Чума возьми семейства ваши оба я из-за вас стал кормом для червей

Ромео

Тибальт, природа чувств моих к тебе
Велит простить твою тупую злобу.
Я вовсе не мерзавец. Будь здоров.
Я вижу, ты меня совсем не знаешь.

Тибальт

Словами раздраженья не унять,
Которое всегда ты возбуждаешь.

Ромео

Неправда, я тебя не обижал.
А скоро до тебя дойдет известье,
Которое нас близко породнит.
Расстанемся друзьями, Капулетти!
Едва ли знаешь ты, как дорог мне.

Меркуцио

Трусливая, презренная покорность!
Я кровью должен смыть ее позор!
Как, крысолов Тибальт, ты прочь уходишь?

Тибальт

Что, собственно, ты хочешь от меня?

Меркуцио

Одну из твоих девяти жизней, кошачий царь, в ожидании восьми остальных, которые я выколочу следом. Тащи за уши свою шпагу, пока я не схватил тебя за твои собственные!

Тибальт

Не промедлю ни минуты.

Ромео

Меркуцио

Ну, сударь мой, а где passado ваше?

Ромео

Вынь меч, Бенвольо! Выбивай из рук
У них оружье. Господа, стыдитесь!
Тибальт! Меркуцио! Князь ведь запретил
Побоища на улицах Вероны.
Постой, Тибальт! Меркуцио!

Из-под руки Ромео Тибальт ранит Меркуцио и скрывается со своими сообщниками.

Меркуцио

Заколол!
Чума возьми семейства ваши оба!
А сам ушел – и цел?

Бенволио

Меркуцио

Царапина. Но и такой довольно.
Где паж мой? Сбегай, мальчик, за врачом.

Ромео

Мужайся, рана ведь не из глубоких.

Меркуцио

Ну, конечно, колодцы глубже и церковные двери шире. Но довольно и этой. Кликни меня завтра, и тебе скажут, что я отбегался. Для этого света я переперчен, дело ясное. Чума возьми семейства ваши оба! Ах, собака, и крыса, и кошка! Зацарапать человека до́ смерти! Подлец бессовестный! Выучился драться по книжке! Какого черта затесались вы между нами? Меня ранили из-под вашей руки.

Ромео

Я вас хотел разнять.

Меркуцио

Веди, Бенвольо,
Куда-нибудь. Я чувств сейчас лишусь.
Чума возьми семейства ваши оба!
Я из-за вас стал кормом для червей.
Все прахом!

Бенволио уходит с Меркуцио.

Ромео

Он – мой друг и родич князя
И ранен тяжело из-за меня.
Я молча снес смертельную обиду:
Меня пред всеми оскорбил Тибальт,
Тибальт, который скоро больше часу
Стал мне родным! Благодаря тебе,
Джульетта, становлюсь я слишком мягким.

Бенволио

Ромео, наш Меркуцио угас.
Его бесстрашный дух вознесся к небу,
С презреньем отвернувшись от земли.

Ромео

Недобрый день! Одно убийство это –
Грядущего недобрая примета.

Бенволио

Ты видишь, вот опять Тибальт кровавый.

Ромео

Как, невредим и на вершине славы?
А тот убит? Умолкни, доброта!
Огненноокий гнев, я твой отныне!
Тибальт, возьми обратно подлеца,
Которого сказал мне! Дух Меркуцио
Еще не отлетел так далеко,
Чтобы тебя в попутчики не жаждать.
Ты или я разделим этот путь.

Тибальт

Нет, только ты. Ты в жизни с ним якшался,
Ты и ступай!

Ромео

Еще посмотрим, кто!

Бьются. Тибальт падает.

Бенволио

Беги, Ромео! Живо! Горожане
В движенье. Ты Тибальта заколол.
Тебя осудят на смерть за убийство.
Что ты стоишь? Немедленно беги!

Ромео

Бенволио

Зачем ты медлишь?

Первый горожанин

Куда удрал головорез Тибальт?
Меркуцио мертв. Держите негодяя!

Бенволио

Вот ваш Тибальт.

Первый горожанин

Я вас предупреждаю:
Вы арестованы. За мной, синьор!

Входят князь со свитою, Монтекки, Капулетти, их жены и другие.

Князь

Кто подал поножовщины пример?

Бенволио

Светлейший князь, восстановить велите
Причину этого кровопролитья.
Рукой Ромео умерщвлен и нем
Убивший сам Меркуцио пред тем.

Леди Капулетти

Тибальт! Тибальт! Дитя родного брата!
О муж! О князь! О, страшная утрата!
Кровь родственная наша пролилась.
Взыщи ее с Монтекки, добрый князь!
Вот он стоит – убийца и мерзавец.

Князь

Я спрашиваю, кто самоуправец?

Бенволио

Виной Тибальт, который здесь простерт.
Он оскорбил Ромео. Оскорбленный
Стерпел обиду и, наоборот,
Как мог, старался охладить Тибальта.
Но все Тибальту было нипочем,
Он продолжал буянить. Тут вмешался
Меркуцио, сцепились, и пошло.
Они сражались долго с равной силой.
Вертясь почти все время между шпаг,
Ромео их просил остановиться,
Но сам приблизил роковой исход:
Из-под его руки был ранен насмерть
Храбрец Меркуцио. Тибальт бежал
И думал скрыться, но потом вернулся.
Тогда Ромео вышел из себя,
И, прежде чем успел я разобраться,
Лежал Тибальт без жизни на земле
И от последствий убегал Ромео.
Вот поединка достоверный ход.
Я жизнью отвечаю за отчет.

Леди Капулетти

Он из семьи Монтекки. Для него
Не истина важнее, а родство.
Их было двадцать человек и еле
Всем скопищем Тибальта одолели.
Схвати Ромео, князь! Убийца он
И по закону должен быть казнен.

Князь

Ромео был возмездия орудьем
Кого мы за Меркуцио осудим?

Монтекки

Ромео меньше всех. Он с ним дружил
И мстил убийце, как и ты б отмстил.

Князь

И за поступок этот самочинный
Немедля будет выслан на чужбину.
А ваш раздор мне надоел вдвойне,
С тех пор, как жизни близких стоит мне.
Я наложу на вас такую пеню,
Что вы оцените мое терпенье.
Слезам, мольбам не придаю цены,
Вы ими не искупите вины.
Когда Ромео края не оставит,
Ничто его от смерти не избавит.
Очистить площадь! Мертвеца убрать.
Прощать убийцу – значит убивать.

Сцена вторая

Джульетта

Неситесь шибче, огненные кони,
К вечерней цели! Если б Фаэтон
Был вам возницей, вы б давно домчались,
И на земле настала б темнота.
О ночь любви, раскинь свой темный полог,
Чтоб укрывающиеся могли
Тайком переглянуться, и Ромео
Вошел ко мне неслышим и незрим.
Ведь любящие видят все при свете
Волненьем загорающихся лиц.
Любовь и ночь живут чутьем слепого.
Прабабка в черном, чопорная ночь,
Приди и научи меня забаве,
В которой проигравший в барыше,
А ставка – непорочность двух созданий.
Скрой, как горит стыдом и страхом кровь,
Покамест вдруг она не осмелеет
И не поймет, как чисто все в любви.
Приди же, ночь! Приди, приди, Ромео,
Мой день, мой снег, светящийся во тьме,
Как иней на вороньем оперенье!
Приди, святая, любящая ночь!
Приди и приведи ко мне Ромео!
Дай мне его. Когда же он умрет,
Изрежь его на маленькие звезды,
И все так влюбятся в ночную твердь,
Что бросят без вниманья день и солнце.
Я дом любви купила, но в права
Не введена, и я сама другому
Запродана, но в руки не сдана,
И день тосклив, как накануне празднеств,
Когда обновка сшита, а надеть
Не велено еще. Но вот и няня
С вестями от Ромео, а тогда
Любой язык красноречив, как небо.

Входит кормилица с веревками.

Какие вести, няня? Это что:
Веревки для Ромео?

е, духовный мой отец!
[94]
Брат Лоренцо
Благодари, Ромео, за обоих.
Ромео
Скажи, Джульетта, так же ль у тебя
От счастья бьется сердце? Если так же,
Найди слова, которых я лишен,
Чтоб выразить, что нас переполняет.
Пропой хоть звук из хора голосов,
Которые бушуют в нашей встрече.
Джульетта
Богатство чувств чуждается прикрас,
Лишь внутренняя бедность многословна.
Любовь моя так страшно разрослась,
Что мне не охватить и половины.
Брат Лоренцо
Пойдем и поскорей все обрядим.
Не повенчав, с такою речью страстной
Вас оставлять одних небезопасно.
Уходят.

Сцена 1. Площадь.

Входят Меркуцио, Бенволио, паж и слуги.
Бенволио
Прошу тебя, Меркуцио, уйдем.
Сегодня жарко. Всюду Капулетти.
Нам неприятностей не избежать,
И в жилах закипает кровь от зноя.
Меркуцио.
Ты похож на тех, кто, входя в трактир, кла-
дут шпагу на стол со словами: "Пронеси, господи!", и хвата-
ются за нее при второй чарке без надобности.
Бенволио.
Разве я таков?
Меркуцио.
Милый мой, ты горяч, как все в Италии, и
так же склонен к безрассудствам и безрассуден в склонностях.
Бенволио.
Неужто?
[96]
Меркуцио.
А то нет? Он еще сомневается! Ведь ты готов
лезть с кулаками на всякого, у кого на один волос больше или
меньше в бороде, чем у тебя, или только за то, что человек ест
каштаны, в то время как у тебя глаза каштанового цвета.
Голова у тебя набита кулачными соображениями, как яйцо -
здоровою пищей, и, совершенно как яйцо, сбита всмятку веч-
ными потасовками. Разве ты не поколотил человека за то, что
[97]
он кашлянул на улице и разбудил твою собаку, лежавшую на
солнце? Разве ты не набросился на портного, осмелившегося
надеть новую пару до пасхи, или на кого-то другого за то, что
он новые башмаки подвязал старыми лентами? И такой-то
хочет научить меня миролюбию!
Бенволио.
Если бы я любил ссоры, как ты, я дал бы
застраховать себя с гарантией на час с четвертью.
Меркуцио.
Застраховать себя! Эх ты, гарантия!
Входят Тибальт и другие
Бенволио.
Ручаюсь головой, вот Капулетти.
Меркуцио.
Ручаюсь пяткой, мне и дела нет.
Тибальт.
За мной, друзья! Я потолкую с ними. - Сло-
вечко-два, не больше, господа!
Меркуцио.
Словечко-два? Скажите, какая важность! Я
думал, удар-другой.
Тибальт.
Я всегда готов к вашим услугам, дайте мне
только повод.
Меркуцио.
Его еще надо давать?
Тибальт.
Меркуцио, ты в компании с Ромео?
Меркуцио.
В компании? Это еще что за выражение!
Что мы, в артели бродячих музыкантов? Если так, то не про-
гневайтесь. Вот мой смычок, которым я вас заставлю попры-
гать. Это мне нравится! В компании!
Бенволио
Напрасно мы шумим среди толпы.
Одно из двух: уединимся - либо
[98]
Обсудим спор с холодною душой
И разойдемся. Отовсюду смотрят.
Меркуцио
И на здоровье. Для того глаза.
Пускай их смотрят.
Я не сдвинусь с места.
Входит Ромео.
Тибальт
Отстаньте! Вот мне нужный человек.
Меркуцио
Ваш человек? К чему же он приставлен?
По-видимому, состоять при вас
Противником на вашем поединке.
Тибальт
Ромео, сущность чувств моих к тебе
Вся выразима в слове: ты мерзавец.
Ромео
Тибальт, природа чувств моих к тебе
Велит простить твою слепую злобу.
Я вовсе не мерзавец. Будь здоров.
Я вижу, ты меня совсем не знаешь.
[99]
Тибальт
Словами раздраженья не унять,
Которое всегда ты возбуждаешь.
Ромео
Неправда, я тебя не обижал.
А скоро до тебя дойдет известье,
Которое нас близко породнит.
Расстанемся друзьям, Капулетти!
Едва ли знаешь ты, как дорог мне.
Меркуцио
Трусливая, презренная покорность!
Я кровью должен смыть ее позор!
Как, крысолов Тибальт, ты прочь уходишь?
(Обнажает шпагу.)
Тибальт
Что, собственно, ты хочешь от меня?
Меркуцио.
Одну из твоих девяти жизней, кошачий
царь, в ожидании восьми остальных, которые я выколочу сле-
дом. Тащи за уши свою шпагу, пока я не схватил тебя за твои
собственные!
Тибальт
С готовностью!
(Обнажает шпагу.)
[100]
Ромео
Меркуцио, оставь!
Меркуцио
Ну, сударь мой, а где passado ваше?
Бьются.
Ромео
Вынь меч, Бенвольо! Выбивай из рук
У них оружье. Господа, стыдитесь!
Тибальт! Меркуцио! Князь ведь запретил
Побоища на улицах Вероны.
Постой, Тибальт! Меркуцио!
Из-под руки Ромео Тибальт ранит Меркуцио
и скрывается со своими сообщниками.
Меркуцио
Заколол!
Чума возьми семейства ваши оба!
А сам ушел - и цел?
Бенволио
Большой укол?
Меркуцио
Царапина. Но и такой довольно.
Где паж мой? Сбегай, мальчик, за врачом.
[101]
Паж уходит.
Ромео
Мужайся, рана ведь не из глубоких.
Меркуцио.
Ну конечно, колодцы глубже и церковные
двери шире. Но довольно и этой. Кликни меня завтра, и тебе
скажут, что я отбегался. Для этого света я переперчен, дело
ясное. Чума возьми семейства ваши оба! Ах, собака, и крыса,
и кошка! Зацарапать человека до смерти! Подлец бессовест-
ный! Выучился драться по книжке! Какого черта затесались
вы между нами? Меня ранили из-под вашей руки!
Ромео
Я вас хотел разнять.
Меркуцио
Веди, Бенвольо,
Куда-нибудь. Я чувств сейчас лишусь.
Чума возьми семейства ваши оба!
Я из-за вас стал кормом для червей.
Все прахом!
Бенволио уходит с Меркуцио.
Ромео
Он - мой друг и родич князя
И ранен тяжело из-за меня.
[102]
Я молча снес смертельную обиду:
Меня пред всеми оскорбил Тибальт,
Тибальт, который скоро больше часу
Стал мне родным! Благодаря тебе,
Джульетта, становлюсь я слишком мягким.
Бенволио возвращается.
Бенволио
Ромео, наш Меркуцио угас.
Его бесстрашный дух вознесся к небу,
С презреньем отвернувшись от земли.
Ромео
Недобрый день! Одно убийство это -
Грядущего недобрая примета.
Возвращается Тибальт.
Бенволио
Ты видишь, вот опять Тибальт кровавый!
Ромео
Как, невредим и на вершине славы?
А тот убит? Умолкни, доброта!
Огненноокий гнев, я твой отныне!
Тибальт, возьми обратно подлеца,
Которого сказал мне! Дух Меркуцио
[103]
Еще не отлетел так далеко,
Чтобы тебя в попутчики

Автор книги: Уильям Шекспир

Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Входит брат Лоренцо с корзиной.

Ночь сердится, а день исподтишка
Расписывает краской облака.
Как выпившие, кренделя рисуя,
Остатки тьмы пустились врассыпную.
Пока роса на солнце не сошла
И держится предутренняя мгла,
Наполню я свой кузовок плетеный
Целебным зельем и травою сонной.
Земля – праматерь всех пород, их цель.
Гробница их и вновь – их колыбель.
Все, что на ней, весь мир ее зеленый
Сосет ее, припав к родному лону.
Она своим твореньям без числа
Особенные свойства раздала.
Какие поразительные силы
Земля в каменья и цветы вложила!
На свете нет такого волокна,
Которым не гордилась бы она,
Как не отыщешь и такой основы,
Где не было бы ничего дурного.
Полезно все, что кстати, а не в срок —
Все блага превращаются в порок.
К примеру, этого цветка сосуды:
Одно в них хорошо, другое худо.
В его цветах – целебный аромат,
А в листьях и корнях – сильнейший яд.
Так надвое нам душу раскололи
Дух доброты и злого своеволья.
Однако в тех, где побеждает зло,
Зияет смерти черное дупло.

Благословение господне!
Кому б ко мне в такую рань сегодня?

Ах, это ты? Вполне ли ты здоров,
Что пробудился раньше петухов?
Иное дело старость и заботы:
У них свои с бессоницею счеты.
Но в молодые годы крепкий сон,
Мне кажется, единственный закон.
Ты неспроста горишь усердьем ранним,
А по каким-то важным основаньям.
Ты должен был по нездоровью встать,
А то и вовсе не ложился спать?

Ты прав. Об этом не было помину.

Прости, господь! Ты был у Розалины?

Нет, с Розалиной у меня конец.
Я имя позабыл ее, отец.

Я одобряю. Что ж ты так сияешь?

Сейчас, отец, ты главное узнаешь:
Вчера я ранен был, придя на бал,
И на удар ударом отвечал.
Перевяжи нас поскорей обоих.
Вот я зачем в твоих святых покоях.
Как заповедь твоя мне дорога!
Я зла не помню и простил врага.

Попроще, сын. Что отвечать я стану,
Когда так исповедь твоя туманна?

Дочь Капулетти, знай, я полюбил,
И ей такую же любовь внушил.
Мы друг без друга часа не протянем,
Все слажено, и дело за венчаньем.
Теперь скорее по делам пойдем.
Подробности я расскажу потом.
Но раньше мне пообещай, однако,
Сегодня взяться за свершенье брака.

Святой Франциск, какой переворот!
О Розалине уж и речь нейдет.
Привязанности нашей молодежи
Не в душах, а в концах ресниц, похоже.
Скажи, по ком недавно, вертопрах,
Я видел слезы на твоих глазах?
Рассолу сколько, жалости в приправу,
Без всякой пользы вылито в канаву?
Давно ли замер твой последний вздох?
Давно ли безутешный стон заглох
И побледнели слез следы и пятна?
Чьи это были чувства, непонятно.
Я, может, ошибаюсь и похвал
В честь Розалины не расточал?
Но если так мужское слово шатко,
Какого ждать от женщины порядка?

Не за нее ль бывал мне нагоняй?

Не за нее – за резвость через край.

Вот я в охладел к ней тем скорее.

Чтоб новою увлечься вслед за нею?

Но эта предыдущей не чета.
Та злобилась, а эта – доброта.

И хорошо, что злилась. За любовью
Она угадывала пустословье.
Но я с тобою, юный ветрогон.
Я к вам обоим вот чем привлечен:
Мне видится в твоей второй зазнобе
Развязка вашего междоусобья.

Прошу не торопить:
Тот падает, кто мчится во всю прыть.

Входят Бенволио и Меркуцио.

Где носят черти этого Ромео?
Он был сегодня ночью дома?

Нет.
Я там справлялся.

Эта Розалина
Своей пустой, бессовестной игрой
Беднягу доведет до полоумья.

Слыхал? Тибальт, племянник Капулетти,
Прислал ему письмо.

Меркуцио.Вызов, вот увидите.

Меркуцио.Ничего удивительного. Ответить на письмо – не хитрость.

Бенволио.Нет, он ответит принятием вызова.

Меркуцио.Бедный Ромео! Он и так уже мертв от черного глаза белой лиходейки. Уши у него прострелены серенадами, сердце – любовною стрелою. И такому-то тягаться с Тибальтом!

Бенволио.А что такое Тибальт?

[Закрыть] можешь мне поверить. В делах чести – настоящий дьявол. Фехтует, как по нотам: раз, два, а три уже сидит по рукоятку у тебя в брюхе. Такой дуэлист, что мое почтенье! А его бессмертные passado, его punto reverso, его hai! [15] 15
А его бессмертные passado, его punto reverse, его hoi! – Passado, punto reverse – итальянские названия приемов фехтования; hai – принятое в то время восклицание фехтовальщика во время выпада.

Бенволио.Гляди-ка, никак, Ромео!

Меркуцио.Моща мощой, как высохшая селедка! О бедная плоть человеческая, до чего же ты уподобилась рыбьей! Вот кому теперь растекаться стихами вроде Петрарки, благо перед его милой Лаура [17] 17
Лаура– возлюбленная Петрарки, воспетая им в сонетах.

[Закрыть] не больше, чем кухонная замарашка. Бонжур, синьор Ромео! Французский поклон вашим французским штанам. Здо́рово вы нас вчера надули!

Ромео.Здравствуйте оба. Надул? Каким образом?

Меркуцио.А как же: уговор был идти вместе, а вы улизнули.

Ромео.Прости, милый Меркуцио, я теперь так занят! В делах, как мои, не до условностей.

Меркуцио.Еще бы! В делах, как твои, приходится ползать на коленях.

Ромео.Весьма вежливое соображение.

Меркуцио.Еще бы! Я цвет вежливости.

Ромео.Вроде гвоздики на моих башмачных застежках.

Меркуцио.Ах, как остроумно! Развивай эту сапожную остроту, пока не сотрешь на ней подошвы. О, единственное в мире остроумие, натянутое и долговечное, как стелька!

Ромео.Зато ты – сама естественность. Ты воображаешь, что от натянутости тебя спасает твоя распущенность?

Меркуцио.Ты боишься, что это будет против шерстки?

Бенволио.Ошибаешься. Я добрался до сущности и кончаю.

Ромео.Обратите внимание, вот так зрелище!

Входят кормилица и Петр.

Меркуцио.На горизонте парус!

Бенволио.Целых два: юбка и штаны.

Кормилица.Мой веер, Петр.

Меркуцио.Дай ей веер, чтобы прикрыться. Он исправит ей внешность.

Кормилица.С добрым утром, добрые государи!

Меркуцио.С добрым вечером, добрая государыня!

Кормилица.Разве уж вечер?

Меркуцио.По-видимому. В вашей жизни – бесспорно.

Кормилица.А ну вас, право! Что вы за человек?

Ромео.Природою, сударыня, он создан себе на посмеянье.

Кормилица.Любопытно! Себе, говорите, на посмеянье? Но дело не в этом. Кто мне скажет, где найти молодого Ромео?

Ромео.Извольте. Только молодой Ромео будет немного старше, когда вы его найдете, чем во время поисков. Из людей с этим именем я самый младший, за неимением худшего.

Кормилица.Если вы Ромео, мне надо вам сказать что-то доверительное.

Бенволио.Увидишь, она зазовет его куда-нибудь на ужин.

Меркуцио.Ай да сводня! Ату ее, ату ее!

Ромео.Кого ты выследил?

Меркуцио.К сожалению, не зайца. Или такого, который за старостью может считаться постным.

Если зайца кусок
Запечь в пирог,
То им постного не оскоромишь.
Но бывает, что так
Староват русак —
Тронешь вилкою, зуб переломишь.

Ромео, собираешься ли ты домой? Мы идем к вашим обедать.

Ромео.Сейчас я подоспею.

Меркуцио.Прощайте, старая барыня, прощайте!

Кормилица.Прощайте, скатертью дорога.

Меркуцио и Бенволио уходят.

Объясните мне, сударь, кто этот нахал, бог знает что о себе возомнивший?

Ромео.Это молодой человек, который любит послушать себя и в час наговорит столько, что будет жалеть об этом целый месяц.

Кормилица.Если это он на мой счет, ему не поздоровится, будь он вдесятеро вострей двадцати таких же выскочек. Я покажу ему, как смеяться надо мною! А если не покажу, все равно найдутся, которые покажут. Подлый хвастун! Ты это со своими сударками так разговаривай или с кем-нибудь из твоих поганых забулдыг! (Обращаясь к Петру.)А этот тоже хорош! Стоит, как пень, и смотрит, как каждый негодяй делает с его госпожой, что хочет.

Петр.Я этого не замечал. Я бы таких вещей не потерпел и на месте вынул бы оружие. Я пускаю в дело шпагу ничуть не хуже всякого, едва вижу к этому повод и когда знаю, что закон на моей стороне.

Кормилица.Боже правый, я до сих пор не могу прийти в себя, и всю меня так и трясет! Подлый хвастун. Ах, сэр, ведь я-то пришла совсем по другому делу. Моя барышня, как говорится, просила меня узнать. Что она просила, это, конечно, моя тайна, но если вы, сударь, собираетесь ее одурачить, это я уж просто слов не найду, как нехорошо. Потому что моя барышня совсем еще молоденькая, и если вы ее обманете, хорошие люди так не поступают. И вам так не годится, ей-богу, не годится.

Ромео.Погоди, нянюшка. Во-первых, передай от меня барышне поклон. Уверяю тебя…

Кормилица.Я передам ей это, добрая вы душа. То-то она обрадуется!

Ромео.Что передать ты хочешь? Я и рта ведь не успел еще открыть порядком.

Кормилица.Передам, что вы уверяете. Это, как я полагаю, изъявление немаловажное.

Скажи, что под любым предлогом надо
К полудню ей на исповедь прийти.
Нас с нею обвенчает брат Лоренцо.
Не спутаешь? А это за труды.

- А Зинаида Петровна тортик принесла, сейчас, этот полутруп оживим и пойдем чайку попьем.

- Мечтай. Третий час на ногах, беда прям с этими подорвавшимися. И привозят и привозят.

- Как ты думаешь, выкарабкается парень?

- Да не, Надежда Дмитриевна, сама смотри. Ожоги четвертой степени, две трети кожных покровов. Сердце тронешь рукой – расходится, ребра поломаны, порвана печень, пробито легкое…

- Смотри, глаза открыл…

- Давай ему еще морфина вколем.

Белый потолок больничной палаты снова заволокло серой ватой, и мысли Оглашенного как будто растворились в мягкой, теплой взвеси. Приборы, провода и датчики, расплывчатые белые фигуры и решетка кровати качнулись и исчезли. Он так и не успел почувствовать боль.

Держа в руках портфель, Николай Юрьевич вышел из квартиры, как обычно тщательно запер неподатливый замок входной двери, прошел по коридору, едва не задев детский велосипедик, вечно загораживавший проход, чертыхнулся про себя. Но сразу же подобрался и поднял вверх подбородок, в этот день эмоции не должны ему помешать. Что там, ему бы даже собственная смерть не помешала в этот день. Он, Николай Юрьевич Скрипкин, сегодня презентует свой проект.

Створки медленно открылись, и в лифт сначала вплыл тщательно смазанный средством для кожи портфель, а потом и само худое и длинное тело Николая Юрьевича, которое венчала коротко стриженная голова со смазанными чертами лица, с которого его хозяин чудом свел угри.

В конце туннеля в светлом пятне по-турецки сидел пожилой человек. Он открыл беззубый рот и попытался что-то сказать, но выходило лишь бессвязное мычание, складывавшееся в отчетливые стихотворные строки.

Аа уу̀ уы̀ы ы̀ы а̀а

Аа ыы̀ уо̀о ооа̀

- Унесите тело. – скомандовал он куда-то в темноту, зашевелившуюся сотнями сплетенных рук.

Ы ааы̀ уу̀аа… - продолжил бормотать он. Его рот как будто сдвинулся куда-то в сторону и обнажил язык, который пытался произнести какие-то слова, но лишь двигался в пустоте.

- Это повелитель кошмаров, - раздался смутно знакомый нежный девичий голосок откуда-то сбоку. Отнеситесь к нему с уважением и не забудьте отдать честь.

Николай Юрьевич пытался что-то возразить, но его язык не двигался.

- Николай Юрьевич, Николай Юрьевич!

- Да, Оленька? – отвлекся Николай от исключительно приятных мыслей, в которые почему-то затесался старик, пытающийся что-то сказать.

- Бегите скорее, там уже шампанское Дмитрий Львович открывает! Опоздаете!

Николай неспешным шагом двинулся на банкет, устроенный в его честь. Он чувствовал себя как никогда легко. Его спина больше не хотела сутулиться, а об угрях он и не вспоминал. Он сделал такую презентацию, что весь его отдел хлопал в ладоши. Прибыль от его проекта составила такой процент, что совет директоров решил повысить его с рядового менеджера до заместителя генерального директора, из-за чего ведущий менеджер, тоже метивший на это место, шипел в курилке, как заправская гадюка.

Ему дали в подчинение двенадцать человек, и теперь, как он мечтал, ему носили бумаги на подпись. И кожаное кресло у него теперь было, и тяжелый стеклянный сувенир от партнеров, и ручка Parker. Только портфель он оставил прежний, тот самый, который когда-то купил на всю зарплату, надеясь, что с его помощью произведет правильное впечатление.

Фирма расстаралась. На банкете в его честь кормили не какой-то там пиццей с роллами, как в организациях средней руки, нет. Стол в переговорной накрыли из хорошего ресторана, и пили все не полусладкое шампанское, а итальянское сухое красное вино и шампанское.

Николай как-то быстро захмелел, и в голове его зашумело. В зелено-малиновом нежном летнем закате ему тоже чувствовалась легкая, светлая радость. Он чувствовал себя на вершине мира, и тихо и спокойно улыбался своим широким лягушачьим ртом.

Людмила Михайловна, бухгалтер, она же главный массовик-затейник в фирме, толкнула его в спину своей широкой рукой и потребовала произнести речь. Сначала Николай долго отказывался, но когда сам генеральный попросил его, он встал с места и поднял бокал.

Его грудь пронзила острая, резкая боль, как будто что-то надавило на нее весом в пару десятков килограммов. Николай пошатнулся и упал, и бордовая лужа вина разлилась по стеклянной столешнице.

Щемящая боль в груди ворвалась в сон Оглашенного. В глаза ударило яркое летнее солнце, преломлявшееся в чисто вымытом стекле больничного окна. Он попробовал двинуть рукой – от нее шел шланг капельницы, который вел к изрядному резервуару, наполовину уже пустому. Значит, двигаться пока не нужно. Значит, можно спокойно полежать. Он закрыл глаза на несколько секунд, а затем снова их открыл.

- Что, парень, проснулся? Ну привет.

- Эээ, здрасьте, - как-то неловко ответил Оглашенный. Голос соседа по палате показался ему смутно знакомым, но напрягать память было сложно. Все мысли будто бы вылетели из головы. Он попытался вспомнить, как зовут его самого, и ему пришла в голову мысль, что зовут его именно Оглашенный. Человек, посвященный в таинство, но не прошедший его. Он с трудом повернул голову в сторону соседа. Тот был почти полностью замотан в бинты, и опознать его возможным не представлялось. Он встретил взглядом его глаза – налитые кровью и с трудом шевелившие тяжелыми веками.

- Ты, бедолага, всю ночь орал, я аж уснуть не мог. Тебе что, морфина не дали? – спросил он монотонным низким голосом.

- Давали вроде, - нехотя отозвался Оглашенный. – Я, если честно, мало что помню.

- Зато я помню. Тебя всего перекорежило. Впрочем, я, наверно, не могу об этом говорить, лучше у врача спроси.

- Сможешь ли ты ходить. Я краем уха слышал, что тебе ноги ампутировать собирались.

Оглашенный попробовал пошевелить ногой. Он ничего не почувствовал, впрочем, казалось, его тело полностью утратило все нервные окончания.

- Ты лучше у врача спроси. А я почитаю пока.

Оглашенный увидел, что в руке, свободной от бинтов, он держит книгу.

Он читал нараспев, громко и тягуче.

- Извините, пожалуйста, не могли бы вы прекратить? – осведомился Оглашенный.

- Прекратить Шекспира? – недовольно спросил чтец. – Лучше уж тогда прекратить тебя!

Оглашенный Шекспира не читал, но он ему явно пришелся не по нутру, тем более, утром после реанимации. Он попробовал встать, но тело его онемело и отказывалось слушаться. Капельница тревожно качнулась. Оглашенный понял, что весь опутан проводами и электродами, с ног до головы, и помешать соседу читать вслух никак не сможет.

Тот тем временем продолжал:

- Прекрати, пожалуйста! – закричал Оглашенный. – Ты тут не один!

Наконец, сосед замолчал. Зато он услышал, как беседуют врачи, в мгновение ока очутившиеся у его койки.

- Кричит. Должно быть, больно ему.

- Может, морфинчика вколем?

- Да ну его… Они все кричат, успокоится рано или поздно.

- Может, приборы отключим, чтобы не мучились?

Он приоткрыл глаза. Врачи были замотаны в заскорузлые бинты и курили прямо в палате, держа папиросы в хирургических щипцах. Один из них начал разматывать бинты. Оглашенный попытался закрыть глаза. Ему мучительно не хотелось видеть, что скрывается за бинтом, но стоило ему сомкнуть веки, как картинка стала только ярче. Сосед продолжал читать.

Врач медленно разматывал на себе бинт, а его коллега стоял рядом, и его трясло от смеха. Наконец явился голый череп, из пустых глазниц которого шел табачный дым. Второй врач, продолжая смеяться, отключил капельницу и сделал укол.

Банкет кончился с заходом солнца. Офисное здание еще было подсвечено размытой акварелью летнего заката, но уже было готово погрузиться в легкую и душистую июньскую темноту. Уборщицы с легким шорохом и позвякиванием убирали следы пиршества: бутылки из-под шампанского, апельсиновые корки и куриные косточки, с шорохом падавшие в черные пластиковые мешки.

Немного помедлив, Николай Юрьевич вышел из зала и пошел по коридору, рассчитывая на недолгую прогулку до дома. Он уже дошел до бывшего оупен-спейса, где раньше сидел, выверяя формулы в Экселе и готовя бесконечные белые горы бумаг, как почувствовал смутно знакомый запах, от которого закружилась голова и затряслись руки. Нет, это был не запах зеленой листвы, цветущих лип или остывающего асфальта. Это был тревожный, беспокойный запах беды. Николай Юрьевич вспомнил. Бытовой газ.

От тихого хода мыслей в голове не осталось и следа. Бежать, поднять тревогу, выгнать всех из здания, а тем временем набрать службу газа. Николай вспомнил, что его телефон разбился в лифте вместе с ним. Ничего, есть стационарный телефон, успеть бы добежать. Он попытался закричать, но голос отказывался выходить из его горла. Он побежал по коридору, но запнулся о мусорный мешок и упал, ударившись головой о металлическую ручку открытой двери.

Николай Юрьевич проснулся у себя в постели за десять минут до будильника и замотал прямоугольной головой, пытаясь понять, что его разбудило. Озарение пришло в момент: на скамейке под окном сидели алкоголики, продолжавшие свой ночной банкет, и что-то шумно друг другу кричали.

Проклятая скамейка. Расположенная в густых кустах сирени, летом она манила всех гуляк округи, которые шумно радовались жизни каждую погожую ночь. Николай Юрьевич каждый раз испытывал гнев и ярость, когда его будили по ночам, но поделать ничего не мог. Позвонить в милицию он не решался, а пытаться разгонять нарушителей спокойствия было бесполезно с его комплекцией костлявого лягушонка. Поэтому он каждый раз морщился и терпел.

Он вспомнил свой сон, в котором в офисном здании произошла утечка бытового газа. И приснится же такое… Прямо смешно. В их конторе никогда не было газовых плит, только если электрические микроволновки, да и то какая от них опасность?

Николай Юрьевич учился в Академии Современного Бизнеса и Гуманного Управления, и Шекспира не читал. Проходя, он подумал, что кого-то точно прет от выпитого. Гнусавый голос, казалось, проникал в самую грудину и резал уши. Не удержавшись, Николай Юрьевич заткнул уши и опрометью бросился по лестнице, чуть не скатившись кубарем.

На улице он встряхнул головой и отдышался. Надо собраться, нельзя позволить каким-то алкашам испортить его Великий День. Он собрался делать презентацию по своему проекту и очень рассчитывал на одобрение руководства, а там, глядишь, и до повышения недалеко. Но расслабляться и витать в облаках нельзя, нужно быть предельно собранным и сосредоточенным, иначе не избежать беды и позора.

Проходя мимо скамейки, он снова застал там тех же распивающих граждан. Один из них, держа в протянутой руке бутылку портвейна, с гордостью декламировал:

Николай Юрьевич зажмурился и сделал шаг. Вместо ожидаемой твердости асфальта он попал ногой в яму и полетел вперед. Лодыжка хрустнула, и от резкой боли потемнело в глазах.

Когда Николай понял, что произошло, то его первой мыслью было, что не видать ему повышения, как своих ушей. Надо срочно что-то предпринять и доехать до работы, он сможет! Ему вспомнились мотивационные картинки из социальных сетей о том, что раз инвалиды участвуют в спортивных соревнованиях, то он, Скрипкин Николай Юрьевич, уж точно сможет презентовать свой проект. Надо только дойти. И как-то очистить костюм, испачканный в дорожной пыли.

Он подтянулся на руках и вытащил ногу из ямы. Потом встал на четвереньки и попробовал встать. Нога немилосердно болела, но стоять ровно он мог. Так, уже хорошо. Теперь шаг.

Николай Юрьевич чуть не упал во второй раз и понял, что ногу придется волочить за собой. Более того, ему пригодится костыль. Он увидел валявшийся на газоне кусок арматуры. То, что нужно. Опираясь на железку, он похромал к трамвайной остановке.

Он не узнавал свой город и свой район. Его сознание помутилось от боли в ноге? Вместо привычных четырехэтажных домов с итальянскими окнами и перекрестка с остановкой перед ним выросли двухэтажные бараки с чернеющими вдали тонкими трубами какого-то завода. Часть стекол была выбита. Он попытался уйти из этого места, опираясь на кусок арматуры, но вместо бараков он нашел только бетонное здание за высоким забором с колючей проволокой. Приглядевшись, он нашел почти выцветшую табличку красной краской:

И ниже приписка:

Оглашенный повернул назад. Где-то здесь должна была быть его улица. Он здесь родился, он оббегал в детстве весь район, как он может заблудиться? Надо просто найти трамвай, сесть в него и отправиться на работу, и тогда все неправильности этого пасмурного дня исправятся.

Когда он повернул на соседнюю улицу, она закончилась в зарослях густого некошеного бурьяна. В центре города. Наконец, силы оставили Оглашенного, и он упал острым носом прямо в репейник. Теперь-то от точно опоздал. Можно не вставать из колючих зарослей.

Коля проснулся в своем детстве. Он держал за руку маму, и они шли вдоль их дома, с жаром о чем-то споря. Точно. Он доказывал, что облака – это много-много капелек воды, а мама почему-то только смеялась. Он принял серьезный тон, но его отвлекли какие-то звуки из открытого окна первого этажа. Кто-то низким и монотонным голосом читал нараспев что-то не совсем понятное.

- Радиоспектакль у кого-то играет. Пойдем.

- Мама, я хочу послушать.

- Коленька, мы опоздаем!

Устав спорить, мама встала рядом. Откуда-то сверху раздался треск, и старинный балкон второго этажа отвалился и упал на них.

В коридоре раздавались приглушенные деревянной дверью деловитые голоса. Николай проснулся и открыл глаза. Первое, что попалось ему на глаза, была трещина в потолке, от которой расплывались серо-желтые разводы. Повернув голову, он увидел пожилую женщину в белом халате, которая сидела на соседней койке и читала книгу.

- О, проснулись, Николай Юрьевич?

- Да, здравствуйте. А что со мной случилось?

- А вы не помните? Вы в лифте ехали, кабина сорвалась, благо невысоко. Сломали ногу, получили серьезные ушибы, сотрясение мозга и несколько ссадин. Жить будете, в общем. Считайте, в рубашке родились.

Николай задумался. Откуда в его доме лифт? Или он был где-то еще? Память категорически отказывалась работать. Не зная, что сказать, он вежливо спросил, не найдется ли у медсестры сигаретки, хотя курил он всего несколько раз в жизни. Может, стоило начать?

- Вы знаете, прям до смерти хочется выкурить сигарету, - начал он объяснять.

- До смерти? – медсестра засмеялась гортанным смехом. – Смерть за сигаретку? Какой-то дорогой у тебя табак получается, дружище. Может, лучше послушаешь Шекспира?

Ее массивный квадратный подбородок начал сдвигаться в сторону, обнажая золотые зубы. Она начала декламировать:

- Нет! – закричал Николай, но низкий голос медсестры был неутомим. Она продолжала декламировать, но ее слова перестали различаться в ритмичном вое.

- А ы̀аа ау̀ уы̀ыаа̀а

А ааа̀ ыы̀ уы̀ыа

А ыыа̀ а̀а ау̀ аа̀а

Аа̀а ы̀а у̀у ааы̀ы

Оглашенный теперь точно знал, как сходят с ума. Его уволят с работы. Он всех подвел.

С этими грустными мыслями он закурил сигарету. Действительно последнюю в его жизни.

Текущий рейтинг: 66/100 (На основе 43 мнений)