Семья она вич он нет у них дети

Истории двух семей

Интервью: Ольга Страховская

Отсутствие доступной информации о профилактике и сексуального образования привели к тому, что в стране диагностирована эпидемия ВИЧ, а сам диагноз продолжает вызывать ужас и звучит для многих как приговор. Паника (в отличие от здравых мер) неуместна: современные методы терапии дают возможность ВИЧ-положительным людям жить полной жизнью — в том числе иметь детей.

Мы расспросили об опыте беременности и рождения ребёнка в дискордантной паре двух героинь, которым повезло с поддержкой и пониманием друзей и близких — но которые встретили дискриминацию там, где совсем не ждали. А конкретные медицинские рекомендации дискордантным парам, решившим завести ребёнка, дала Анна Валентиновна Самарина — доктор медицинских наук, заведующая отделением материнства и детства Санкт-Петербургского центра СПИД, доцент кафедры социально значимых инфекций ПСПбГМУ им. акад. И. П. Павлова.

Наталия

мама пятилетнего сына

О том, что мой будущий муж инфицирован, я узнала практически сразу — в нашу первую ночь, когда дело дошло до секса. У нас не оказалось презервативов, и он сказал, что мы не сможем без них, никак, вообще, потому что он ВИЧ-положительный и обязан мне об этом сказать. Я это приняла как-то очень легко: его откровенность и честность меня успокоили и расположили, даже как-то привлекли.

Страха не было. Он очень подробно рассказал мне свою историю: как узнал обо всём случайно, проходя обследования, и по цепочке выяснилось, что он заразился от своей девушки, а она, в свою очередь, от своего предыдущего партнёра. У них были серьёзные отношения, не какие-то случайные связи, они даже собирались жениться, но отношения сошли на нет по каким-то не связанным с диагнозом причинам. Как бы то ни было, узнав обо всём, они сразу встали на учёт. Это официальная практика: если ты, например, ложишься в государственную больницу на операцию, ты должен сдать анализ на ВИЧ, и если он положительный, тебя автоматически ставят на учёт в инфекционной больнице на Соколиной горе, в СПИД-центре.

Будущим родителям, проживающим в серодискордантной паре, беременность нужно обязательно планировать. Лучше заранее обратиться к своему инфекционисту и акушеру-гинекологу центра СПИД. Согласно современным рекомендациям, ВИЧ-инфицированному партнёру в дискордантной паре показано назначение высокоактивных антиретровирусных препаратов с целью профилактики передачи ВИЧ неинфицированному партнёру половым путём.

Уже там мой муж прошел все исследования на иммунный статус и вирусную нагрузку. Если всё в порядке, то ВИЧ-положительным людям не нужно ничего делать, только вести нормальный здоровый образ жизни и наблюдаться, регулярно сдавать анализы и проверять, не прогрессирует ли вирус. Если иммунитет начинает падать, назначают терапию. Все показатели мужа оказались в пределах нормы, так что он жил и живёт сейчас полной жизнью, в которой с момента постановки диагноза почти ничего не поменялось. Это лишь приучило нас обоих внимательно относиться к своему здоровью и не пренебрегать плановыми обследованиями, правильно питаться, больше заниматься спортом, следить за собой. Единственное ограничение, которое диагноз привнёс в нашу жизнь, — это защищённый секс, всегда, неважно, в каком мы состоянии. В порыве страсти, уставшие, после вечеринки, мы никогда не теряли контроль, а в квартире всегда был запас презервативов.

Естественно, через какое-то время совместной жизни меня накрыла волна переживаний: что ждёт нас в будущем, я бросилась гуглить, мне было страшно за него, страшно за себя и за возможность иметь детей. Собственно, страшнее всего было оттого, что это очень табуированная тема, о которой ты не можешь спокойно рассказать. Поэтому я долго не разговаривала на эти темы со своими близкими, а вот с просто знакомыми, в чьей адекватности была уверена, было проще. Реакция чаще всего была нормальная, но мне повезло с окружением.

То, что люди информированы слабо, это мягко сказано. Поэтому когда мы решили завести ребёнка, то сначала поехали в СПИД-центр, где мне рассказали об официальной статистике: что вероятность заражения при нормальном состоянии организма и однократном половом акте в дни овуляции минимальная. Я даже помню бумажку, которая была приклеена на столе: вероятность вашего заражения 0,01 %. Да, она всё равно есть, да, это немного русская рулетка, особенно если не удастся забеременеть с одного раза. Можно напрячься и сделать ЭКО, чтобы полностью себя обезопасить, но это нагрузка на организм, сопряжённая с гормональной терапией, которой вполне можно избежать.

Беременность я очень чётко планировала, готовилась, как любая женщина: полностью исключила алкоголь, стала заниматься йогой, правильно питаться, пила витамины, микроэлементы. Муж со своей стороны прошёл все проверки в СПИД-центре, где никаких противопоказаний у него тоже не выявили.

Если пара, где инфицирован только мужчина, планирует беременность, то назначение антиретровирусной терапии обязательно. В данном случае для профилактики инфицирования партнёрши можно прибегнуть к методам вспомогательных репродуктивных технологий: инсеминации очищенной спермой партнёра или экстракорпоральному оплодотворению (в случае если у кого-либо из пары имеются проблемы с репродуктивным здоровьем). При неопределяемой вирусной нагрузке в крови ВИЧ-инфицированного партнёра на фоне лечения риски передачи вируса половым путём без использования презерватива значительно ниже, но исключить возможность инфицирования в данном случае нельзя.

Забеременела я сразу, после первой же попытки, и, узнав, что беременна, сразу пошла и сделала анализ на ВИЧ. Меня пугало только то, какую ответственность я несу за своего ребёнка и его будущую жизнь — если я вдруг заражусь и передам ему вирус. Анализ был отрицательным.

Беременным, не инфицированным ВИЧ, проживающим с ВИЧ-инфицированным партнёром, также рекомендуется обратиться к акушеру-гинекологу центра СПИД для получения консультации и, возможно, проведения дополнительного обследования. В некоторых случаях беременной, проживающей в дискордантной паре, может потребоваться назначение профилактики при беременности, в родах, а также профилактический курс потребуется новорождённому.

Все новости

Они живут с вирусом и помогают другим сохранить здоровье и вести полноценную жизнь, несмотря на болезнь

Равные консультанты начали регулярно консультировать в СПИД-центре Новосибирска меньше года назад

Фото: предоставлено Дмитрием Народневым и Таисией Ланюговой

Каждый сотый житель Новосибирской области инфицирован ВИЧ. В последние годы о болезни стали говорить чаще, терапия стала доступнее, но узнать о своём положительном статусе страшно до сих пор. Информации, как дальше жить и как лечиться, мало, а найти что-то полезное сложно. Меньше года назад в Новосибирске начали работать равные консультанты — люди с диагнозом ВИЧ, которые научились жить с заболеванием и сейчас помогают другим. Во Всемирный день борьбы со СПИДом обозреватель НГС Дарья Януш поговорила с двумя равными консультантами о том, как они сами столкнулись с ВИЧ, и в чём нуждаются те, кто только что узнал о своём положительном статусе.

Заразилась в 18 лет от парня

Подозрений у меня никаких не было, в 2004 году я училась на первом курсе. Всё было хорошо. Я сдала кровь как донор, кровь проверили, и ко мне пришла участковая медсестра. Она вручила справку с печатью СПИД-центра, я даже не поняла, что это такое. Медсестра так засмущалась, ей хотелось скорее сбежать, поэтому она невнятно наговорила, что у меня есть подозрения на гепатиты и прочее, что нужно к врачу, и я только пятки на лестничной клетке видела.

Тогда о ВИЧ я знала только из телевизора — кто-то умер от СПИДа, картинки страшно худых умирающих людей, что он распространён среди геев. Думала, что это что-то далёкое от меня. Знаю, что заразилась от бывшего парня, в прошлом он употреблял наркотики. Когда я узнала о диагнозе, мы уже не были вместе. Я позвонила сестре посоветоваться, она убедила, что нужно сходить к врачу.

Таисия принимает терапию — благодаря лекарствам она родила здорового сына

Фото: Таисия Ланюгова

Я пересдала кровь, ждала неделю и надеялась, что это ошибка. В то время на учёте стояло очень мало ВИЧ-инфицированных — я была в первой тысяче выявленных в Новосибирске. Очевидно, что их хуже выявляли, и люди были просто не в курсе. Когда диагноз поставили окончательно, думала — вот и всё, зачем дальше жить. Думала, что жить мне осталось 5 лет.

Только спустя год я вновь пришла к врачу с вопросом, а есть ли жизнь дальше. Тогда сложно было кому-то рассказать, дискриминации было больше, чем сейчас. Я сразу выпала из учёбы — зачем учиться, если я умру? Год я была в депрессивном состоянии, выпала из жизни. Сейчас вижу, что клиническая картина инфекции другая, у многих нет этого времени на депрессию и раздумья.

9 лет я не принимала лекарства, такая политика была в стране. Только последние два года в нашем регионе принята стратегия, что человека сразу же надо начинать лечить. До сих пор в стране есть рекомендация Минздрава, которая звучит так: человеку назначают терапию, когда его иммунный статус снижается до критического уровня, когда начинается иммунодефицит, а вируса в крови слишком много. Это достаточно заразный человек, у него СПИД. Когда иммунная система начинает сыпаться, проявляются сопутствующие заболевания, они переходят в хронику. Это отвратительная, ужасная политика.

Когда ВОЗ ввёл стратегию 90–90–90 (90% населения протестировано на ВИЧ, далее 90% состоит на диспансерном учёте и 90% охваченных терапией добились неопределяемой вирусной нагрузки, при реализации стратегии роста новых случаев заражения не будет. — Прим. ред.), страна подписала стратегию, и мы видим за последние годы изменения. К сожалению, у нас есть достаточно много выявленных пациентов, которые ни разу не приходили в СПИД-центр. Они могут и не знать — сдали анализ у венеролога или гинеколога, им могли и не сообщить о результатах, а данные передали в СПИД-центр.

Сейчас в Новосибирской области 43 тысячи выявленных. 8 тысяч из них уже умерли, живых почти 36 тысяч, наблюдаются около 26 тысяч человек. 9 тысяч инфицированных просто не доходят до СПИД-центра. Кто-то не знает, кто-то раздумывает, пока здоровье позволяет, а есть ещё областники, которым сложно приехать. Есть уязвимые группы. Понятно, что среди них есть активные потребители, им не до этого. Протрезвеет, жить захочет — придёт. Я вижу таких каждый день. Все, кто трезвеет, жить хотят. Кто не хочет, они дальше торчат и умирают от передоза.

Зато бывшие наркоманы самые дисциплинированные. Они соблюдают приём таблеток, вовремя приезжают к врачу. Хуже соблюдают режим социально благополучные, которые думали, что это их не касается, которые сейчас себя нормально чувствуют. Если человек начал лечиться в тяжёлом состоянии, он более дисциплинированный. Если человек принимает лекарства и соблюдает режим, то с помощью антиретровирусной терапии он может добиться неопределяемой вирусной нагрузки — не сможет передавать вирус другим.

Выйти из депрессии мне помогла группа поддержки, я долго на неё собиралась. До сих пор этот сервис — основной источник информации для ВИЧ-положительных людей о том, как жить дальше. Врач физически не может с каждым поговорить. Он принимает 40–50 человек за смену, а на один такой разговор нужен час. Врач не может в день сидеть по 50 часов и разговаривать.

Равный консультант — такой же человек с ВИЧ, который прошёл путь принятия диагноза. Он не оценивает и не осуждает, а помогает найти нужную информацию — как работает терапия, почему её нельзя пропускать, почему один партнёр положительный, а другой отрицательный, можно ли родить здорового ребёнка. Женщина с ВИЧ может родить ребёнка и не передать ему вирус — у меня есть сын, он здоров.

Будем честными: адекватной информации о жизни с ВИЧ нет, а всё, что тратится на профилактику, — это страшилки или мотивации сдать тест, а не о том, как жить дальше. Плюс консультанта в СПИД-центре в том, что я могу человеку прямо сейчас адресно помочь: нужно к врачу — записываем на приём, нужен психолог — идём к специалисту, нужна социальная помощь — передаём соцработнику.

Диагноз Дмитрию поставили 12 лет назад. Сейчас он помогает тем, кто только узнал о болезни

Фото: предоставлено Дмитрием Народневым

Узнал случайно 13 лет назад

Долго не придавал значения диагнозу, продолжал жить обычной жизнью, ведь никаких проявлений болезни не было. В 2014-м я решил прекратить употреблять вещества, поехал в реабилитационный центр. Мне хотелось жить, я понял, что от наркотиков умру. Я прошёл реабилитацию, стал работать консультантом по химической зависимости. Постепенно я начал принимать медикаменты, стал внимательнее относиться к здоровью.

За 12 лет сильно изменилось отношение к людям с ВИЧ, появилась достоверная информация. Люди с ВИЧ не одиноки, есть группы взаимопомощи. Если человек сегодня ищет поддержку, то он её найдёт. Если бы я сегодня узнал о диагнозе, то сразу бы начал принимать терапию. Тогда же никому не хотелось об этом говорить. Было стыдно и страшно. Мне никто не объяснил, что с этим можно жить полноценной жизнью. Сегодня такая жизнь доступна всем.

За неделю я консультирую больше 200 человек. На моём счету не один человек, которого я буквально за руку привёл в СПИД-центр, и сегодня все они принимают медикаменты.

Равные консультанты — это звено стратегии 90–90–90, лишь вместе мы сможем победить. Мы не убеждаем людей принимать лекарства. Задача равного консультанта дать информацию, а человек сам выбирает, что делать со своим здоровьем. Я не придаю значимости, что это моё достижение, но мне нравится понимать, что мир благодаря консультантам становится чуточку добрее.

Вы живете с ВИЧ? И готовы рассказать свою историю другим (возможно, анонимно)? Свяжитесь с редакцией НГС по WhatsApp, Viber, Telegram, привязанным к номеру . Ваша история может спасти кому-то жизнь.

Сколько живут с ВИЧ и почему грудное молоко опаснее шприца? Почитайте 8 фактов о вирусе, которые обязательно надо знать.

Очень сильно эмоционально зацепила эта статья.

В ней много неординарного: и самоотверженность приемных родителей, не захотевших оставить пусть приемного, но уже "своего" сына умирать одного, скотство и подлость тех, кто должен был бы помогать - врачей и органов опеки, и какое-то средневековое мракобесие не только окружающих, но и органов опеки. А мнения т.н. экспертов вызывают по сути только горькую иронию, т.к. ни помочь семье, ни остановить травлю никто не может.

Но размышляя понимаешь, что однозначных ответов или разделения "белое-черное" нет.

Маме мальчика звонят с угрозами, а соцопека не пускает в кружки.

Многодетная приёмная семья из Искитима (Новосибирская область) год назад взяла 6-летнего мальчика из Тогучинского детдома. Вскоре приёмные родители проверили мальчика на туберкулёз, от которого умерла его биологическая мать, но внезапно узнали, что у него ВИЧ. Прожив месяц в сильнейшем стрессе, семья решила, что не бросит ребёнка умирать.

Когда ребёнок вернулся домой, против семьи ополчились жители Искитима: работники соцслужб не хотят допускать в первый класс, а анонимы просят уехать из города. Приёмная мама Мария рассказала НГС пронзительную историю борьбы с людской молвой, собственными страхами и системой, где запросто могут забыть взять у сироты анализ на ВИЧ, — эксперты объяснили, почему в маленьких городах травля намного сильнее, чем в городах-миллионниках, и почему семья не сможет добиться справедливого наказания за разглашение врачебной тайны.

Имена всех членов семьи изменены из соображений безопасности героев публикации.

В солнечный апрельский выходной многодетная семья выходит из зоопарка и удивлённо обсуждает, как там сегодня людно — очередь в кассы растянулась на десятки метров. Мама спрашивает малышей, кто из зверей им больше всего понравился.

— Тигр! — немногословно отвечает самый маленький мальчик Саша. Поездки в зоопарк он ждал больше всех, ведь никогда там не был. Ему уже 7 лет, но выглядит он младше сверстников — небольшого росточка, худенький и всё ещё болезненно бледный. Как и большинство детей супругов Марии и Николая из Искитима, в семью он попал из детского дома прошлой весной.

Спустя несколько месяцев врачи объявили, что мальчик не жилец: по прогнозам медиков, внезапно диагностированный ВИЧ не оставлял ему никаких шансов.

Спустя год женщина говорит, что детдом отдал им ребёнка при странных обстоятельствах — приёмная мама подозревает, что в детдоме знали о плохом состоянии воспитанника, но умолчали.

Медики только настаивали поставить Сашу на учёт к фтизиатру для профилактики. По прописке мальчику сделали пробу Манту — реакция была отрицательной.

Фтизиатр посоветовала сделать в платной клинике КТ лёгких, чтоб исключить туберкулёз, — исследование показало, что у мальчика распад правого лёгкого. Семья быстро собрала нужные для госпитализации анализы, но в последний момент выясняется, что им забыли дать направление на ВИЧ — без него положить в больницу невозможно.

Через пару дней врачи из больницы в Мочище позвонили Марии и поставили перед фактом — у Саши ВИЧ, а вовсе не туберкулёз.

Единственная не отвернувшаяся подруга дала Марии телефон врача Новосибирского центра СПИД — разговор со специалистом развеял всю панику, она объяснила, что невозможно заразиться бытовым путём.

После больницы Мария решила записать ребёнка на массаж, лечебную физкультуру и кружки детского творчества, но в соцзащите её встретили в штыки — другие мамы уже рассказали сотрудникам о ВИЧ-положительном статусе мальчика.

«Мне говорят: "Маш, ты что, не понимаешь? Все же знают! Как мы будем после него детей пускать? Нам что ли после него всё с хлоркой перемывать? Неси справку, что он не опасен".

Прошлой осенью Саше исполнилось 7 лет, но из-за больниц он не пошёл в первый класс. Скоро ему исполнится 8, но родители опасаются, что в Искитиме Сашу не пустят ни в одну школу: медики уже убеждают семью выбрать домашнее обучение либо отправить в коррекционную школу, где дети с умственной отсталостью, хотя Саша не имеет никаких отклонений по развитию.

Кто из сотрудников больницы рассказал знакомым о результатах анализа Саши на ВИЧ, Мария не знает. Молчат и мамы, которые первыми стали распространять слух по Искитиму.

В СУ СК РФ по Новосибирской области подтвердили, что сейчас идёт доследственная проверка по факту нарушения врачебной тайны.

Именно столь тесные связи среди жителей Искитима могли подтолкнуть медиков нарушить врачебную тайну, считает доцент кафедры социальной работы и социальной антропологии НГТУ Ирина Скалабан, — человеческие страхи и отношения для них оказались сильнее профессиональной этики.

«Здесь целый ряд факторов, которые могли поспособствовать. Во-первых, малый город — это микросоциум. Здесь более сильные связи и социальный контроль, отношения в значительной степени персонифицированы — все друг друга знают. Человек в маленьком городе не анонимен, там знают не только его, но его семью — маму, бабушку.

Там более жёсткая нормативная система, это приводит к тому, что человек в малом городе всегда более зависим от оценки, и та оценка носит более ярко выраженный персонифицированный характер.

По мнению Ирины Скалабан, снизить социальное давление на больных поможет систематическое просвещение. Закон о врачебной тайне един и для столицы, и для самых отдалённых сёл, однако восприятие его может различаться в разных городах. Чем меньше город, тем меньше жители верят, что земляки подадут на них в суд.

Специализирующаяся на медицинских спорах юрист Юлия Стибикина считает, что

даже если семья выяснит, кто же первый распространил диагноз мальчика, то всё равно не сможет претендовать на большую моральную компенсацию.

Россию постепенно захватывает ВИЧ . Не спешите паниковать, давать обет безбрачия и надевать респиратор. Объясним, почему страхи излишни. Но сперва факт: в стране уже 13 регионов, где количество обладателей вируса - более 1%. Это данные Роспотребнадзора . К Новосибирской области это тоже относится.

Со своим избранником Рита познакомилась благодаря работе. Она - журналист, готовила материалы на тему ВИЧ-инфекции. Как-то пришла на общественные слушания, где речь шла о реорганизации СПИД-центра. Там и приметила яркого оратора.

- Сергей представлял интересы пациентов. Это не было любовью с первого взгляда, но он мне понравился активной гражданской позицией, - рассказала КП-Новосибирск Маргарита.

Ей и самой на месте не сидится. Во время тех же протестов по делу Ивана Голунова она одной из первых вышла на пикет. Вот и встретились два активиста.

- Мы общались все ближе и ближе, стали встречаться уже не по работе. Додружились, - улыбается Рита.

- А о положительном статусе Сергея вы знали?

- Да. Но я разбираюсь в этом, поэтому не боюсь. ВИЧ - не какой-то особый диагноз, с которым невозможно жить. Важно знать пути передачи. Это, конечно, незащищенный половой акт, инъекции с использованием нестерильных инструментов, например, употребление наркотиков внутривенно, а также от матери к ребенку, если мать не лечится, а ребенок не проходит профилактику.

- Но вы-то родили от Сергея. Значит, подвергали себя риску?

- Если человек на терапии и у него неопределяемая вирусная нагрузка, то угрозы нет, а дети родятся здоровыми.

- Как родители отреагировали, узнав, что ваш мужчина - ВИЧ-положительный?

- А я не уверена, что мои родители знают. Просто мы не разговаривали об этом отдельно. Я думаю, если Сережа посчитает нужным, они это обсудят. У них хорошие отношения.

- Как считаете, обладателям такого диагноза лучше открыто говорить об этом? Или держать в тайне от широкого круга?

- Я не могу ответить на этот вопрос. Человек, узнав, что у него ВИЧ, часто испытывает страх, панику, становится очень тяжело. Бывает, если человек открывается (либо сам, либо диагноз раскрывает кто-то другой), то появляется риск потерять работу, друзей… Хотя, значит, такие друзья… Каждый сам решает: рассказывать о статусе или скрывать его. И надо учесть, что существует дискриминация людей с ВИЧ. Допустим, человек может работать в системе общепита , но его уволят из столовой, узнав о статусе. Это, конечно, незаконно, но пока такое случается, к сожалению.

НАШ ДРУГ - ПРЕЗЕРВАТИВ

- Есть стереотип, что люди с ВИЧ - или наркоманы, или гомосексуалы, или просто ведут распутный образ жизни. Может, есть какая-то правда в этом суждении?

- Вообще вероятность заразиться ВИЧ есть у всех. Эпидемия уже вышла за пределы самых уязвимых групп. И каждый из нас, вне зависимости от возраста, социального статуса и зарплаты, может заразиться, если не будет принимать защитные меры. Да, люди, употребляющие инъекционные наркотики, относятся к группе риска. А я, смотрите, наркотики не употребляю, не состою в гомосексуальной паре, не занимаюсь коммерческим сексом, но как участник дискордантной пары (союз, в котором у одного - ВИЧ. - Прим. ред.) близка к группе риска. Но угроза инфицирования, скорее, может наступить в силу внешних факторов, если, например, терапия будет не постоянная или ее получение станет проблематичным. Тогда презерватив - наш общий друг, это относится ко всем, кто не знает ВИЧ-статус партнёра.

- Понимаю, что, конечно, рискует любой. А ребенок может получить вирус и в наследство от родителей.

- Появление ВИЧ-положительного ребенка у ВИЧ-положительных родителей - сегодня скорее исключение, чем правило. Терапия помогает, и рано или поздно дело переходит к неопределяемой вирусной нагрузке. Если начать лечение вовремя, принимать ее ответственно, то передать ВИЧ другому человеку будет невозможно, это показали научные исследования.

В России растет количество людей с ВИЧ. Фото: Владимир МАТВЕЕВ

- Во время беременности вы сталкивались с дискриминацией?

ВИЧ-ДИССИДЕНТОВ МОЖНО ПРИГЛАСИТЬ НА КЛАДБИЩЕ

- Да! Человек, который принял свой диагноз и проходит терапию, начинает следить за собой и вести более здоровый образ жизни.

- По-разному, кто-то может и запить, наверное. Но это зависит от того, оказали ли ему помощь. Специалисты должны проконсультировать еще до тестирования. А при положительном результате человек не должен оставаться один. Последствия могут быть страшными: отрицание статуса, отказ от лечения.

- И появляются так называемые ВИЧ-диссиденты, которые считают, что вируса не существует. А чем можно опровергнуть их мнение?

- Опровергнуть? Это сложно из-за абсурдности теории. Но можно попросить Сережу, чтобы он провел желающих по кладбищам, где лежат его друзья и знакомые, не начавшие лечение вовремя.

- Терапия - тяжелое бремя?

- Нет. Насколько я знаю, лечение не подразумевает никакой особой диеты, обеспечивается государством. Некоторые от терапии устают, но это больше психологическая нагрузка, чем физическая.

Болезнь окружена массой стереотипов. Фото: Алексей БУЛАТОВ

- Не хочу делать спойлеров, но персонаж все же умер не из-за ВИЧ, а из-за своего образа жизни и отношения к людям. Воспринимать этот фильм как ликбез, наверное, не порекомендую, но сериал хороший. Хотя можно было и не убивать главного героя…

СПИД-диссиденты умирают сами и тянут за собой других

29.11.2013 в 13:42, просмотров: 51995

Оле было 2,5 года. На протяжении всей ее жизни мама Оли боролась с врачами. Она объясняла медикам, что ВИЧ — это крутая мистификация, что все зло — от лекарств, что она травить свою девочку не будет. Она наняла юриста. Она написала отказ от лечения.

Оля умерла от СПИДа в возрасте, когда дети даже не умеют говорить. Угасла в реанимации, наедине с капельницей. Умерла, потому что ее мама поверила аферистам, именующим себя СПИД-диссидентами. Людям, громко и шумно отрицающим сам факт существования ВИЧ.

В Екатеринбурге у СПИД-диссидентов гнездо. И на их совести — смерти как минимум четырех малышей только в этом городе. По стране никто не считал. Но и это детское кладбище может вырасти: еще девять семей грудью встали, защищая своих ВИЧ-позитивных детей от врачей и лечения.

Про Олю (имя изменено) мне рассказала врач-педиатр Свердловского областного центра по профилактике и лечению ВИЧ-инфекции Мария Волынская:

— Раньше мы не пытались с этими СПИД-диссидентами бороться, просто перекрывали им кислород. Но на уровне кабинетов врачи уже ничего сделать не могут. И сейчас мы пишем в прокуратуру.

По ее словам, средняя продолжительность жизни ребенка с ВИЧ без лечения — всего 4–6 лет. Общаться с их родителями очень тяжело. Такие матери сами не принимают лекарств и приводят детей к педиатру в СПИД-центр только после многократных звонков. Но результатами анализов не интересуются, обсуждать здоровье ребенка не хотят.

— А мама?

— Мама сейчас на терапии. То есть ей самой, чтобы поверить в ВИЧ и начать принимать лекарства, понадобилось пройти такой путь. Она сейчас вновь беременна, у нее сейчас неопределяемая вирусная нагрузка. И есть все основания утверждать, что ребенок будет здоровым.

Словарик

Тест на ВИЧ делают дважды. Первый определяет наличие антител к ВИЧ. Второй — ПЦР — наличие самого вируса.

У ребенка, который родился у ВИЧ+ матери, в крови присутствуют ее антитела к ВИЧ. Если они и через год не исчезнут — значит, увы, мать передала вирус ребенку. Чтобы этого не произошло, беременные должны принимать лекарства. В таком случае шанс родить ребенка без ВИЧ — 98%.

Адские советы

Ей ласково отвечает какая-то тетка, которая представляется врачом: «Надо забыть о том, что у Вас ВИЧ! А со СПИД-центром решить проблему можно несколькими путями:

— Не ссориться, взять лекарства, но не давать ребенку.

Этим советам женщины следуют. Не так давно в том же Екатеринбурге умерла 2-месячная девочка. Через пять дней умерла ее мать. По материалам эпидрасследования выяснилось, что мать получила препараты, но не давала их ребенку и не пила сама. Об этом она сообщила врачу в реанимации, когда уже находилась в критическом состоянии.

Мальчик умер через несколько месяцев. Врачи оказались бессильны перед миллионом вирусов, которые уничтожили всю его иммунную систему. Вскрытие показало туберкулез, менингит, панкреатит, отек мозга, цитомегаловирус и эрозию желудка, если вкратце.

. У такого маленького. Как он мучился, вы представляете?

Из письма главврача Екатеринбургского СПИД-центра А.Подымовой в прокуратуру:

Общественное движение и его участники призывают на своем сайте, на форумах, а также во время консультаций беременных женщин и родителей ВИЧ-инфицированных детей отказываться от исполнения своих обязанностей — проводить химиопрофилактику, диагностику, диспансерное наблюдение, лечение ВИЧ-инфицированных детей, что ставит под угрозу жизнь и здоровье последних.

В результате вышеописанной деятельности в Свердловской области на сегодняшний день умерло 4 несовершеннолетних, родители которых хотя и получали препараты для детей, но не лечили их, что подтверждается результатами анализов и общим ухудшением состояния детей.

Артур Эш — а был ли мальчик?

Гордон, конечно, тоже эксперт. В Интернете есть ролик, где он сидит и рассуждает: как ему в голову пришла мысль отрицать ВИЧ.

«. Если помните, первый, у кого диагностировали это заболевание, был такой американский теннисист Эш, который прожил с этим заболеванием 15 лет. И меня первое, что насторожило в этой истории, что у него было двое здоровых детей и здоровая жена. Хотя 15 лет они прожили вместе, и дети рождались в этом браке. Следовательно, подумал я, не так уж страшен черт. Если он есть.

Молодец. Только у теннисиста Эша не было двоих детей. Была приемная дочь Кэмэра. Эту информацию в Википедии периодически трут, но можно посмотреть английскую версию. И вот после этого разговаривать уже бессмысленно.

Причем многие СПИД-диссиденты сами являются носителями ВИЧ, и они его отрицают прежде всего у себя. Они создают организации, выпускают книги и бюллетени. И потом умирают от СПИДа, до последнего его отрицая. Уже десятка полтора самых активных СПИД-диссидентов отправились в мир иной в возрасте лет 40, не больше. И умирают они, как правило, долго, мучительно, по нескольку лет страдая какой-нибудь редкой инфекцией.

Но, умирая, они тянут за собой в могилу других. В том числе — детей.

— Игорь, а виден рост числа людей, которые под влиянием теорий СПИД-диссидентов отрицают у себя ВИЧ и отказываются его лечить?

— Рост есть, и он явный. Эта тенденция прослеживается уже 2–3 года, и сейчас даже обсуждается среди врачей. Недавно в московский роддом привезли женщину, так она грозилась в окно убежать, если к ней и ее ребенку подойдут с лекарствами. Врачи исчерпали все ресурсы и ничего не могли сделать.

— А как часто ты сам с ними сталкиваешься?

— Из тех 500 человек в неделю, с которыми я так или иначе общаюсь в Сети и по телефону, 20 человек — это те, кто отрицает, что у них ВИЧ. Они выходят на меня не сами: мне пишут их родные и близкие, обеспокоенные тем, что человек не принимает таблетки. Но если кто-то полгода может и подождать, то для беременных каждый час критичен!

Кроме того, в одной из соцсетей есть большая закрытая группа. Я в ней тоже состою, просто не делаю там комментариев, а отслеживаю ситуацию, выхожу на каких-то людей. Более того, они сами, диссиденты, звонят мне для консультаций. Там же есть упертые, а есть те, кому нужна туса, протест, они могут быть даже не очень убежденными. Соответственно, с одними можно работать, с другими — нет. Но на личный контакт они никогда не идут.

— Но переубедить можно?

— Конечно. Человек начинает слышать тебя примерно через неделю ежедневных разговоров. Мы болтаем, я рассказываю о лекарствах. Через неделю начинаются реальные вопросы. И более половины начинают принимать терапию.

— Чем можно переубедить — фактами или своей историей?

— Вот человек выступает в интернет-группе СПИД-диссидентов, рассказывает, как ему поставили диагноз и как он послал врачей. А можно проследить по сообщениям, что у него потом начало ухудшаться здоровье?

— А смерти среди СПИД-диссидентов растут?

— На одной из недавних конференций врачи в докладах говорили, что последние пять лет растет число пациентов, попавших к ним в последней стадии из-за того, что они отказались лечиться. Спасти их в этом случае почти невозможно. Люди до последнего настаивают, что ВИЧ нет, а потом у них уже отказывают органы…

— Как только их идеологи живут с таким грузом на совести.

— В чем причина того, что люди верят СПИД-диссидентам?