Чума в реке волга

Во время недели карантина, вызванного COVID-19, интересно, как же боролись с эпидемиями в России в прошлом? Оказывается, предпринималось достаточно действенные мер, но они были запоздалыми и непоследовательными.

Страшная чума поразила страну в 1654-1655 гг. В 1654 году в Москве в течение нескольких месяцев свирепствовал страшный мор. Люди умирали ежедневно сотнями, а в разгар чумной эпидемии - и тысячами. Чума поражала человека быстро. Болезнь начиналась с головной боли и жара, который сопровождался бредом. Человек быстро слабел, начиналось кровохарканье; в других случаях на теле появлялись опухоли, нарывы, язвы. Через несколько дней больной умирал.

Как лечить болезнь никто не знал. Медицина в средневековой Руси находилась на крайне низком уровне. Главным методом лечения лекарей тогда было кровопускание. Кроме того, главным средством от мора считались молитвы, чудотворные иконы (которые с точки зрения современной медицины, являлись источниками самой разнообразной заразы) и заговоры знахарей.

Многих заболевших в страхе оставляли без ухода и помощи, здоровые старались избежать общения с больными. Те, кто имел возможность переждать мор в другом месте, покидали город. От этого болезнь получала ещё более распространение. Обычно покидали Москву люди состоятельные. Так, из города выехала царская семья. Царица с сыном выехала в Троице-Сергиев монастырь, затем в Троицкий Макарьев монастырь (Калязинский монастрырь), а оттуда собиралась уехать ещё дальше, в Белоозеро или Новгород. Вслед за царицей выехал из Москвы и патриарх Тихон, который в то время имел почти царские полномочия (царь Алексей Михайлович в это время находился на войне с Речью Посполитой).

Только в Калязине царица предприняла меры карантинного характера. Было приказано установить крепкие заставы по всем дорогам, и проверять проезжающих. Этим царица хотела предотвратить попадание заразы в Калязин и под Смоленск, где располагался царь с войском. Письма из Москвы в Калязин переписывались, подлинники сжигались, а царице доставляли копии. На дороге жгли огромные костры, проверялись все покупки, чтобы они не были в руках заражённых. Был отдан приказ в самой Москве заложить окна и двери в царских покоях и кладовых, чтобы болезнь не проникла в эти помещения.

В августе и сентябре 1654 года чума достигла своего пика, затем пошла на спад. Учёта жертв не велось, поэтому исследователи могут только приблизительно представить масштаб трагедии постигшей Москву. Так, в декабре окольничий Хитрово, который заведовал Земским приказом, имевшим полицейские функции, приказал дьяку Мошнину собрать сведения о жертвах мора. Мошнин провёл ряд исследований и представил данные по разным сословиям. В частности, оказалось, что в 15 обследованных тягловых слободах Москвы (всего их, кроме стрелецких, было около полусотни), число умерших составило 3296 человек, а оставшихся в живых 681 (видимо, считали только взрослое мужское население). Соотношение этих цифр показывает, что во время эпидемии погибло более 80% слободского населения, т. е. большинство податного населения Москвы.

Источник публикации: паблик ВКонтакте История и Право

Патриарх Никон, а не Тихон

Интересное чтиво. Мне в детстве говорили, что на Руси не было чумы, потому что только у нас в банях мылись и я как-то критически не думал про это

Расскажите о чёрной оспе в Москве в 60 х годах. Вернее о принятых мерах.В то героическое время я был еще крайне мал. Я был дитя. и в моей памяти детали не сохранились.

"Борьба красного рыцаря с темной силою", РСФСР, 1919 год.

Художник - Зворыкин, Борис Васильевич (1872 — 1942)

Москва. Издательство "Госиздат", 1919 год.

Чума в станице Ветлянской

Чума заглянет в душу каждого, сожмёт холодной костлявой рукой сердце, и задрожит человек, и отринет совесть, честь, любовь, и всю суть того, что делает его человеком, в бесплодной и подлой попытке выжить.

Или наоборот, вдруг встанет во весь рост, и неминуемо погибнет, но до самого последнего момента останется человеком.

Зима 1878 года, тихая казачья станица на правом берегу Волги, моргает тусклыми жёлтыми окошками сквозь снежные заносы, тянет сладковатым дымком в стылом воздухе. Идиллия!

Европейцы, в массе своей, умывались по утрам, вычесывали блох, не выливали помои из окон, и, таким образом, были полностью защищены от чумы (все было не так, и об этом — в следующих сериях). Обидно, больно и унизительно получалось по первому времени с холерой, но понадобилась всего сотня лет эпидемий, чтобы народ перестал срать прямо в реки и врачи догадались заливать в обезвоженных умирающих подсоленную воду.

А потом началось.

Астрахань направила на помощь врачей, докторов Депнера (от наказного атамана) и Коха (от астраханской медслужбы).

И эти ученые дядьки, глядя на бред, жар, и бубоны в паху и подмышками у пациентов сказали…

минуточку, это надо цитировать

Доктор Кох: да это жестокая перемежающаяся лихорадка с припуханием желез!
Доктор Депнер: скорее, послабляющая лихорадка с опухолью печени, селезенки, и тифоидным состоянием.

Доктор Кох в своем рапорте особо отметил пожилого казака Писарева Лариона, болевшего уже 10 дней и имевшего бубон под мышкой. У него наблюдался кашель с кровохарканием и клейкой, похожей на ржавчину мокротой, что доктор Кох счел признаком воспаления легких. Чума переходила в легочную форму, что давало ей буст +999 к скорости распространения (блохи и крысы не нужны) и смертностью около 100%.

Власти узнали, что в станице все спокойно, как раз в тот момент, когда начиналось все самое страшное.

Станичная администрация не предпринимала никаких мер, люди продолжали заболевать, фельдшеры лечили их хинином и хлорной водой, доктор Кох время от времени приезжал в станицу, подтверждал свой диагноз, и контролировал процесс лечения. Последний раз он приедет в Ветлянку 27 ноября, и не покинет её до самой смерти.

Переломным моментом, с которого отсчитывается второй этап эпидемии, стало проникновение болезни в семью Беловых. Беловы — богатый и многочисленный Ветлянский род, и сын богатого казака Осипа Белова был женат на Марье Харитоновой — родственнице Осипа Харитонова, самого первого погибшего от чумы казака. В семейство Беловых чума или пришла в легочной форме — или перешла в легочную форму уже у них, у кого-то особенно невезучего, а затем многочисленность Беловых (84 человека в роду), общавшихся между собой, имеющих друзей и родственников по всей станице и особая заразность легочной формы привели к резкому росту смертности. Беловых потрепало особенно сильно — после окончания эпидемии их в живых осталось двадцать пять человек.

В ночь с 5 на 6 декабря в Ветлянку вновь приехал доктор Депнер и одновременно с ним фельдшера Касикинской и Сероглазовской станиц Степанов и Анискин. Депнер вместе с доктором Кохом на заседании станичного управления установили следующие меры: станица была разделена на четыре участка, с закрепленными врачами и фельдшерами, была открыта больница, под которую купец Калачев выделил помещение, кровати, и всё необходимое. Несмотря на отсутствие правильного диагноза Депнер настоял на введении в станице карантина.

Больница была открыта 8 декабря, смотрителем был назначен фельдшер Анискин, и ему в помощники было назначено два человека с окладом по 15 рублей в месяц (это неплохие деньги, но я бы туда работать не пошел).

Уже в день открытия больница была заполнена, часть больных умерла сразу же после поступления, большинство умерли ночью, и на следующее утро из 26 пациентов в живых осталось только шесть. Анискин, старавшийся честно выполнять свои обязанности, заболел и умер через несколько дней. Казаки, приносившие больных, выкатывали служителям водки, те целыми днями от ужаса пили, и валялись пьяными среди больных и трупов. В течение нескольких дней оба служителя умерли, и доктор Кох нанял новых, с окладом в 45 рублей в месяц (ну очень хорошие деньги, но я бы туда работать не пошел). Качество медицинского обслуживания, от этого, конечно же, не выросло: бухали и буянили, сломали печи, повыбивали стекла. Больные безо всякого ухода испражнялись под себя, мучались от холода и жажды, а затем умирали на кушетках, и их сбрасывали на пол, чтобы освободить место для новых обреченных.

Доктор Кох погиб. Осознавая опасность, он боролся до последнего, обходя больных, пытаясь наладить работу больницы, организовать вывоз и погребение трупов — и был явно обречен. Заболев чумой, не желая подвергать опасности заражения хозяина дома, в котором он жил (священника Гусакова), он отправился в больницу. Не найдя себе места из-за лежащих повсюду покойников, доктор стянул одного из них с кровати на пол, и лег на его место. Он умер пятнадцатого декабря.

Один за другим заболели и умерли: фельдшер Трубилов — штатный фельдшер Ветлянки, фельдшера Степанов и Анискин, присланные с Депнером, фельдшера Семенов и Коноплянников, приехавшие на помощь из соседних станиц.

Фельдшер Стрикас - второй, наряду с погибшим Трубиловым фельдшер Ветлянской, ещё в самом начале эпидемии сообразив, к чему всё идёт, сказался больным, выхлопатал себе запрос из станицы Копановской и уехал. Фельдшер Семёнов, умерший 7 декабря был прислан из станицы Михайловской как раз на замену "заболевшему" Стрикасу.

Ветлянская осталась вовсе без врачей и фельдшеров, но уход за больными осуществляли добровольцы. Священник Матвей Гусаков обходил больных, помогая тем немногим, что мог дать — водой, едой, и добрым словом, соборовал чумных, напутствовал и отпевал умирающих. Он умер 14 декабря, и никто из казаков не взялся его хоронить. Могилу в мерзлой земле были вынуждены копать его старуха мать и беременная жена. И та и другая вскоре заболели и умерли.

Для этих людей чувство долга было сильнее страха смерти. Памятная плита.

Людям было чего бояться - 4 декабря в уездный город Енотаевск возвратилась из Ветлянской женщина, ездившая проведать дочь. Она умерла 7 декабря, а 8 декабря умер её муж. Енотаевцы сожгли их дом - и им повезло, что заболевшие, по видимому, ни с кем в эти дни не общались. Люди умирали в селении Михайловском, в селе Удачном, в Старицкое приехала монахиня, читавшая в Ветлянской отпевные над больными - и погибло восемь человек. Своеобразный рекорд - это село Селитряное в 135. верстах от Ветлянской: один реактивный калмык, обойдя все кордоны притащил туда легочную форму чумы, и погибло 36 человек. Вообще-то там и до Астрахани оставалось недалеко, особенно если бы туда помчал не сам калмык, а один из тех, кому он передал эстафету. Население Астрахани в 1897 году -112 тысяч человек.

Приказчик Флавиев ездил из Ветлянки в Копановскую станицу с официальным предписанием от их же, копановских, атамана о командировке в Ветлянскую нескольких урядников. Вот его рассказ о горячем и радушном приеме:

Этот Флавиев вообще был лихой дядька: после гибели фельдшеров и врачей он добровольно взял на себя обязанности по содержанию больницы, и, вымазавшись с головы до ног дегтем для дезинфекции, целыми днями возился с больными и трупами. Правда, по вечерам он, напившись пьяный, выбегал на улицу и гонялся за прохожими казаками, угрожая заразить их чумой. Как показывают последующие события, уже к 18 декабря он был скорее всего мертв.

Вообще, все человеческое в людях подвергалось проверке — и не все эту проверку прошли. Щербакову родной отец бросил умирать в больнице — а Ирина Пономарева собирала по станице детей, родители которых заболели или умерли. Чума, конечно, проникла и в её детский дом, и когда она умерла, казаки заперли снаружи все ставни и двери, чтобы дети не разнесли заразу по другим семьям. Из всех детей не заболел только мальчик Петя, которому пришлось по мере сил ухаживать за остальными детьми. Последней умерла маленькая Василиса Пономарева, и Петя остался один. Из приюта его забрала Пелагея Белова, но только для того, чтобы он ухаживал за её заболевшей семьей, изолированной в летней кухне. Через окно она подавала ему все необходимое, а когда они все погибли, выгнала Петю, у которого к тому времени появился чумной бубон на шее. Его приютила у себя уже переболевшая чумой Василиса Астахова, за что взяла из оставшегося у него после смерти родственников имущества корову. Я не знаю, чем закончилась его история, но изо всех сил надеюсь — вдруг он выжил.

Наконец, 19 декабря главный санитарный инспектор Цвангман (вставить несмешную шутку про евреев) даже не побывав в станице поставил диагноз — чума, навел невероятного шороху, добился воинского оцепления вкруговую, и затребовал значительные силы для борьбы с эпидемией.

Известия про мор в станице Ветлянской, печатаемые в провинциальной газете где-то на третьей странице, после официального признания болезни чумой, мигом превратились в передовицы столичных, всероссийских, а затем и мировых газет: чума в астраханской области! Русское общество отреагировало на это как и следовало: паникой, дикими слухами и неадекватными действиями. Спрос на товары и продукты из астраханской области резко упал, зато спрос и цены на дезинфицирующие жидкости по всей стране выросли невероятно, давая удачливым и предприимчивым аптекарям возможность быстро и без хлопот разбогатеть. Людей из Астрахани боялись, а в Петербурге наделал шума и паники случай с дворником Наумом Прокофьевым, у которого знаменитый профессор Боткин, светило русской медицины и личный врач императора на этой всей волне диагностировал чуму (а надо было сифилис).

Было полностью остановлено движение через Енотаевский уезд по Астраханско-Московскому тракту, остановлена работа Ветлянской почтовой станции, начался подвоз дезинфицирующих жидкостей - карболовой кислоты, извести, уксуса. В станице начались противочумные мероприятия: сжигание вещей умерших, дезинфекция домов и кладбищ, у населения собирали и сжигали вещи, привезенные из последнего турецкого похода (считалось, что чума была "турецкой"). Изоляция, карантины, обтирание уксусом и захоронение умерших в извести, сожжение зачумленных домов: всё эти меры были известны с позднего средневековья, и они в очередной раз доказали свою полезность.

Вот примерно так всё и выглядело

Болезнь пошла на спад, и 13 марта, выдержав 42 дня после смерти последнего больного, карантин с Ветлянской и окрестных станиц был снят. Погибло 436 человек, из примерно пятисот заболевших, и в окрестных населенных пунктах погибло около сотни человек - цифра неточная, русских погибло около восьмидесяти, а калмыки с трудом поддаются учёту.

Пять сотен погибших - это немного даже по меркам полумиллионного населения Астраханской области, а для многомиллионной империи - вообще ерунда, на статистику не влияет. Между тем, международные последствия были довольно серьезные. Наши зарубежные партнёры выразили глубокую озабоченность, согласившись между собой, что от дикой, азиатской по своей сути России ничего, кроме чумы ждать и не следовало, и за малым чуть не ввели карантин и эмбарго российских товаров.

Общество было глубоко шокировано: кроме роста потребления уксуса и количества испорченных желудков (самые напуганные его для профилактики пили) трагедия в станице Ветлянской привела к короткому всплеску интереса к санитарному состояние городов. Согласно главенствующей в те времена миазаматичемкой теории, все болезни происходили от дурного воздуха и гниения нечистот, свалок, и общей неустроенности. В течение следующей пары месяцев по всей империи городские власти и добровольные сообщества здорово подчистили мусорки, рынки, и всякие бомжатники. Потом, конечно, всё стало по-прежнему: общественная инерция, ничего не поделаешь. А в Ветлянской на всякий случай сожгли рыболовные промыслы, на которых когда-то работал приказчик Флавиев (это тот, что угрожал толпе бутылкой лимонада) - они воняли, а значит, вполне могли распространять чуму.

Едва ли болезнь была завезена из Турции - скорее, именно в этот момент вновь "проснулся" астраханский чумной очаг. Чума ведь с тех пор так и осталась дремать в астраханских степях: с 1889 по 1916 в правобережных волжских деревнях от чумы умерло около полутора тысяч человек, медленные неторопливые эпидемии тлели на юго-востоке Ростовской и северо-востоке Ставропольской областей в начале двадцатого века. И в наши дни, если занесет вас вдруг жизнь в пустые приволжские места, держитесь подальше от сусликов.

В Поволжье обнаружили древнейший штамм чумной палочки, которая стала виновницей средневековой пандемии в Европе, говорится в Nature Communications. Палеогенетики получили геном этой бактерии из останков, найденных в городе Лаишево в Татарстане. Она дала начало линиям, которые распространились в Европе и неоднократно вызывали вспышки заболевания в разных частях континента. По мнению авторов, говорить о точном происхождении возбудителя Черной смерти пока рано, и нужны дополнительные исследования.

Вторая пандемия чумы, которую часто называют Черной смертью, началась в Европе в 1346 году на Нижней Волге и в Причерноморье и в последующие годы распространилась в Европе. Во время первой вспышки болезни (1346–1353) по разным оценкам погибло от 30 до 50 процентов населения континента. Впоследствии вспышки чумы происходили каждые 10–15 лет в разных странах Европы и продолжались до конца XVIII века. Чума относится к зоонозам, то есть передается от животных (грызунов) к человеку, а одним из переносчиков инфекции считались крысиные блохи. Животные являются естественным резервуаром чумной палочки Yersinia pestis.

Сейчас существуют две гипотезы, объясняющие, как патогенная бактерия в течение четырех веков могла находиться в Европе. Согласно первой, чумную палочку несколько раз завозили из Азии. Согласно второй, она сохранялась в естественных резервуарах в Западной Европе и периодически вызывала вспышки заболевания. Генетические доказательства есть в поддержку обеих гипотез (1, 2).

Сейчас исследователи выделяют две филогенетические линии средневековой чумной палочки. Одна из них встречалась в конце XIV века в Англии, на территории современных Нидерландов и на Волге. Эти патогены, предположительно, были предками возбудителей инфекции, которая стали виновниками третьей пандемии, начавшейся в XIX веке. Вторая генетическая линия чумной палочки появилась после начальной вспышки средневековой пандемии в Европе и существовала на континенте до начала XVIII века.

Предком обеих линий был патоген, вызвавший вторую пандемию чумы. Но его происхождение и пути распространения до сих пор исследованы плохо, так как на сегодняшний день опубликовано мало геномов средневековой Y. pestis. Поэтому международный коллектив ученых под руководством Йоханнеса Краузе (Johannes Krause) из Института мировой истории Общества Макса Планка в Йене реконструировали геномы чумной палочки, полученные из останков, обнаруженных в десяти регионах Европы, в том числе в Поволжье, в городе Лаишево, и датированных XIV–XVII веками. Также авторы еще раз проанализировали ранее опубликованные 15 геномов средневековой чумной палочки, три генома, выделенные из останков II-VI веков нашей эры из Германии и Киргизии, и три генома, полученные из останков людей, живших на Волге и на Алтае в бронзовом веке. В качестве референтных ученые использовали 233 современных генома Y. pestis.

Места, где нашли геномы возбудителей средневековой пандемии чумы. Кружками отмечены геномы, проанализированные в настоящей статье, треугольниками — уже опубликованные.

М.Spyrou et al. / Nature Communications, 2019

Также авторы нашли геномы из той линии, которая появилась в Европе уже после первой вспышки заболевания и подтвердили, что она возникла в XIV веке. В XV–XVII веках относившиеся к ней патогены добрались до разных частей Европы и, по-видимому, стали виновниками вспышек чумы в Швейцарии и Германии в XV–XVII веках, в Лондоне в XVII веке и в Марселе в XVIII веке.

Исследователи обнаружили в штаммах, появившихся в XVII-XVIII веках в Лондоне и Марселе, делецию довольно большого участка генома. В нем были гены двух белков, связанных с вирулентностью чумной палочки. Один из них помогает бактерии проникать в клетки хозяйского организма. При этом его работа зависит от температуры: он активен при 37 градусах Цельсия, а при 20 градусах — уже нет, поэтому исследователи предположили, что потеря этого белка каким-то образом влияет на патогены в теплокровных хозяйских организмах. Интересно, что почти такую же делецию авторы описали в одной из своих предыдущих статей (в ней упоминается и мутация, которую авторы описывают в настоящей работе). Ее нашли в геномах Y. pestis, которая стала причиной первой пандемии чумы, вспыхнувшей в VI веке.

Судя по тому, что древнейший штамм возбудителя средневековой пандемии чумы нашли на Волге, авторы полагают, что он, возможно, появился в Восточной Европе. Чтобы определить источник бактерии точнее, однако, необходимы дополнительные исследования.

Ранее другая группа исследователей на основании исторических, археологических и генетических доказательств назвала родиной второй пандемии чумы Урал и Центральную Азию. Из этих регионов чумная палочка попадала в Западную Европу по торговым путям. А вообще чума в Европе появилась намного раньше, жители континента болели ею еще в каменном веке.

В Саратовской области река размывает старые кладбища

Кладбища Волга размывает каждую весну. На крутых обрывах обнажаются раскрытые гробы. Земля осыпается, и человеческие останки плывут вниз по течению, прибиваясь к берегам, на которых расположены населённые пункты. Происходить это стало в 1960-е годы, когда построили Волжскую ГЭС. Жителей переселили подальше от берега, а о мёртвых забыли…

Первые планы орошения засушливых земель в этом месте появились в 1910 году в Самаре. Инженеры Константин Богоявленский и Глеб Кржижановский — будущий советский партийный деятель, предложили построить гидроэлектростанцию, чтобы получить большое количество дешёвой электроэнергии. Узнав об этом, епископ Самарский и Ставропольский Симеон отправил письмо графу Орлову-Давыдову, владевшему землями в том районе, где названные инженеры предлагали построить плотину. Епископ предупредил графа об их планах и проект не осуществился.

В начале 1930-х годов правительство СССР решило превратить Волгу в каскад ГЭС и водохранилищ для того, чтобы поставить энергию реки на службу народному хозяйству. До середины 1970-х годов в Волжско-Камском бассейне было возведено 11 гидроэлектростанций.

Строительство Волжской ГЭС завершили в 1961 году. Она обеспечивает электроэнергией несколько регионов и создаёт возможность для орошения и обводнения больших массивов засушливых земель. Волжская ГЭС образовала на территории Волгоградской и Саратовской областей Волгоградское водохранилище. Заполнение водохранилища происходило с 1958 года по 1961 год. Специалисты говорят, что плотина Волжской ГЭС перекрыла путь на нерест проходным рыбам Каспийского моря. Особенно пострадали белуга, русский осётр, белорыбица, волжская сельдь. Для поддержания их поголовья применяется искусственное рыборазведение. Построенный рыбоподъёмник оказался недостаточно эффективным. До подъема воды из Волги можно было пить, не опасаясь болезней — вода была прозрачной и чистой. После образования водохранилища под водой гнило все то, что когда-то являлось сушей.

Подъём Волги привёл к повышению уровня грунтовых вод. Почва на берегах реки теряет свои свойства, производится её засоление. Содержание гумуса в почве уменьшилось на 50%.

На левом берегу Волги, возле населённых пунктов Чкаловское, Кочетное, Привольное и Октябрьское волны размыли старые захоронения. А на правом берегу, возле села Дубовка, старое кладбище сползает в воду.

— Каждый год во время половодья Волга приносит к нам кости, черепа и остатки гробов. Рядом с некоторыми захоронениями находятся пляжи, кости и доски гробов торчат над головами отдыхающих. Находятся такие люди, которые складывают на берегу из костей и черепов композиции! А дети играют черепами в футбол! Ну что за народ?! — рассказывает жительница села Чкаловского Ровенского района Лидия Ивашина.

— До затопления Волга здесь была узкая, не более полутора километров. В 1955 году стали вырубать лес, а затем началось заполнение водохранилища. В конце 1960-х годов поплыли гробы, — вспоминает местный житель Андрей Шемякин.

— Ежегодно река размывает приблизительно пять метров берега. Стало быть, гробы будут падать ещё несколько лет, — утверждает житель села Чкаловское Владимир Григорьев.

Два года назад в этих местах работали специалисты саратовского отряда экзогенно-геологических процессов. Они изучили берега Волгоградского и Саратовского водохранилищ.

Привычная местным жителям Волга исчезла 50 лет назад. На её месте появились Волгоградское и Саратовское водохранилища. Их ширина на некоторых участках достигает 12 километров. Все эти годы берега размывались волнами.

В посёлке городского типа Духовницкое за время существования Саратовского водохранилища под водой оказалось несколько улиц. В некоторые годы в Духовницком районе размывается до 8 километров береговой линии. В 2008 году возле села Широкий Буерак Саратовского района из-за оползневых процессов разрушились более 60 дачных домов, располагавшихся на берегу.

— Проектные прогнозы переработки волжских берегов давно превышены. Проектировщики в чём-то просчитались, — говорит ведущий геолог центра мониторинга при саратовской гидроэкологической экспедиции Дмитрий Шишкин.

— Дети приносят мне старинные монеты, серьги, гребни, найденные на берегу Волги. Серьезных исследований происхождения этого кладбища историки не проводили. Но велика вероятность того, что в Ровенском районе захоронены немецкие поселенцы еще с екатерининских времен, — говорит учительница истории из села Кочетное Мария Никитина.

В 1762 и 1763 годах Екатерина II издала манифесты, призывавшие всех желающих из европейских стран переселяться в Россию на Волгу. 15 июля 1767 года была основана колония Зельман (ныне — районный центр Ровное), получившая своё название предположительно, по фамилии одного из первых поселенцев. В 1851 году колония Зельман и другие расположенные поблизости колонии были переданы из Саратовской губернии в новообразованную Самарскую губернию, где была создана Ровенская волость.

В 1923 году Ровенская волость была включена в состав АССР немцев Поволжья. В августе 1941 года немецкое население с этой территории было выселено.

В 2009 году река Волга принесла на берега населённых пунктов останки, посыпанные белым порошком. Когда местные жители узнали, что в прошлые века во время массовых эпидемий чумы и холеры, чтобы избежать распространения инфекции, покойников посыпали известью, в посёлках началась паника.

— Нас охватил ужас! Чума! Что будет с детьми? Нам вскоре объявили, что областной Роспотребнадзор проверил останки и установил, что они не опасны. Но обследовали не все останки, а часть из них. Страху мы тогда натерпелись! — вспоминает жительница села Чкаловского Людмила Андреева.

— Наш район практически полностью дотационный. На перезахоронение останков по предварительным подсчётам уйдёт более 70 миллионов рублей. Для нас это фантастическая сумма! К тому же из этих захоронений можно поднять страшную опасность, ведь некоторым могилам по 300 лет.

— Укрепление берега. Иначе останки, неизвестно чем заражённые, уплывут по течению до Каспия.

— Со дня на день ждём, когда вновь приплывут черепа да кости. Ну, неужели нет у власти никакой возможности прекратить это?! Многие здесь уже равнодушно относятся к происходящему, словно так и надо! А ведь страшно, что люди стали так думать! — говорит Лидия Ивашина.

В истории Астраханского края эпидемии были вовсе не редкостью. Жители издавна привыкли и к чрезвычайным мерам, и к опасностям, и к необходимости соблюдать карантин. Положение города на перекрестке караванных сухопутных и водных путей превращало его в ворота, через которые из Азии могли прорваться чума, холера, проказа и оспа. Так что местным властям приходилось первым изобретать и принимать превентивные меры. Однако научились этому не сразу.

Спасайся, кто может
В первые годы русской Астрахани на ее нынешнем месте – на острове Долгом – большой мор охватил местное население и был красочно описан англичанином Антоном Дженкинсоном, посетившим город в 1558 году: “Во время моего пребывания в Астрахани население страдало от сильного голода и мора; в особенности они свирепствовали среди татар и ногайцев, которые в это самое время пришли сюда в большом числе, чтобы отдаться своим врагам русским и искать их помощи… Однако их плохо приняли и мало им помогли: большое число их умерло от голода; их мертвые тела кучами валялись по всему острову, непогребенные, подобно зверям; жалко было смотреть на них. Многих из оставшихся в живых русские продали в рабство, а остальных прогнали с острова”.

В 1692-1693 гг. город вновь подвергся “моровому поветрию”. Вот что писал историк Михаил Рыбушкин: “С 20-го июля 1692 года по декабрь следующаго года разлилось по Астрахани моровое поветрие”. Беспечность местного правительства и убеждение в божественном характере эпидемии как наказания за грехи помешали сразу же пресечь ее распространение. Астраханский митрополит Савватий, начавший сбор средств на постройку Успенского собора, указывал, что только жителей Астрахани от эпидемии погибло 10 тысяч, а еще 5 тысяч – пришлых людей, искавших в городе убежища и пропитания.

Увы, власти города покинули жителей. Воевода боярин Хованский с подчиненными бежали и спрятались на Болдинской косе, дьяк Домнин с чиновником Епанчиным укрылись на Уваринском учуге, а думный дворянин Волков был в походе в Персии. Город остался без власти. Более или менее о горожанах заботился митрополит Савватий. Большинство священников умерли от болезни, и он сам отпевал умерших. Смелость его была вознаграждена: благодарные горожане быстро собрали деньги на собор. Эпидемия длилась в Астрахани полтора года и сошла на нет лишь в начале 1694 года.

Карантин – дело научное
Одна из самых мощных эпидемий пришла в 1727-1728 гг. и унесла жизни более половины населения Астрахани, Красного Яра и Ярковской гавани (в 53 км от него). Именно она заставила начать разработку единой программы по борьбе с чумой. В первую очередь стали создавать карантинные заставы.

Заставы устраивали “по науке”: в 1729 г. вышло постановление с инструкцией. Их устраивали в безлюдной местности, на буграх. При заставе жил врач с помощниками, и все люди, следующие через заставу, досматривались. Их держали в карантине 40 дней. В это время с ними обменивались сведениями через записки, можно было разговаривать “через огонь”, но контакты между “узниками” исключались. Еду доставляли на заставу особые “харчевники”, продукты передавали “долгими шестами”, а полученные тем же способом деньги вымачивали в уксусе или вине, а продавцам отдавали после карантина.

В первую очередь в карантин попадали купцы вместе со своими товарами. Особенно это касалось шелковых тканей из Персии, через которые инфекция передавалась легко. И шелк, и хлопчатую бумагу, и шерстяные изделия, и меха проветривали и окуривали дымом шесть недель, под охраной, чтобы их не разворовали и не распространили таким путем заразу. Было запрещено без специальных паспортов от губернатора покидать Астрахань. Если на заставу прибывали суда, то все припасы с них, весь такелаж и одежду экипажа тоже оставляли в карантине и окуривали полынью и серой. Указ Сената 1738 г. особенно жестко предписывал проходить предварительный карантин. В устье Волги суда из Персии досматривали на брандвахте острова Четыре Бугра.
По приказу нашего губернатора Василия Татищева для осмотра и отстоя судов на Краснинском острове летом 1743 г. начали строить первый в губернии стационарный карантинный комплекс. Строительство заставы закончили через год. По необходимости карантинные заставы в устье Волги меняли свое местоположение.

“Сидимдома” в позапрошлом веке
В 1806 году город вновь подвергся нашествию чумы. Рыбушкин писал, что, несмотря на суровое осеннее время, “губительная язва, перенесенная через Каспийское море, мгновенно разлилась по всему городу и истребила множество жителей”. Увы, город оказался не готов. В нем начались беспорядки и злоупотребления, но были пресечены благодаря грамотным действиям вновь прибывшего гражданского губернатора, который руководил городом, несмотря на опасность заражения.

Как и в наши дни, во время эпидемии 1806 года горожанам пришлось сильно убавить социальную активность. Вице-губернатор Малинский запретил вести богослужения в церквах и мечетях, прекратил занятия в учебных заведениях. В здании мужской гимназии заседал комитет чумной полиции. Умерших хоронили без отпевания, чтобы не создавать скоплений людей. Домовладения, в которых все жильцы умерли, ломали и сжигали. Помещения, где были больные, зимой вымораживали по две недели, потом три дня окуривали полынью. К маю 1808 г. чуму победили.

Погиб от холеры и губернатор
Как писал Рыбушкин, чумные эпидемии не пугали людей так сильно, как холера. Несмотря на то что мы привыкли считать холеру “фирменным” астраханским заболеванием, ее называли даже в 1840-х годах новым бедствием. И впервые она напала на Астрахань лишь в августе 1823 года. Началась незаметно в июле среди простого люда, а с 10 августа по конец сентября убила 700 горожан. Но дальше не распространилась, зато снова вспыхнула в 1830 году.

Тогда ее завезли с Кавказа и из Персии по морю, сначала заболели работники порта, а 17 июля она вспыхнула в городе. Стояла сильная жара, безветрие. Санитарные врачи предупреждали население о необходимости пить спиртные напитки умеренно, не есть много сырых незрелых плодов, но люди мало слушали их. С 27 июля по 9 августа холера свирепствовала в городе, каждый день на кладбище свозили по 300-400 тел умерших. Общее число умерших называют разное – от 4,5 до 10 тысяч человек. Погиб от холеры и губернатор Осипов и его сын.

О холере знали мало. Предлагалось обтирать руки и тело хлорной известью, явно больных направлять в холерные отделения больниц, карантин соблюдать в две недели. Помещения, людей и вещи окуривали серой. Простое население шло на всякие магические обряды вроде “выпахивания холеры”, когда женщины и дети впрягались в плуг и в сопровождении стариков с иконами и святой водой распахивали вокруг населенного пункта “защитную” борозду.

Холерные бунты
А еще возникали холерные бунты, когда родня заболевших, которых увозили в больницы, думала, что это заговор врачей, что людей хотят залечить до смерти, из-за этого больницы громили, врачей били и убивали, а заразных пациентов… освобождали. Один такой холерный бунт в 1831 г. в Петербурге усмирял сам Николай I.

Эпидемия холеры 1892 г. охватила почти всю страну и унесла много жизней. В Астрахани вспыхнул бунт, получивший широкое освещение в нашей и даже зарубежной прессе.
Иногда попытки соблюдать меры предосторожности выливались в настоящую жестокость. Исследователи писали, что если среди калмыков, живущих в улусах вокруг Астрахани или далеко в степи, возникали случаи оспы, сибирской язвы или чумы, то больным не стоило рассчитывать на помощь. Их оставляли без ухода и помощи в их кибитке, куда никто больше не допускался. Больному предстояло либо умереть, либо выздороветь.