Жизнь детей в чуме
Методическая разработка урока по окружающему миру
Учитель нач. классов: Борисова С.Г.
Библиотекарь школы-интернат: Пустошкина Н.Г.
Тема урока: Как устроен чум? Как выглядит чум внутри? Игрушки ненецких детей.
Тип урока: урок открытия нового знания
Цель урока: показать последовательность установки чума, рассказать о его составных частях; о первых игрушках ненецких детей.
расширить знания учащихся о традиционном распределении мест внутри чума;
пробуждать интерес и желание знать основы традиционного уклада жизни в чуме;
продолжать развивать мышление детей, способность аргументировать свои высказывания:
познакомить с традициями воспитания детей в ненецкой семье;
воспитывать любовь к родному краю;
способствовать воспитанию бережного отношения к вещам, окружающим человека.
Используемые материалы: фотографии и вырезки из журналов с изображением чума; иллюстрации «Составные части чума ; выставка детских игрушек; детские работы
Как-то Счастье зашло в один дом на опушке леса и увидело такую картину: горел камин, возле которого весело играли дети, хозяин дома сидел в большом кресле, а его жена что-то вязала, укутавшись в теплый шерстяной плед. Счастью так понравилась эта идиллия, что оно обратилось к мужчине:
— Я хочу выполнить любое твое желание.
Мужчина, немного подумав, ответил:
— Благодарю тебя, но мне ничего не нужно.
Тогда Счастье обратилось к женщине:
— А ты бы что пожелала?
Она посмотрела на мужа, самого любимого и дорогого ей человека, на детей, которые беззаботно резвились у ног, на уют и покой, царящий в доме, и произнесла:
— Спасибо, Счастье, но у меня уже все есть.
А у детей Счастье ничего не спросило — и так все было понятно. Но возле самых дверей Счастье опять обернулось, окинув взглядом дом, полный тепла, любви, гармонии и спросило: — А можно я останусь у вас навсегда?
- Ребята, как вы представляете, что такое счастье в семье? (ответы детей)
- Многие семьи живут в любви и уважении друг к другу. Для того чтобы семья была счастливой, важно соблюдать правила совместной жизни.
- Назовите эти правила (ответы детей)
- Эти правила пришли в жизнь и быт людей издавна.
В каждой семье самым уважаемым был глава семьи – отец.
- У каждой семьи был свой дом.
- Кто из вас в каком доме живёт?
- Какие жилища можно отнести и к прошлому, и к настоящему? (юрта, чум, иглу).
- Что общего между всеми домами? (Все они предназначены для жилья).
- А чем отличаются они? (У них разные формы, разные названия, сделаны из разного материала, строят в разных местностях).
- Отгадаете мою загадку, значит, отгадаете тему нашего занятия: Одного старика с криком одевают.
- Сегодня мы будем говорить о традиционном жилье северных народов.
- На нашем уроке мы должны познакомиться с устройством чума и традиционном распределении мест внутри чума.
Работа над темой урока.
По преданиям многих северных народов, чум и человек появились почти одновременно. И это недалеко от истины. Археологи утверждают: легкие конические шалаши были знакомы еще древнейшим охотникам Сибири.
- Как называется жилище, где мы находимся? (Чум. Чум – это жизнь.)
- Из чего делают чум северных народов? (Чум сооружают из жердей)
Всего для этого нужно 36-40 шестов.
- Кто знает, из какого дерева делают шесты?
- Шесты делают из ошкуренных стволов елей . Они круглые, заостренные снизу и сверху. Готовят шесты долго, сушат несколько месяцев, иногда несколько лет. Надо, чтобы из них испарилась вся влага и они стали легкими.
- Шесты покрывают полотнищами из оленьих шкур, которые ненцы называют нюками. Для покрытия чума нюки сшиваются в сплошные полотнища.
— Бывает летний чум и зимний.
— Чем отличается зимний чум от летнего?
— У зимнего чума двухслойное покрытие: нюк— таритей ея и поднючье— мюйко.
— Из чего шьют зимнее покрытие? (Дети отвечают.)
— Как вы думаете, сколько надо оленьих шкур на один зимний чум? Надо приблизительно 55—70 шкур оленей. Поэтому оленеводы очень бережно относятся к покрытию чума.
— Почему чум имеет форму конуса? Потому что такая форма чума придает ему устойчивость при ветрах, буранах. Кроме того, с крутой поверхности легко скатывается снег, вода.
— Бывает ли тепло в чуме зимой? Почему? (Дети отвечают.)
— Когда разжигают огонь, дым заполняет весь чум, затем он поднимается, уплотняется в верхушке и не дает уходить теплу. Причем дым поднимается вдоль стенок чума.
— Давайте заглянем внутрь чума. Какие необходимые вещи есть в чуме? ( стол, тумба для хранения продуктов, постель.)
- Каждый предмет в чуме и каждое место внутри чума с древности имеет своё значение.
За симзы размещается священное пространство Си. На него могут ступать только старшие мужчины. Для женщин и детей это запретное место. Здесь обычно находится священный ларь. В нём хранятся духи- покровители очага, семьи, рода и местности. Здесь же хранятся все семейные сбережения и реликвии, а так же оружие и ларь с инструментами. Напротив Си у входа находится Нё. Это место женщины. Здесь она занимается домашними работами: шьёт, чинит одежду и обувь. Здесь она го- т овит пищу, накрывает стол.
- Посередине между Си и нё, находится спальное место.
- Из чего состоит постель? ( циновки из ивовых прутьев, циновки из соломы, оленьих шкур, подушек.)
- В чуме укрываются женской ягушкой. Но сейчас наверно в наше время укрываются одеялами.
— Как называются другие места в чуме? ( места по обе стороны от входа, нежилая часть чума.)
Итак, мы с вами узнали, что такое чум.
4. Ответы на вопросы учителя.
— В чуме у каждого члена семьи свое место.
— Расскажите, как нужно вести себя в чуме детям.
Нельзя баловаться, прыгать, бегать, кричать.
Нельзя заходить за священный шест.
Нельзя играть с огнем, плевать в огонь.
Нельзя смотреть в дымовое отверстие чума вечером и ночью.
5. Игрушки ненецких детей.
В тундре нет магазинов, где любой ребёнок мог бы выбрать себе игрушку. Как же ненецкие дети обходились без игрушек в бесконечном движении за оленьими стадами?
Кроме того, через обращения и игру с куклой закладываются основы духовной культуры. Существует поверье, что как сложится жизнь куколки у девочки, так впоследствии может сложиться ее собственная жизнь. Поэтому девочки своих кукол берегут. Иногда игрушка становится личным талисманом или оберегом и сопровождает свою хозяйку до старости.
6. Закрепление пройденного материала.
— Чум — это самое удобное жилище в тундре. У многих народов Севера домом является такой же чум, как и у долган, энцев, нганасан, кетов, селькупов, хантов и др. Но у некоторых из них, например, у лесных ненцев, селькупов и хантов, летом чум имеет берестяное покрытие. Почему? Потому что они живут в лесу и у них есть возможность собирать березовую кору. А вот жилище чукчей и некоторых других народов Севера называется ярангой.
А у алтайцев — юрта .
7. Чтение стихотворения о чуме.
Что такое чум?
Связали шест
С другим шестом,
Потом
Еще с одним шестом,
Покрыв оленьей шкурой.
И вот готов долганский дом.
Мы чумом этот дом зовем,
Он дарит нас своим теплом
Зимой суровой, хмурой.
Вверху отверстие: сюда
глядится белая звезда.
Сегодня вы у нас в гостях.
Пылает весело очаг.
В стаканах плещется чаек,
Горячий, крепкий, вязкий.
Тесней усядемся в кружок
И будем слушать сказки.
Их нам, уютно бормоча,
Расскажет бабушка Кыча.
Но вот уже и спать зовут,
А спать нам неохота.
- Мы посидим немного тут,
Пока мужчины не придут усталые с охоты!
- Скажите, что является основным элементом любого жилища? (Это очаг, дающий тепло).
Мой чум! НЕ счесть твоих столетий, Ты на веку узнал немало- Сплетением арканных петель Твой путь петляет по Ямалу.
Как мёрз ты, вспоминаю ныне,
Чтоб мог от стужи я укрыться,
Спасал меня, как мать – гусыня, Хранил меня, как мать – орлица.
Твой огонёк всё так же ярок, Я о тебе грущу всё чаще, Ты был мне с детства - как подарок, Любовь и счастье приносящий.
Дом — начало начал, в нем мы рождаемся и проходим свой жизненный путь. Родное жилище дает чувство уюта и тепла, защищает от непогоды и бед. Именно через него в значительной мере раскрываются характер народа, его культура и особенности быта. Внешний вид жилища, строительные материалы и способ постройки зависят от окружающей среды, климатических условий, обычаев, религии и от рода занятий людей, его создающих. Но из чего бы ни строилось жилье и как бы оно ни выглядело, у всех народов его считают центром, вокруг которого расположен весь остальной мир.
- Теперь вы сможете сделать вывод, от чего зависит, какое жилище строит человек?
Ребята отмечают, что вид постройки зависит:
от места расположения;
особенностей той местности, где располагается;
материала, из которого здание построено;
благоустроенности или её отсутствия.
Вывод: В зависимости от природных условий меняется образ жизни и род деятельности любого народа.
- А в классе мы попробуем сделать аппликацию куклы.
Литература и интернет-источники:
Борко Т.И., Галкин В.Т. и др. Учебник 5-7 кл. Культура народов Ямала.Тюмень: Изд-во Института проблем освоения Севера СО РАН, 2002
Попробуем ответить на вопрос о том, что же движет врачами-смельчаками? Для начала — одни из самых загадочных строф из поэтического наследия Константина Симонова:
Всю жизнь лечиться люди шли к нему,
Всю жизнь он смерть преследовал жестоко
И умер, сам привив себе чуму.
Факт есть факт: пропустив это в печать, советская цензура, пусть только одному Симонову, но разрешила хоть как-то намекнуть на глубоко засекреченный эпизод с проявлением в ХХ веке в Москве какого там коронавируса — чумы!
Поэт Константин Симонов посвятил эти строки доктору Абраму Берлину.
Замечательная актриса Нина Ургант в советском документальном фильме озвучила дневники еще одного доктора. То была Любовь Соболева - одна из тех, кто готов был в прямом смысле положить себя на алтарь медицины. "Смешной безобидный зверек этот тарбаган, но появись здесь "черная гостья", и он станет разносчиком смертельных бацилл и их первой жертвой. Местные жители пришли к нам на помощь, начали охоту на тарбаганов, — отмечала в своих дневниках Соболева.
Итак, наш рассказ — о двух переплетающихся подвигах врачей-борцов с чумой и двух медицинских (и не только медицинских) спецоперациях, опыт которых еще как может помочь и нам сегодняшним в коронавирус.
Недавно "Вести в субботу" рассказали, что при строительстве подземного торгового комплекса на Манежной площади в Москве нашли чумные могилы времен эпидемии XVII века. Но тогда мы не рассказали всего об окрестностях торгового центра "Охотный ряд".
Не волнуйтесь, когда здесь обнаружили чумные могилы, то все останки изъяли — с соблюдением и православных обрядов, и, естественно, всех санитарных норм. Но об этом Симонов писать уже не мог — его уже давно не было к тому времени. А вот что он имел в виду, так это то, что в зиму с 1939-го на 1940 год чуму в Москве обнаружили в гостинице "Метрополь". Больным чумой постояльцем оказался саратовский доктор Берлин, к которому вызвали коллегу Соболеву.
"По дороге в гостиницу я вспомнила, что не так давно читала в "Правде" о мужественном поступке саратовских врачей, прививших себе живые культуры штамма чумы. Среди этих врачей был и доктор Берлин", — вспоминала Соболева.
Память о том случае хранят в Музее истории медицины, созданном усилиями единственной в России кафедры истории медицины. Ее руководитель профессор Константин Пашков, недавно сдал мазок на нынешний коронавирус. Результат — отрицательный, поэтому он может без маски. Но почему же такие, как Берлин, сами себя прививали ужасными болезнями?
"Потому что это были люди идейные, которые действительно себя дарили науке, потому что вакцину может сделать только одержимый человек. И самый простой способ доказать всем, что твоя гипотеза верная, что то, что ты сделал, правильно, — это сказать, что я не боюсь", — отметил Константин Пашков, профессор, заведующий кафедрой истории медицины МГМСУ.
Берлина вызвали на коллегию Наркомата здравоохранения.
"Он приезжает в Москву достаточно оперативно, селится в гостинице "Метрополь", где бреется у парикмахера, завтракает, а потом едет на коллегию. Делает свой доклад, возвращается, обедает в кругу коллег, приходит в номер, где ему резко становится плохо", — рассказал Пашков. Назавтра не будет ни его, ни того самого парикмахера.
Причиной вызова в Москву был и смелый эксперимент с прививанием чумой самого себя, но еще и та самая Монголия. В советские годы кто-то в шутку, а кто-то к ужасу всерьез говорил, что Монголии нужно совершить рывок из феодализма сразу в социализм. Но как показывает потребительский бум нынешних лет, и капитализм не лишний эпизод в истории. Что же происходило в Монголии в 30-40-е годы ХХ столетия?
Советская Россия пришла в тогдашнюю Ургу со своими идеями об искоренении не только феодализма, но и чумы. Первую противочумную станцию под Улан-Батором открыл как раз доктор Берлин. Отсюда он съездил в Тибет и потом еще опубликовал в журнале "Современная Монголия" статью о том, что испробованные им тибетские вытяжки и отвары от чумы, к сожалению, бесполезны, а переходить надо на современные методы. Именно их перед вызовом в Москву он продолжал изучать в Саратове.
"Я не думаю, что он был вне противочумного костюма, но, скорее всего, не был выдержан карантин, необходимый в этом случае. Может быть, снял этот костюм не очень правильно", — сказал Константин Пашков.
При этом каким-то чудом не заразилась доктор Соболева, которая вскоре едет совершать еще одно чудо — в Монголию. Еще из ее дневника: "Дурная весть пришла из горной местности. В стойбище пастуха Бабу внезапно слегла вся семья. Я подняла по тревоге наш маленький отряд, всегда ко всему готовый. Стараясь не привлекать внимания, мы поспешили в путь. К исходу вторых суток мы добрались до стойбища старого Бабу, нас никто не встретил. И тут мы увидели мертвеца. Надо было принять все меры предосторожности. В этой юрте все уже бездыханны, и мы обязаны предать огню тела погибших. Хоронить после чумы слишком опасно. Ведь я мечтала о другом, совсем о другом – о балете".
Не Большому театру, а медицине Соболева решила посвятить свою жизнь после того, как еще в Первую мировую при вспышке чумы погибла ее лучшая подруга Регина. В межвоенный период Соболева вышла замуж, родила двоих детей, но уже была так предана науке, что предпочла оставить детей мужу, а сама поехала в Монголию. И вот там во время вспышки чумы она вдруг понимает, что вот только что видела мальчика пятилетнего, который выжил в той семье, которая погибла, но куда-то пропал. И она к ужасу обнаруживает этого мальчика рядом с телом его брата, который умер от чумы. И она идет, по сути, на самоубийство.
"Я велела поставить две новые юрты за рекой — для мальчика и для себя. Решила уйти решила с ним в карантин на 9 дней. Если дымки над юртами погаснут, значит, нас нет в живых. Тогда бросайте сюда факелы — это мой приказ. Когда я стала купать Уфгуна в растворе сулемы, он дважды прокусил мне резиновые перчатки. Если малыш болен, несдобровать", — писала Соболева.
Вот также до этого рядом с заболевшим доктором Берлиным оказался московский врач Горелик, который запирает заболевшего с собой.
- Что движет врачами, когда они так поступают?
- Врачами движет самопожертвование. Каждый врач руководствуется принципом "светя другим, сгораю сам". Люди иные в этой профессии не остаются, как правило. Потому что они дают присягу, и это не формальный акт, это то, чему учат в институте, та среда, которая формирует вообще все медицинское сообщество. Поэтому я абсолютно, например, уверен вот во всех своих коллегах, что если действительно будет проблема, никто не побежит за там противогазом или за какой-то особой способом защитой и сделает то, что нужно в первую очередь, чтобы спасти жизни, а уже потом будет думать, готов он был, самозащищен он был в этот момент или нет, — подчеркнул Константин Пашков.
И вновь Монголия. Конечно, сегодня прогресс не стоит на месте. На монгольских юртах появились солнечные панели, а внутри — телевизоры. Но кое-что неизменно: посреди — очаг.
Когда закрывшуюся со своим маленьким пациентом Соболеву бросило в жар, она из последних сил растопила печь, чтобы дымом дать сигнал, что они все еще живы. Оттуда продолжили приносить продукты на условленное место.
"Связь у нас односторонняя, я им не могу передать ничего, даже записку. Но мне пишут, и я знаю, что пришла помощь из Улан-Батора, прибыли новые врачи, сделали много прививок. Чума, кажется, остановлена", — отмечала Соболева.
А вскоре под бездонным монгольским небом наступил и шестой день карантина, и седьмой. И вот, наконец, на девятый день — топот копыт. Карантин кончился. Выжили оба. А вся Монголия была спасена.
"Уфгуна я увидела лишь через 20 лет и все не верила, неужели этот студент, тот самый малыш", — вспоминала Соболева.
В тот приезд она стала кавалером высшего тогда монгольского ордена Сухэ-Батора. А еще узнала, что спасенный ею малыш из всех профессий выбрал профессию врача.
Но как же в 1939-м от чумы была спасена Москва?
- Больница была мгновенно оцеплена, был определен круг людей, которые контактировали, включая наркома Митерева. И их всех очень деликатно собрали на Соколиной горе — это инфекционная больница, которая всю жизнь специализировалась именно на чуме, — рассказал Константин Пашков.
- Тут я вас поправлю. Вы говорите: "очень деликатно". Насколько мне известно, была спецоперация НКВД.
- Тогда народ был "приучен", к сожалению, к арестам. Под видом ареста их-то и задержали и отправили на Соколиную гору.
"За окном был обычный суматошный московский день, и никто не знал, не должен был знать, что происходит здесь", — писала доктор Соболева.
- И все-таки очень не хотелось бы возвращаться к временам НКВД, когда народ просто "загребают". Наверное, людям самим надо сознательность проявлять сейчас: посидеть в самоизоляции, в карантине?
- Это абсолютно правильно. Причем я хочу сказать, что мы сегодня живем в более выгодных условиях, чем те, кто жили до нас, потому что мы знаем, с чем мы боремся. Мы знаем о том, что коронавирус — это мытье рук. Если вы мылом моете горячей водой в течение нескольких минут руки, вирус прекрасно смывается. Пандемия означает, что для того, чтобы справиться, нужно усилие всего народа. Врачи не решат эту проблему без помощи людей. Нужно делать все то, что сегодня рекомендуется. Маски, мера профилактики в виде перчаток, в виде обработки рук дезсредствами, уборка квартиры, проветривание помещений — понимание вообще всей этой ситуации, оно приближает нас к победе, — уверен Константин Пашков.
Корреспондент “МК” узнал, как живут в XXI веке аборигены Севера — ненцы-оленеводы
27.01.2011 в 16:56, просмотров: 14181
Этот регион не зря назвали “краем земли”. Она здесь действительно заканчивается, по крайней мере в понимании жителей Центральной России. В ресторанах Салехарда строители могут позволить себе свиную рульку за 1200 рублей, а всего в 400 километрах от города, в тундре, кочующие ненцы до сих пор пьют кровь северных оленей. Здесь даже в столице региона Интернет работает с перебоями, зато уже никого не удивляет спутниковая тарелка, установленная на “крыше” чума. В больницах самое современное оборудование, а в стойбищах до сих пор можно встретить детей, в свидетельстве о рождении у которых записано: “Ярсалинская тундра”.
Здесь зона нежелательного проживания для человека: затяжные северные ночи и сводящее с ума солнце полярным днем. Но для живущих по законам предков ненцев нет более желанной земли: “Без тундры и оленей мы никто”. Когда-то они, независимые, свободолюбивые, бегали по тундре от советской власти. Теперь — все больше зависят от российской.
Корреспондент “МК” побывал в Ямало-Ненецком автономном округе, чтобы узнать, каково это — жить на краю земли.
Трасса в пригороде Салехарда. За поворотом свет автомобильных фар выхватывает из бесконечных снежных дюн по обочине дороги оленью упряжку. Рядом исступленно машет руками маленький чум. Тормозим. Чум подбегает, протягивает нам для приветствия руку: “Толян”.
“Не проводите, сколько по пути? А то без фар нас не видно. Задавить могут!”
Водитель, которого встреча с голосующим на трассе аборигеном особо не удивляет, не прочь организовать “световой” кортеж. В ответ Толян вытаскивает из-за пазухи малицы — национальной ненецкой одежды из оленьих шкур — коммуникатор. Не просто мобильник, а такой, какому бы и в столице позавидовали. “Дай телефон запишу. Вдруг оленина понадобится? А я раз в месяц в поселке бываю. Позвоню”.
Регион контрастов. Край земли.
Дом на полозьях
— Это хорошо, что фельдшер из фактории точные координаты стойбища назвал. А иногда вызов поступает напрямую от кочующих ненцев: река такая-то, среднее течение. И выглядывай этот чум в иллюминатор. — О полетах в тундру доктор Андрей Иванов рассказывает, будто об обычных выездах на “скорой”. В принципе так оно и есть: вызовов в тундру у санитарной авиации Ямала за год набегает до тысячи.
В стойбище, что в сотне километров от поселка Яр-Сале, мы летим забрать 11-месячного малыша, у которого уже несколько дней температура под сорок. А заодно доставить в Салехард двух ненок на сносях.
В тундре акушер Андрей Иванов — личность известная. Едва ли не в каждом чуме можно услышать: “Красный доктор жене жизнь спас”.
— Это я года три назад куртку купил горнолыжную красного цвета, — смеется Андрей Иванов. — Теплая оказалась, вот я в ней на вызовы и летал. Она уже давно износилась, а прозвище “красный доктор” все кочует от стойбища к стойбищу.
В “вертушке” доктор Иванов знакомит нас с тундровым этикетом.
— Чум разделен на сектора: справа от очага располагается мужская половина, слева — женская. Если вам нужно перейти из одной половины в другую, ни в коем случае не заходите за очаг. Эта территория считается священной. Там у одних живут иконы, у других — иттермы, ритуальные куклы, изготовляемые из обычной чурки 33 ударами топора. Каждая иттерма — вместилище души умершего родственника. Ненцы возят их с собой до тех пор, пока не забывают, в честь кого они изготовлены. Потом их оставляют в тундре, — разъясняет доктор.
Правда, по словам Иванова, важно даже не то, как ты зашел в чум или поздоровался с хозяевами. Главное — принять совершенно другую ментальность.
— Здесь никто никуда не торопится, все очень размеренно. Суетиться в тундре — это дурной тон.
. Снижаемся. Прямо под нами, посреди изрезанной лентами рек тундры, появляется “наперсток” чума. Вокруг — сотни фигурок оленей величиной с игольное ушко. Из иллюминатора они напоминают стаю комаров. Садимся. “Оленья мошкара” разлетается от вращающихся на огромной скорости лопастей.
Стойбище, куда мы прилетели, состоит всего из одного чума. В нескольких метрах от него прямо на снегу сидит мальчуган лет пяти, пытается вырвать из-под твердого наста хворостину. На улице мороз градусов сорок: ресницы покрываются инеем, на бородах у мужчин нарастают сосульки. А мальчишка так и сидит на снегу, борясь с карликовым деревцем.
— Обморозится ведь! — замечаем мы.
— Что вы, — машет рукой доктор. — В этой одежде из оленьих шкур (мужская называется малица, женская — ягушка) можно на снегу спать. Ненцы так и делают, если их метель в тундре застала.
Детей здесь очень рано нагружают взрослыми заботами: мальчики уже в четыре года помогают родителям искать дрова и следить за оленями, девочки — шить и готовить.
— Помню, приехали мы по вызову на одну базу, — приводит пример доктор. — Захожу в дом, там сидят семеро мужиков-вахтовиков — здоровые такие, пропитые. Следом заходит маленький ненецкий мальчик с ведром воды. Звали его Прокофием.
— Что же ты здесь делаешь? — спрашиваю.
— Воду ношу, кашу варю, печку растапливаю. Дядям помогаю.
— А лет тебе сколько?
— Четыре с половиной! — едва ли не на пальцах показывает ребенок.
— Оказывается, малыша выписали из окружной больницы и привезли на эту базировку, — продолжает врач. — Родители в тундре — неизвестно где. Единственное, что знал мальчик, что через три недели они обязательно должны пройти через это место и забрать его.
Кровь да мясо — пища наша
Подняв покрывшийся ледяной коркой полог, входим в чум. На дощатом полу разложены оленьи шкуры. На них сидят два малыша лет четырех — качают люльку с младенцем. Пара висящих под потолком керосинок едва освещают стоящую в центре чума печку-буржуйку. Пыхтит покрытый копотью чайник. Заунывно скулит собака.
Кажется, жизнь здесь застыла в прошлом веке. На самом же деле такая бедность для тундровиков скорее исключение, нежели правило. В чумах, где живут состоятельные семьи, есть генератор, телевизор, спутниковая тарелка, DVD, стиральная машинка. Некоторые даже ванну с собой возят.
На невысоком столике — несколько чашек, тарелка с оленьей строганиной. Меню тундровиков не отличается разнообразием: конечно, есть и макароны, и крупы, но основа любой трапезы — олень. Здесь не только едят его мясо, но и пьют кровь. Раньше это был единственный способ бороться с цингой, теперь скорее традиция. А мозги оленя для тундровых детишек кажутся вкуснее любого мороженого.
Пока фельдшер Ирина осматривает младенца, его мать следит за действиями врача одним глазом. Второй основательно заплыл.
— Таблетку нужно, — жалуется ненка.
— В больницу нужно, — доносится ответ фельдшера.
Но женщина собираться не спешит. Слезы бегут по обмороженным, покрытым коричневой коркой щекам. В унисон ей ревут два маленьких сына.
Уже потом, в Салехардской окружной больнице, нам объяснят, что тундровые женщины — наиболее проблемная категория пациенток. Дело в том, что на них здесь лежат все бытовые обязанности. Стоит ей лечь в больницу — считай, семья останется без крыши над головой. Дело все в том, что чум у ненцев устанавливает исключительно женщина. Летом управляется за час, зимой — за полтора. “Когда тепло, для покрытия (нюков. — “МК”) используем брезент, зимой — оленьи шкуры. На один чум уходит их штук восемьдесят, — объясняет немногословная, как и все жители тундры, хозяйка. — Когда тут по больницам разъезжать?”
— Особенно много проблем у нас с беременными: они как только родят, сразу рвутся обратно, — объясняет главврач больницы Михаил Коган.
Еще несколько десятков лет назад женщины и вовсе отказывались рожать в больнице — для них в стойбище ставили специальный чум. О том, чтобы пройти обследование, речи и быть не могло. Итог — половина детей умирали на первых неделях жизни.
— Фельдшеры нашли способ вычислять беременных. Дело в том, что вместо пеленок тогда использовали ягель, который начинали собирать еще на первых месяцах беременности. Заметит фельдшер женщину за этим занятием — сразу гонит на обследование, — объясняет Ирина. — Кстати, даже сейчас многие семьи пренебрегают памперсами, по старинке пользуясь мхом. Его даже с собой в больницу некоторые пациентки на сносях берут.
Вообще, по наблюдениям врачей, ненцы отличаются на удивление крепким здоровьем. У них почти нет сердечно-сосудистых заболеваний, они не страдают язвами—гастритами. Если бы в тундре ввели сухой закон, здесь бы и вовсе был край долгожителей.
Школа городской жизни
В шесть лет жизнь ненецких малышей меняется коренным образом. В тундру за ними прилетает вертолет, чтобы забрать их в интернат. Это в первые годы после установления на Ямале советской власти ненцы прятали детей, насильно увозимых работниками “красного чума” в поселки на учебу. Сейчас тундровики ценят образование. Ненцев, не окончивших девятилетку, практически не осталось. Прививка цивилизацией для большинства тундровиков проходила болезненно.
— Мне было девять лет, когда я впервые приехала в поселок на учебу. Помню, по пути отец остановил нарты и стал показывать на небо: “летящая лодка”. Так я впервые увидела самолет. От страха вжалась в нарты и все время думала, не упадет ли он на нас, — поделилась своими детскими воспоминаниями пенсионерка Нина Ларовна, с которой мы познакомились на ярмарке в Салехарде. — А еще, будете смеяться, я долго боялась дверей в домах. Мне все казалось, что они меня съедят, прищемят.
Конечно, от сегодняшних детей не услышишь рассказов о железных птицах или механических нартах. Но и они, попав в интернат, испытывают культурный шок.
— Я первое время боялся кран открывать, — смеется 9-летний Толик, воспитанник школы-интерната в поселке Яр-Сале. — И звука воды в туалете.
Интернат в поселке Яр-Сале — самый большой из подобных общеобразовательных учреждений в России. Шесть современных корпусов, несколько компьютерных классов, биологическая, химическая и физическая лаборатории. Здесь и некоторым московским школьникам есть от чего впасть в ступор. Именно поэтому дети сперва поступают в предшкольный класс — своеобразную подготовительную группу для жизни в городе.
— Почти все воспитатели предшкольных классов — коренной национальности. Первое, что они делают, это приучают детей к гигиене. Учат пользоваться туалетом, чистить зубы, — объясняет директор Николай Шемякин.
Но главная обязанность воспитателей — научить детей говорить между собой на русском языке. Ведь хотя их родители и знают великий и могучий, общаются в семье в основном по-ненецки. Почувствовав вкус жизни в городе, тундровики не стремятся возвращаться в родное стойбище. Всего 15—17% выпускников после окончания школы отправятся пасти оленей. В прошлом году здесь и вовсе поставили рекорд: 95% 11-классников поступили в вузы.
Около стенки стоят две девочки лет четырнадцати. На одной футболка “Токио Хотел”, вторая кутается в толстовку. Обе склонились над мобильниками. Услышав вопрос про возвращение в тундру, они смущенно пожимают плечами. Но во взгляде четко прочитывается: “Мы что, дуры. ”
У Лены и Маши будущее уже распланировано: сперва поступление в Тюменский нефтегазовый университет, потом — замуж за городского.
На самом же деле жизненная линия тундровиков не всегда строится по прямой “тундра—интернат—институт—поселок”. Иногда она замыкается кольцом.
— Я был знаком с пилотом-ненцем, который 20 лет отлетал на “Ми-8”, а выйдя на пенсию, отправился обратно в тундру, — говорит Андрей Иванов. — Купленную в поселке квартиру племянникам отдал. Говорит — не могу больше, простора хочется, спокойствия.
Редактор из племени морских ракушек
Редактор ненецкой газеты “Няръяна Нгэрм” (“Красный Север”) как раз из таких. В Салехарде у него двухэтажная квартира с четырьмя спальнями и двумя ванными комнатами, а и месяца не проходит, чтобы он не поехал в тундру. У всех четырех детей — высшее образование, а дома они до сих пор стараются говорить по-ненецки.
— Яунгад Хабэча Хываревич, вождь племени морских ракушек, воскресший из мертвых, сын строптивого, внук белого медведя, правнук моржа, — оттараторил главред, протягивая руку для приветствия.
Не дожидаясь наших вопросов из серии “где здесь имя?”, пояснил:
— Хабэча — это имя. Переводится как “воскресший из мертвых”. Когда я родился, пуповина обвилась вокруг шеи и едва не задушила меня. Но бабушка, знающая технику иглоукалывания и другие народные средства, вернула меня к жизни. Но вы можете называть меня дядя Федор или Федор Константинович — так ко мне родственники обращаются. Ведь ненецкие имена у тундровиков считаются священными. Они никогда не называют ими друг друга, а пользуются русскими “псевдонимами”.
О традициях и поверьях тундровиков дядя Федор может рассказывать часами.
— Невесту молодой человек сперва должен привести к главе рода. Если тот одобрит выбор, можно жениться. Трижды я приводил девушек к своему дяде — и трижды он говорил: “Ищи лучше, не будет тебе с ней счастья”. Лишь на четвертый раз он дал добро на брак. И не ошибся ведь: сколько лет живу с женой, а в ней души не чаю.
До сих пор, по уверениям Федора Константиновича, среди местного населения почти нет разводов. “Одна баба в тундре не проживет, а к родителям в чум ей путь заказан”.
— Другое дело, если муж умирает. Тогда, чтобы дети не пошли по миру, на женщине чаще всего женится младший брат мужа, — объясняет Хабэча Яунгад. — Но это только в таких экстренных случаях. Так-то браки внутри рода исключены.
Кстати, обряд захоронения в тундре тоже дошел до сегодняшнего дня почти без изменений. Из-за того что вокруг вечная мерзлота, зарыть гроб в почву невозможно. Поэтому покойника оставляют над землей.
— С момента смерти человека до его погребения может пройти несколько месяцев. Все это время семья собирает в тундре бревна, пригодные для изготовления гроба, а тело человека возит с собой на специальных нартах, — объясняет Хабэча Хавыревич. — У каждой семьи на пути каслания есть родовое кладбище, расположенное на возвышенности. Когда гроб готов, его оставляют там. Постепенно грунт тает, и гроб уходит под землю. Лишь за 50 лет тундра его полностью поглощает…
И “Буран” — хорошо, и мотор — хорошо, а олени лучше
В “рупоре” тундры Хабэча Яунгад работает уже больше тридцати лет. Все это время газету доставляют в поселки, откуда ее уже забирают кочующие аборигены. Говорят, ненцы разбирают всю тысячу экземпляров. Ведь по центральным каналам, которые ловятся у них в чуме, о близких им проблемах не говорят.
Основная — это отношения с нефтяниками.
— Вот, к примеру, сейчас в связи с разработкой Болоненковского месторождения 400—500 семей нужно перевести на оседлый образ жизни. По этим территориям у них издавна проходили пути каслания оленей, теперь же там буровые. А ведь вся жизнь ненцев основана на оленях — в поселке без работы народ просто погибнет, — объясняет дядя Федор.
В 90-е годы противостояние аборигенов и нефтяников доходило до вооруженных конфликтов. Сейчас обе стороны предпочитают стол переговоров.
— Обычно за промышленное освоение тундры нефтегазовая компания обязуется платить общине энную сумму денег. Но это капля в том золотом море. Обычно главе рода выплачивают тысяч сто, а он уже распределяет эти деньги между людьми. Плюс обязуются обеспечивать топливом, иногда “Буранами”, моторами для лодок, — говорит Хабэча Яунгад. — Одним словом, кто как договорится. Ну и от государства тундровикам платят по две тысячи на человека. Но это ведь все равно копейки.
На самом же деле проблема здесь куда глубже. “Коренные думают, что мы им всегда должны”, — это фразу здесь можно услышать от большинства русских, особенно проживающих в национальных поселках. Люди жалуются, что ненцам дают жилье, которого русские добиваются годами. Но все понимают: без этой господдержки в тундре, где килограмм оленины принимают по сто рублей, а буханка хлеба стоит 30, кочующему населению не выжить.
Но они пытаются выживать. По законам предков. Вот только с каждым годом город со своими соблазнами становится все ближе. А желание стать его частью — все сильнее.
Салехард—Москва
Опубликован в газете "Московский комсомолец" №25555 от 28 января 2011
Читайте также: