Лоренцо). Вот она – человеческая неблагодарность, святой отец…
Читайте также: