Образ чумы в произведение чума

Этому уничтожению часто предшествует инверсия.

Друзья убивают друг друга, а враги обнимаются. Богачи становятся нищими из-за банкротства своего дела. Богатство сваливается на головы бедняков, которые в считаные дни наследуют состояния многочисленных дальних родственников. Общественные иерархии сначала подрываются, а потом уничтожаются. Политическая и религиозная власть рушится. Чума отменяет все накопленные знания и все рациональные категории. Традиционно считалось, что чума поражала молодых и сильных, а не старых и немощных; здоровых, а не хронически больных. Данное мнение, вероятно, возникло из-за того, что смерть молодых и здоровых — более необычное и шокирующее зрелище, чем смерть старых и больных. Тем не менее необходимо отметить, что современный научный взгляд соответствует вечному духу чумы даже лучше, чем традиционный. Отличительная черта чумы в том, что она уничтожает все формы различий. Чума преодолевает любые препятствия, пренебрегает любыми границами. В итоге вся жизнь превращается в смерть, высшую форму неразличения. Большинство письменных свидетельств единогласно подчёркивают это устранение различий. Среди них и пляска смерти, вдохновением для которой, естественно, послужила чума.

В начале нового времени, когда эпидемии чумы ещё не исчезли, а научный дух уже пробудился, можно найти тексты, которые проводят отчётливое различие между чумой как медицинской проблемой и её общественными последствиями, — и тем не менее продолжают усматривать сходство. Французский хирург Амбруаз Паре, к примеру, пишет:

Такая последовательность событий совершенно естественна; ничуть не менее, однако, чем противоположная. Общественные беспорядки могут создать условия, благоприятные для вспышки чумы. Историки до сих пор спорят, была ли Чёрная Смерть XIV века причиной или следствием общественных беспорядков.

Былое единство нарушено, однако оно сохраняется в стилистическом приёме — использовании одного и того же слова для обозначения двух отдельных и в то же время удивительно неразделимых явлений. Медицинская чума становится метафорой общественной чумы; она принадлежит тому, что мы зовём литературой.

Уместность метафоры кроется, разумеется, в этом заразном свойстве. Заразность подразумевает наличие чего-то губительного, не теряющего своей силы при передаче от человека к человеку. Таковы, естественно, бактерии в эпидемии; но таково и насилие, когда оно является результатом подражания — когда негативный пример делает привычные ограничения неэффективными или когда попытки подавить насилие при помощи насилия не приводят ни к чему, кроме увеличения его количества. Контрнасилие оказывается неотличимым от насилия. В случае массового заражения жертвы оказываются бессильны — не обязательно потому, что они остаются пассивными, но потому что всё, что они делают, оказывается неэффективным или усугубляет ситуацию.

Это желание содержит в себе противоречие; оно претендует на полную автономию и почти божественную самодостаточность, но в то же время имеет подражательную природу. Божественность, которой стремится достичь это желание, рано или поздно неизбежно оказывается божественностью кого-то другого — эксклюзивной привилегией модели, которой герой должен подражать не только в своём поведении, но также и в своих желаниях. Раскольников боготворит Наполеона. Одержимые подражают Ставрогину. Дух поклонения должен сочетаться с духом ненависти. Чтобы понять эту амбивалентность, нет необходимости обращаться к Фрейду. Здесь нет никакой тайны. Подражать желаниям кого-то другого означает превращать этого другого одновременно в соперника и образец для подражания. Направленность двух или более желаний на один и тот же объект неизбежно ведёт к конфликту.

Постепенно, шаг за шагом,
Примеру высших следуют другие,
Горячка зависти обуревает
Всех, сверху донизу; нас обескровил
Соперничества яростный недуг.

О, стоит лишь нарушить сей порядок,
Основу и опору бытия —
Смятение, как страшная болезнь,
Охватит всё, и всё пойдет вразброд,
Утратив смысл и меру. Как могли бы,
Закон соподчиненья презирая,
Существовать науки и ремёсла,
И мирная торговля дальних стран,
И честный труд, и право первородства,
И скипетры, и лавры, и короны.
Забыв почтенье, мы ослабим струны —
И сразу дисгармония возникнет.
Давно бы тяжко дышащие волны
Пожрали сушу, если б только сила
Давала право власти; грубый сын
Отца убил бы, не стыдясь нимало;
Понятия вины и правоты —
Извечная забота правосудья —
Исчезли бы и потеряли имя.

Образ ослабленной струны демонстрирует, что культурный порядок следует понимать как мелодию — не как простую совокупность разнородных объектов, а как структуру, систему различий, управляемую единым различающим принципом.

Если у миметического желания есть объект, то это сам порядок; порядок уязвим к преступным посягательствам изнутри структуры. Это не означает, что порядок — некий объект, который можно присвоить. Совсем наоборот. Если порядок исчезает или оказывается скрытым, становясь объектом соперничества, то это только потому, что он не означает ничего иного, кроме отсутствия подобного соперничества в функционирующем культурном порядке.

В обоих текстах, хоть и более явно у Шекспира, доминирующая идея в том, что обыкновенная человеческая деятельность, какими бы взаимными ни были её результаты, может осуществляться только на основе невзаимности. Конструктивные отношения любого рода дифференцированы. Улисс несомненно обнаруживает предубеждение в пользу иерархии и авторитарности. Но не стоит поспешно заключать, что это умаляет значимость его речи. Сами понятия, которыми он оперирует — например, понятие культурного порядка как дифференцированной системы, подверженной краху — подразумевают произвольность культурных различий.

Итак, речь Улисса имеет очевидные параллели со сном Раскольникова о язве. В обоих текстах авторы находят способ концептуализировать один и тот же тип взаимоотношений, который в их остальных произведениях выражен в форме драмы и романа, соответственно. Сходство этих двух авторов особенно поразительно в свете их очевидных различий в языке, эпохе, стиле, жанре и так далее. Для полноты параллели у Шекспира также должна быть метафора чумы; и, как ни удивительно, она у него есть. Её можно найти в приведённом выше отрывке. Даже несмотря на то, что она не играет настолько же важную роль, как во сне Раскольникова, всё же метафора наличествует, фигурируя среди различных природных катаклизмов, сопровождающих кризис:

Как вздыбятся моря и содрогнутся
Материки! И вихри друг на друга
Набросятся, круша и ужасая,
Ломая и раскидывая злобно
Всё то, что безмятежно процветало
В разумном единенье естества.

Отныне мы имеем дело не с темой чумы самой по себе, но с тематическим блоком, который, помимо темы эпидемии, включает также устранение различий и миметических двойников. Все эти элементы присутствуют как у Шекспира, так и у Достоевского. Далее я приведу больше примеров, которые продемонстрируют, что данный тематический блок почти неизбежно формируется вокруг темы чумы, какими бы несхожими ни казались тексты на первый взгляд.

Прежде, однако, я должен завершить тематический блок. Ещё один элемент, который до сих пор не был упомянут, но, возможно, наиболее важный из всех — это элемент жертвоприношения. Он заключается в том, что смерть и страдания, вызванные чумой, не напрасны — они необходимы, чтобы очистить и восстановить общество. Вот, например, как заканчивается сон Раскольникова:

В начальных сценах трагедии город Фивы поражён эпидемией чумы; разрешение кризиса становится испытанием силы и авторитета для главных героев — Эдипа, Креона и Тиресия. Каждый из этих претендентов на роль исцелителя пытается переложить вину на других, и они все превращаются в двойников друг друга. Трагический конфликт и чума пребывают в таких же метафорических отношениях, как и у Достоевского и Шекспира с той лишь разницей, что здесь метафорический характер менее очевиден.

Природы преступлений, приписываемых Эдипу, должно быть достаточно, чтобы вызвать подозрение, что мы имеем дело с каким-то подобием линчевания. К сожалению, исследователи продолжают искать исторически задокументированную связь между мифом об Эдипе и неким конкретным ритуалом козла отпущения. Безрезультатно. Вопрос восхождения мифа к ритуалу или ритуала к мифу — это замкнутый круг, который можно разорвать, задав более важный вопрос о вероятном возникновении обоих из спонтанного линчевания, которое неизбежно остаётся невидимым из-за его эффективности.

Спонтанный поиск козла отпущения тогда оказывается системообразующим для мифа, настоящим raison d'être его тем, в особенности чумы, которая должна рассматриваться, я считаю, как маска для кризиса, ведущего к поиску козла отпущения, не только в мифе об Эдипе, но и во многих других по всему миру.

Если предшествующие замечания не безосновательны, то взаимосвязь между чумой и ритуалом жертвоприношения, сначала в примитивных религиях, а затем и в литературе, становится понятной.

Это может включать разнообразные угрозы от кризиса миметического насилия и менее острых форм внутреннего напряжения до исключительно внешних угроз, не имеющих никакого отношения к взаимному насилию, в том числе настоящие эпидемии и даже чуму.

Читая некоторые строки из Софокла и Еврипида, трудно поверить, что эти писатели не обладали интуитивным пониманием коллективных механизмов, стоящих за мифами, которые они использовали. Эти механизмы засвидетельствованы исторически. В Средние Века, например, общественные катаклизмы, особенно эпидемии чумы, обычно провоцировали преследования евреев. Даже несмотря на то, что эти механизмы стали менее продуктивными в отношении мифологического наследия, они всё же далеки от исчезновения.

Теперь мы в состоянии понять, почему мифологическая чума никогда не существует одна. Она — часть тематического блока, который также включает миметических двойников и тему жертвоприношения, способную принимать форму поиска козла отпущения. Ранее я сказал, что чума как литературная тема по-прежнему жива сегодня в мире, где угроза бактериальных эпидемий становится всё менее реальной. Этот факт кажется неудивительным сейчас, когда мы понимаем, что собственно медицинские аспекты чумы никогда и не были существенными; они всегда играли второстепенную роль, служа маскировкой для более страшной угрозы, которую никакой науке ещё не удалось победить.

На первый взгляд кажется, что несмотря на свою интенсивность, процесс утраты различий здесь не приводит к возникновению двойников. Тем не менее, двойники присутствуют — не настолько явно, как у Достоевского и Шекспира, но всё же, особенно в тех фрагментах, которые указывают на чисто духовное заражение, аналогичное миметическому высокомерию первых двух примеров.

Тема жертвоприношения здесь также присутствует: во-первых, в обновлении, которое чума и её современный аналог, театр, должны принести в испорченный мир, но также в более тонких аспектах, которые, по крайней мере в одном случае, могут быть ограничены одним-единственным словом. В одном месте автор изображает вскрытие, производимое на одной из жертв — и не каким-нибудь ножом, а ножом, который без каких-либо видимых причин описывается как сделанный из обсидиана. В антропологической литературе встречаются упоминания о таких ножах, использовавшихся для разрезания человеческой плоти — это ацтекские ножи для жертвоприношений. Не будет преувеличением предположить, что нож из обсидиана и жертвы чумы были навеяны идеей человеческих жертвоприношений.

Ощущение разложения усиливается эпидемией холеры, слухи о которой ходят в городе. Тема жертвоприношения также появляется: сначала во сне героя о примитивной вакханалии, в процессе которой забивают животных, а затем в его внезапной смерти следующим утром, которая кажется воздаянием за его капитуляцию перед силами культурного упадка. Писатель становится олицетворением холеры. Он в буквальном смысле встаёт на сторону эпидемии, когда решает не сообщать польской семье о холере в Венеции, подвергая их тем самым опасности.

Нобелевская премия — швейцарская престижная премия, присуждаемая за большой вклад в развитие искусства, науку, имеющая международный формат.

Автор романа Чума

Экзистенциализм — философия двадцатого века, направленная на акцентирование уникальности человеческой жизни.

Краткое содержание

По сюжету страшная эпидемия — чума — поражает город в Алжире под названием Оран. Описываемые события происходят в середине двадцатого века. Жители города испытывают ужасные страдания, сильную боль и страх перед неизбежностью смерти. Город закрывают на карантин, и на протяжении эпидемии полностью меняются взгляды и поведение людей, находящихся в нём.

Описываются проблематика и множество примеров поведения человека в ситуации, когда чувства безысходности и горя являются приоритетными и неизбежными. Рассматривается, как справляются с этим разные персонажи и как меняются их чувства от начала эпидемии до её завершения на протяжении полутора лет.

Занятые своими постоянными делами, они поначалу не успевают осознать всю важность и кратковременность жизни, но с началом повальной болезни приходит возможность анализировать и думать о своём мировоззрении, о жизни и смерти, о добре и зле. Человечность этих людей хорошо раскрывается именно в этот решающий момент их жизни. Близость смерти даёт им шанс осознать настоящее счастье, которое было до начала эпидемии. И заботы о власти, благосостоянии оказываются ничтожно малыми перед лицом настоящей опасности — смерти.

Большинство людей в романе выбрало для себя позицию наблюдателей. Закрывая глаза на происходящее в начале эпидемии, бо́льшая часть жителей так и осталась пассивными созерцателями, перекладывая возможное освобождение на волю божью, чудо или других героев.

Характеристика главных героев

Не менее важный герой романа Коттар — противоположность доктору, хорошо характеризующий общество. Коттар невежливый, замкнутый, молчаливый.

Роман начинается с попытки Коттара совершить самоубийство, но с началом эпидемии его поведение сильно меняется. Коттар, тративший больше, чем зарабатывал, был причастен к контрабанде нормированных товаров. Коттар перепродавал сигареты и алкогольные напитки, цены на которые росли с каждым днём, и сколотил себе таким образом небольшое состояние.

Но именно теперь, когда чума, казалось, уходит вспять, заползает обратно в ту неведомую нору, откуда она бесшумно выползла весной, нашёлся в городе один человек, которого, если верить записям Тарру, уход её поверг в уныние, и человеком этим был Коттар.

• Чудом выздоровевший работник мэрии, представитель власти Гран Жозеф первый положил начало спада болезни.
• Священник отец Панлю пал жертвой чумы, но отчаянно боролся и сопротивлялся до последнего.
• Журналист Раймон Рамбер, случайно оказавшийся в городе, пытается всеми силами выбраться из него, но остаётся и до последнего борется и помогает доктору Риэ.

Описание по главам

В романе пять глав. Название каждой главы характеризует проблемы и этапы развития эпидемии.

На всём протяжении романа крысы являются символом чумы.

Сам Альбер Камю утверждал, что главный герой романа — это сама страшная, непобедимая зараза чума. Долго жители города не принимали и не понимали предстоящую опасность. Оказавшись заложниками собственных желаний, они боялись смотреть глобально и, как часто бывает, относились к предстоящей беде как к чему-то, что происходит не с ними.

Общее дело объединило многих людей. Начинают приниматься меры, иногда не совсем действенные, например, властями объявляется неделя молений.

Стали сильно распространены попытки покинуть закрытый город, на улицах и в душах поселился изнуряющий страх.

Началась волна возникновения пожаров и, как установило следствие, это было дело рук отчаявшихся и потерявших разум от бед и утрат людей, вообразивших, что огонь убьёт чуму.

Из-за большого числа жертв с летальным исходом со временем похоронный обряд превратился в довольно-таки неприглядную формальность, и родственникам запрещали присутствовать на нём. Нехватка гробов и времени на ритуал погребения вынудили власти использовать большие ямы для похорон покойников, ставших жертвами чумы, а после вовсе начать сжигать трупы в мусоросжигательной печи.

Экономическая жизнь Орана быстро пошла на спад, в эти дни нищета оказалась сильнее страха, тем более что труд оплачивался в зависимости от степени риска. Эгоизм личности отошёл на второй план, на его место пришло только то, что интересовало всех прочих. Они вращались в кругу общих идей, и даже сама любовь приобретала абстрактное обличье.

Горе сделало своё дело, и постоянный страх обезличил людей, испытывающих его. Усталость заполонила сердца, и разуму необходимо было включить функцию самосохранения, которая вытекала из атрофирования чувств сострадания и жалости к другим. Чувство усталости и безразличия поселилось в душах. Машинальное исполнение своих обязанностей и холодный расчёт были возможностью самосохранения.

В любой беде есть люди, наживающиеся и использующие горе себе на пользу. Так и в городе Оране они не заставили себя долго ждать и при первой же возможности проявили качества своего духа. Казалось бы, страшная болезнь должна была упрочить узы равенства между всеми гражданами, а получилось совершенно иначе — чума в силу обычной игры эгоистических потребностей ещё больше усилила в сердцах жителей чувство несправедливости.

С крыс начинается 1 глава, на крысах заканчивается и четвёртая. Они снова появляются в городе, но уже не как знак не предстоящего бедствования, а освобождения. Случаи ремиссии повторяются всё чаще. Болезнь начала отступать.

С апреля никто ни разу не видел в городе ни одной дохлой крысы. — Неужели начнётся всё сызнова? — спросил Тарру у Риэ. Старик радостно растирал руки. — Вы бы только увидели, как они бегают! Одно удовольствие.

Жители города не спешили предаваться ликованию. На протяжении всей эпидемии люди превзошли науку осмотрительности и постепенно отучились рассчитывать на близкий конец. Несмотря на это, в глубине каждого сердца зарождалась великая, потаённая надежда. Боясь разрушить свои мечты и ожидания, люди надевали маску скептицизма и предостережения, боясь ошибиться и спугнуть предстоящую радость и освобождение от всеобщего зла. Последней жертвой чумы стал друг и помощник доктора Бернара Риэ Тарру.

Камю пишет, на мой взгляд, немного мрачновато и пугающе.

Прочитала роман на одном дыхании. Альбер Камю поражает глубиной мысли. Он действительно был гением и заслужил звание лауреата Нобелевской премии.

Согласно информации статистического портала Edistat, книгу покупают почти в четыре раза чаще, чем в прошлом году. В Италии, которая в Европе лидирует по количеству заразившихся новым вирусом, за месяц Чума с 71-го места в рейтинге продаж взлетела на 3-е место.

Краткое содержание книги

Роман представляет собой свидетельство очевидца, пережившего эпидемию чумы, разразившейся в 194… году в городе Оране, типичной французской префектуре на алжирском берегу. Повествование ведётся от лица доктора Бернара Риэ, руководившего противочумными мероприятиями в заражённом городе.

Чума приходит в этот город, лишённый растительности и не знающий пения птиц, неожиданно. Все начинается с того, что на улицах и в домах появляются дохлые крысы. Вскоре уже ежедневно их собирают по всему городу тысячами, В первый же день нашествия этих мрачных предвестников беды, ещё не догадываясь о грозящей городу катастрофе, доктор Риэ отправляет свою давно страдающую каким-то недугом жену в горный санаторий. Помогать по хозяйству к нему переезжает его мать.

Первым умер от чумы привратник в доме доктора. Никто в городе пока не подозревает, что обрушившаяся на город болезнь — это чума. Количество заболевших с каждым днём увеличивается. Доктор Риэ заказывает в Париже сыворотку, которая помогает больным, но незначительно, а вскоре и она заканчивается. Префектуре города становится очевидна необходимость объявления карантина. Оран становится закрытым городом.

Однажды вечером доктора вызывает к себе его давний пациент, служащий мэрии по фамилии Гран, которого доктор по причине его бедности лечит бесплатно. Его сосед, Коттар, пытался покончить жизнь самоубийством. Причина, толкнувшая его на этот шаг, Грану не ясна, однако позже он обращает внимание доктора на странное поведение соседа. После этого инцидента Коттар начинает проявлять в общении с людьми необыкновенную любезность, хотя прежде был нелюдимым. У доктора возникает подозрение, что у Коттара нечиста совесть, и теперь он пытается заслужить расположение и любовь окружающих.

Сам Гран — человек пожилой, худощавого телосложения, робкий, с трудом подбирающий слова для выражения своих мыслей. Однако, как потом становится известно доктору, он в течение уже многих лет в свободные от работы часы пишет книгу и мечтает сочинить поистине шедевр. Все эти годы он отшлифовывает одну-единственную, первую фразу.

В начале эпидемии доктор Риэ знакомится с приехавшим из Франции журналистом Раймоном Рамбером и ещё довольно молодым, атлетического сложения человеком со спокойным, пристальным взглядом серых глаз по имени Жан Тарру. Тарру с самого своего приезда в город за несколько недель до разворачивающихся событий ведёт записную книжку, куда подробнейшим образом вносит свои наблюдения за жителями Орана, а затем и за развитием эпидемии. Впоследствии он становится близким другом и соратником доктора и организует из добровольцев санитарные бригады для борьбы с эпидемией.

С момента объявления карантина жители города начинают ощущать себя, словно в тюрьме. Им запрещено отправлять письма, купаться в море, выходить за пределы города, охраняемого вооружёнными стражами. В городе постепенно заканчивается продовольствие, чем пользуются контрабандисты, люди вроде Коттара; возрастает разрыв между бедными, вынужденными влачить нищенское существование, и состоятельными жителями Орана, позволяющими себе покупать на чёрном рынке втридорога продукты питания, роскошествовать в кафе и ресторанах, посещать увеселительные заведения. Никто не знает, как долго продлится весь этот ужас. Люди живут одним днём.

Рамбер, чувствуя себя в Оране чужим, рвётся в Париж к своей жене. Сначала официальными путями, а затем при помощи Коттара и контрабандистов он пытается вырваться из города. Доктор Риэ между тем трудится по двадцать часов в сутки, ухаживая за больными в лазаретах. Видя самоотверженность доктора и Жана Тарру, Рамбер, когда у него появляется реальная возможность покинуть город, отказывается от этого намерения и примыкает к санитарным дружинам Тарру.

В самый разгар эпидемии, уносящей огромное количество жизней, единственным человеком в городе, довольным положением вещей, остаётся Коттар, поскольку, пользуясь эпидемией, сколачивает себе состояние и может не волноваться, что о нем вспомнит полиция и возобновится начатый над ним судебный процесс.

Многие люди, вернувшиеся из специальных карантинных учреждений, потерявшие близких, теряют рассудок и жгут свои собственные жилища, надеясь таким образом остановить распространение эпидемии. В огонь на глазах равнодушных владельцев бросаются мародёры и расхищают все, что только могут унести на себе.

Поначалу погребальные обряды совершаются при соблюдении всех правил. Однако эпидемия приобретает такой размах, что вскоре тела умерших приходится бросать в ров, кладбище уже не может принять всех усопших. Тогда их тела начинают вывозить за город, где и сжигают. Чума свирепствует с весны. В октябре доктор Кастель создаёт сыворотку в самом Оране из того вируса, который овладел городом, ибо этот вирус несколько отличается от классического его варианта. К бубонной чуме добавляется со временем ещё и чума лёгочная.

Сыворотку решают испробовать на безнадёжном больном, сыне следователя Отона. Доктор Риэ и его друзья несколько часов подряд наблюдают агонию ребёнка. Его не удаётся спасти. Они тяжело переживают эту смерть, гибель безгрешного существа. Однако с наступлением зимы, в начале января, все чаще и чаще начинают повторяться случаи выздоровления больных, так происходит, например, и с Граном. Со временем становится очевидным, что чума начинает разжимать когти и, обессилев, выпускать жертвы из своих объятий. Эпидемия идёт на убыль.

Жители города сначала воспринимают это событие самым противоречивым образом. От радостного возбуждения их бросает в уныние. Они ещё не вполне верят в своё спасение. Коттар в этот период тесно общается с доктором Риэ и с Тарру, с которым ведёт откровенные беседы о том, что, когда закончится эпидемия, люди отвернутся от него, Коттара. В дневнике Тарру последние строки, уже неразборчивым почерком, посвящены именно ему. Неожиданно Тарру заболевает, причём обоими видами чумы одновременно. Доктору не удаётся спасти своего друга.

Однажды февральским утром город, наконец объявленный открытым, ликует и празднует окончание страшного периода. Многие, однако, чувствуют, что никогда не станут прежними. Чума внесла в их характер новую черту — некоторую отрешённость.

Однажды доктор Риэ, направляясь к Грану, видит, как Коттар в состоянии помешательства стреляет по прохожим из своего окна. Полиции с трудом удаётся его обезвредить. Гран же возобновляет написание книги, рукопись которой приказал сжечь во время своей болезни.

Доктор Риэ, вернувшись домой, получает телеграмму, в которой говорится о кончине его жены. Ему очень больно, но он осознает, что в его страдании отсутствует нечаянность. Та же непрекращающаяся боль мучила его в течение нескольких последних месяцев. Вслушиваясь в радостные крики, доносящиеся с улицы, он думает о том, что любая радость находится под угрозой. Микроб чумы никогда не умирает, он десятилетиями способен дремать, а затем может наступить такой день, когда чума вновь пробудит крыс и пошлёт их околевать на улицы счастливого города.

Цитаты из книги

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

"Чума" Альбера Камю или что есть гуманизм.

Наконец-то у меня дошли руки написать об этом романе. На его чтение у меня ушло три замечательных дня (7-9 или 8-10 января), два из которых я переживал самое настоящее внутреннее потрясение, переворот. Камю с первой же книги стал для меня одним из величайших писателей. В "Чуме" много того, что хочется цитировать, перечитывать, обдумывать снова и снова. Выскажу некоторые мысли, которые возникли у меня по поводу данной книги.

Роман написан в форме хроники, повествующей о приходе в алжирский город Оран (кстати, реально существующий) смертельной болезни, в которой через некоторое время врачи распознают чуму. За то время, пока в городе царит эпидемия, меняется настроение попавших в карантин людей и меняется общая атмосфера, царящая в городе. Изменения, происходящие на протяжении всей болезни, анализируются повествователем очень подробно. Одновременно с этим на центральный план выходит несколько персонажей, несколько частных историй. Первый - доктор Бернар Риэ, делающий всё возможное, чтобы победить эпидемию. Второй - Гран, странный человек, который на протяжении всего романа пишет книгу, состоящую из одной фразы, которую он то и дело доводит до совершенства. Третий - не менее странный - Тарру, приезжий, постоянно заносящий в дневник свои наблюдения и тоже до последнего борющийся против чумы. Четвёртый - журналист Рамбер, парижанин, приехавший писать статью о проблемах арабской части населения Орана. Но случилось так, что город стал для него тюрьмой, из которой невозможно выбраться. А между тем, в Париже его ждёт жена. Пятый - Коттар, тёмная личность, единственный человек, который доволен происходящей эпидемией, поскольку ему - в силу его рода деятельности - чума идёт только на руку. Кроме них, в романе присутствуют эпизодические персонажи, выписанные не столь подробно, но, тем не менее, достаточно ярко. И вот столь, казалось бы, разных людей связывает болезнь. Теперь они все - её пленники. Хотя многие их них понимают это далеко не сразу.

Эпидемия, пришедшая в город, меняет привычный его уклад, меняет жителей, ставя их в ситуацию пограничного состояния, то есть в ситуацию экзистенциального страха и тревоги перед физическим "ничто" (небытием, смертью), когда, согласно философии экзистенциализма, открывается подлинное существование, и люди становятся самими собой. Каждый из них ощущает страх смерти, одиночество. Кто-то из жителей, подобно доктору Риэ и Рамберу, оказывается разлучён с любимым человеком (из всех возможных средств связи остаётся только телеграф), и состояние таких людей подробно анализируется. Анализируется и поведение людей, живущих в семье, а также поведение парочек, для чьих чувств чума становится настоящим испытанием, устраивающим смертельную проверку. Чума, казалось бы, уравнивающая всех перед лицом смерти, на самом деле увеличивает разрыв между богатыми, которые в условиях повышенных цен могут позволить себе всё, и бедных, которым денег не хватает даже на пропитание. При этом даже самые неимущие люди, не имея порой денег на хлеб, тратят их на развлечения вроде кино (причём, на протяжении всей болезни кинотеатры вынуждены показывать одни и те же фильмы), вечерних танцев и кафе, где подают алкоголь. За счёт этого они убивают время, которое течёт теперь, как им кажется, очень медленно.

Пришедшую в город чуму Бернар Риэ сравнивает с войнами и стихийными бедствиями, так как они тоже изменяют привычную жизнь людей. Параллель чумы с войной подчёркивается по ходу книги несколько раз. В связи с этим возникает вопрос: что же такое чума? Получается ведь, что это некий символ, а раз так, то что же Камю имеет в виду?

Как уже было сказано чуть выше, в книге отчётливо проведена параллель между чумой и войной. И действительно: в начале эпидемии жители Орана как бы не замечают её: она не касается их напрямую. Сообщения о произошедших в отдалённых кварталах смертях воспринимаются с безразличием. Никто не знает, есть ли какое-нибудь отклонение от нормы, ведь неизвестно, сколько людей обычно умирает за сутки. И только со временем, когда кривая смертности начинает ползти вверх, к людям приходит осознание страшного. Так же, мне кажется, дело обстоит и с войной, и с любым стихийным бедствием: мы осознаём их со всей силой только тогда, когда они стучатся к нам в дверь. Поэтому чуму можно рассматривать как символ войны и некоего стихийного социального бедствия

Однако война не единственное значение символа. В конце книги отчётливо проводится новая параллель. На сей раз между чумой и смертной казнью, а если выйти за её пределы, то между чумой и вообще смертоубийством одного человека другим. Однако к смертной казни я вернусь несколько позже, когда буду говорить о гуманизме Камю и о влиянии на Камю творчества Достоевского. Поэтому я вновь обращаюсь к символу. Из этого самого смертоубийства отходят другие смыслы. В том числе, фашизм (на связь чумы и фашизма указывал сам Камю, хотя в тексте такой смысл никак, на мой взгляд, не заявлен), а также метафизический уровень, на котором чума сопоставляется с мировым злом (основания для такого рода сопоставления я укажу несколько позже, и да простит меня возможный читатель за некотую несвязность данного изложения).

Итак, чума - многозначный символ, значение которого, беря начало в эпидемии, войне и социальном бедствии, постепенно разрастается до метафического значения зла, мирового зла. Разобравшись с чумой, перейду теперь к другим смысловым линиям романа.

Один из важнейших смыслов романа - вопрос о гуманизме, а также добре и зле. Решение этого вопроса проходит через ряд ситуаций, происходящих с героями романа. Журналист Рамбер, отчаянно желающий вырваться из города, приходит к доктору Бернару Риэ с просьбой в виде исключения выписать справку о том, что он здоров и может покинуть пределы карантина. На это Риэ замечает, что не может ручаться, что тот не подхватит чумной микроб за тот промежуток времени, что пройдёт между выдачей справки и уходом журналиста из города. То есть, существует опасность, что чума через Рамбера сможет попасть в Париж и уничтожить уйму людей. Таким образом, Риэ ставится автором в ситуацию выбора: поступить гуманно, по-человечески, отпустить Рамбера к жене (у самого доктора жена тоже находится за пределами города, а потому как человек он прекрасно понимает журналиста) или же, несмотря ни на что, проявить твёрдость и отказать. Риэ, который, согласно своим убеждениям, не может допустить, чтобы случилась смерть даже одного человека, выбирает второй вариант, и Рамбер начинает упрекать его в бесчеловечности, в отсутствии гуманизма. Разве, вопрошает Рамбер, истинный гуманизм не признаёт ценностью счастье каждой отдельной личности. Риэ соглашается с ним, но говорит, что, несмотря на это, он не может выпустить журналиста, что есть, получается, нечто большее, чем счастье отдельной личности. При этом он приводит ему свои доводы. Это какая-то абстракция, заявляет Рамбер. Риэ соглашается, и говорит, что сама чума кажется ему абстракцией. И если для победы над чумой нужно самому стать абстракцией, то он, Риэ, готов это сделать.

Между тем, в городе формируются добровольные ополчения для борьбы с чумой. Инициатором является Тарру, который внезапно решил стать на борьбу с эпидемией. Риэ, Гран, а позже и Рамбер ( с его личностью здесь связан отдельный смысловой пласт) вступают в добровольческий отряд по борьбе с эпидемией. И дальнейшее развитие вопрос о гуманизме получает в одной из сцен, когда Тарру и Рамбер работают в зачумлённом квартале. Здесь кем-то из героев (если не ошибаюсь, Тарру) высказывается замечание, что, проявляя добрые действия, люди иногда способствуют распространению болезни. Таким образом, добро и человечность - в традиционном их понимании - могут приносить зло. Добрыми намерениями бывает иногда вымощена дорога в ад.

Но если добро в привычном его понимании иногда приводит к ужасным последствиям, к трагедии, смерти, злу, то что такое настоящее добро и есть ли оно вообще? Какова альтернатива традиционному гуманизму? Посмотрим, как решает Камю эти вопросы в своём романе.

У доктора Бернара Риэ есть пациент, старик-астматик, который периодически упоминается на протяжении всего романа. Однажды Тарру просит доктора взять его с собой, к этому пациенту. После осмотра Тарру и Риэ выходят на террасу, откуда видно море. И здесь Тарру, для которого доктор стал близким другом, вдруг рассказывает ему историю своей жизни. И история эта граничит с тем, что в английском и французском языке обозначается словом confession (исповедь). Однажды, когда Тарру было 17 лет, его отец, прокурор, взял его на процесс, надеясь, что на сына он произведёт впечатление, и тот захочет продолжать дело отца. На процессе отец действительно на высоте. Он произносит блестящую речь против обвиняемого и просит для него смертной казни. Тарру во время процесса восхищается отцом, однако всё его внимание приковывает обвиняемый. От него у юноши остаётся одно-единственное впечатление: он кажется таким живым, что сама мысль о смертной казни для этого человека для Тарру является неприемлимой. Она противна ему. Настолько, что он не может спать, есть и постоянно думает о смертной казни. В итоге он заявляет отцу, что уходит из дома. Тарру решает раз и навсегда покончить с этим ужасным явлением, создав общество, где не было бы смертной казни и смертоубийств. Он становится профессиональным революционером, чтобы бороться со старым, отжившим, бесчеловечным строем. Однако ради этой борьбы он поступается своими же принципами, допуская отдельные смерти ради всеобщего блага в дальнейшем. Вскоре к нему приходит понимание абсурдности такой борьбы. Зло не искоренить, если бороться с ним методами самого зла. Он оставляет революционную борьбу и задаётся вопросами, которые сформулированы выше.

Доведя рассказ до этого места, Тарру признаётся Бернару, что он только недавно нашёл ответ. И помогла ему в этом чума.

Тарру излагает доктору свою гипотезу. По его мнению, люди делятся на 2 (возможно, 3, не очень хорошо помню это место) категории: на тех, кто угнетает, убивает и на тех, кто терпит лишения. Истинный гуманизм, говорит Тарру, состоит в том, чтобы встать на сторону тех, кто терпит лишение. Только это является единственно правильным решением и в этом смысл человеческой жизни. Идея Тарру находит отражение в сюжетной линии Рамбера. Пытаясь вырваться из города, журналист параллельно наблюдает за действиями доктора Риэ. Когда Рамбер получает возможность нелегально покинуть зону карантина, то за несколько часов до отъезда приходит к доктору Риэ. Риэ искренне говорит, что не держит на Рамбера зла, что он имеет вполне справедливое право на личное счастье. Но Рамбер, всегда считавший себя чужаком в Оране, вдруг заявляет, что чума сблизила всех и что это - его борьба тоже. Он отказывается покидать город и ставит на карту своё личное счастье ради того, чтобы встать на сторону терпящих лишение и бороться.

Таким образом, истинный гуманизм, по Камю, есть не счастье каждой отдельной личности, а борьба на стороне тех, кто терпит лишение. Борьба против смерти и зла. В XX веке традиционное понимание гуманизма рушится. Появляется осознание, что идеи гуманизма, главная цель которых - счастье для всех и каждого, способны привести к социальному злу разрушительных масштабов. И это со всей наглядностью показали советские и фашисткие проекты по созданию нового человека. Надо заметить, что Камю писал свою книгу на протяжении с 1937г. (первые наброски сюжета) до 1947г. То есть большая часть времени создания романа приходится на период страшных лет Второй Мировой Войны

И напоследок мне хочется отметить ещё одну вещь - влияние на Камю творчества Достоевского. В романе "Чума" есть две важные отсылки к нему. Во-первых, это отсылка к роману "Братья Карамазовы" и образу Алёши, который заявляет, что он отказывается принимать Бога, допускающего, чтобы пролилась хотя бы капля крови младенца. В "Чуме" эта отсылка связана с эпизодом, где от болезни в муках умирает сын префекта Орана. Эта сцена производит впечатление на всех, даже на Риэ, который за время эпидемии повидал немало детских смертей. Но больше всего впечатления она производит на епископа, который пишет после неё проповедь. К сожалению, мне не удалось понять, насколько соответствует содержание этой проповеди идеям самого Камю (есть подозрение, что не очень-то уж и соответствует, но зачем тогда вводить текст проповеди в роман - ведь это фактически декларация, спора с которой в романе нет). Во-вторых, в романе присутствует отсылка на роман Достоевского "Идиот" и на образ князя Мышкина. Исповедь Тарру очень похожа на монолог князя Мышкина о смертной казни, который тот произносит в гостиной Епанчиных. Совершенно отчётлив, мне кажется, тот факт, что на становление образа чумы повлияло творчество Достоевского.

Мне хотелось бы упомянуть здесь и о категории абсурда, но уже поздно, а потому я оставлю это рассуждение, возможно, на следующий раз. Я уже начал рассуждать о ней в данном тексте, однако рассуждения эти убрал, дабы не остались бессмысленно торчащие куски текста. Надо заметить, что всё, о чём я писал последние три часа является лишь частью смыслового пласта романа. Эта маленькая книга (примерно 210 стр.) содержит в себе такой мощный заряд, какой не содержат порой и гораздо более объёмные тексты. Это роман-переворот, роман-философия, великий роман. И если я, подобно Куросаве, буду говорить, какой писатель наиболее правдиво писал о человеческом существовании, то назову пока что двух: Чехов и Камю, который стал для меня настоящим открытием