Черчилль большевизм это чума

Черчилль о большевизме

Из книги Ф. Бедарида "Черчилль" (рус. пер. - М., 2003): "На протяжении всего 1919 и в начале 1920 г. Черчилля больше всего беспокоила ситуация в большевистской России. Позиция, которую занял пылкий глава военного ведомства, была проста. Ссылаясь на достойные конца света ужасы, совершённые большевиками, он настоятельно советовал Ллойд-Джорджу, невзирая на ожесточённое сопротивление последнего, начать широкомасштабную военную интервенцию в Россию.

. Около 30 тысяч британских солдат было сосредоточено на севере, в районе Мурманска и Архангельска, другая часть британского контингента переправилась во Владивосток. По мысли Черчилля, эти силы следовало использовать для стремительной интервенции, согласовав свои действия с русской контрреволюционной армией, и свергнуть диктатуру большевиков. Однако в своём страстном порыве Черчилль не нашёл поддержки у министров. И тогда Уинстон сосредоточил свои усилия в другом направлении. Раз англичане не желали огнём и мечом уничтожить большевистскую гидру, это надлежало сделать белой армии. Следовательно, нужно было поддержать царских офицеров, оказать им всестороннюю помощь — оружием, деньгами и техникой. В Гражданской войне, бушевавшей в России, необходимо было оказать содействие, прежде всего генералу Деникину на юге и адмиралу Колчаку на востоке, отправив им на выручку британских добровольцев. Однако премьер-министр и другие члены правительства вновь остались глухи к доводам Уинстона. Напрасно он метал громы и молнии, пытаясь растопить флегму своих коллег. Черчилль никак не мог понять, что война с Германией отняла у британцев все силы и что расшевелить их теперь не было никакой возможности. Поэтому-то брошенный тогда клич "Kill the Bolshie, kiss the hun" не нашёл отклика в сердцах англичан.

Тем более что британские рабочие с большим сочувствием отнеслись к революции в России, в Англии даже был создан комитет "Hands off Russia". Заря, занимавшаяся на Востоке, заворожила левые силы Соединённого Королевства. Ведь там утопия становилась явью. Лейбористская пресса во главе с "Дейли Геральд" усердно клеймила Черчилля, выставляя его агентом и, более того, образцовым воплощением капитализма, милитаризма и империализма. В конечном счёте, воинственная позиция Уинстона вкупе с его отчаянным неприятием коммунизма. крепко поссорили его с лейбористами и тред-юнионами. За ним на долгие годы закрепился образ врага рабочего класса.

Как бы то ни было, в середине 1920 г. стало ясно, что Гражданская война в России близится к концу. Красная армия победила. Тогда донкихотствующий потомок Мальборо, возмущённый предательством своих соотечественников по отношению к союзнической белой армии, посвятил последней пятый том "Мирового кризиса": "Нашим верным союзникам и товарищам, воинам Российской императорской армии".

Черчилль был заклятым врагом большевизма. За два с небольшим года он исчерпал все запасы красноречия, пытаясь открыть окружающим глаза на опасность, которую нёс в себе большевизм. Черчилль старался донести до современников мысль о том, что зло, надвигавшееся с Востока, непременно приведёт к гуманитарной катастрофе. Он никогда ещё не говорил так страстно, не сдабривал свою речь такими страшными метафорами. Чтобы внушить соотечественникам ужас и отвращение к режиму Советов, Черчилль не скупился на грозные и пугающие эпитеты. "Действительность такова, — возмущался он, — что в железной деснице горстки врагов рода человеческого, избравших путём своего правления массовые убийства, Россия вот-вот превратится в варварскую страну со скотоподобным населением. На огромной территории исчезает цивилизация, и на развалинах городов, посреди гор трупов большевики скачут и беснуются, подобно отвратительным бабуинам". Ленина же Уинстон называл "чудовищем, карабкающимся по пирамиде, сложенной из черепов". "В конечном счёте, — грозил Черчилль, — коммунистический нигилизм ведёт к тому, что большевики разрушают всё, что попадается на их пути (. ), как вампиры, высасывающие кровь из своих жертв".

По словам Черчилля, беда России, стонавшей от горя и нищеты по вине своих новых хозяев, "сумасшедших извращенцев", была в том, что надеяться ей было не на что, пока эта "гнусная шайка фанатиков-космополитов" продолжала "держать за волосы и тиранить русский народ". Одним словом, безапелляционный вердикт Уинстона был таков: "Большевистская тирания — самая страшная в истории человечества, самая разрушительная и постыдная".

. "Они ведут бесконечную войну против цивилизации, — писал он. — Их цель — уничтожить все институты власти, все правительства, все государства, существующие в мире. Они стремятся создать международный союз нищих, преступников, бездарностей, бунтовщиков, больных, дебилов и дураков, который охватит весь мир. В этой войне, как Ленин справедливо заметил, не может быть ни перемирий, ни компромиссов". В самом деле, речь шла — и здесь Черчилль продемонстрировал замечательную интуицию в постижении закономерностей XX века — не больше не меньше как о будущем европейского общества. Оттого-то предупреждения Черчилля звучали как пророчества: "Теории Ленина и Троцкого (. ) положили конец человеческим отношениям, разрушили связи, объединявшие рабочих и крестьян, город и деревню. (. ) Они стравили классы, народы в братоубийственной войне. (. ) Они отбросили человека, этот венец цивилизации XX столетия, в каменный век, сделали его варваром. (. ) Вот он прогресс! Вот она свобода! Вот она утопия!. ".

Из книги Ф. Бедарида "Черчилль" (рус. пер. - М., 2003):

"На протяжении всего 1919 и в начале 1920 г. Черчилля больше всего беспокоила ситуация в большевистской России. Позиция, которую занял пылкий глава военного ведомства, была проста. Ссылаясь на достойные конца света ужасы, совершённые большевиками, он настоятельно советовал Ллойд-Джорджу, невзирая на ожесточённое сопротивление последнего, начать широкомасштабную военную интервенцию в Россию.

. Оглядываясь назад, нельзя не отдать должное определённой последовательности Черчилля. Он был ярым антикоммунистом и пытался предупредить своих недальновидных современников о грозившей им опасности. Впрочем, поразительная логика его мысли и выбранной им политической линии становится очевидной, когда мы понимаем, что сразу же после окончания Второй мировой войны старый лев взял на себя роль глашатая "свободного мира" в тогда ещё едва обозначившейся холодной войне. В 1949 г. он заявил: "Если бы мы задушили большевизм при его рождении, человечество было бы бесконечно счастливо".

Уинстон Черчилль, Верховный комиссар Палестины сэр Герберт Сэмюэл и эмир Абдалла, Иерусалим, март 1921

Согласно опросу Би-би-си, соотечественники считают этого человека величайшим британцем в истории. Нам он известен в основном как премьер-министр Соединенного Королевства в годы Второй мировой и многолетний лидер Консервативной партии. Между тем, прежде чем занять кабинет главы правительства на Даунинг-стрит, 10, сэр Уинстон провел в политике сорок лет, двадцать из которых состоял в Либеральной партии. За это время он успел побывать министром внутренних дел, Первым лордом Адмиралтейства, министром вооружений и военным министром. Тогда он стоял на отчетливо либеральных позициях, выступая за национализацию железных дорог, контроль над монополиями, налоговую реформу, а во внешней политике за создание Лиги Наций для предотвращения дальнейших войн.

Статья сэра Уинстона в Illustrated Sunday Herald

Какую же страну выбрал Черчилль для подтверждения тезиса Дизраэли? Россию, с ее чертой оседлости, процентной нормой и чередой еврейских погромов — красноречивыми маркерами империи начала XX века. Эту тотальную дискриминацию сэр Уинстон сравнивает с отношением к евреям в Великобритании, где им предоставлено полное равноправие. Отсюда и следствие: Великобритания в 1920 году пожинает лавры победительницы в Первой мировой, в то время как Россия совершенно разорена только что завершившейся гражданской войной.

Между тем Черчилль идет дальше в развитии своих социально-философских взглядов. Он полагает, что в груди каждого человека бушует пламя борьбы между благородными помыслами и дьявольски ужасными затеями. И особенно интенсивно эта борьба идет у евреев, коим человечество обязано системой этических ценностей, на которых построена современная цивилизация.

И в то же самое время, — пишет Черчилль, — выясняется, что этот удивительный народ участвует сегодня в создании другой системы морали — столь же опасной для человечества, сколь полезной системой стало христианство. Создается впечатление, что базовые истины Христа и Антихриста возникли у одного и того же народа, — приходит к выводу автор, полагающий, что мистическая и загадочная раса была избрана для демонстрации намерений как божественных, так и дьявольских. Весьма странная концепция, учитывая, что за пару абзацев до этого внятно описывалась тотальная и исключительная для цивилизованного мира дискриминация евреев в Российской империи, которая и толкнула часть из них в революцию.

Каменев, Ленин и Троцкий на Красной площади во время празднования второй годовщины Октябрьской революции

За исключением Ленина, подчеркивает Черчилль, большинство лидеров этой революции были евреями. Он убежден, что влияние русских — таких, как Бухарин и Луначарский — не может сравниться с силой Троцкого или Зиновьева, Радека и Красина (здесь автора явно занесло, Леонид Красин — чистокровный русский, его отец служил полицейским чиновником, мать была из купеческой семьи). Далее военный министр рассуждает о засилии евреев в советских институтах власти, особенно в ЧК, напоминая об одиозной роли некоторых евреев в красном терроре при правлении Белы Куна в Венгрии и в период Баварской советской республики в Германии.

Так или иначе, именно большевики часто оказывались на стороне евреев и защищали их интересы. И тут автор переходит к становлению специфического движения — сионизму, который уводит евреев от разрушительного большевизма.

В отличие от международного коммунизма, сионизм дает евреям национальную идею. Черчилль напоминает, что по итогам Первой мировой войны контроль над Палестиной перешел к Великобритании, и отныне британское правительство несет ответственность за содействие евреям в обретении своего национального дома. Декларация Бальфура однозначно определила политику Великобритании в этом вопросе. Автор отдает должное неиссякаемой энергии лидера сионистского движения д-ра Вейцмана, поддержанного многими лидерами британской еврейской общины, и действиям лорда Алленби (войска которого в конце 1917 года вошли в Иерусалим).


Войска генерала Алленби входят в Иерусалим	Декларация Бальфура, 1917

Далее военный министр уверяет, что сионизм уже становится серьезным фактором в России, соперничая с коммунистическим влиянием. Именно поэтому Троцкий с такой яростью атакует сионистов в целом, и доктора Вейцмана, в частности. Борьба, которая сейчас начинается между сионистами и еврейскими большевиками, это борьба за душу еврейского народа — делает вывод сэр Уинстон.

Министр вооружений Черчилль на встрече с работницами, 1918

Другими словами, евреи хорошо усвоили урок, и это явно не заслуга Черчилля.

Евреи диаспоры по-прежнему преданы странам своего проживания, и разговоры о двойной лояльности вряд ли уместны. Около половины евреев планеты уже собрались в государстве Израиль — в этом смысле прогноз знаменитого британца давно стал реальностью.

Что будет дальше? Крупнейшая еврейская община диаспоры — американская — весьма отличается по своей ментальности и политической ориентации от евреев Израиля. Если евреи США придерживаются, в основном, либеральных взглядов и голосуют за демократов, то большинство израильтян поддерживают правые партии. В Израиле признано лишь ортодоксальное течение иудаизма, в США преобладают консерваторы и реформисты и т.д.

Так или иначе, евреи и сегодня разделены по множеству осей, и футурологи разного калибра соревнуются в предсказании будущего еврейского народа. Окажутся ли они проницательнее величайшего британца? Проверим сто лет спустя.

Изречения Уинстона Черчилля

Сначала нужно быть честным, а уж потом благородным.

Большевизм — это не политика, это заболевание… это не кредо, это чума. Как и всякая чума, большевизм возникает внезапно, распространяется с чудовищной скоростью, он ужасно заразен, болезнь протекает мучительно и заканчивается смертельным исходом; когда же большевизм, как и всякая тяжелая болезнь, наконец отступает, люди еще долгое время не могут прийти в себя… пройдет немало времени, прежде чем их глаза вновь засветятся разумом…

По счастью, жизнь пока еще не очень безмятежна — в противном случае путь от колыбели до могилы мы проходили бы гораздо быстрее.

Монтгомери. В поражении — непревзойденный; в победах — непереносимый.

Франция вооружена до зубов и миролюбива, как младенец. (1939)

Время и деньги большей частью взаимозаменяемы.

При существующих политических институтах иногда еще приходится считаться с чужим мнением.

Лорд Керзон. Он вызывал зависть и восхищение — но не любовь и ненависть.

Неудивительно, что Эттли — очень скромный человек. Ему и в самом деле нечем гордиться.

Репутация державы точнее всего определяется той суммой, какую она способна взять в долг.

Положительное решение суда хорошо всегда — даже если несправедливо.

Я не верю, что Россия хочет войны. Она хочет плодов войны… (1946)

Я готов встретить Создателя. Другой вопрос, готов ли Создатель встретить меня.

Написание книги — целое приключение. Сначала это не более чем забава, однако затем книга становится любовницей, женой, хозяином и, наконец, — тираном.

Леди Астор:
— Если бы вы были моим мужем, я бы подсыпала вам яд в кофе.
Черчилль:
— Если бы вы были моей женой, я бы этот кофе выпил.

Всякая медаль не только блестит, но и отбрасывает тень.

От бокала шампанского настроение поднимается, разыгрывается фантазия, чувство юмора… однако от целой бутылки кружится голова, в глазах темнеет, подкашиваются ноги. Примерно так же действует и война… Чтобы по-настоящему почувствовать вкус и того и другого, лучше всего заняться дегустацией.

Если хочешь выиграть войну, необходимо помнить старую истину: тише едешь — дальше будешь.

Я никогда не представлял себе, какую огромную и, безусловно, благотворную роль играет мошенничество в общественной жизни великих народов.

Поддеть красивую женщину — дело не из простых, ведь она от ваших слов не подурнеет.

Афоризмы Уинстона Черчилля

Наука тычется своей умной головой в навозную кучу инфернальных изобретений.

Диктаторы ездят верхом на тиграх, боясь с них слезть. А тигры тем временем начинают испытывать голод.

До 1933, даже до 1935 года Германию еще можно было спасти от того ужаса, в который она нас ввергла.

Большевики сами создают себе трудности, которые с блеском преодолевают.

Многие пытаются ставить знак равенства между пожаром и пожарной командой.

Хорошо быть честным, но и быть правым тоже немаловажно.

Главный недостаток капитализма — неравное распределение благ; главное преимущество социализма — равное распределение лишений.

Поразительные существа эти домашние животные. Собаки смотрят на нас снизу вверх, кошки — сверху вниз, и только свинья — как на равных.

Лучшее из возможных сочетаний — власть и милосердие; худшее — слабость и драчливость.

Копить деньги — вещь полезная, особенно если это сделали за вас родители.

Человечество подобно кораблю в шторм. Компас поврежден, морские карты безнадежно устарели, капитана выбросило за борт, и матросы по очереди должны его заменять, причем каждый поворот руля приходится согласовывать — и не только с членами экипажа, но и с пассажирами, которых на палубе с каждой минутой становится все больше…

С политической точки зрения, Савинков был явлением уникальным — террорист, преследовавший умеренные цели.

Британцы — единственный народ на свете, который любит, когда им говорят, что дела обстоят хуже некуда.

Русских всегда недооценивали, а между тем они умеют хранить секреты не только от врагов, но и от друзей.

Троцкий. Этот человек обладал качествами, необходимыми для развала государства. Он совмещал в себе организаторский талант Карно, холодный ум Маккиавелли, ораторское искусство Клеона и звериную жестокость Джека Потрошителя.

Достоинства не прибавится, если наступить на него ногой.

Лучше всего ко мне относились люди, которые больше всего страдали.

Никогда еще миллионы не были обязаны единицам столь многим. (О Битве за Англию, 1940.)

Пропасть у нас и спереди, и сзади: впереди пропасть дерзости, сзади — осторожности.

Высказывания Уинстона Черчилля

Если мы хотим сбить человека с ног, то только с одной целью: чтобы он поднялся с земли в лучшем расположении духа.

Мы ждем давно обещанного вторжения. И рыбы — тоже. (1940)

Нет никаких сомнений, что власть гораздо приятней отдавать, чем брать.

В моей стране представители власти горды тем, что являются слугами государства; быть его хозяином считалось бы позором.

Первая трагедия России — рождение Ленина; вторая — его смерть.

Предсказать, как поведет себя Россия, — невозможно, это всегда загадка, больше того — головоломка, нет — тайна за семью печатями.

Политический талант заключается в умении предсказать, что может произойти завтра, на следующей неделе, через месяц, через год. А потом объяснить, почему этого не произошло.

Парламент может заставить народ подчиниться, но не согласиться.

Пуля, попавшая в ногу, делает из смелого человека труса; от удара по голове мудрец становится дураком. Я где-то читал, что достаточно двух стаканов абсента, чтобы честный человек превратился в жулика. А значит, дух еще не одержал окончательную победу над плотью.

Если истина многогранна, то ложь многоголоса.

Судьба обошлась с Россией безжалостно. Ее корабль затонул, когда до гавани оставалось не более полумили. (1917)

Что может быть более увлекательного, чем видеть, как в вас целятся и не попадают?!

Победу в войне нельзя гарантировать, ее можно только заслужить.

Бэсси Брэддок (член парламента):
— Уинстон, вы пьяны!
Черчилль:
— А вы, Бэсси, уродливы. Я-то завтра буду трезв.

Нельзя представить возрожденную Европу без сильной Франции… Я всю жизнь стремился к тому, чтобы Франция была сильной, я никогда не терял веры в ее судьбу… (1946)

Главный урок истории заключается в том, что человечество необучаемо.

Школьные учителя обладают властью, о которой премьер-министрам остается только мечтать.

Все, кто знал Таунсэнда, его любили. Согласитесь, для военачальника это комплимент сомнительный.

Совесть и ложь — непримиримы. В отрыве от истины совесть — не более чем глупость, она достойна сожаления, но никак не уважения.

Мысли Уинстона Черчилля

Время — плохой союзник.

Рыцарская доблесть не является отличительным свойством победившей демократии.
Заглядывать слишком далеко вперед — недальновидно.

Как глава правительства торжественно заявляю: мне нечего вам предложить, кроме крови, пота, каторжного труда и слез. (Из речи в Палате общин 13 мая 1940 г.)

Следует опасаться ненужных новшеств — особенно если они продиктованы здравым смыслом.

Демократия — это худший способ управления страной, если не считать тех способов, к которым до сих пор прибегало человечество.

Я давно заметил, что все стремятся во всем обвинить меня. Наверно, они думают, что чувство вины меня украшает.

В мире найдется немного достоинств, которыми бы поляки не обладали, и не много ошибок, которые бы они не совершали.

Девиз британцев — бизнес несмотря ни на что!

Военнопленный — это тот, кто сначала пытается убить вас, а затем просит пощадить его.

Немцы, как никакая другая нация, сочетают в себе качества образцового воина и образцового раба.

Нет решительнее его в нерешительности и сильнее — в слабости.

По миру распространяется огромное число лживых историй, и хуже всего то, что добрая половина из них — правда.

Смелость не зря считается высшей добродетелью — ведь в смелости залог остальных положительных качеств.

Эттли — овца в волчьей шкуре.

Мы с женой попробовали вместе завтракать, но пришлось из-за угрозы развода от этой привычки отказаться.

Патриот должен уметь не только преодолеть в себе страх, но и — что труднее — скуку.

Только Ленин мог бы вывести русских из того болота, куда он сам их завел.

Чем дольше вы смотрите назад, тем дальше видите вперед. И это не политическое или философское умозаключение — всякий окулист скажет вам то же самое.

Если бы Гитлер завоевал ад, я бы произнес панегирик в честь дьявола.

Я всегда придерживался той точки зрения, что сначала побежденные должны пережить поражение, а уж потом победители — разоружиться.

Высказывания, изречения, афоризмы Уинстона Черчилля

Стэнли Болдуин. Он иногда падает, споткнувшись о правду, но поспешно вскакивает и бежит дальше, как будто ничего не произошло.

Стэффорд Криппс. Никто из его коллег так энергично и целенаправленно не разваливал государство, как он.

Учтите: алкоголь больше обязан мне, чем я — ему.

Человек может простить человеку все, кроме плохой прозы.

Те, кто умеет воевать, не умеют заключать мир. Те же, кто подписывает выгодный для себя мирный договор, никогда бы не выиграли войну.

Миротворец — это тот, кто кормит крокодила в надежде, что тот съест его последним.

Гитлер. Диктатор угодил в собственную западню, стал жертвой собственной партийной машины — путь назад отрезан; он должен приучать своих собак к крови, подсовывать им добычу — иначе они сожрут его самого, как сожрали некогда Актеона. Он чудовищно силен снаружи и отчаянно слаб внутри.

У англичан всегда своя линия поведения — но не прямая.

Больше всего русские восхищаются силой, и нет ничего, к чему бы они питали меньше уважения, чем к военной слабости. (1946)

Политика — так же увлекательна, как война. Но более опасна. На войне вас могут убить лишь однажды, в политике — множество раз.

Бернард Шоу одновременно алчный капиталист и искренний коммунист. Его герои готовы убивать за идею, сам же он даже мухи обидеть не в состоянии.

С чего начинается семья? С того, что молодой человек влюбляется в девушку, — другой способ пока еще не изобретен.

Всякая тирания, какие бы формы она ни принимала, требует, чтобы свободные люди, рискуя жизнью, попытались ее свергнуть.

Ответственность — это та цена, которую мы платим за власть.

Когда волнений много, одно перечеркивает другое.

Наши проблемы не исчезнут оттого, что мы закроем глаза и перестанем на них смотреть.

В молодости я тешил себя самыми невероятными амбициями, и, странное дело, все они удовлетворены.

Когда доходит до убийства, ничего не стоит быть вежливым.

Джеймс Рамсей Макдоналъд. Все мы знаем, что он обладал уникальным даром сочетать обилие слов с отсутствием мысли.

Мы будем и впредь перевоспитывать итальянского ишака. Спереди — морковкой, сзади — дубинкой. (1943)

Благородные души всегда охотно отступают в тень — и далее, в мир иной.

30 ноября исполняется 145 лет со дня рождения Уинстона Леонарда Спенсера-Черчилля. Потомок знаменитого полководца герцога Мальборо, дважды премьер-министр, под руководством которого Британия совместно с Советским Союзом и Соединенными Штатами одержала победу в самой страшной войне в истории человечества — Второй мировой, — согласно опросам общественного мнения, признан "величайшим британцем всех времен", оставив далеко позади других великих британцев — Шекспира, Кромвеля, Ньютона, Дарвина, королеву Елизавету I. Ни об одном британском деятеле не написано так много книг, как о Черчилле, его многогранная и противоречивая фигура по-прежнему вдохновляет исследователей в Великобритании и многих других странах.

В России "величайшего британца", члена "большой тройки" почитают за его поддержку Советского Союза в годы Второй мировой войны, за то, что у него хватило мужества подняться над идеологическими разногласиями и встать с нашей страной плечом к плечу уже 22 июня 1941 года, когда в своем знаменитом выступлении по радио он от имени Британии обещал русскому народу "всю помощь, какую только сможем [оказать]". Благодарны за конвои с боевой техникой и стратегическим сырьем, которые пошли из Великобритании в Архангельск и Мурманск (а на Британские острова — из США).

Главный "пассив" Черчилля

Вместе с тем мы знаем, что именно благодаря Черчиллю второй фронт, в котором так нуждалась наша страна, был открыт не в 1942 году, как обещал премьер и было записано в коммюнике по итогам визита наркома иностранных дел Вячеслава Молотова в Лондон в мае того же года, а только в июне двумя годами позже. И если бы Красная армия не приближалась столь стремительно к территории стран Восточной Европы, Черчилль продолжал бы тянуть с его открытием и дальше, предпочитая, как он это делал, ограничиваться обещаниями, выдавая за второй фронт операции на периферии — в Северной Африке и Италии, к которым он склонил президента США Рузвельта, а также ковровые бомбардировки Германии, что не приносило облегчения нашей стране, потому что Гитлер не снял с Восточного фронта и не перебросил на Западный ни одной дивизии.

Более того, Черчилль сознательно обманывал Москву, обещая высадку во Франции во второй половине 1942 года, а затем в 1943 году, заранее зная, что этого не будет. Замечательное признание сделал в этой связи британский посол в Москве Арчибальд Керр: "Наша слабость заключается не в неспособности открыть этот фронт, а в том, что мы позволили ему (Сталину) поверить в то, что мы собираемся это сделать". Такая позиция британского премьера дала возможность Германии бросить все резервы на советско-германский фронт, особенно в направлении Волги и Кавказа.

Безусловно, Черчилль не хотел поражения в войне СССР, к военно-политическому союзу с которым он настойчиво призывал одержимое "умиротворением агрессора" предвоенное правительство Чемберлена, хорошо понимая, что в таком случае Германия всей своей мощью обрушилась бы на Британию. Но он не хотел и укрепления могущества Советского Союза со всеми вытекающими последствиями для места и роли самой Британии в системе международных отношений в послевоенный период. Его устраивало максимальное ослабление обеих сторон в этой кровопролитной войне. Победа была завоевана нашей страной несоизмеримо "большей кровью" в сравнении с нашим союзником, и это лежит на совести "величайшего британца".

По сравнению с этим главным "пассивом" Черчилля меркнет все остальное, в том числе частые задержки в отправке в СССР конвоев со ссылками на погодные условия, на большие потери, на потребности самой Британии при подготовке периферийных операций (это отнюдь не умаляет героизма, проявленного британскими моряками, многие из которых погибли); вызывающие недоумение коллег заявления, например о необходимости противостоять "русскому варварству" (сделано в разгар Сталинградской битвы), и др.

Можно также вспомнить операцию "Немыслимое" — план тотальной войны союзников против СССР с привлечением сил германского вермахта, которую Черчилль, огорченный ходом событий в Польше, развивавшихся не по его сценарию, собирался начать уже через несколько недель после Победы. Этот план был отвергнут военными как абсолютно нереальный и полностью оправдывающий свое название. Таким образом, Черчилль показал себя важным, но и коварным союзником, в полной мере отвечающим прозвищу "заклятый друг".

Несмотря на хорошие в целом личные отношения Черчилля со Сталиным, никаких особых иллюзий в отношение британского премьера у последнего не было. А вот Черчилль, неоднократно выражавший свое восхищение руководителем СССР ("Мне нравится этот человек!"), считал, что разногласий между ними, порою достаточно острых, можно было бы избежать, если бы была возможность встречаться почаще. К радости окружения Черчилля, Сталин не догадывался о том, сколь сильное впечатление производят на премьера его личность, а также теплые слова.

Враг коммунизма и большевизма

Враждебность Черчилля к нашей стране и до, и после Второй мировой войны хорошо известна. Странным образом Британия и Россия всегда оказывались союзниками в периоды крупных мировых конфликтов и противниками в мирное время. Последовательный враг коммунизма и большевизма, опасавшийся распространения социалистической революции на Британию, Черчилль предлагал "задушить ее в колыбели", став одним из главных сторонников интервенции против России, последовательно выступая против ведения с ней каких-либо переговоров.

Он также не мог простить Советской России ту роль, которую она сыграла в кризисе и последовавшем развале Британской империи, пробудив входившие в империю народы. Он "прозрел" только в середине 1930-х годов, раньше других британских деятелей осознав германскую угрозу и поняв, что национальные интересы страны требуют скорейшего заключения договора с Москвой.

Черчилль считается одним из основоположников холодной войны (хотя корнями она уходит в военное время): в своей знаменитой Фултонской речи, произнесенной в марте 1946 года, британец высказался в пользу установления особых отношений с Соединенными Штатами, по существу, отказавшись от союзнических отношений с Москвой, "взаимопонимания" с которой по всем вопросам он предложил добиться, опираясь на мощь англо-американского блока (читай — монополию Великобритании и США на ядерное оружие). Именно с его легкой руки выражение "железный занавес" надолго вошло в политический обиход.

В 1950-е годы, осознавая стремительное приближение отставки, 80-летний Черчилль хотел завершить свое правление мощным аккордом — проведением совещания в верхах с Москвой по типу конференций "большой тройки" военного времени, совещания, которое положило бы конец холодной войне, избавив его от клейма ее "поджигателя" и сделав миротворцем. Он был настойчив в продвижении этой идеи, но, к его великому сожалению, Британию на таком совещании, состоявшемся летом 1955 года в Женеве, представлял уже его преемник.

Храбрость и упорство

Черчилля также почитают в нашей стране за то, что он в полной мере отвечает представлению о британцах, сложившемуся на основании любимой русскими английской приключенческой литературы, — эксцентричных островитянах, идущих своим путем, упорных, рисковых, вольнолюбивых и бесстрашных. А также за присущее ему разящее остроумие, нечасто встречающееся у политиков, которым удается взойти на вершину власти.

И действительно — его яркая натура мало кого может оставить равнодушным. Черчилль был прекрасным писателем, получившим в 1953 году Нобелевскую премию по литературе, великолепным художником, бесстрашным военным корреспондентом, ставшим широко известным уже в 20-летнем возрасте, выдающимся изобретателем и организатором, много сделавшим для создания и внедрения новых видов вооружений: танков и танковых войск, авианосцев, самолета, способного взлетать с воды и садиться на воду (он же придумал и название — гидросамолет), установки на самолетах пулеметов и торпед, создания радарных сетей, а также искусственных гаваней (их применили при открытии в Нормандии второго фронта в июне 1944 года).

Читайте также: